Надлежащее место для вымысла

Начало

Обвинительный акт против вымысла составить несложно. То, чего нет и никогда не было, участвует в культуре на равных с реальностью, то и дело пытаясь её подменить. Вымысел крадёт наше время, подстрекает забыть о повседневных делах и обязанностях, занимает сразу и ум, и сердце, создавая иллюзорное наполнение жизни. Он обращается к греховной природе человека, питается нашим несовершенством, пробуждает и взращивает страсти.

Но может ли человек прожить без вымысла?

Сегодня, когда присутствие вымысла повсеместно и власть его высока, как никогда, структуры вымысла кажутся хронической патологией. Впрочем, в своём большинстве они действительно патологичны. Получив небывало благоприятственные условия, вымысел слишком разросся. Но это не означает, что он совершенно лишён здорового основания.

Если посмотреть в корень, можно увидеть, что художественное творчество отвечает на вполне конкретную и естественную потребность. И это вовсе не потребность в отдыхе и развлечении как таковая.

Вымысел позволяет воспроизвести и обработать самые разнообразные жизненные ситуации, не требуя для этого наработанных навыков и персонального опыта. Истинное назначение вымысла – в том, что он учит жить. Следование за главным героем по маршруту истории – это ролевая игра, дающая примерить на себя разные роли и получить представления о возможных взаимосвязях и последствиях.

Любая игра изначально – дело серьёзное. Игра в культуре всегда выполняла обучающую функцию. Но поскольку играть интересно, аспект обучения постепенно отошёл на второй план и там практически потерялся. Игра стала интерпретироваться как развлечение в чистом виде. С вымыслом случилось то же самое.

В современной культуре обучению уделяется сугубое внимание. Для него выделяется специальное и весьма значительное время. В обществе существует развитая система институтов, организующих, проводящих и контролирующих процесс обучения. Не учиться просто нельзя. Сегодня каждый человек неизбежно проходит через период учёбы в виде особо формализованной деятельности. Учёба воспринимается как разновидность труда. Дети считывают очевидную параллель: они ходят в школу подобно тому, как их родители ездят на работу. В результате в общественном сознании утвердился разрыв между обучением и игрой – как между официальной и серьёзной деятельностью и самопроизвольным занятием для удовольствия. Человечество, безусловно, выиграло: обучение стало более эффективно.

Но, как всегда, есть и оборотная сторона. В частности, в ходе случившейся психологической трансформации вымысел выпал из пространства социально значимых смыслов. Он получил полную свободу. От него больше не ждут решения каких-либо утилитарных задач. Часть историй сегодня по-прежнему выполняет функцию испытательного стенда, на котором отрабатываются различные жизненные ситуации. Но наравне с ними есть совсем другие истории, не имеющие с логикой жизни ничего общего. Погружение в создаваемое ими пространство не развивает адаптивные возможности человека, а, наоборот, стимулирует ложные реакции и даже провоцирует разрушение личности.

Таким образом, мы приходим к заключению, что художественный вымысел способен приносить очевидный вред. Но остаётся ли возможность получать от него пользу?

Знания, полученные в процессе формализованного обучения, имеют узкую применимость. Мы обращаемся к ним, когда осознаём, что сложились условия, в которых мы можем воспользоваться тем, что знаем. Но жизнь в гораздо большей степени состоит из ситуаций, в которых мы специально ни на чём не акцентируемся. И в эти промежутки наши формальные знания остаются невостребованными. Мы действуем, как говорится, интуитивно. Хотя интуиция тут в большинстве случаев ни при чём. Как правило, мы используем шаблоны, наработанные предшествующим опытом, или воспринятые нами модели, заключающие в себе чужой опыт. Человек смотрит вокруг и действует так же, как другие. В первую очередь он воспроизводит действия близких ему людей, а во вторую – героев книг и кинофильмов, не разделяя, какие из них являются реальными людьми, а какие – выдуманными персонажами.

Знакомясь с новыми историями, мы увеличиваем количество доступных нам моделей. Сначала модельный ряд растёт быстро, а потом замечаешь, что истории и типажи персонажей начинают повторяться. Возникает естественный предел разумного потребления вымысла, который и очерчивает область, в границах которой вымысел способен приносить пользу.

Маленьким детям вымысел даже необходим. Несмотря на то, что сегодня существует тенденция всё более раннего включения детей в систему формализированного обучения, ребёнку необходимо подрасти, чтобы превратиться в эффективного ученика, а постигать мир ему приходится сразу с рождения. И чем он младше, тем больше ему надо постичь прямо сейчас. Детям остро нужны истории, ведь их собственный опыт пока ничтожен.

Не случайно именно дети стали центром устной литературной культуры. Они уже давно – главные слушатели сказок, хотя изначально фольклорные истории предназначались в первую очередь взрослой аудитории. Но у взрослых более широкий круг жизни, у них есть книги самого разнообразного содержания, и дети подобрали сказки, как больше никому не нужную вещь.

Следует сказать, что поначалу для ребёнка, пытающегося восполнить нехватку знаний о мире, вымысел не имеет особой притягательной силы. Скорее наоборот – приоритет отдаётся правдивым историям. Ребёнок верит, что всё, о чём говорится в сказке, происходило в действительности. Ему надо будет ещё прийти к пониманию того, что содержанием рассказа может быть что-то, чего нет и никогда не было. Эта «вера в сказку» свидетельствует вовсе не об особой включенности в мир фантазий, а об отсутствии механизма верификации поступающей информации. Дети наивны – так говорим мы, взрослые. Утрата наивности в значительной мере состоит как раз в том, чтобы осознать и признать место лжи в человеческом обществе. Маленький ребёнок не владеет понятием лжи – сначала совсем, потом, когда знание лжи к нему приходит, он всё равно ошибается, оценивая её объём. Поддаваясь искушению обмануть, он с трудом допускает то, что могут обманывать и его самого.

Поэтому честнее и правильнее рассказывать маленьким детям непридуманные истории. Для них в этом возрасте любая история – истинная. Однако далеко не каждый взрослый – хороший рассказчик, да и количество ситуаций, которые каждый из нас может превратить в истории, не так уж велико. Потребность ребёнка в неформализированной информации (общих представлениях, образах, моделях) значительно превышает то, что мы ему можем дать, не прибегая к помощи вымысла.

Готовые истории несут уже сформированные и упакованные в удобную форму пакеты информации. Взрослый просто пересказывает запавшее ему в память или читает ребёнку книгу, а перед ребёнком всё шире открывается мир. В этом мире вымысел перемешан с правдой, но предполагается, что в последствии ребёнок легко отделит одно от другого.

Подрастая, дети становятся сложнее; они открывают для себя прелесть вымысла. Теперь истории привлекают их не только тем, что они расширяют горизонты и прорисовывают картину мира; дети начинают получать удовольствие от приключений героев, заведомо не имеющих пересечения с их реальностью. Эмоциональное эхо, пробуждаемое историями, потихоньку набирает силу. Душа ребёнка становится всё более страстной, исходное состояние невинности утрачивается.

Может возникнуть желание затормозить этот процесс, лишив ребёнка вымысла. Но пытаться идти таким путём было бы ошибкой. Прежде всего потому, что изолировать человека от выдуманного или как-то жёстко регламентировать взаимодействие с ним в современной культуре невозможно. Слишком велика его доля: вымысел вошёл в самую сердцевину культуры, и его примесь присутствует практически везде.

Ограничивая ребёнка в вымысле, мы будем отсекать от него один культурный пласт за другим. Довольно быстро это приведёт к тому, что ребёнок, подвергшийся подобному воспитанию, начнёт проигрывать своим сверстникам в количестве известных ему моделей ситуаций и способов их разрешения. Вместо духовной цельности получится интеллектуальная ограниченность, вместо твёрдости – косность и даже чёрствость.

К тому же в большинстве случаев ограничение в вымысле может быть лишь очень кратковременной практикой. Ребёнок всё равно чувствует дефицит модельного ряда, и, как только у него появится толика личной свободы, он, скорее всего, окунётся в вымысел с головой.

С возрастом дефицит моделей преодолевается. Мы начинаем замечать, что ситуации в фильмах и книгах повторяются, а герои являются эмоциональными и поведенческими копиями друг друга. Это ощущение повторяемости весьма субъективно: одна и та же вещь кому-то может показаться захватывающей, а другого заставить скучать. У каждого из нас – персональная культурная история (уже набранный ряд моделей), своя культурная восприимчивость (способность усваивать модели при погружении в вымысел) и индивидуальная потребность в моделях. И всё же общая тенденция такова: мы насыщаемся.

В определённом смысле взросление и есть модельное насыщение. Человек становится готов к тому, что ему может встретиться в жизни; у него вырабатывается умение «прочитывать» ситуацию, выделять главное, видеть вызовы. Также у него складывается система оценок – то, что называется мировоззрением; он понимает, что означает (лично для него) то, с чем ему приходится сталкиваться. И, наконец, в его распоряжении есть набор типовых ответов; человек представляет, как ему следует поступить в том или ином случае. Именно такого человека можно считать взрослым. 

Нужен ли ему мир вымысла? По существу – нет. То, что взрослый может получить из вымышленных историй, уже не стоит затрачиваемого на них времени. Потребление вымысла взрослыми людьми объясняется, как правило, не модельным голодом, а чем-то другим: привычкой (неумением иначе организовать свой досуг), амбициями (нежеланием отстать от окружающих в культурном потреблении, оказаться «вне тренда»), а самое главное – нашей страстной природой, удовольствием, которое мы получаем от игры страстей, эмоциональных перепадов, резко выходящих за пределы повседневного эмоционального фона.

И в этом случае правильное устроение духовной жизни, предполагающее последовательную борьбу со своими страстями, неизбежно будет проявляться и в падении интереса к вымышленным историям.  Однако не стоит ставить телегу впереди лошади: снижение увлечённости миром художественного – следствие духовной перестройки, а не её причина. Запрет на чтение художественной литературы или просмотр фильмов сам по себе не сделает человека лучше: потеряв возможность «кормить» свои страсти виртуальными приключениями, он будет искать другие способы их удовлетворения, и последствия этого, скорее всего, окажутся более неприятными для окружающих и более вредными для него самого. Впрочем, подобная оценка относится к художественному вымыслу как таковому, вне зависимости от конкретного содержания того, что нам рассказывается. Многие произведения способны причинить нашей душе очевидный вред, такого вымысла следует сторониться всем и всегда.

Не стоит забывать и о том, что духовное взросление – процесс индивидуальный. Количество прожитых лет тут мало что значит.  Можно дожить до седых волос, но так и не заиметь духовного багажа. Если человек не научился аккумулировать жизненный опыт, его потребность в моделях, а значит, и в художественном вымысле по-прежнему будет острой. Побуждать такого человека к отказу от вымысла – не помогать ему, а мешать.

Таким образом, мы установили, каково надлежащее место вымысла. Он неизбежно присутствует в детстве, а дальше каждый пусть прислушается к себе и решит, обогащают ли его придуманные истории или лишь развлекают. Если они – лишь способ провести время, то, вероятно, вы уже переросли вымысел, и надо потихоньку с ним расставаться.

Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»