Правильно ли считать Русскую революцию нерусской?

В последнее время в патриотическом сообществе всё чаще можно услышать мнение, что русская революция начала прошлого века (имеются в виду все три революции как единый революционный процесс) не была русской, что неправильно её так называть. В частности, так рассуждает постоянный автор РНЛ Андрей Сошенко, причисляющий себя к русским националистам. Совсем недавно он написал на форуме под моей статьёй «Оттенки красно-синего» следующее: «Опасно само употребление (термина – А.Ш.) “русская революция”. Либералы и деятели от оккупированной ей “научной исторической мысли” сейчас активно в этом направлении работают». На мой вопрос «если не русская – то какая? китайская, что ли?» Сошенко начал ёрничать, что, мол, и китайская, и ещё какая угодно, поскольку в ней участвовали представители многих народов. Тогда я задал вопрос – как же быть тогда с триумфальным шествием советской власти, которая в кратчайшие сроки была установлена почти по всей России, ведь без широчайшего и сознательного участия русского народа такое было совершенно невозможно. На этот вопрос я не получил от Сошенко сколь-нибудь вразумительного ответа. 

Можно сколько угодно спорить в интеллигентских кругах об уместности или неуместности термина «русская революция», но русской по своей сущности она от этого быть не перестанет. И я не понимаю, как нам, русским, это может повредить. Мы – огромный, как океан, народ. В океане время от времени возникают колоссальной величины волны, разбивающие в пух и прах плавающие суда. Потом волны успокаиваются, и жизнь входит в своё обычное русло. Так было и так будет всегда. Такова вся мировая история. А Россия и русский народ – стержень этой истории, ось мировой истории. 

По моему глубокому убеждению, отказ считать русскую революцию русской – признак нецелостности сознания и усечённости мировоззрения. И, кстати, – признак неуважения к своему народу. Ведь все те, кто считает русскую революцию нерусской, тем самым низводят русский народ на уровень безмозглого животного или даже овоща. Мол, пришли иностранные селекционеры, вкололи бессловесным русским укол, привили ядовитые отростки – вот и вся революция. В общем, как в стишке: «Муха села на варенье – вот и всё стихотворенье». 

Примерно в таком же духе рассуждает и первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ А.В. Щипков. Он отмечает, что коммунистическая идеология является привнесённой для России, поэтому «называть революцию 1917 года “русской” – некорректно». Он говорит: «Таким образом, вся вина перекладывается на русское общество. И русский народ, который по факту главная жертва событий 1917 года, становится не жертвой, а виновником. Происходит подмена, подтасовка». Но разве можно, уважаемый Александр Владимирович, столь плоско и одномерно рассуждать о таком колоссальном явлении, как революция? Революцию можно и нужно осмысливать только с позиции антиномии, и тогда мы увидим, что русский народ был и виновником и жертвой революции одновременно. Конечно, виновником был не только русский народ, но и очень большое количество «чуждопосетителей», попросту – чужаков из разных народов. Они-то и составили малый революционный народ, ставший сплочённым ядром и запалом революционного процесса. Я уже давал своё определение русской революции: «еврейская идея, помноженная на русскую стихию». Понятно, что ни идея (запал), ни стихия (тротил) без соединения друг с другом не могут произвести взрыва. Естественно, это определение не отражает всей полноты революционной картины, поскольку не только евреи были в идеологах революции и не только русские составляли стихию. Ленин говорил, что русские слишком мягкотелы, чтобы довести до конца революционное дело. И до конца его доводили чужаки. Ну а огромную часть русского народа, помогавшего им, этим чужакам, сознательно и активно, мы к кому причислим – к жертвам или к виновникам? И кто, скажите, больше виноват – чужак, для которого Россия – чужая страна, или русский, вместе с чужаком участвующий в уничтожении Родины? 

Но тут вы скажете, что коммунистическая идеология была привнесена на русскую почву извне. – Давайте по-порядку. Что понимать под «коммунистической идеологией»? – марксизм, ленинизм, троцкизм, «Капитал» Маркса, статьи Плеханова или Ленина? а может быть – анархизм Бакунина или Кропоткина, или терроризм всяческих народовольцев и нечаевых? или всё вместе сразу? – Но если всё сразу, то тогда надо ещё разобраться, кто, кому, что и откуда «привносил». И, потом, как можно «привнести» какую-то идеологию просто так, извне, если нет для её принятия подготовленной почвы? Идеология – это же не чемодан диверсанта, где находится большая колба с ядовитым веществом, которое, если его распылить, отравит всех окружающих. И надо бы знать, что своеобразный русский коммунизм или общинный коммунизм (социализм) – явление, существовавшее задолго до западной коммунистической идеологии Маркса-Энгельса. Белинский считал, что крестьянская община – это семя, из которого вырастает атеистическое социалистическое общество. Почвенники – напротив – считали, что крестьянская община – основа христианского социализма. Так что Россия была не только подходящей почвой для семян западной коммунистической идеологии, но и успешно взращивала собственные семена русского коммунизма. А русский терроризм? – кто научил русских народовольцев метать бомбы в царей и стрелять в полицейских? кто научил Нечаева?.. – Но тут мне скажут, что во всём виноваты иезуиты. – Право, смешно. А Герцен – что, тоже жертва западной идеологии? А может быть, всё-таки, сам, сознательно, стал таким?..

Давайте, обратимся к Ф.М. Достоевскому, который гениально изобразил процесс вызревания бунта в русской душе (в русской, господа оппоненты, – не во французской или китаской!). И что – вы будете утверждать, что это вызревание страшного желания в русской душе всё сокрушить – и Бога и Отечество – результат привнесения чуждой нам коммунистической идеологии? Наверное, идейный вождь нигилистов Николай Ставрогин впивался зубами в ухо соседа и совращал малолетнюю – под влиянием утопического социализма и Фурье с Томасом Мором? Или, может быть, под влиянием западных идей Версилов расколол об угол камина икону, а потом захотел растоптать розу, «потому, что очень красива»? А может быть, всё-таки, потому, что в сердцах этих сугубо русских персонажей шла страшная битва между Богом и дьяволом, изначально никакого отношения к «западному идейному влиянию» не имеющая? И не Раскольников ли Достоевского «научил» отрицанию Заратустру Фридриха Ницше? А может быть, простой русский крестьянин, о котором Достоевский рассказывает в своём дневнике, на спор расстреливающий из ружья Святое Причастие (Тело и Кровь Христовы), тоже начитался перед этим западной нигилистической и революционной литературы? Не надо, господа оппоненты, недооценивать русского человека, о котором поэт Максимилиан Волошин сказал: «в каждом Стеньке – святой Серафим».

Для меня очевидно, что отрицание определения «русская революция» – большая идеологическая ошибка. Если мы не признаем, что в начале прошлого века произошла именно русская революция, то, значит, мы ничего не поняли и не осознали. И, значит, мы открываем ворота для новой, «нерусской», революции.

P.S.: Русский народ – не только жертва и виновник русской революции, но он ещё и спаситель русской государственности, которая после свержения царской власти в феврале 1917 года была фактически разрушена. И не перевешивает ли эта спасительная миссия русского народа всё остальное – и «жертву» и «виновника»?