Без пустой игры…

Его стихи пронизаны ощущением космоса: божественной субстанции, и позволяющей выразить через земной глагол многое:

А я сегодня в Иерусалиме.
В монастыре Крестовом столько книг!
Не всё исчезло в пламени и дыме...
Я счастлив, что желанного достиг.
Склоняюсь в тишине над письменами,
Сколь многое сокрыто в этом храме!
И что я вижу!.. «Чёрный Иоанн»,
«Пицундский Иоанн», — такое имя
Исходит из писаний сквозь туман...

Поэзия Мушни Таевич Ласуриа дышит волнами высоты, словно чувствует поэт: жизнь есть репетиция чего-то несравненно более важного; точно грядущее пространство, недоступное физическому оку, раскрывается фрагментами, суля неизъяснимое, отчасти угадываемое стихом.

Море шепчет, море вовлекает в разговор, море играет красками: истории, жизни:

Море шепчет:

– О чем грустишь,

К берегам моим тихо выйдя,

И задумчиво так стоишь,

И глядишь, ничего не видя!

Разумеется, жизнь сочетает горечь и печаль, мед и полынь чередуются в её привычных структурах, но без ощущения света, без волнующих вибраций запредельности, сулящих, однако, покой невозможна подлинность поэзии, но только – имитация оной.

И Ласуриа никогда не забывает, что дар – это не личная заслуга, это – свыше, и он по сути есть поручение: сосуд, наполненный драгоценной влагой смысла – надо донести, не расплескав…

…повествования в книгах В. Малягина строятся спокойно: с тою мерой ответственности за слово, когда нельзя допускать смысловых лакун и чреватых пустот; вот развернутся «Удивительные истории Петра Петровича» - и жизнь странноватой семьи Свечкинах будет пронизана смыслом отказа от сует и соблазнов.

Оставив городскую квартиру, перебираются в деревню: и есть особая плазма свечения в глазах деревенских детей: словно забытая в городе душевная чистота проступает, играя небесными оттенками…

И жизнь открывается для них совершенно иначе: словно самая сердцевина её цветка становится яснее.

Малягин сделал в своё время «Библию для детей» - вложив основные, насколько возможно (невозможно, конечно) линии в пересказ, доступный самым маленьким.

У него получилось ярко, самоцветно.

Разумеется, вариант изрядно сокращён: Ветхий Завет кончается на Моисее и исходе из Египта, также в сжатом формате даётся история Иисуса; но вот «Символ веры», приводимый в конце, откомментирован тщательно, добротно, и…понятно для малышей.

Малягин писал и драмы: атмосферные и поэтичные пьесы разворачивая столь же суммами образов, сколь и мерой раздумий, вложенных в уста персонажей: раздумий, к которым стоит прислушаться…

…есть особое очарование в калужском пейзаже: глубина патриархальности и истории точно сочетаются в нём, раскрывая сердце смысла бытия.

Ю. Убогий – прозаик из Калуги – знает жизнь до свинцовых её прожилок, до предметно-жестокой изнанки, ибо долгие годы работы психиатром в областной больнице не могут не дать такого опыта.

Но в книгах его: крепко сделанных и мастеровитых (недаром автор был лауреатом премии Леонова – есть роднящая с классиком крепость слов в его произведениях) нет никакой безнадёжности: напротив – всегда ощущается световая вертикаль: вектор вверх, которому так сложно следовать, будучи укоренённым в повседневности.

У него была чудесная книга детства: «Мальчик издалека», где каждый эпизод (а повесть оригинально составлена именно из чередования оных), то отливает перламутром мечты, то даёт вкус подлинности человеческого хлеба.

Повести Убогого рассматривают повседневность – такою, какая есть, они погружают в мир семейных отношений, где высверки счастья бывают столь же часто, как случаются траурные полосы; и могучим реквиемом достойной жизни звучит (если не гудит набатно!) повесть «Порог»…

Ныне калужский писатель увенчан Патриаршей литературной премией.

Достойно выбранные лауреаты: со своими отчётливыми литературными голосами, с ориентацией на серьёзное отношение к жизни, без пустой игры…

Александр Львович Балтин, член Союза писателей Москвы