Климатическая повестка как инструмент переустройства мира

С научной точки зрения влияние антропогенного фактора на глобальное потепление — дискуссионный вопрос. Концепция, предполагающая, что деятельность человека имеет для климата критическое значение, по канонам науки должна иметь статус гипотезы. Однако это не помешало ей превратиться в основание для принимаемых политических решений, причём таких, которые способны перестроить жизнь всего человечества, переменить уклад, складывающийся веками. Руководствуясь спорной научной гипотезой, общество готово изменить жизнь людей к худшему, ограничить развитие, сократить потребление, отказаться от многих прав и свобод. Как это стало возможным? Почему и откуда климатическая повестка получила подобную силу?

Давайте разбираться, не пытаясь решить проблему научной обоснованности тех или иных взглядов на климат. Ограничимся лишь культурно-политическими аспектами темы. Этого будет достаточно.

1. Климатическая повестка — вовсе не изолированное явление. В современном общественно-культурном пространстве она выступает как часть единого пула «острых вопросов». Общий тренд, кроме борьбы против глобального потепления и за декарбонизацию мировой экономики, включает также утверждение принципов толерантности и мультикультурализма (борьбу за права меньшинств) и обеспечение санитарной безопасности (как применительно к текущей пандемии ковида, так и в общем плане – с учётом последующих ещё более страшных эпидемий, приближением которых нас регулярно пугают).

Одни и те же лица оказываются активистами нескольких, а то и всех трёх повесток; одни и те же организации попадают в связанный с ними контекст. Собственно, современная культура, определяемая как новая нормальность, которая постепенно складывается на обломках прежнего мира, в первую очередь состоит именно из этих трёх составляющих. Возникают сюжеты, напрямую увязывающие повестки между собой. Так, например, BMJ (Британский медицинский журнал, 4-е по значимости медицинское издание в мире) вышел с идеей коррекции задач медицины. Оказывается, медицина слишком сосредоточена на задаче лечения конкретных людей и упускает из вида вопросы глобальной климатической безопасности. Планета в целом тоже нуждается в лечении; отрасль медицины ответственна за 4-5% выбросов углекислого газа, и это проблема, которую надо решать. Таким образом, структуры, для которых, на первый взгляд, естественно чувствовать себя причастными в первую очередь к обеспечению санитарной безопасности, начинают претендовать на продвижение и климатической повестки.

2. Из всех трёх упомянутых тенденций раньше всего проявилась именно климатическая повестка. Её претензии на статус общемирового дела восходят ещё к первым докладам Римского клуба (это начало 1970-х). Научное сообщество пришло к консенсусу по вопросам антропогенного влияния на климат и необходимости ограничивать выбросы углекислого газа в середине 1980-х, тогда же климатическая тема стала фактором международной политики. Можно считать, что актуальный формат климатической повестки оформился в 1988 году, когда Всемирная метеорологическая организация учредила Межправительственную группу экспертов по изменению климата. Борьба за права меньшинств стала значимым фактором официальной политики несколько позднее, уже в 1990-е, а глобальное санитарное регулирование — совсем свежая история.

3. К настоящему времени климатическая повестка распропагандирована настолько, что большинство людей уверены, что грядущие последствия глобального изменения климата — это проблема, которая касается каждого. Сгенерированы страхи, заставляющие пересматривать своё отношение к традиционным моделям повседневного поведения. К запугиванию подключились не только СМИ, но и деятели культуры. Например, в городе Бильбао (Страна Басков, Испания) в реке установили скульптуру в виде головы утопающей девушки. Если уровень воды поднимается, голову полностью затопляет. Скульптура называется «Бихар», что на баскском языке означает «завтра». Итоговая мысль: завтра мы все можем оказаться под водой (если глобальное потепление не будет остановлено). Пропитавшись подобными настроениями, люди не только становятся готовы к коррекции собственных действий, но начинают предъявлять требования окружающим и прежде всего властям. Конечно, Грету Тунберг и вдохновлённые ею марши детей можно считать искусственно созданным раздражителем, однако власти сегодня неизбежно приходится учитывать фактор экологического давления снизу и как-то на него реагировать. Уже сформировалась мощная социальная реакция, которая побуждает и власти, и научные круги интерпретировать имеющиеся у них данные в определённом ключе. Общество вышло из зоны, где возможно «естественное торможение»: если раньше было достаточно просто перестать педалировать тему, чтобы её влияние на социальную жизнь обнулилось, то теперь инерция работает уже на климатическую повестку, и выскочить из этой колеи проблематично – требуются продуманные и энергичные действия по сдерживанию «социального энтузиазма».

4. Климатическая повестка имеет высокий потенциал агрессии. Мы видим сегодня, какая агрессия пробуждается вокруг борьбы за санитарную безопасность. Как отсутствие вакцинации перетекает в поражение в правах, и часть населения даже не то, чтобы с этим согласна: значительное количество людей требует от власти самых настоящих репрессий в отношении тех, кто отказывается вакцинироваться. Борьба за климат не менее токсична. Не очень сложно перевести глобальное потепление в зону личной ответственности. Уже разработаны банковские карты, которые способны подсчитывать количество углеводорода при совершении покупок. Идея состоит в том, что у каждого человека есть лимит на углеводород, по исчерпании которого карта просто блокирует возможность дальнейших покупок. Если подобные инструменты всё же будут внедрены, то довольно быстро начнётся разделение общества на сознательных (поддерживающих ограничения) и несознательных. То, что этот проект пока заморожен, объясняется, вероятно, тем, что в социально-бытовом плане в настоящее время практически всё внимание отдано санитарной повестке.

Однако у климатической повестки есть и свой особый ресурс конфликтности. Если представить себе, что мир будет двигаться в полном соответствии с наиболее катастрофическим вариантом модели глобального потепления, то мы получим ситуацию резкого ухудшения условий существования ныне благополучных стран. Тогда как другие страны (и прежде всего Россия) пострадают незначительно. Концепция глобального потепления, таким образом, создаёт предпосылки для выдвижения «справедливых» требований, которые они страны могут предъявлять другим, – вплоть до территориальных уступок. Этот сюжет уже начинает развиваться. Запрос от Узбекистана на аренду российской земли под сельскохозяйственные угодья – это как раз шаг к исправлению «климатического неравенства». То, что подобная идея нашла с нашей стороны понимание, показывает, что российской властью взят курс на амортизацию растущего недовольства нашими климатическими преференциями. Россия пытается уклониться от прямой конфронтации с ближайшими соседями, насколько это возможно.

5. В истории современного человечества уже были прецеденты глобального вовлечения и до климатической повестки. Таковыми являлись Первая и Вторая мировые войны. Война изменяет политическую и экономическую реальность. По своей сути война – самый простой способ переформатирования реальности: завоеватель получает возможность делать, что хочет. Однако внешнее принуждение всегда вызывает сопротивление. Даже военный успех не может быть гарантией, что навязанный новый формат будет устойчивым. И хотя мир в результате войны меняется, полученное приращение власти рано или поздно из рук завоевателей выскальзывает, поле контроля сокращается. К тому же, война опасна. Развязавший войну всегда рискует. От неудач никто не застрахован, и при неблагоприятном ходе событий можно поплатиться и властью, и головой.

В настоящее время мы наблюдаем эксперимент по замене войны как метода переустройства мира на инструмент глобальных повесток. Механизм тут такой: в публичное пространство вбрасывается тема, ставящая проблему, которая затрагивает население как можно большего числа стран. Проблема заостряется настолько, что она начинает восприниматься как очевидно существенная. Её подхватывают СМИ, начинают обсуждать профессиональные сообщества. Постепенно национальные власти понимают, что они уже не могут оставаться в стороне, и проблема втягивается в политическое пространство.

В какой-то момент процесс выходит к критически значимой точке, которая определяется как достижение консенсуса. Консенсус означает, что проблема получает общепринятую формулировку, из которой следует некий план действий, официально признанных желаемыми и целесообразными. Как правило, консенсус закрепляется в виде международного документа, которым назначается структура, ответственная за повестку. Это может быть как уже существующее учреждение, получающее новый функционал и дополнительные полномочия, так и совершенно новая организация, специально создаваемая под повестку. Задача уполномоченной организации – продвигать повестку, разъяснять её и интерпретировать её положения, если возникает такая необходимость.

Прелесть такой схемы заключается в том, что, если повестка была запущена правильно, реализацией её будут заниматься национальные правительства за счёт национальных ресурсов, тогда как общее руководство и контроль сосредоточатся в руках специализированных наднациональных структур. Достаточно контролировать лишь эти структуры, чтобы обеспечивать глобальные изменения в нужном тебе направлении. Риски при этом невелики: в случае краха повестки ты потеряешь лишь то, что вложено в обслуживающую повестку специализированную организацию, а основной капитал не пострадает. Это своего рода аналог ООО (общества с ограниченной ответственностью), в отличие от войны, которую можно уподобить форме полного товарищества, при которой инициатор отвечает за результат всем своим имуществом. Сегодня весь бизнес строится на ограниченной ответственности, логично, что и глобальные проекты принимают подобную форму.

6. Наблюдая за тем, как слепое следование климатической повестке приводит к энергетическому кризису, ухудшает качество жизни, затрудняет хозяйственную деятельность, ломает культурные привычки и обиход народов, удивляться не стоит. Какую глобальную повестку ни возьми, мы оказываемся в том же семантическом ряду, что и война. Любая большая война имела бы ровно такие же проявления. Более того, одна из задач, решаемых с помощью военных действий, – это обнуление экономической ситуации (для того, чтобы построить новую экономическую систему в интересах иного круга лиц). С помощью войны проводится перераспределение богатства. Глобальные повестки выполняют ту же функцию, и тут нельзя обойтись без разрушений и жертв.

На первый взгляд переформатирование мира «мирным» путём, через механизм повесток, гуманнее войны, а потому предпочтительнее. Пострадает достаток, но сохранятся жизни. В конечном итоге, конечно, кто-то может и умереть (если говорить о климатической повестке, то, например, от голода, оставшись без работы, или замёрзнув насмерть суровой зимой), но это будут лишь единичные случаи. Уровень жизни будет ухудшаться постепенно, давая возможность привыкнуть к новому состоянию. Меньше драматизма, меньше трагедий.

Но война в определённом смысле честнее. В случае войны враг известен, с ним можно бороться и даже победить. Когда мир меняют с помощью повесток, явного врага нет. Проводником повестки выступает собственное государство. Вынужденное следовать навязанным ему курсом, оно может пытаться лишь имитировать движение, осторожничать, стараться самортизировать, как-то смягчить предпринимаемые действия, но, тем не менее, с каждым следующим шагом процесс будет получать всё большую силу, сдерживать его станет сложнее, а негативные, разрушительные последствия будут сказываться всё сильнее. Если национальная власть уже втянулась в реализацию повестки и сделала несколько шагов в предписанном направлении, общественное сопротивление этому движению начинает выглядеть как борьба против собственного государства.

В то же время вывести государство из-под влияния глобальных повесток весьма непросто. За каждой из них стоит авторитет мирового сообщества, представленный профильными международными организациями (распорядителями повесток). Но главная проблема – это сама множественность повесток. На национальное государство давят с разных сторон. В этих условиях довольно естественно прийти к мысли, что угрозы надо проранжировать; на том направлении, где опасность выше, следует сконцентрироваться для отпора, а во второстепенных вопросах допустимы уступки.

Однако стоит «перевернуть доску» и посмотреть на ситуацию со стороны условного противника – инициаторов переустройства мира. С их точки зрения это будет выглядеть как размен одной из повесток на успех других.

Как только какой-то из повесток удаётся легализоваться, она сразу «пускает корни»: у неё появляются местные сторонники и апологеты; кто-то находит способ на ней зарабатывать (если не деньги, то хотя бы имя и статус); возникают национальные организации, продвигающие эту повестку (в том числе и в формате правительственных учреждений). Общее движение создаёт среду, позволяющую закрепиться даже той повестке, что властью официально отвергнута и сознательно тормозится. В случае России это – концепция вины большинства (порочности исторической традиции) и преимущественных прав меньшинств. Она тоже потихоньку развивается, ожидая более благоприятных условий. Тем или иным образом искомый результат будет достигнут, и весьма значимая часть этого результата – ослабление национального государства.

Государство ослабнет, если продвижение повестки приведёт к расколу общества и внутриполитическому кризису. Этим обязательно воспользуются геополитические конкуренты. Наличие консенсуса по той или иной повестке (по той же проблеме глобального изменения климата) вовсе не означает отсутствия политических разногласий. Слабых принесут в жертву. Слабую Россию – в первую очередь.

Но если повестка не будет встречать сопротивления и её удастся реализовать в полном объёме, государство тоже ослабнет. Его экономика будет подорвана, а население –демотивировано и подавлено. Процесс несколько затянется, но результат будет тот же.

Для полноты картины следует добавить и маловероятный вариант «национального пробуждения». Допустим, национальные власти осознают губительность игры по общемировым правилам и откажут в реализации всех глобальных повесток. Страна, решившаяся на подобный шаг, сразу же превратится в государство-изгоя. Но если маленькую страну можно долго не замечать, существование в таком статусе России станет мировым вызовом. А это значит, что нас постараются поставить на место. Если повестки не сработают, архитекторам глобального общества придётся вернуться к прежнему инструментарию, то есть к войне.

Получается, что, в общем-то, хорошего варианта нет. Но войну можно выиграть. Соглашаясь же на вариант повесток, мы точно проигрываем: расплачиваясь настоящим, мы теряем право на будущее. Вместо жизни нам будет предложено существование, смыслы которого будут определяться не нами.

Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»