«Ура! Варшава наша!»

Сегодня уместно вспомнить одно из самых успешных сражений, данных легендарным русским полководцем А.В.Суворовым. 24 октября (старый стиль) 1794 года русские войска штурмом взяли предместье Варшавы - Прагу, что привело к капитуляции польской столицы и окончанию восстания под предводительством Т.Костюшко. Впрочем, как замечает философ С.В.Лебедев, события эти, связанные с перипетиями «домашнего старого спора» России и Польши, имеют и более глубокое значение - скорое занятие русскими войсками Варшавы означало окончательную ликвидацию последствий смутного времени, и в каком-то роде было реваншем за взятие поляками Москвы.

Возмущенные разделами Речи Посполитой и надеясь на поддержку революционной Франции, представители польской шляхты, избрав своим предводителем имевшего военный опыт и славившегося демократическими взглядами Костюшко, в марте 1794 г. подняли восстание и провозгласили восстановление Речи Посполитой в прежних границах. А в день католической пасхи представители варшавской шляхты арестовали русских офицеров, приглашенных на бал, после чего было совершено нападение на малочисленные русские гарнизоны в Варшаве и Вильне и устроена кровавая резня. «Тысячи русских были вырезаны тогда, -  писал А.А.Бестужев, -  сонные и безоружные, в домах, которые они полагали дружескими. Заговор веден был с чрезвычайною скрытностию. Тихо, как вода, разливалась враждебная конфедерация около доверчивых земляков наших. Ксендзы тайно проповедовали кровопролитие, но в глаза льстили русским. Вельможные паны вербовали в майонтках своих буйную шляхту, а в городе пили венгерское за здоровье Станислава, которого мы поддерживали на троне. Хозяева точили ножи, - но угощали беспечных гостей, что называется, на убой; одним словом, все, начиная от командующего корпусом генерала Игельстрома до последнего денщика, дремали в гибельной оплошности. Знаком убийства долженствовал быть звон колоколов, призывающих к заутрене на светлое Христово воскресение. В полночь раздались они - и кровь русских полилась рекою. Вооруженная чернь, под предводительством шляхтичей, собиралась в толпы и с грозными кликами устремлялась всюду, где знали и чаяли москалей. Захваченные врасплох, рассеянно, иные в постелях, другие в сборах к празднику, иные на пути к костелам, они не могли ни защищаться, ни бежать и падали под бесславными ударами, проклиная судьбу, что умирают без мести. Некоторые, однако ж, успели схватить ружья и, запершись в комнатах, в амбарах, на чердаках, отстреливались отчаянно; очень редкие успели скрыться».

После первых неудач в борьбе с мятежниками, Императрица Екатерина Великая направила на подавление восстания войска под командованием прославленного А.В.Суворова, который нанеся ряд поражений полякам, к концу октября 1794 г. подошел к предместью Варшавы - Праге.

Утром 23 октября русские батареи начали обстрел укреплений Праги. А уже вечером войскам был зачитан приказ Суворова брать Прагу штурмом: «Идти в тишине, ни слова не говорить; подойдя же к укреплению, быстро кидаться вперед, бросать в ров фашинник, спускаться, приставлять к валу лестницы, а стрелкам бить неприятеля по головам. Лезть шибко, пара за парой, товарищу оборонять товарища; коли коротка лестница, - штык в вал, и лезь по нем другой, третий. Без нужды не стрелять, а бить и гнать штыком; работать быстро, храбро, по-русски. Держаться своих в середину, от начальников не отставать, фронт везде. В дома не забегать, просящих пощады - щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать. Кого убьют - Царство Небесное; живым - слава, слава, слава».

Сражение, начавшееся ранним утром 24 октября, было ожесточенным и кровопролитным. Хорошо защищенные позиции обороняли около 20 тысяч польских повстанцев, наступавшие же численного перевеса практически не имели (армия Суворова насчитывала 22 тыс. человек). Дравшиеся за свободу поляки проявили мужество и героизм, русские солдаты, помнившие о том, как в Варшаве были вырезаны их товарищи, проявили упорство и были неудержимы в своем натиске. «Мало сказать, что [поляки] дрались с ожесточением, нет - дрались с остервенением и без всякой пощады... В жизни моей я был два раза в аду - на штурме Измаила и на штурме Праги... Страшно вспомнить!..» - писал один из русских офицеров, участвовавших в этом бою. 

Но стремительный как почти все суворовские удары, осуществленный почти с ходу штурм, сломил волю польских повстанцев, и к 9 часам утра Прага была взята. «Поляки воображали укрепление свое неприступным, и полагали, что Александр Васильевич будет вести правильную осаду. - Бедняжки! Обманулись», - не без иронии писал старый суворовский солдат Яков Старков. Польское войско было наголову разбито, остатки его сдались на милость победителя. Русские же потери в тот день составили около полутора тысяч человек.

О славной русской победе А.В.Суворов доложил Государыне в свойственной ему лаконичной форме: «Ура! Варшава наша!», в ответ на что получил столь же лаконичный ответ: «Ура, фельдмаршал!», из которого следовало пожалование победителя высшим военным чином. Офицеров, отличившихся в сражении, наградили специально выпущенном по этому случаю золотым крестом «За труды и храбрость», а солдат - серебряной медалью «За труды и храбрость при взятии Праги».

Рассказывали также, что именно после завершения штурма Праги появилась на свет известная поговорка: «Что русскому здорово, то немцу смерть!». По уверениям генерала фон Клугена, русские солдаты, желая отметить победу, вытащили из местной аптеки какую-то бутыль и, распивая ее, нахваливали «славное винцо». Проходивший мимо немец-коновал, служивший при русской артиллерии, присоединился к отмечавшим, но попробовав «напиток», которым оказался спирт,  тут же рухнул замертво. Когда Суворову донесли об этом происшествии, он сказал: «Вольно же немцу тягаться с русскими! Русскому здорово, а немцу смерть!» «Эти слова составили поговорку. Повторил ли Суворов старое и забытое, или изобрел новую поговорку, за это не ручаюсь; но говорю что слышал», - отмечал в воспоминаниях известный журналист Фаддей Булгарин.

Сочувствующие полякам Франция и Англия практически сразу же поспешили раструбить о «кровавой резне», устроенной «русскими варварами» над беззащитными поляками, а сам Суворов был объявлен ими кровожадным «полудемоном», став предметом оскорбительных карикатур. Между тем, как отмечалось выше, прямой приказ Суворова запрещал солдатам трогать мирное население, а чтобы спасти Варшаву от пожара, вызванного артиллерийским огнем, русский командующий приказал сбивать пламя. Нет трогать гражданское население призывали и офицеры. Как вспоминал солдат (позже полковник) Я.Старков, «после молитвы ротный начальник тут же говорил нам: Слышите, дети! в драке помнить Бога; напрасно неприятеля не убивать; они такие же люди; бить храбро, дружно, вооруженного неприятеля, и слушать моего голоса».

Но вместе с тем, отмечали участники польской кампании, солдаты, ожесточенные упорным сопротивлением и воспоминаниями о «варшавской заутрене», действительно выплескивали свой гнев на поляках. «В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался... Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени... офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие... Ожесточенные наши солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. "Нет никому пардона!" - кричали наши солдаты», - вспоминал один из офицеров. Другой из участников боя утверждал: «Сумасшедшие республиканцы вновь восстали... "Видите ли, братцы, - говорили между собою наши ратники, - безначальство-то как лютый зверь! хоть умирает, а все лапами дрыгает! Задорны больно! верно им хочется попробовать нашего орлика штычка? - Пожалуй!... За чем дело стало? Пусть прикажет только отец наш Александр Васильевич и им дадим натацию! Да уж по заслугам их дадим на славу!»

Суворов же, во избежание подобных эксцессов, оповестил местных жителей, чтобы они сразу же бежали в русский лагерь, где им будет обеспечена безопасность и последовавшие этому совету уцелели. Кроме того, удивительно мягкое отношение к пленным (Суворов распустил по домам до 6 тысяч взятых в плен ополченцев, а вскоре по просьбе польского короля были отпущены и все польские офицеры) наглядно доказывает, что гибель мирных жителей в ходе штурма стала трагическим следствием боевых действий в городе, а не злого умысла русского командования. Напротив, Суворовым было сделано все, чтобы не допустить мщения. Как вспоминал Денис Давыдов, «во время штурма Праги остервенение наших войск, пылавших местью за изменническое побиение поляками товарищей, достигло крайних пределов. Суворов, вступая в Варшаву, взял с собою лишь те полки, которые не занимали этой столицы с Игельстромом в эпоху вероломного побоища русских. Полки, наиболее тогда потерпевшие, были оставлены в Праге, дабы не дать им случая удовлетворить свое мщение». И пока Европа осуждала Суворова за «жестокость», русские чиновники возмущались его милосердием. «Граф Суворов великие оказал услуги взятием Варшавы, но зато уж несносно досаждает несообразными своими там распоряжениями. Всех генерально поляков, не исключая и главных бунтовщиков, отпускает свободно в их домы...» - жаловался Императрице статс-секретарь Д.П.Трощинский. 

25 октября Суворов предложил Варшаве условия капитуляции, которые после недолгих раздумий были приняты поляками, и 28 октября русские войска в парадном строю вступили в сдавшуюся польскую столицу. Встречавшие победителей поляки преподнесли Суворову хлеб-соль, ключи от города и украшенную бриллиантами золотую табакерку с надписью «Варшава - своему избавителю».

Откликаясь на это событие, поэт Г.Р.Державин, в своей оде «На взятие Варшавы», вкладывал в уста Императора Петра Великого такие строки:

«О вы, седящи в сени райской!
Оденьтесь в светлы днесь зари.
Восстань, великий муж, Пожарской!
И на Россию посмотри:
Ты усмирил ея крамолу,
Избрал преемника престолу,
Рассадник славы насадил;
И се – рукой Екатерины
Твои теперь пожаты крины,
Которы сжать я укоснил.
Она наш дом распространила
И славой всех нас превзошла:
Строптиву Польшу покорила,
Которая твой враг была».

Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук