Из заметок Игоря Иванова:
Знаки и приметы
Всё начиналось совсем уж нехорошо.
Когда я подъехал на редакционных «Жигулях» к Мишиному дому и посигналил, отклика не было. Я подождал. Странно, ведь звонил из редакции, преду-преждал, что выезжаю... Набираю номер ещё раз... Захожу в подъезд. Лифт не работает, но из шахты лифта слышны какие-то звуки.
- Миша, это ты, что ли?!
- Я! В лифте застрял с рюкзаком, представляешь? Аварийная служба лифтового хозяйства не откликается... Позвони в РЭУ!
В РЭУ телефон тоже молчал. Пришлось звонить в МЧС. Там не спешили выезжать, основательно расспросили, почему не реагируют коммунальщики, и про всякие прочие обстоятельства.
«Если это не знак, то что же», - обречённо думал я, спустя несколько минут сидя в машине в ожидании спасателей. Вспомнил письмо одного из друзей, который настоятельно не рекомендовал нам отправляться в эту экспедицию - без объяснений, просто ссылаясь на нехорошие предчувствия.
Вот ведь, предчувствия, знаки... Вроде и не поздно отменить поездку даже сейчас, развернуться да в редакцию... Ан нет, бывают ситуации, когда близок локоть, да не укусишь. Уже несёт, не остановиться. Эту экспедицию мы наметили ещё три года назад. В 2012 году в Издательстве «Эском» вышла книга крестьянина-самородка Василия Кунгина, в которой тот рассказывал о своих путешествиях с Камы на Печору по Печорскому тракту. Было это сто лет назад. А как там сегодня, в том диком краю - самом «медвежьем» углу и для Республики Коми, и для Пермского края? Не помню, что помешало нам в первый год, но в прошлом году в экспедицию в конце зимы отправились мы в «горящую» поездку на Украину - по самому краю успели проехать, до начала там всей бучи. А на летнюю поездку уже денег не осталось... Правда, их и сейчас кое-как наскребли. Что-то всё время мешало нам! И отнесись мы ко всем этим помехам, так сказать, «мистически» - отменили бы наше хождение за три леса. Себе бы объяснили: «Господь нас трижды отвёл, а в последний момент, задержав Михаила в лифте, просто-таки за руку схватил - остановитесь!»
...Мои размышления прервало какое-то движение у подъезда: наконец-то подъехали ремонтники. Вскоре Михаил был на свободе. Рюкзак - в багажник, где уже лежит резиновая лодка, и поехали. Стараюсь рулить аккуратно - хватит уже с нас всяких недоразумений.
Путь мы наметили через Ухту на Троицко-Печорск, это полтыщи километров, и дальше вдоль Печоры на Якшу, а если получится - ещё дальше. Хотя дальше Якши вряд ли, потому что дорога на карте - это одно, а в жизни - совсем другое. Смотришь: вроде дорога с покрытием обозначена, даже на космических снимках полосочка видна, а на деле - какая-нибудь лесовозная просека, заболоченная и заваленная, - не проедешь, не пройдёшь.
Нас трое в машине: к нам с Михаилом присоединился и мой сын Святослав - получается, мы в том же составе, что и во время последней экспедиции на Мезень. В Ухте подсядет ещё один человек - он проедет с нами до конца автомобильной части маршрута и будет гнать пустую машину обратно в Сыктывкар. Едем себе, разговариваем о том о сём. Обсудили и прогноз погоды: хорошего он нам не сулил - дожди и прохладно, а то и зябко. Удивительное дело: этим летом вся страна изнывала от засухи, а на Севере народ уверенно говорил: лета нынче нет и не будет. Сейчас середина июля, на которую мы и наметили поездку, - если в это время не выедешь, то потом в Северном Приуралье и на заморозки можно нарваться. Да и лодку уже по дружбе взяли в Фонде возрождения Кылтовского монастыря - теперь от поездки уж точно не откажешься, несмотря ни на какие прогнозы.
Кроме погоды, одной из безрадостных дум, снедавших нас, была об умножившемся в последние годы поголовье медведей в том поистине медвежьем углу, куда мы направлялись. Об этом предупредили нас местные охотники и «лесные люди», с которыми мы связывались. Подумалось: недаром на гербе Пермского края изображён медведь. Правда, в необычном виде: не с чем-нибудь, а со Священным Писанием на спине! Да чего там Приуралье, коль уже и под Сыктывкаром медведи запросто выходят на шоссе кормиться вкусностями у проезжающих автомобилистов. Впрочем, ведь и на гербе Сыктывкара тоже красуется медведь, только уже в берлоге сидящий.
Наслушался я разговоров о нежданных встречах с косолапым, и сделалось мне как-то кисло, даже решил было купить в магазине ракетницу, баллончик с газом или на край хотя бы петарду. Но в конце концов так ничего и не купил, успокоив себя тем, что буду нести топор за кушаком - ерунда, конечно, отмахнуться им от бурого великана вещь совершенно нереальная, и в глубине души я это понимал. Про запас оставался ещё один способ: стучать железом о железо, отпугивая косолапого, вот только где это железо в лесу взять, я как-то не задумывался. Что там ещё? Оставалось разве что блюсти примету охотников - слово «медведь» не произносить, а называть его «топтыгиным», например, чтоб не материализовался на твоей тропе... В общем, понадеялся на авось, оправдавшись старинным «от судьбы не уйдёшь», «Бог не выдаст, свинья не съест» и т. п.
И вот подсаживается в Ухте к нам друг Василий, которому предстояло отгонять машину обратно из Якши. И первое, о чём он заводит речь, - о медведях. Подтвердил, что действительно леса ныне кишат медведями, которых стало некому отстреливать. Поделился опытом: если попадётся на пути, стрелять надо в шею или грудь, в голову бесполезно - череп слишком крепкий (а я-то собирался отбиваться - ха-ха! - топором по макушке). Между прочим, сообщил, понизив голос, что имеется свежая медвежья шкура. Этого только нам не хватало! Не надо нам шкуры! В голове сразу всплыли охотничьи байки о мстительности медведей, вспомнился и фильм - советских ещё времён - по рассказу Валентина Распутина «Продаётся медвежья шкура». Там всё плохо кончается, грустно...
«Нет, всё же хорошо, что мы люди не «мистические»», - подумал я снова и заставил себя встряхнуться.
Только потом понял, что подобные приметы, может быть, и играют какую-то роль при обычной поездке, но в экспедиции, такой как наша, фактически паломничестве, обращать на них внимания не стоит. Лукавый будет использовать все возможности, все «дырки» в твоей голове и душе - но ты «не думай», как посоветовал нам когда-то преподобный Леонид Устьнедумский, и иди... Главное тут - суметь «отпустить»: меньше планировать, а больше доверять дороге и Его Промыслу о тебе, расположить своё сердце так, чтобы не ты «рулил», а чтоб Он тебя вёл.
Впрочем, это вовсе не означало, что встречи с хозяином тайги тебе гарантированно удастся избежать...
Из заметок Михаила Сизова:
На пути в беловодье
Да, бывает и такое... За свои 50 с лишком лет ни разу в лифте не застревал, а тут вдруг сподобился. Какие ощущения? Никаких. Прочитал «Отче наш», сел на рюкзак и дождался электромонтёра. Странное такое чувство: будто я здесь ни при чём и на всё смотрю со стороны. Несёт нас река событий, и нужно лишь держаться на воде, не тонуть. Такое и раньше ощущалось в наших путешествиях: «В руце Твои, Господи, предаю...»
Мы едем в машине, за стёклами поливает дождь. Святослав, сын Игоря, балагурит, мол, капец нам будет под этим дождём. Такое весёлое отчаяние. Он студент, только что прилетел из Москвы, с которой успел сжиться, а тут его в тайгу везут, где не спрятаться от осадков, комаров и пресловутых медведей. А Вася, наш водитель-перегонщик, посмеиваясь, живописует свои встречи с мишками на Печоре, пугает «москвича».
Чего же мы попёрлись в этот медвежий угол? Лично для меня всё началось с публикации «Таёжный тупик?» («Вера», № 694, октябрь 2013 г.), для которой собирал сведения о православных скрытниках. В тот год, в августе, группа верующих, 50-70 человек из Тульской и Костромской областей, во главе со священником поселилась в заброшенной деревне Черепаново. Это страшная таёжная глухомань на границе Коми и Пермского края. Стал узнавать про те места и с удивлением выяснил, что недалеко от Черепаново, километрах в тридцати, уже давно существует скит монахов-отшельников. Знать, и вправду дикие места, раз туда, не сговариваясь, двинулись скрытники - одни со стороны пермской Чердыни, другие из Коми, со стороны Троицко-Печорска. Делюсь с Игорем: «Вот бы там побывать, посмотреть, как отшельники обустроились». Тут Игорь сообщает, что тоже об этом думает - пройти из Коми в Пермский край, повторив путь Кунгина, книжку которого издал.
Не первый раз «географические» наши устремления совпадают. Так было с самой первой экспедицией - летом 1991 года, когда мы отправились по тайге с реки Печоры на реку Мезень. И когда путешествовали по Мезени («Мезенские обеты», №№ 500-505, 524-529 и 648-662 «Веры» за 2005, 2006 и 2011 гг.). И когда с Мезени пошли на Пинегу («Сияющий отрок», №№ 140-141, сентябрь 1994 г.). Получается так, что этот новый маршрут продолжает те, прежние. Этим же путём русские люди - купцы, промышленники, беглые старообрядцы - из века в век шли в самую деберь: с Пинеги на Мезень, с Мезени на Печору, с Печоры - в бассейн реки Камы, в Чердынь, которая считалась воротами Сибири, и далее... Что двигало этими людьми? Не только экономические интересы. Видел я рукописную книгу, в которую один крестьянин, живший в XIX веке в таёжной деревне на притоке Мезени (то есть уже в самой глуши), переписал «маршлут пути» на самый край света: после Чердыни - Екатеринбург, Тюмень, Барнаул, Бийск. И далее: «Вверх по реке Катуле в деревню Устюбу. И мало подале снеговые горы... За оными горами деревня Уманска. В ней часовня, инок схимник Иосиф. От них есть проход китайским государством сорок четыре дня пути... Там деревья высотою с горы и татьбы не бывает, и воровства, и светского суда не имеют, управляют духовные власти». Кто-то в таёжной дали искал личную свободу и богатство. А кто-то - вот эту легендарную страну Беловодье, идеал православного бытия.
В Ухте мы несколько задержались, поэтому в Троицко-Печорск въехали поздним вечером. Храм, конечно, был уже закрыт. Стоит он напротив мэрии, на другом конце главной площади, посреди которой возвышается памятник «вечно живому» Ленину. Постамент огромный, а сам вождь какой-то маленький и смешной - руку вытянул, словно милостыню просит. Тут же рядом тусят подростки, пиво пьют, на мотоцикле по площади катаются. Самое оживлённое место в вечернем посёлке.
А в гостинице «Печора», куда мы отправились заселяться, тишина и безлюдье. Гостиница огромная, трёхэтажная - построили её в середине 1990-х в расчёте, что привалит сюда народ на строительство целлюлозно-бумажного комбината. Но стройку вдруг отменили. Наверное, это судьба, ведь однажды этот таёжный край уже пытались индустриализировать. В XVIII веке в окрестностях Троицко-Печорска был целый горнозаводской округ, работало шесть кустарных металлургических заводов. А потом стало невыгодно - до сих пор в здешних лесах можно наткнуться на заржавевшие приводные колёса, наковальни, чугунные болванки, следы «цивилизации». Жизнь тогда вернулась к спокойному природному течению, как это было до XVII века, при владычестве кочевых вогулов (манси) и при первом поселении русских, которое официально датируется 1674 годом. Разница с нынешним временем лишь в том, что в старину Троицкий Погост был оживлённым перевалочным пунктом на пути в Чердынь, в столицу Перми Великой. А сейчас пути туда нет, зарос деревьями Печорский тракт, местами заболотился, и Троицко-Печорск оказался в таёжном тупике.
Из заметок Игоря Иванова:
Другие времена
Последний раз этой дорогой от Ухты до Троицко-Печорска я ехал аж в 1989 году. Тогда «Веры» ещё не было, я работал в республиканской газете «Молодёжь Севера», как раз на середину июля оформил себе длительную командировку на Печору. Сейчас поглядываю по сторонам, осталось ли что-то от посёлка с французским названием Нибель, где я тогда сделал первую остановку. Помню бараки, руины каких-то построек, брошенную буровиками технику. После войны в этих местах нашли нефть, но она быстро закончилась, и как раз в 89-м посёлок, уже и без того обез-людевший, предполагалось окончательно закрыть.
О чём я тогда, жарким летом 89-го, писал из Нибеля? Не без удивления обнаруживаю, что о... медведях. Однако! «Всю ночь на 15 июля лил дождь...» - так начиналась та заметка о проделках лесного хозяина. Точнее - «хозяйки», которая на станции Нибель залезла в магазин: «окно разбила, обрезавшись, забралась лапами на стопку простыней, чиркнула, словно бритвой, когтями по мешку, вырезав ровный полукруг, и начала жрать комбикорм...». Там же от мужиков «услышал я, как в близлежащем посёлке медведь помойки «чистил», могилы раскапывал...». Вот интересно, какая была у меня, молодого, реакция на эти рассказы? В заметке об этом тоже есть: «До шоссе от станции шагать четыре километра лесом. Невелико расстояние, а вдруг... Выбрал палку покрепче. Толку от неё, конечно, в случае чего никакого, зато спокойнее». Удивительно всё-таки, насколько человек мало меняется в своих привычках (это я о себе). Если «на авось» - так это, видимо, на всю жизнь.
В Нибеле тогда мне отчего-то больше запомнились не жители, а местная живность: поросёнок, с визгом бегавший по посёлку за овцами, да неказистый пёсик с выдвинутыми нижними зубами - точно сельский блаженный, только своеобразный, собачий. От посёлка ныне уже и следа не осталось - зарастает пустошь. Через час езды показывается Троицко-Печорск, или, как его тут коротко называют, Троицк. Не сильно он изменился за прошедшее время, разве что дома подретушировали, крыши постелили из профнастила, вывески обновили. А асфальт тот же, худой, и люди приветливые и словоохотливые. Неиспорченные, сказал бы кто-то. Это главное. Всё же есть плюс в том, что комбинат тут не возвели. До первого появления здесь мне представлялся Троицк таким форпостом-бастионом на границе Средиземья: на высоком берегу Печоры, а дальше, за рекой, - топи до самого Камня, далее пустынные уральские склоны, а за ними снова бесконечные болота до самой Оби... Картина словно из книги Толкиена, только чудищ не хватает, впрочем, за них, может, сошли бы медведи косолапые да волки. Но потом оказалось: никакой это не бастион, обычное село с работягами и пьяницами - словом, хоббитами.
Листаю дневник той своей командировки, одной из самых удачных и запомнившихся мне. Первым делом зашёл в книжный магазин. Это ещё со студенчества, как ритуал: если командировка в глубинку, то первым делом я заходил в сельскую книжную лавку - и обязательно там на полках что-нибудь интересное находил, не то что в городе. «Купил «Дорогу» Чивилихина, банку солянки и булку хлеба, - накорябал я в дневнике, - перед райкомом, мимо Ленина прошёл в траву на высокий берег Печоры, на минутку откинулся на спину, заглядевшись на облака, и... заснул». Устал в дороге... А на следующий день пассажирским теплоходом (тогда они ещё ходили) отправился в староверскую коми деревеньку Скаляп пообщаться со скрытниками, если удастся. Успел поговорить с 88-летним дедом Савватием - даром что он «отречённый», ну вроде как схимник, но под напором молодого журналиста, тем более умеющего читать по-старославянски, сдался. Успел я в самом прямом смысле слова - через три месяца дед помер. И с сестрой его Еленой - «жиловой» скрытницей - тоже пообщались, она даже всплакнула, помнится...
Вернувшись в Троицк, отправился искать здешний православный молельный дом. Заприметил старушку: «идёт в белом платочке, я прилепился к ней, разговорились. Показала она мне бледно-синий домик с покосившейся трубой на тупиковой Мылвинской улочке у реки - бывшая станция переливания крови. «Я ведь в Бога-то очень верю, потому что у меня сынок утонул прошлым летом... но в молельный дом не хожу, не знаю, что да как там, а вот мама моя, 82 лет, ходит...» После этого я некоторое время тщетно раздумываю, какая связь между утонувшим сыном и Богом, а подойдя, мы обнаруживаем, что молельный дом закрыт и спутница ведёт меня к дому здешней старостихи. Доведя, она желает мне счастья и уходит. Записываю в дневнике: «В окне сидит бородатый дед с узкими глазами без ресниц и попыхивает беломориной в мундштуке». На этом запись в дневнике обрывается.
Другое время, другая страна, другая жизнь... А как быстро пролетели годы! Эх.
Из заметок Михаила Сизова:
Свечка на дорогу
Проснувшись утром, первым делом гляжу в окно. Накрапывает дождь. Что ж, с этим надо смириться... Идём в храм. Освящён он во имя Пресвятой Троицы, как и прежний, разрушенный в советское время. Восстановить его на старом месте не удалось, поскольку земля была занята - там построили дом культуры и краеведческий музей неподалёку. Совещаемся: стоит ли зайти в музей? Единственное, что о нём знаю: среди экспонатов там выставлены два идола, которые в 1970-е годы принесли с Уральских гор какие-то туристы. Сохранили музейщики и фотографию разграбленного святилища, принадлежавшего оленеводам манси. Собственно, из-за неё и знаю про музей - несколько лет назад кто-то пытался сотворить сенсацию, выложив её в Интернет: «Обратите внимание на столб света на фото - старая плёнка очень чувствительна ко всякой мистике!»
Всё же решаем идти прямиком в храм. Нам не до «мистики». Игорь озабочен тем, что забыли взять с собой канистру под бензин, который потребуется для путешествия на моторной лодке. А у кого попросить, как не у батюшки?
Храм деревянный, территория вокруг очень ухожена. За свечным киоском сидит женщина и читает книгу. Поклонившись иконам, спрашиваю, много ли народа на службы приходит.
- Когда как, - отвечает Тамара. - В праздники идут и идут люди, даже после службы, до вечера не присядешь. А бывает, сидишь тут, отдыхаешь. Дома-то шумно. Вот хорошую книгу взяла почитать - «Дорога в страну четырёх рек», про девушку и колдуна. Страсти ведь какие, колдуны до сих пор водятся и людей в ад утаскивают.
- Газеты тоже читаете?
- Одну только выписываю, «Веру». Вы, чай, не из неё ли? Всё вопросы-то задаёте...
- Угадали! Мы проездом здесь. Почему и спрашиваю про прихожан. Из дальних деревень к вам тоже ездят? Дороги-то проезжие?
- Да, приезжают, когда приспичит. Кто на машинах, кто на лодках. А дороги-то у нас... Вы ведь дальше, в Якшу, поедете? Машина какая? «Жигули»? Помоги вам Господи! Вы это... свечку поставьте на дорогу.
Последнюю фразу Тамара бросила через плечо, обернувшись в вошедшей в храм женщине: «Здравствуй, Люба. Давно ль в Троицк приехала?» Похоже, жители этого, размером с Голландию, таёжного района знают друг друга по именам.
Поставив свечку, выхожу на паперть. В калитку как раз входит священник, его Игорь встречает. Спешу также подойти под благословение.
«Сам колю, а сестрички укладывают»
- А мы ведь про вас заметку публиковали ещё в 1991 году, с фотографией даже, - напоминаем протоиерею Иоанну Федько. - Это была первая у нас публикация про рукоположение в храмах Коми.
- Да помню, помню, - смеётся батюшка. - Меня тогда, на Сретение, владыка Пантелеимон ещё только в дьяконы рукоположил, и вдруг такую «прессу» устроили.
- Ну, в дьяконах вы, наверное, недолго прослужили?
- Да уж на Казанскую стал священником, и вскорости, 23 ноября, направили сюда. С тех пор здесь постоянно.
- Какие первые впечатления были?
- Удалённость этих мест я не сразу почувствовал, поскольку прилетел на самолёте. Совершил первую службу в молитвенной избе. Её женщины перед тем купили, как и дом для священника, - по 200 рублей за каждый дом вышло, это ещё советскими деньгами. Вернулся в Сыктывкар за женой и восьмимесячным ребёнком, повёз их на поезде... Вот тогда и понял, что на край света едем. Сам-то я с Украины, всё это в диковинку было. Вещей у нас никаких, сумка только. Приехали - мороз кусается. Но люди встретили тепло, с хлебом-солью. Отломил, макнул в соль по русскому обычаю, отведал. Дом, приготовленный для нас, был уже натоплен. Но оказался он старым, быстро за ночь остывал.
Забавный был случай. Поскольку здешние женщины петь совсем не умели, то на праздник Введения пригласил я Володю, солиста Республиканского театра оперы и балета. Позже он монашество принял, стал отцом Герасимом. Приезжает, а у нас 45 градусов мороза. Вечернюю отслужили, помолились, спать легли. Ночью просыпаюсь от сквозняка - кто-то стучит, гремит. Смотрю, Володя печку топит. Мы-то уже привыкли, а для него конец света - вода в вёдрах замёрзла, ополоснуться никак. Позже получил я трёхкомнатную благоустроенную квартиру, дали от администрации. А тот старый дом разобрал и поставил небольшой домик, под дачу. Там у нас огород и картошка растёт. Надо бы расширить участок, а то 27 лет на одном и том же месте сажаем.
- Архиерей не предлагал вам в другое место, потеплее, переехать?
- Предложений не было, да я и не просился никуда. Здесь стал местным, так сказать, влился. Я же сюда фактически пацаном приехал, лучшие годы здесь прошли. Да и не хочется бросать то, что построил своими руками.
- А что построили?
- Да всё, что здесь видите. Раньше тут пустое место было, сенокос. Спустя четыре года по приезде подняли храм, церковную сторожку с воскресной школой. Собирались ещё кирпичную церковь строить - видите, сваи на земле лежат. Но не успели, развал в стране начался, и организации-спонсоры позакрывались. Может, и не нужен нам каменный. Деревянный-то легче протопить.
- И сколько за зиму дров уходит?
- Пять «КамАЗов» с долгачом, это примерно 40-50 кубометров. Пилим сами. Раньше нанимал работников, но они две машины месяц пилят - тянут резину, чтобы кормили и оплата шла. У нас же тут безработица. А я машину распиливаю за один день. Потом сам же колю, а сестрички укладывают. Дружно у нас.
- Если безработица, то за счёт чего народ живёт?
- А кто как... Пенсию получают. Половина сельчан - пенсионеры.
- Это значит, что и прихожан много?
- Не сказал бы. У нас с самого начала образовался костяк в 40 человек, так и идём по жизни. А молодёжь не задерживается. Дочка моя получила образование и в Сыктывкаре осталась, работает в Арбитражном суде. Из её одноклассников тоже здесь никого нет. Так что сейчас в районе 12 тысяч населения, а в лучшие времена было около 30.
- Секты есть у вас? - спрашивает Игорь. - Когда ехали к вам, то GPS-навигатор выдал среди прочего адрес какого-то «Солнца правды».
- Это иеговисты, наверное, - раздумывает батюшка. - Точно, они. Сейчас их на улицах меньше, а раньше ко всем приставали. Однажды колю дрова, в церковный двор заходит молодой человек - в костюмчике, аккуратный такой. Говорит: «Вы нас не любите». Отвечаю: «Почему не люблю? Наоборот, люблю вас, все люди суть образ Божий». А он и не слушает, продолжает: «А мы вас любим...» Ну, хорошо. Стал нас агитировать, переубеждать. Говорю ему: «Да, я вижу, что вы нас любите. А раз любите, то видите же, что батюшка дрова колет, тяжело ему...» Протягиваю этому здоровому парню колун. Смотрю - а любви уже нету, он быстренько повернулся и ушёл.
- Странно, что они вообще здесь появились, - удивляюсь. - Народ-то у вас коренной, многие из старообрядческих родов.
- Были старообрядцы, но что-то давно о них не слышу. Только в Покче, знаю, остались - это 35 километров вниз по Печоре. Да и то у них в одном селе три кладбища, разные староверческие согласия.
Игорь заинтересовался, припомнив:
- Много лет назад мне довелось быть в деревне Скаляп Покчинского сельсовета, зашёл в одну из изб поговорить со старушками, да вдруг вышел дед и предложил мне почитать старинную книгу «на застёжках». Сами они в церковном плане неграмотные оказались. И когда я стал читать по-церковнославянски, то они сидели и плакали. У них Библия старинная была, рукописная, а читать некому. Такая вот драма.
- В Покче, кроме старообрядцев, и обычные православные есть? - спрашиваю.
- Общины как таковой там нет. Но я к ним езжу, обычно в Прокопьев день. Они крестным ходом идут через село ко кресту на месте разрушенного храма, там участвуют в молебне, а потом празднуют День села. Так вот и живут.
А на Иоанна Крестителя обычно мы ездим в Усть-Илыч - это село в 40 километрах отсюда, где уральские предгорья начинаются. Там раньше Иоанно-Предтеченская церковь была, и тоже крестный ход ко кресту на пустыре проводится. В этом году, правда, с погодой не повезло, не смог туда добраться. Но ход всё же состоялся, человек сорок участвовало.
- Нынче, слышал, река и в самых верховьях полноводна, можно быстро на моторке доехать, - перевёл Игорь разговор на насущное для нас.
- Рыбаки говорят, что сейчас полтора метра лишней воды для этого времени года. Это много. Я ведь сам рыбак, любитель за хариусом съездить на дальние притоки - Коголь, Лягу, Илыч. И тоже не припомню такой большой воды. Дожди...
- Семью рыбой кормите?
- Да, большое подспорье, помимо огорода. Ещё я стал любителем «тихой охоты» - за грибами-ягодами ходить. Дочка на неделю приехала, так вчера в обед за два часа 10 литров морошки с ней собрали. А в прошлом году мы с матушкой 30 литров голубики заготовили впрок.
- Черника вкусней голубики, - решил я поспорить.
- Не ска-ажи! - вскинулся сельский священник. - Поначалу мы тоже только чернику собирали, а однажды нас голубичным вареньем угостили, матушка говорит: «Попробуй, какая вкуснятина!» Нет, голубику я не променяю... Ну что, зайдёмте?
Так, за разговорами, дошли мы до церковной сторожки.
Дом с балясинами
В сторожке вкусно пахнет берёзовыми поленьями. Отец Иоанн экскурсию начал с подвала, показал дровяной котёл, который заодно отапливает и храм. Рядом - электрокотёл.
- Я как делаю зимой? - делится хозяин своим ноу-хау. - На ночь загружаю дровами обычный котёл и включаю датчик на электрическом. Как только дрова прогорают, температура в помещениях падает, тогда автоматически включается электрокотёл. И ночью сплю, топить не надо. В любом случае получается экономия - истопников не нужно нанимать. А днём и сам дровишек подброшу...
- Дороги дрова-то?
- С доставкой машина дров стоит 7-8 тысяч рублей. На зиму нужно пять таких машин. Для нас дороговато. Но есть жертвователи, частные лица. В организации-то я стараюсь не обращаться, а если прижмёт - прошу мало и ухожу быстро.
Батюшка смеётся. Ведёт в горницу, где после службы приход собирается на агапы-чаепития. Почётное место в ней занимает старинный диван с подлокотниками на балясинках.
- Эту дореволюционную вещь подарила нам бабушка Александра, сама она из купеческого рода. Ей было около 90 лет. Ноги еле держат, так она все службы на коленях стояла. А однажды, в родительскую субботу, пошли на кладбище, сыро было, парни вели её под руки, она: «Вы уж отдохните». Встала на коленки, поползла...
У священника дрогнул голос, видно, ярко вспомнилась эта картина:
- Есть люди здоровые, их ноги носят, а в храм не идут. А раба Божья Александра ползком к Богу... Она, кстати, свою квартиру в Вой-Воже отцу Сергию пожертвовала, хотела, чтобы там был священник.
А на втором этаже у нас гостиница. Люди издалека на службы приезжают, негде им остановиться, вот для них и устроил. Это ж не просто приехал-уехал: надо поисповедоваться, Канон прочитать, к причастию приготовиться - двое-трое суток минимум. А один человек из посёлка Приуральский - это сто километров вверх по Илычу, почти что уже в горах - две зимы у нас пробыл. Ну вы его знаете, Николаем зовут - в газете «Вера» только что писали о нём, живёт он один в избушке и в монастыри постоянно ездит («Избушка на околице», № 734, июнь 2015 г.).
Поднимаемся наверх по красивой добротной лестнице.
- А кто вам балясины для перил точил? - интересуется Игорь, неравнодушный к хорошей столярной работе.
- Юра Андреев, местный парень. Он в Афганистане воевал. Мне его рекомендовал другой местный паренёк, Игорь Светличный: «Вот мой друг, хочет помочь храм построить». Они с детства друзья, как вернулись с армии, дома рядом построили. У обоих руки золотые, думают и головой - а это важно для плотника. Оба на храме трудились. Позже Игорь дьяконом у меня стал, а сейчас он священник в Усогорске. Замечательный храм там обустроил, в древнерусском стиле. Четверо детей, старший - уже учёный, работает физиком в институте где-то под Москвой. Отец Игорь часто в Троицк приезжает, к матери, и вместо меня служит, если я в отпуске.
Юра и иконостас нам выточил. Пойдёмте в храм, покажу... А иконы Игорь Белоцерковский написал. С ним какая история получилась. Сам он из Киевской области, а в Троицко-Печорск после армии приехал, на заработки. Однажды зашёл, показал иконку «Снятие с Креста Спасителя»: «Это я сам написал. Купите?» Тогда он ещё нецерковным был. Вскоре нехорошая ситуация возникла с его женой, и он себя ножом порезал, врачи еле спасли. Вылечился, пришёл: «Надо мне, батюшка, исповедоваться». И долго работал при храме, воцерковлялся. А потом его приняли в Союз иконописцев России, он в петербургской Александро-Невской лавре расписывал что-то. Сейчас живёт в Болхове Орловской области.
- Отца Василия Ермакова чадо? - догадываюсь.
- Да, покойный отец Василий оттуда родом. И когда Игорь вновь женился, венчался, то отец Василий благословил их ехать на его родину. Там уже большая община ермаковцев собралась. Когда последний раз видел Игоря, он благодарил судьбу, что в наш Троицкий храм пришёл. Здесь веру обрёл, здесь было его становление как художника и иконописца. Всё промыслительно...
В храме отец Иоанн показал алтарь, расписанный Белоцерковским. Вселенские звёзды на сводах. Подвёл и к старинной иконе Пресвятой Троицы:
- Когда Игорь храм расписывал, она замироточила. С этой иконы молитвенная жизнь здесь и началась - её пожертвовали общине, когда ещё в молитвенном доме собирались. А вот эта икона с пророками обновилась. Была тёмная, ничего не прочесть, теперь же - посмотрите...
Действительно, над нимбами ясно читается: Аарон, Иона, Соломон...
* * *
Помолившись, выходим на улицу. Пора прощаться. Киваю на памятник Ленину, который как бы заглядывает в церковный двор:
- Смешной здесь Ленин, такой маленький на постаменте.
- Он подменённый. В 90-м году кто-то голову памятнику оторвал и в Печору бросил. И на его место поставили вот этот, маленький. Люди продолжают издеваться - иду утром на службу, а у Ленина на руке авоська с бутылками висит. Я, конечно, не одобряю хулиганство. Но лучше бы и вправду его в другое место переставили.
- Вечером тут рядом молодёжь пивом накачивалась. Они вам не мешают?
- Сейчас уже нет. А раньше по привычке «поляну накрывали» прямо на территории храма - прежде здесь, на берегу Печоры, место отдыха было. Пришлось забор построить. И слухи пошли: «Поп от народа отгораживается».
- На Севере и вправду не принято высокие заборы ставить, - замечаю. - Только от скотины огораживаются, чтобы посадки не потравила.
- Да кто ж спорит. Если человек ведёт себя по-человечески, кто ж будет отгораживаться? А тут прямо на паперти рассаживались, фестивали устраивали. Однажды ночью стекло в сторожке палкой разбили, видно, кто-то в подпитии хотел «исповедоваться», а дежурная Валентина Прохоровна побоялась ему открыть. Сейчас-то нравы улучшились и народ меньше пить стал. Вот это радует.
Хотя, бывает, люди и на трезвую голову чудят. Вон месяц назад в Якше крест спилили на месте будущего храма. Кто? Неведомо. Говорят, что соседка жаловалась: «Мне этот крест под окнами каждый день в глаза смотрит».
- Мы сейчас как раз в Якшу едем.
- Так это, может, супу бы поели? Матушка уже приготовила, - огорчился священник. - Куда спешить?
(Продолжение следует)
