4 августа на 58-м году жизни скоропостижно скончался Евгений Станиславович Розов. 6 августа в кафедральном Спасо-Преображенском соборе Рыбинска состоялось его отпевание. Сказать последнее «прощай» и помолиться об упокоении его души пришли несколько сотен.
Это был человек исполинских роста и силы. В обычных магазинах одежду и обувь ему подобрать было трудно - никак не хотел он вмещаться в тесные стандарты среднего человека. И так было почти во всем. Отсюда, быть может, его неизменная вежливая улыбка, которой он как бы постоянно говорил: уж простите мне, пожалуйста, мои габариты - таким вот уродился.
В его улыбке жила не только вежливость, но и неизменные доброта и кротость. Глаза же - чаще грустные. Когда он куда-либо приходил, то заполнял собою пространство, не столько, конечно, внешнее, сколько внутреннее пространство душ людей, с которыми вступал в общение.
Поэт в подлинном высоком смысле этого слова, обладавший редким даром не слагать слова в рифмы, а изливать в них свою душу. И вместе - начальник инструментального отдела научно-производственного объединения «Сатурн», на протяжении десятилетий ведущего предприятия Рыбинска. Человек, обладавший энциклопедическими знаниями в русской литературе и истории. Краевед, который мог рассказывать часами о преданиях Углича, где родился, Рыбинска, где провел значительнейшую часть жизни, или Мологи, откуда была родом его мать. Коллекционер, собиравший старинные монеты и открытки. Последние он целыми коллекциями дарил музеям. Что касается первых, помню в его и моих руках серебро имперского Рима.
Это был человек, тщательно искавший культурные корни, обретавший их и радовавшийся своим открытиям. И вместе человек, глубоко страдавший при виде разрушения русской культуры. Он был на протяжении многих лет председателем Рыбинского отделения ВООПИК (Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры).
Организовывал энтузиастов для необходимых работ на территориях храмов, кладбищ и старинных зданий в Рыбинске и его окрестностях. К слову, сам чаще всего и финансировал проведение этих работ на достойном уровне.
Такая активность открылась в Евгении с конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века, в то самое время, когда на Россию обрушилась дикая стихия разрушения. И нужны были исполины вроде Евгения, чтобы как-то эту стихию остановить. Когда многие из его сверстников и бывших товарищей все заботы приложили к тому, чтобы урвать себе кусок пожирней от разграбляемой России, он изо дня в день, из месяца в месяц и из года в год трудился, не щадя сил и здоровья, над прямо противоположной задачей.
Если б подобная деятельность была явлена раз-другой, можно было бы назвать ее поступком. Однако она стала наполнением жизни Евгения, этого по-настоящему благородного и великодушного русского человека. А раз так, это уже подвиг во имя России. Помню тогда, в девяностые годы, он повторял: «Да возвеличится Россия, да сгинут наши имена!»
Это было жизненным кредо Евгения. Он осуществлял дело, мало заметное со стороны, порой встречавшее в окружающих снисходительные усмешки, как занятное чудачество. Однако тем трудней был подвиг. Он требовал постоянного горения души.
Так человек горел, согревая и освещая других. И... сгорел. Приблизительно эти слова я сказал на кладбище перед заключительной литией и погребением тела своего друга.
Нужно было дать этот образ горения, чтобы ответить на ропот о несправедливости скоропостижной кончины (а причиной ее был сердечный приступ). Ведь кому, как не Богу, был адресован подобный упрек?
В последнее время Евгения крайне угнетала болезнь, однако он не прерывал своей деятельности на различных поприщах, потому что не мог жить без нее. Для этого приходилось напрягать все силы души. И он погиб в этом незаметном для посторонних глаз подвиге. Наверное, иначе было нельзя. Медленное угасание было не для этого большого человека. Почему-то было нужно, чтобы мы острее ощутили боль утраты.
И если он стал яркой вспышкой в нашей жизни, мы обязаны заключить в недрах собственных душ искры света Евгения Розова - из любви к этому замечательному русскому человеку. Не роптать, а продолжать его дело и молиться об упокоении его души.
В задушевных беседах Евгений неоднократно читал мне одно из своих любимых стихотворений. Признаюсь, я тогда не понимал его значения в жизни друга и даже критиковал начало стиха. Теперь смысл вполне раскрылся.
Приведу начало стихотворения по памяти:
Говорят: в начале было слово.
Все слова в начале велики.
Я хочу на поле Куликово,
Где поют ночами кулики.
Так пал этот человек-исполин на своем Куликовом поле в битве за Россию.
Стихотворение оканчивается следующим образом:
... И в конце все то же будет слово,
Повторять я буду, как в бреду:
Я умру на поле Куликовом,
Даже если вдруг и не дойду!
Священник Сергий Карамышев, публицист, Рыбинская епархия
1. Re: Памяти друга