Кончина нашего любимого митрополита Амфилохия, подобно землетрясению, потрясла нашу митрополию и, верю, Вселенское Православие. Никто не ожидал, что владыки не станет. Хотя, если внимательно вглядеться в последние дни его жизни, можно почувствовать, что он некоторым образом готовился к своему упокоению. Двадцать дней, проведенные им в больнице, были единственной передышкой в его 83-летней жизни. Уставший, натруженный владыка имел возможность немного отдохнуть своей благородной душой и телом.
Его последняя проповедь, обращенная к своей пастве с больничного одра 9 октября, приходилась на день святого Иоанна Богослова, Апостола любви. Она была словно его прощальным словом и напутствием, обращенным к своим чадам – «Любите друг друга!». К этому он призывал нас всю жизнь, и прежде всего своим собственным примером.
Наша Черногорско-Приморская митрополия, вся Сербская Православная Церковь, и само вселенское Православие ныне скорбит о кончине митрополита Амфилохия. Он был ученым-богословом мирового значения, педагогом, поэтом, духовником, молитвенником, аскетом, тружеником. Это значит, он был Человеком и воплотил в своей судьбе всечеловеческое начало – так сказал поэт Матия Бечкович у гроба дорогого владыки. «Вселенский Амфилохий» – назвал его другой морачский поэт, Богич Булатович.
Упокоение владыки всколыхнуло каждую христианскую душу, ощутившую его святое благословение. И все, кто поклонился его честному лику и делу, – а реки верующих в эти дни текут к крипте соборного храма, – все без исключения почувствовали святость нашего владыки Амфилохия. На третий день его руки на смертном одре были мягкими и теплыми. Руки, которыми он обнимал весь мир, строил храмы и монастыри, поддерживал духовность Черногории и благословлял храмы душ человеческих. Он был величайшим устроителем душ человеческих среди тех, что дала наша Церковь. И время непременно покажет истинность этих слов!
Этими же теплыми созидающими руками он собирал останки мучеников на Косове, омывал их главы и благоговейно захоранивал то, что осталось от их плоти. Когда, после Кумановского соглашения, этот древний сербский край был оставлен на немилость албанцев, Владыка был единственной светлой точкой, единым лучом надежды для оставленного народа. На Косове – огромном судилище, – как о нем сказано в народной песне, владыка Амфилохий неустанно, денно и нощно, обходил оставшихся сербов в заколоченных домах. Приносил пищу, разжигал огонь, обнимал, отирал слезы мантией, вливал надежду, духовно и материально укреплял одиноких мучеников, которые, благодаря ему и его жертве, не покинули своих родных очагов.
За Косово он боролся на протяжении всей своей жизни. В 1982 году он был одним из авторов воззвания о защите Косова и Метохии. Косовом стяжается Вечность! Тот, кто за Косово, тот за Царство Небесное, за небесный венец, за крест – за Христа! Косово – это мера исторической жизни сербского народа, порядок и смысл его христианского бытия. Владыка Амфилохий – экзарх Священного трона Печского – жил Косовом, потому что он жил Христом. По его собственным словам, «Косово – это не география. Косово есть жизненная позиция и выбор, способ, истинный способ существования». Всегда на собраниях, крестных славах, он заводил и сам пел любимую им старинную песню «Ячмень жала Косовская девушка») («Jечам жњела Косовка девоjка»). Он пел её в том варианте, как она исполнялась еще до Второй мировой войны, – с перечислением славных сербских градов на Косове и главной идеей, выраженной словами песни «да вернется войско сербское на Косово!»
Гроб с телом Владыки опустили в раку крипты Храма Воскресения Христова, покрыв его родной землей из Морачи, мученической ясеновацкой и косовской землей, которой он отдавал всего себя! Для всех нас он – мученик и косовский витязь! Даже если бы он не сделал более ничего, кроме написанной им «Летописи нового Косовского распятия», то и этого было бы достаточно для одной человеческой жизни.
В ночь накануне бомбардировки 1999 года православная радиостанция «Светигора» с шестичасовой программы вещания перешла на двадцать четыре часа. Представьте, тогда в студии работали в основном любители, а само радио еще только зарождалось. И вдруг, в один момент оказалось, что надо было учетверить наши силы. Работали только два технических помощника. Смены были по двенадцать часов. Но по благословению совершается чудо Божие. Владыка Амфилохий укрепил слушателей своим словом, помимо прочего процитировав патриарха Гавриила Дожича: «Если мы будем жить, то будем жить за свободу! Если нам придется умереть, то умрем за свободу!» Это был девиз, истину которого высокопреосвященный владыка свидетельствовал своей верой, своими делами и всей своей жизнью. Он жил Христовой свободой, свободой от греха, исполненный благодати Духа Святого. Жил в истине и правде Божией. Дышал Косовским заветом и выбором! Ничего не боялся! Святая душа.
Чему бояться воину Христову? Об этой его неустрашимости свидетельствовали те, кто были с ним вместе на Косове. И даже когда его предупреждали о возможной опасности, он говорил: «А что может быть лучше, чем умереть на Косове!»? Иногда он говорил, что на Косове утрачивается один мир, но приобретается другой!».
Мой покойный супруг Славко Живкович, первый главный и ответственный редактор Радио «Светигора» был на Косове в 1999 году вместе с владыкой, чтобы во всем помогать ему, когда потребуется. В то время для журналиста это было опасным делом. Являясь главным редактором радио, Славко не позволил никому из своих коллег отправиться на такое опасное задание, и сам взял ответственность за его выполнение. Позже, когда уже все закончилось, он мало рассказывал о Косове. Однажды, уже спустя десять месяцев после тех страшных событий, мы возвращались домой из Белграда на поезде. С нами в купе ехала женщина, которая, как выяснилось, была сестрой той самой Ольги, которой албанцы ножом пробили сердце…
Молчал Славко о Косове. Раны не открываются! Но иногда он вскользь упоминал о некоторых деталях. Однажды владыка Амфилохий отправился посетить очередное опасное место, Славко последовал за ним. Владыка рукой дал ему знак вернуться, со словами: «Обо мне некому плакать, а по тебе есть кому. Возвращайся! Я иду один!» Эти слова вспомнились мне в тот вечер на Цетинье, когда владыка последний раз лежал в своем престольном граде на смертном одре, в храме Рождества Пресвятой Богородицы у кивота с мощами святителя Петра Цетиньского. Он лежал красивый, белый, торжественный, исполненный достоинства и сильный, – сильный победой над смертью: смертию смерть поправ. Тогда я вспомнила, как он сказал, что некому будет о нем плакать. А весь храм плакал в тот вечер, реки народа притекали изо всех краёв: его бесчисленные чада – сестры монахини и братья монахи. Все плакали о своем добром отце, дети и старцы… Но это не были слёзы отчаяния. Это была радостная скорбь. Все знали, что нужно радоваться, потому что мы обрели еще одного заступника перед Богом!
Тяжело бывает человеку, лишившемуся чего-то дорогого сердцу. Когда он остаётся один, когда он чувствует, что под ним расшатывается основание, ускользает его опора. Теперь уже ничего не будет как прежде! Владыка оставил нам все, все что нужно было каждому из нас, как сказал его племянник… Рядом с ним никто не чувствовал недостатка в чем-либо! Он был устроителем душ человеческих и посеял добрые семена во всех сферах человеческой жизни.
Другая Косовская картина, о которой супруг рассказал мне, а сам владыка часто упоминал, следующая. На Савиных Водах искали тела убиенных, чтобы владыка мог достойно предать их земле. В одном ручье были найдены два трупа в стадии распада. Одно из тел было обезглавлено. «Я отправился искать голову, – рассказывал Славко. – И нашел ее. На расстоянии пятидесяти метров ниже того места. Когда я принес ее владыке, он с восхищением стал меня благодарить, гладя эту голову и повторяя: “Благо мне сегодня!”. Он был счастлив от того, что мы приставили голову к телу, дабы подобающим образом отпеть мученика. Был счастлив, что обласкал глубокую рану и исполнил последний долг на земле перед покойным. А я, я отбежал в сторону, мое естество больше не могло вынести весь ад и ужас, мрак человеческого безумия».
Об этом собирании распадающихся останков свидетельствуют и фотографии, обошедшие уже весь мир, а подобные картины ужаса в те летние месяцы на Косове были ежечасными. Своими собственными руками экзарх Священного трона Печского собирал закланный народ Метохии. Как только он узнавал, что где-то в течение недель оставались останки убиенных сербов или сербок, убитых после совершенных над ними надругательств, чьи тела оставались в домах, подвалах, на полях, владыка спешил, чтобы их отпеть и достойно похоронить.
Сколько таких мучеников он захоронил, внимательно собирая их земные останки, подвергая себя большой опасности быть убитым или похищенным! Он благодарил Бога за каждое тело, которое удавалось найти и отпеть. Чтобы забрать их, они прибывали под охраной хорошо вооруженных миротворческих сил КФОРа, сопровождаемые свистом пуль, бранью и оскорблениями албанцев. Но ничто не могло остановить владыку, который, если требовалось, проходил и под сенью смерти, чтобы осуществить последнее право мученика на земле – быть достойно похороненным, подобно Марице Мирич, которая была заклана после надругательства. Владыка не стал хоронить ее в братской могиле вместе с другими убитыми, но взял ее с собой в древний монастырь Печ на Косове. «Где мы похороним ее?» – спросила игуменья митрополита Амфилохия, который уже определил для нее место за алтарем, где хоронили только духовенство. «Пусть ее место будет здесь, за алтарем», – ответил владыка. – Она – мученица».
И Марица, и Ольга, и монах Харитон (Лукич) из монастыря Святых архангелов близ Призрена, и иеромонах Стефан (Пурич) из монастыря Будисавцы, и все косовско-метохийские мученики, чьи останки владыка собрал и отпел, первыми встретят его на Небе, по словам профессора Софии Милорадович. А сам он, будучи Косовским мучеником, приобрел венец славы, избрав Царство Небесное, ибо истинная и подлинная жизнь приобретается Христоподобной жертвой, о чем он и сам всегда проповедовал. Он ушел, познав и последнюю тайну – тайну смерти, которую, пожалуй, лучше всего владыка выразил такими словами: «Мера страдания – это мера знания, а смерть есть глубочайшее страдание, но одновременно и целостное смирение человеческого естества, и поэтому дарует познание загадок этого мира и тайн мира потустороннего».
Мария Жи́вкович, публицист, редактор православного радио «Светигора», Черногория
Перевод с сербского Е.А. Осиповой
 на Косове в 1999 году. .jpg)
