Доброволец, а не волонтёр!

Один из широко применяемых способов изживания родных слов из языка - «кукушачье яйцо», введение как бы «уточняющего» иноязычного слова, обозначающего лишь часть понятия. Со временем заимствованное слово вытесняет основное или делает его малоупотребимым. 

Способ этот описан много лет назад советским учёным, изследователем русского словозаимствования Леонидом Петровичем Крысиным.

Пример - слово «волонтёр». Вроде бы ясно, что оно обозначает добровольца в мирном деле, в отличие от слова «доброволец», идущего по доброй воле на войну. Но войны случаются редко, а мирные дела делают добровольно миллионы людей повседневно. В итоге русское слово «доброволец» мы почти не слышим. С годами оно забудется и выйдет из употребления.

Так и со словом «цифра». Привожу свежайшую цитату: «Официальная цифра посещаемости составила 129 тысяч 900 человек» (Вести в субботу, 22.12.2018, 20.15).

Как видим, слово «цифра» применено не в том смысле, в котором определила его Лариса Пахомьевна, а прямо заменяет слово «число». 

Кстати, в цитате из Г.Дьяченко, приведённой Ларисой Пахомьевной, слово «цифра» также изпользовано в смысле «числа»: «до какой же цифры дойдёт сумма слов…»

У Даля не указан язык произхождения слова «цифра» - как и слова «циферблат». Это не значит, что Даль считал эти слова русскими. Просто он затруднился определить, из какого именно языка пришла к нам «цифра». Так, например, слово «винтаж» хотя и кажется французским, но пришло к нам из английского языка и в английском значении, как и многие другие слова ходят из языка в язык, меняя смысл и внося путаницу. Это - один из моих доводов против словозаимствования. 

Главная идея статьи Ларисы Пахомьевны хорошо знакома: «язык - живая субстанция», он «развивается и обогащается», заимствуя иноязычные слова. Краткое возражение на этот тезис было дано в статье «Лингвистический либерализм». Лариса Пахомьевна повторяет доводы портала Грамота.ру, его редактора Пахомова и главного редактора портала «Тhe ory and practice», называющей себя Inna German, в рамках проекта «Capable people». Из этого же проекта, от этих же авторов, и приведённые Ларисой Пахомьевной примеры «топталища», «мокроступов» и т.д. И из их же арсенала призывы к «трезвомыслию и рассуждению», упрекающие противника в их отсутствии.

От них же перечисление всех иноязычных слов, изпользованных автором - противником словозаимствования. Ответ на упрёк дала сама Лариса Пахомьевна, призывая к «трезвомыслию и рассуждению». Но извращение точки зрения противника доведением его до абсурда - чуждый нам способ возражения. Предлагаю отказаться от него в спорах, а применять только в ссорах.

Не могу в рамках статьи привести все свои доводы против крайне, на мой взгляд, опасной и вредной точки зрения Ларисы Пахомьевны на русское словозаимствование. Возражениям против её мнения посвящены почти все мои книги и статьи. Предлагаю читателям РНЛ прочесть их. Здесь же опишу кратко лишь общие черты.

В моих книгах по пять раз повторена фраза «наша армия разбита, но остались партизаны». Имеется в виду, что в России нет государственной защиты языка от размывания, в отличие от других стран. А одиночки-добровольцы, безо всякой поддержки и без оплаты пытающиеся отстоять родной язык, не могут победить противостоящую им мощную машину языкового наступления англоязычных держав - организованную, десятилетиями отлаженную и щедро оплаченную. Как партизаны в лесу не могут победить вражескую армию - но всё же идут в лес, терпят лишения, рискуют жизнями, видя в этом свой долг.

Статью Ларисы Пахомьевны можно было бы понять, если бы она была опубликована в 1990 году, когда через СМИ и интернет в русский язык не вливался мутный поток иноязычных заимствований, многие из которых не «перерабатываются на своей родной основе», а как оккупанты приходят к нам со своими правилами, да ещё и навязывают свои правила исконно русским словам. См. об этом здесь. 

Сегодня статью об отсутствии вреда от словозаимствования можно сравнить с воззванием к партизанам, гласящее, что солдаты Вермахта на русской земле - не повод для безпокойства, поскольку ещё пару лет назад все мы видели танкистов Вермахта и военных лётчиков Люфтваффе, обучавшихся в СССР военному делу; мы видели совместный парад Красной армии и Вермахта в Бресте; да и на протяжении последних веков многие немцы служили России верой и правдой. Поэтому партизаны должны сложить оружие и возприять приход гитлеровцев как благо.

Сравнение моё совершенно уместно. До 1917 года русский язык принимал иноязычные слова, с четырьмя огромнейшими НО:

- только путём прямого личного общения русских людей с инородцами;

- только с условием подчинения заимствованных слов правилам русского языка, с приданием им благозвучности, склоняемости и форм женского рода;

- не взамен вытесняемых ими русских слов, а для возмещения недостающих;

- из разных языков, а не только из английского и поздней латыни.

При выполнении этих условий иноязычные слова, действительно, обогащали русский язык, не создавали путаницы в понимании и не вызывали ревности соседних русскому народов.

Такие пришельцы в наш язык вполне сравнимы с немцами-иммигрантами.

Массовое заимствование иноязычных слов, «зачастую с изменением их значения» (Крысин Л.П. Русское слово, своё и чужое. М.: Языки славянской культуры, 2004, с. 78), начинается с 1917 года, а «первые ласточки» залетели к нам в язык в 1905-1907 годах. Прервавшись в 1930-е и возобновившись с 1956 года, размывание русского языка шло вяло и серьёзных опасений не вызывало.

Но с 1990-х годов скорость словозаимствования возросла на порядки и теперь серьёзно угрожает русскому языку и России как государству и как цивилизации. Оно сравнимо с нашествием вермахта в 1941-1944 годах. С оговоркой, что Вермахту сопротивлялось государство, Красная армия, и что угроза была осознана народом. Нынешнему же языковому же нашествию противостоят лишь одиночки, без государственной поддержки, а официальная государственная идеология направлена на продолжение размывания языка.

Утверждение «русский язык всегда заимствовал слова, и беды в этом нет, пусть и теперь продолжает заимствовать» - это подмена количественного анализа качественным. Как если бы врач на сообщение, что у человека температура 39,9 и давление 210 ответил бы: «У всех живых людей температура тела выше температуры окружающей среды, и у всех сердце поддерживает кровяное давление».  

В русском языке до 1905 года, и в других языках теперь скорость словозаимствования с сто раз ниже, чем у нас сейчас. И отсутствие подсчёта скорости словозаимствования подтверждает это! 

Кроме того, раньше слова-пришельцы не вытесняли русские слова. Сейчас же русский язык теряет больше слов, чем заимствует. Так, Л.П. Крысин писал (в переписке, публиковать такое возбранялось) что в 1960-е годы словарный запас колхозницы из Новгородской области в 2,5 раза богаче чем у ленинградского интеллигента. 

В завершение прошу Ларису Пахомьевну ответить мне и читателям РНЛ на несколько вопросов.

1. Противники предлагаемого мною изключения из русского языка приставки бес, путём отмены п. 5 свердловских правил правописания от 10.10.1918, утверждают, что поскольку церковь ни словом не обмолвилась по этому вопросу даже в столетие появления этой приставки в русском языке, значит, церковь вовсе не против приставки бес. А мне нужно чаще в церковь ходить, если мне в словах «бесславный», «бессердечный» и т.д. черти мерещатся. Что отвечать на такие заявления? Или перестать бороться против приставки бес, пусть себе русские люди пишут, как Свердлов повелел?

2. Вы, Лариса Пахомьевна - поэт и публицист. Напишите, когда, как и почему «поэтессы» и «публицистки» стали «поэтами» и «публицистами»? Следует ли теперь петь «гимназисты румяные»? Почему Франция стойко обороняет в своём языке женский род названий профессий, титулов и званий, а мы - нет?

3. Другие языки также заимствовали из соседних языков, но с недавних пор стали, как французы, проводить политику на образование своих слов и терминов, на препятствие заимствованиям. Только ли одному русскому языку заимствования во благо, а остальным языкам - во вред? Почему «автомобиль» по-турецки - «арба», по-французски - «вуатюр», по-английски - «кар», по-испански - «коче», по-польски - «самоход»? Отчего шведы спокойно «как все» заимствовали английские термины (это ведь термины, а не слова; английские всему миру понятны), а недавно спохватились и срочно создали государственную систему создания и внедрения шведских терминов? От блага отказываются? Мы, русские - как в 1917, самые умные?

4. Языковые экономисты (не наши, у нас таковых пока, увы, нет) убедительно доказали, что чем «интернализированнее» (читай - обангличаненнее) язык, чем больше в нём современных заимствований, тем скорее рост ВВП и уровня жизни людей. Или, в переводе с экономического языка на простой, чем покорнее англосаксам языковая политика народа, тем больший пряник дадут англосаксы. Впереди планеты всей «молодые драконы» юго-восточной Азии, где уже бабушки не понимают внуков - зато уровень жизни вырос неимоверно. Что на Ваш, Лариса Пахомьевна, взгляд главнее: рост ВВП и уровня жизни или сохранение культурного достояния предков для потомков?

Благодарю заранее Ларису Пахомьевну за публичные ответы. 

Читателям же напоследок предложу три цитаты из Крысина: «Надо говорить именно об активизации употребления этих (заимствованных. - В.Р.) слов, а не только о новых заимствованиях» (с. 184). Это как раз о числе и цифре. «Устойчивость языка - одно из очень важных его достоинств, обеспечивающее взаимопонимание людей разных поколений, преемственность национальной культуры» (с. 572). «Чем сложнее и глубже культура данного общества, тем более развит и многогранен его литературный язык и тем медленнее темпы его изменения. Это и понятно: чем больше культурных ценностей накоплено на языке, тем сильнее действует тенденция сохранить эти ценности для последующих поколений» (с.593).

И пару свежих цитат из телевизора: «Самый известный брэнд страны (России)» - про матрёшку (Вести в субботу, 22.12.2018, 20.19). «Послушали российские песни» (Вести в субботу, 22.12.2018, 20.20). Слово «русский», лишь один раз упомянутое в Конституции РФ, вымывается из пока ещё русского языка.