Когда тебе плохо, нет ничего лучше, чем ничем не мотивированное и совершенно внезапно проявленное человеческое участие. Это может быть улыбка первого встречного или доброжелательный разговор в очереди к магазинной кассе с абсолютно незнакомым человеком. В общем, все что угодно - только бы доброе и утверждающее веру в мир как таковой. Веру в то, что его можно вытащить из того зла, в котором он лежит, - даже маленьким усилием личной доброты.

При словосочетании «зимнее утро» у меня в голове сразу возникает морозная тишина и тьма, озаренная лишь фонарем у входа в наш многоэтажный дом. И ширканье лопаты по асфальту после снегопада. Или методичный стук по льду - во время оттепелей. А еще встает перед глазами образ все время улыбающейся полной женщины с короткими волосами. Елена Николаевна, наша вахтерша. Самая прекрасная вахтерша на свете. Наверное, кому-то покажется странным такое мое утверждение - ну, мама бывает самой прекрасной на свете, а тут - вахтерша какая-то. Так вы послушайте о Елене Николаевне. Ее саму послушайте. И все сразу поймете... 

- Ой, да, жизнь меня побила. Но все равно все у меня - слава Богу. Спина болит, нога вот... Хромаю. Тяжело мне уже стало снег убирать. Но кто же за меня это делать будет - дворника никак не найдут на такую зарплату, а те, которые работают,- лучше б не работали. Так, бывало, не хочется в пять утра вставать и на двор идти... Лопата тяжелая, а лом - еще тяжелее. Но если ж не почистить площадку-то, песком не посыпать, то как же? Как, я спрашиваю? Вот ты будешь идти и поскальзываться. А что уж говорить о молодых мамочках с детишками?.. Помню, как несла свою Иришку в поликлинику (это еще в советское время было, ты, наверное, маленькая была, не помнишь, каково это - в очередях и в дефиците-то жить, так ведь?), мело, а она весила уже много, хоть и худенькая всегда была. Не заметили мы с ней льда под снегом на тропинке, упали: Иришка на меня, я спиной с размаху! Так болело потом все, думала, ребро сломала. Но нет... Вот, чтоб не было такого, и чищу. И что такого, что на весь город меня не хватит? Тут-то хватит и меня, старой развалины.

Мне не нравится, когда Елена Николаевна называет себя старой развалиной, но она при этом так нарочито театрально хватается за поясницу и снова улыбается, что не успеваешь ей об этом сказать - тоже улыбаешься ее улыбке. А она продолжает, уже встав и перемещаясь по маленькой вахтерской: ключ какой-то куда-то приладить, невидимую пыль откуда-то смахнуть, провести по лицу рукой, которая держала предметы и потяжелее лома. 

- Я так рано замуж вышла - зачем? Точно тебе говорю: бабы каются, а девки замуж собираются... Вышла бы в тридцать, ничего бы не потеряла. Только опыта бы нажила, ума больше. А так - что, мне было 19, ему - 29. Он и в армии служил, и в тюрьме за сообщничество в краже сидел. А я - глупыха совсем, понравилась ему. Вот он - и ресторан, и то, се, цветы, танцы. Но после того, как мы с ним расписались, ни Боже мой. Как в тюрьму меня посадил... У меня поэтому и образования никакого нет. Сначала муж не давал учиться, а потом, когда я от него с Иришкой, можно сказать, убежала, некогда было... А мама моя как меня уговаривала замуж за него не выходить! Плакала мама моя, на коленях стояла. Я ее не послушалась... А маму всегда надо слушать - мама всегда права.

Елена Николаевна грустнеет, глаза ее опускаются куда-то в стол, возле которого она сидит. Но тут же встряхивается, смотрит на меня:

- Чаю хочешь? Давай чаю! Чай - самый лучший напиток, мне мама так всегда говорила.

Она смеется, ходит, переваливаясь, из коридора в вахтерскую, моет чайник, что­то говорит, что - не слышно. Я оглядываюсь и кладу на стол грушу, только что купленную в магазине. Елена Николаевна входит в вахтерскую, видит зеленый фрукт и закрывает глаза руками. Радуется, как маленькая. Благодарит с восторгом. Ест с наслаждением, вытирая ладонью грушевый сок, который норовит потечь по подбородку. Как ей так удается сохранять молодость и ощущение радости жизни?..

- Ну, конечно, мне было тяжело, пока я жила с мужем. И когда одна жила, то есть с Иришкой мы жили, мне тоже было тяжело. Тяжело всегда, но главное - не думать об этом, не зацикливаться. Мама моя умерла почти сразу после того, как Иришка родилась, осталась я одна. А муж - ну что муж. Придет, в сапогах спать завалится, захрапит. Встанет, поест - и опять уехал. Он шофер был. Пил, конечно. Да я и говорила, старше он был. И недобрый был человек. Иришку не любил. Из-за этого я ушла. Не могла вынести, что он на нее, как на кошку приблудную, смотрит и кривится. Аж перекашивало его всего, бедного... 

Кто-то входит в подъезд, и Елена Николаевна выходит в холл, проверить и поздороваться. Многие жильцы нашего немаленького дома (он одноподъездный, впрочем) знают ее по имени, все спрашивают о здоровье, желают доброго дня. Это она сама их приучила. Все обо всех знает, но никогда никому не расскажет - чужому, незнакомому, с недобрым умыслом. Ни разу я не слышала от Елены Николаевны сплетен. Лишь рассказы о своей личной жизни или какие-то истории со смыслом, о которых и не поймешь сразу - быль это или нет.

- Иришка родилась через шесть лет после того, как мы поженились. До этого ничего у меня не получалось. Может, от печали при муже - скучно мне с ним было, одиноко, но куда деваться: выбрала - терпи. Сама под венец пошла, никто не неволил... А тут она. У нее ДЦП. Ласточка моя...

Елена Николаевна улыбается. Она плачет только, когда ее обижают зря (такое бывает в вахтерском деле, и весьма часто), но при этом обидчик этого не видит. А когда она говорит про дочь - улыбка снова на ее лице. 

- От того, что она была не такая, как все дети, муж ее и не смог полюбить. Да и не старался. Хотел еще детей, но - как отрезало. Пить стал совсем сильно. И мы с Иришкой ушли от него. Он не бежал за нами. Мало времени прошло - снова женился. И слава Богу, хоть совесть меня не мучает, что один человек живет...

Елена Николаевна работает не только вахтершей. На вахтерскую зарплату не проживешь, хотя у Иришки пенсия, конечно, но все равно: так много всего необходимо.

- Я же ведь не молодею тоже. Надо мне как-то накопить денег, чтобы у Иришки не было нужды, когда меня не станет. Она ведь тоже работает - мы с ней коробочки клеем. Дома, садимся и работаем. Только и она, и я устаем быстро. Ну что ж теперь поделать... А еще она читать очень любит. Может, как напишет роман, и уедем мы с ней в деревню. Там воздух чистый, хозяйство свое - пока силы у меня есть.

А еще у Елены Николаевны есть племянник. Он любит выпить и часто жалуется тетке на жизнь. Она его и жалеет, и ругает, и старается помочь. Но пока ее примеры и уговоры не действуют на тридцатилетнего парня. Ему себя очень жалко - из-за пьянки ушла жена, забрала сына. Но менять он ничего не хочет, совсем. Только глубже лезет в бутылку.

- Прямо как мой муж. Тот только пил, но без последствий сильных - работал все равно, не опускался. А Артем - другой. Почему такие молодые и такие слабые? Может, от того, что мир изменился? Жить ведь очень страшно, конечно, но ведь если бояться - то ложись и помирай. А нельзя пока. Кто с Иришкой останется? Кто вот вам двери будет открывать, если вы ключи от домофона будете забывать?

Она снова смеется собственной немудреной шутке.

Прекрасная вахтерша Елена Николаевна - солнце нашего дома. Когда у моей соседки случился скандал с мужем, грохотавший и распространявшийся на всю ивановскую, единственным человеком, кто пришел спросить, не нужна ли какая помощь, была она. Иногда за весь день я не могу увидеть ни одного улыбающегося человека, а она всегда приветствует и желает всего самого доброго. И это не для фигуры речи.

У нее больная спина. Она хромает на одну ногу. У нее на иждивении взрослая дочь-инвалид. Она работает на трех работах. Но при всем при этом не устает удивляться миру и тащить его из зла.

Мы никогда не говорили с Еленой Николаевной о вере, Церкви и Боге. Случая не было. Просто всей своей жизнью наша вахтерша утверждает, что Он - есть. И Он - благ. Потому что ее доброе сердце хоть и страдает, но и радуется тоже - каждому дню, каждому человеку, каждой улыбке.

Газета «Православная вера» №5 (505)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/Get/vakhtersha