Уничтожение Дорониной: предали свои же

Личный юбилей, 120 лет Московскому Художественному Академическому Театру имени Горького, официально объявленный правительством Год театра – да, именно 2018-й год оказался для народной артистки Татьяны Васильевны Дорониной последним в её карьере. 

Министерство культуры «поздравило» легенду русской сцены отставкой от должности руководителя созданного ею театра. Новым руководителем МХАТа имени Горького был назначен журналист Эдуард Бояков. Его заместителем по творческой работе стал артист Сергей Пускепалис, заместителем по литературной части – писатель Захар Прилепин.

Восемь лет я работала с Т.В. Дорониной, и все восемь – в её кабинете. Я знаю Татьяну Васильевну очень хорошо: не только как профессионала своего дела, но как человека. Фигура крайне противоречивая – дитя-исполин. Но вместе с тем необычайно цельная. Своим творчеством Доронина исповедовала чисто национальную идею, преподносимую ею как абсолютная истина: закланного Агнца она облачала в царские багряницы неизбежной русской Пасхи. Причём, делала это смело, властно, порой по-есенински дерзко – а поэтому, что закономерно, была для многих слишком неудобной: до визга, до гадкой клеветы, до желания растоптать и опозорить. Здесь, вы понимаете, во всей красе вскрывался роковой для России конфликт – противостояние известных сил всему русскому: конфликт на национальной почве. Все годы существования доронинского МХАТа театр находился словно на пороховой бочке.

Репетиции. На них я ходила очень часто. Это было настоящее таинство! Репетиции порой длились всю ночь, чуть ли не до самого утра. Текст пьес Татьяной Васильевной разбирался досконально. Артисты буквально купались в смыслах, оттенках, в которые расцвечивались режиссером те или иные художественные образы. Кто говорит, что Доронина была слабым режиссёром, – банально лжёт. Один эпизод мог разбираться ею часами. Рождались действительно выношенные роли. Татьяна Васильевна была очень требовательной к актерам, задавала высочайшие планки, постоянно напоминая о необходимости «соответствовать уровню Художественного театра». Конечно, быть артистом у Дорониной оказывалось непросто. Те, кто не дотягивал до уровня психологического соответствия образу, то и дело получали от строгого и требовательного режиссёра хорошую встряску, тянулись еле-еле. Наконец, Доронина шла навстречу и выстраивала «слабому актёру» роль чисто интонационно, определяя темпоритмы, помогая пластикой и прочими «костылями». Порой кончалось нервными срывами у артистов, но на следующий день результат был налицо, персонажи пьесы на глазах оживали.

Я прекрасно видела, кто из артистов соответствовал уровню её требований, а кто не дотягивал. Главная проблема заключалась в нехватке интеллекта, ибо сама Доронина блестяще образована, эрудирована, глубока, и мало кто мог соответствовать её уровню. Это очень огорчало. Всегда было немного жалко Татьяну Васильевну, хотелось, чтобы у гениального режиссёра была бы и гениальная труппа.

А ещё, что не менее важно, актёрские неудачи рождала человеческая несостоятельность артистов. Приведу маленький пример. Репетировали Алигер, поэма «Зоя»:

Родина,

мне нет другой дороги.

Пусть пройдут, как пули, сквозь меня

все твои раненья и тревоги,

все порывы твоего огня!

Вы понимаете, что если всерьёз не любить Родины, эти строки «актёрски» прочитать невозможно. Будет ложь, которую Доронина увидит за версту.

Убивайте их, травите, жгите!

Я умру, но правда победит!

Родина! –

Слова звучат, как будто

это вовсе не в последний раз.

– Всех не перевешать,

много нас!

Миллионы нас!.. –

Еще минута

– и удар наотмашь между глаз.

Весь наш репертуар для современного среднестатистического артиста был очень непрост. Для того, чтобы не врать на сцене, нужно было, ни больше и ни меньше, быть личностью: всерьёз любить и понимать Россию, русскую литературу, нужно было разбираться во многих вопросах, в том числе глубинного противостояния Востока и Запада, читать Н.Я.Данилевского, И.А. Ильина, славянофилов… но главное – необходимо было быть совестливым человеком и знать Христа, ведь сцена – это огромное увеличительное стекло, под которым сразу видно, кто и что из себя представляет. Это и есть настоящий театр. Тот театр, который призван вести за собой, взывает к лучшему в человеке, созидает. В противном случае слово превращается в пустой звук, тогда как от актёра Доронина требовала абсолютного максимума: «слово плоть бысть». Поэтому те, кто не находили в своей душе зачатки личности, постоянно плюхались в лужу под названием «профнепригодность». Кто-то пытался сыграть человеческую глубину при её отсутствии, но, естественно, у них это не получалось. По сотому кругу Доронина задавала репетиционные трёпки, заканчивающиеся одним и тем же – разбором текста «по слогам».

Уровень Дорониной как актрисы и личности был на десять голов выше всех, кому приходилось с ней работать, поэтому многие по человеческой несовершенной природе её не любили, посмеивались, считали «странной». А в действительности её просто не вмещали. Впрочем, это классическая драма для всякого гениального человека, а Татьяна Васильевна абсолютно гениальна.

Но были, естественно, и те избранные, кто всерьёз тянулся за своим великим учителем – росли духовно и человечески; самоотверженно, по-детски чисто, с абсолютным доверием отдаваясь в добровольный плен доронинской школы актёрского мастерства, являвшейся по сути школой человеческой состоятельности. Преданные Дорониной преуспели и актёрски, и возросли духовно. Да, конечно же, были «умные девы с воженными светильниками» в нашем коллективе – те, кто в итоге не смог предать её тогда, когда жестоко предали остальные.

Но господа... господа... она ещё живая, она в здравом уме и в силе! В конце концов, она женщина! Средь бела дня, в центре Москвы иезуитски убивать человека... Или мир сошёл с ума? Сюжет, достойный художественного бреда Булгакова – столь любимого и почитаемого ею. 

Не случайно одним из наиболее востребованных слов в лексиконе актрисы было слово «УНИЧТОЖЕНИЕ». «Уничтожение страны», «уничтожение театра»… – всё это переживалось ею крайне болезненно, по-живому и всегда на пределе. И вот теперь… «уничтожение её самой».

Подлинная драматическая актриса остаётся драматической до самого последнего вздоха. И это тот случай, когда сцена и реальная жизнь нераздельны, когда в лучших традициях русского реалистического театра умереть на сцене значит умереть всерьёз.

Общаясь по должности с маститыми литераторами, я довольно плотно работала и с ректором Литинститута Сергеем Есиным (вхожим в кабмин и выбивавшим тогда звания для наших артистов), который в дни очередного гонения на доронинский МХАТ, устроенного либеральной театральной тусовкой во главе со Смелянским, говорил, что некоторые граждане спят и видят завладеть зданием нашего театра, расположенным в самом центре Москвы. Среди «граждан» фигурировала и фамилия Боякова, на тот момент директора театрального фестиваля «Золотая маска». «Но, – говорил Сергей Николаевич, – с живой Дорониной они сделать ничего не смогут – слишком велика фигура». Это было действительно так! И не смогли бы ничего сделать, если бы не предательство того, кто долгие годы был её правой рукой и кому она доверяла.

Вишнёвый сад продан, и купил его Лопахин. Пусть играет музыка, пусть все увидят, как Ермолай Лопахин «хватит топором по вишневому саду»! Какая же потрясающая была Раневская в исполнении Т.В. Дорониной в спектакле «Вишнёвый сад» режиссёра С.В. Данченко. Постановка оказалась пророческой. Счастливый Лопахин теперь при ноге нового директора, он важный фаворит, даже профессор, а Петя Трофимов всё так же, как и прежде, дурачок. Теперь всё так, как им удобно: не нужно соответствовать по сути, не нужно «быть», достаточно лишь сыграть тот же самый патриотизм актёрски, сыграть плохенько, на троечку – всё равно никто ничего не поймёт, всё равно «занавес»!

12 сентября, в день рождения Татьяны Васильевны Дорониной, бывший артист МХАТ им. Горького, заслуженный артист России Андрей Чубченко, на своей странице ВКонтакте обратился к бывшим товарищам по цеху. Андрей Александрович публично высказал то, о чём болезненно переживают сейчас многие, те, у кого есть совесть и кому не безразлична судьба театра и Дорониной:

«Это – та Афиша спектакля "Без вины виноватые", которую новый худрук МХАТ Бояков сорвал со стены в костюмерном цехе и, топтав её ногами, кричал истеричным голосом: "Я наведу здесь порядок!" У художника по костюмам был шок. У меня, когда я туда зашёл, был не меньший.

Я испытал настоящий шок и боль, когда меня не пустили на сбор труппы в театр, в котором я проработал 28 лет после того, когда мы (небольшая группа) выступили в защиту Т.В. Дорониной. Я шёл туда с надеждой, что после нашего выступления большая часть труппы наберётся смелости, поднимется и выйдет из этого оккупированного зала... Но нет. Почти все молчали.

Ладно, мои безликие партнёры, вам, наверно, есть, за что меня не любить. Могу понять. Но вы ВСЕ предали не только своих товарищей, поверив обещаниям какого-то непонятного зверька в овечьей шкурке привести вам директоров и устроить кастинг для съемок в кино и получать вместо нас наши роли в спектаклях... ПОДОНКИ, ВЫ ПРЕДАЛИ СВОЕГО НАСТОЯЩЕГО ХУДРУКА, СВОЕГО УЧИТЕЛЯ, А НЕКОТОРЫЕ – И СВОЮ РОДНУЮ МАТЬ. Она теперь в одиночестве, без родного дома, которому отдала всю свою жизнь! И вы ещё смеете обвинять нас, что она из-за нас не приходит в театр. И это после того, когда дверь в её кабинет высадили современным либеральным сапогом, который вы до сих пор продолжаете лизать.

Нет у вас больше права поздравлять её с Днём Рождения, называть учителем и матерью. Вы НАВСЕГДА потеряли это право. Верите вы в Бога, не верите, а отвечать за НЕЁ придётся».

Я знаю, как невыносимо больно ей сейчас! Она ушла глубоко в себя: в свой потрясающе одухотворённый и необычайно цельный Божий мир. Сможет ли кто-то когда-то вернуть её людям? Рана велика.

Господи, не остави. Суды Твои праведны. На Тя бо уповаем!

Мария Андреевна Мономенова, член Союза журналистов России