Полномочные представители казацких полков и городов Украины единодушно заявили в Переяславле о твердом намерении воссоединиться с братским народом России «под царскою крепкою рукою» и все как один присягнули на верность русскому государю.
Ревнители украинской «незалежности» этот политический и юридический акт полагают сегодня величайшим злом, принесшим народу Украины тяжкие беды, и прежде всего, утрату политической свободы, результатом преступного сговора. В их интерпретации, своекорыстная казацкая старшина во главе с гетманом Хмельницким заключила предательскую сделку с одержимым великодержавными амбициями царем Алексеем Михайловичем, причем последнему приписывают роль коварного искусителя, всеми правдами и неправдами тянувшего Малороссию в стан угнетаемых им народов...
Кто же на самом деле и главное, какими методами упорно добивался вхождения Украины в состав Московского царства?
Прежде всего, освежим некоторые исторические факты, о которых ярые украинские русофобы предпочитают вообще не вспоминать.
В январе 1649 года в Москву приехало первое посольство от гетмана Украины Богдана Хмельницкого, прошлой весной поднявшего малороссов на тяжелейшую освободительную войну против Речи Посполитой, еще несколько столетий назад прибравшей украинские земли в результате разгрома татаро-монгольскими завоевателями Галицко-Волынской Руси и других исконно славянских княжеств. Посольство это негласно возглавлял путешествующий по христианской Европе православный патриарх иерусалимский Паисий, Украину же представлял сопровождавший его (официально - как глава почетного эскорта духовного владыки, но с секретным посланием гетмана к царю и поручением добиться у него приватной аудиенции) полковник Войска Запорожского Константин Мужиловский.
Ранее Паисий был очевидцем триумфа Хмельницкого в Киеве, где после звонких побед над поляками при Пилявцах, Львове и Замостье тысячные толпы горожан встречали его как всенародного героя, непререкаемого лидера нации. В частом общении с гетманом Богданом, по словам очевидца, патриарх упрекал своего визави за вынужденный и, по сути, антихристианский союз с крымским ханом, и убеждал обратиться за помощью к православной Москве - естественному союзнику в борьбе с католической Речью Посполитой.
Надо заметить, что пастырь был не совсем справедлив в своих упреках: уже вскоре после первой победы в Корсуньском сражении над войсками коронного гетмана Потоцкого и напольного гетмана Калиновского 16 мая 1648 года Хмельницкий тайком направлял в Москву некое доверенное лицо с грамотой о том, что Войско Запорожское в любой момент готово присягнуть русскому царю на верность, однако при непременном условии, что Москва окажет достаточную поддержку в трудной войне с поляками. Десятилетием ранее, в 1638 году, схожее послание Посольский приказ получил от вождей очередного антипольского восстания на Украине Я. Острянина и Д. Гуни. Однако оба обращения царь Михаил Федорович и его преемник с 1645 года Алексей Михайлович фактически проигнорировали, и на то имелись серьезные внутренние причины, о которых речь пойдет дальше.
Однако теперь в роли ходатая по украинским делам выступил уже сам православный иерарх. Не скупясь на славословие, Паисий убеждал молодого русского царя, что просветленный его, патриарха, пастырской заботой, гетман Хмель, а с ним и весь народ малороссийский, жаждут высочайшего покровительства и державной заботы государя Алексея Михайловича. Правда, в послании Хмельницкого, врученном царю полковником Мужиловским в собственные руки, перспектива перехода Украины в российское подданство обрисовывалась лишь беглыми штрихами, зато очень пространно говорилось о коварных кознях польского короля и вельможных панов, и необходимости общей борьбы с ними силами всех православных.
Безусловно, горячие призывы иерусалимского патриарха стать охранителем и опорой вселенского православия, а для начала в Малороссии «освободить православных христиан от нечестивых рук католиков», не могли не встретить у набожного молодого царя сердечный отклик.
Мысль о православных землях, несколько веков назад ставших колыбелью древнерусского государства Киевской Руси и коварно присвоенных Речью Посполитой, были с детства усвоены вторым из династии Романовых российским самодержцем.
Но одно дело - заветы предков, пусть и незабытые, и другое - реальная политика, превращение мечты в явь, в «праведную», как позднее ее определит Симеон Полоцкий, войну.
Ответ 19-летнего царя можно считать блестящим образцом политического «простодушия»: он готов взять Войско Запорожское и народ Украины под свою руку, если... король польский освободит малороссов от подданства Речи Посполитой! Фактически Алексей Михайлович тогда, в 1649 году, выразил намерение стать посредником между королем Яном Казимиром и гетманом Богданом Хмельницким, идти же на конфликт с поляками ни при каких условиях явно не хотел. Чем же оказалась продиктована такая, непонятная с первого взгляда, отстраненная холодность?
Чтобы понять тогдашнюю логику царя Алексея Михайловича, достаточно поближе рассмотреть шаткое политическое положение Российского государства, как внешнее, так и внутреннее. Ведь стоило только России ввязаться в войну с Речью Посполитой (а принятие восставшей Украины в свое подданство сулило именно это), как злейшие враги православной Руси - крымский хан и шведский король - поспешили бы воспользоваться ситуацией, очень уж благоприятной для грабительских набегов на южные земли (со стороны Крыма) и отторжения новых территорий на северо-западе (со стороны Швеции). Об этом свидетельствовал весь печальный опыт прежних русско-польских войн, неоднократно заканчивавшихся тяжелым поражением...
Алексей пусть смутно, но помнил, как в 1632 году, когда ему, царевичу, было всего три года, большая рать по приказу отца государя Михаила Федоровича выступила из Москвы в поход под Смоленск, русскую крепость стратегического значения, многократно переходившую из рук в руки и вновь утраченную Россией в 1611 году.
Собрав отовсюду силы и опрометчиво оголив южный рубеж, накануне Смоленской войны царь выторговал обещание поддержки у султана Турции, поверив в его клятву, что он удержит от набегов на русские земли своего вассала - крымского хана. Был заключен и военный союз со шведским королем. Однако все расчеты на невмешательство алчных соседних властелинов или даже на их помощь оказались иллюзорными и повлекли величайшие беды. Едва стрелецкое войско ушло под Смоленск, как крымские татары губительным смерчем обрушились на южные уезды, жгли и грабили города и села, уводили в полон для последующей продажи в рабство многие тысячи россиян... Увы, но патриарх Филарет (в миру Федор Никитич Романов, отец государя Михаила Федоровича), фактически державший в своих руках все нити самодержавной политики и выдвинувший идею смоленского реванша, переоценил влияние Стамбула на своевольного крымского хана и недооценил хищнические инстинкты татарских мурз, охотно выполнявших волю султана в том столетии лишь тогда, когда она совпадала с их намерениями. Немногого стоили, как выяснилось, и обещания короля Швеции Густава II Адольфа, так и не пожелавшего выступить с войском против Польши...
В итоге Россия в войне с Речью Посполитой 1632 - 1634 годов потерпела тяжелейшее поражение, которое наглядно продемонстрировало безусловное превосходство военной организации западноевропейского типа над воевавшим по старинке стрелецким войском.
«Рать твоя, государь, разбежалась!» - в ужасном отчаянии писал из-под Смоленска воевода Михаил Шеин. Те же служилые люди, кто не удрал с бесславной войны, оказались в польском плену, когда войско Владислава IV взяло русский лагерь в плотное кольцо... Несмотря на то, что польские победители согласились на довольно почетные условия капитуляции, возвратившихся в Москву с остатками рати воеводу Шеина и окольничьего Измайлова Боярская дума признала главными и безусловными виновниками поражения и приговорила к смертной казни посредством отсечения голов, что и было совершено 28 апреля 1634 года...
За кровавым уроком Смоленской войны последовал заключенный в июне 1634 года тяжелый Поляновский мирный договор, «навечно» оставлявший в составе Польши Смоленщину, Черниговские и Северские земли...
Вот почему, когда июньским днем 1648 года юный царь Алексей выслушал воеводские «отписки» о первых победах Хмельницкого над гетманом Потоцким в присутствии своего воспитателя и «серого кардинала» Москвы Н.И. Морозова, которому по требованию участников недавно взорвавшего страну «Соляного бунта» надлежало отправиться в ссылку в Кирилло-Белозерский монастырь, боярин Никита Иванович перед прощанием преподал монарху-воспитаннику настоятельный совет непременно помнить о двух вещах. Во-первых, в нынешней ситуации Варшава - естественный союзник в борьбе против крымского хана, а запорожцы - извечные смутьяны и «воры». А во-вторых, в казне царевой хоть шаром покати, и в «замятне» непрестанных городских восстаний влезать в опасные малороссийские дела надо меньше всего...
А «замятня» была великая. Волна народных бунтов, вызванных вздорожанием хлеба, четырехкратным увеличением соляной пошлины, безудержным лихоимством и самодурством воевод, дьяков и прочих «государевых людей» на протяжении 1648 года девятым валом шла по всей европейской части страны, грозя полным хаосом и новой катастрофической смутой. За Москвой, где восставшие убили ненавистных судью Земского приказа Леонтия Плещеева, окольничьего Петра Траханиотова, дьяка Назария Чистого (жизнь боярина Н.И. Морозова царь спас, лишь горючими слезами умолив восставших пощадить его), последовали небывало мощные взрывы народного гнева в Воронеже, Козлове, Курске, Сольвычегодске, Устюге Великом... Резонанс их был таков, что даже спустя год шведский посланник Родес в донесении в Стокгольм резонно замечал: «Им нелегко что-нибудь предпринять, что могло бы вызвать войну, и это я вывожу из того, что здесь беспрерывно боятся внутреннего восстания и беспорядка...».
Однако заняв в украинских делах откровенно выжидательную позицию, Алексей Михайлович счел необходимым в свою очередь отправить в гетманскую ставку в Чигирин своего личного представителя Григория Унковского, поручив ему продолжить переговоры с запорожцами.
Дипломатический торг шел весьма тяжело: запросы Хмельницкого были непомерно велики (сохранение всех привилегий казачества и предоставление полной автономии Малороссии, что трудно согласовывалось с важнейшими принципами самодержавной власти), а приобретаемые Россией в случае вхождения Украины на таких условиях выгоды - довольно сомнительны.
Кроме того, царскому правительству не внушали доверия ни охочая до привилегий и прочных разнообразных преференций казацкая старшина, ни сам гетман. Посему вслед за Унковским Кремль отрядил на Украину боярина Артамона Матвеева с миссией, которая носила скорее разведывательный, чем дипломатический характер...
В первом томе «Очерков истории российской внешней разведки» пребывание Матвеева в Малороссии характеризовалось как пример образцового выполнения тайного царского наказа. Прежде всего, боярин должен был составить точное представление и донести царю, кто же такой новоявленный гетман: отпетый авантюрист, коих Запорожская Сечь во все века своего существования рождала в избытке, или птица высокого полета, государственный деятель, с которым можно иметь дело? Являлись ли искренними его челобитные о переходе в русское подданство, не крылась ли за ними своекорыстное намерение всего лишь разыграть «московскую карту», набивая себе цену в глазах не то польского короля, не то турецкого султана?
Донесения боярина с Украины первоначально подтверждали самые печальные опасения. Завербованные Матвеевым агенты в ближайшем окружении Хмельницкого сообщали, что гетман, подпив, в узком кругу хвалился: «Я себе волен, кому захочу, тому и послужу!» Самые скверные сведения были и о его прошлом: живший в городе Хмельнике на Подолии, крещеный Михаилом; грамоту запорожский атаман изучал не где-нибудь, а в коллегиуме иезуитов - известном зловредном рассаднике антиправославных и антирусских настроений; в молодости будучи в плену у крымчаков, Хмельницкий вроде бы даже принял их «бусурманскую» веру...
А запорожцы тем временем пытались внести мятежный дух казацкой вольницы в российские земли! Воеводы приграничных областей один за другим доносили Москве, что в среде мелкого служилого люда начались толки, что пора-де последовать примеру «черкас» (то есть украинцев), и изничтожить своих «панов».
Бесшабашные малороссийские казаки не упускали случая «пошарпать» в порубежных русских уездах, откуда неслись в столицу тревожные сигналы: «От черкас, государь, стало воровство большое».
Между тем в памяти еще оставались воспоминания о временах Смуты, когда пришедшие в составе польских войск запорожцы гетмана Сагайдачного вытворяли с единоверцами такое...
Как раз в это время полыхала еще и Английская революция (возмутившая царя Алексея Михайловича до такой степени, что 1 июня 1649 года он выпустил указ: всех британских купцов без промедления выслать из пределов России и запретить им въезд дальше Архангельска, по той причине, что они у себя на родине «государя своего Карлуса убили до смерти»). Кстати, как раз в эту пору за Хмельницким при европейских дворах закрепилось столь режущее царский слух прозвище «русский Кромвель». На фоне всех этих неоднозначных событий можно себе представить, до какой степени зыбкой, если не сказать - несбыточной, выглядела в то время сама возможность воссоединения мятежной Украины с державной Россией.
Как известно, 8 августа 1649 года гетман Хмельницкий подписал Зборовский мирный договор с королем Яном II Казимиром, вполне устроивший (как первоначально казалось) обе стороны: численность реестровых казаков увеличивалась с 6 до 40 тысяч, казацкой старшине даровались права и привилегии польской шляхты, на все должности в управлении украинскими землями впредь должны были назначаться только православные. Но при этом хитроумный вождь восставшей Украины продолжал слать в Москву одного за другим гонцов с призывами о помощи в борьбе с «ляхами». Поскольку король был полностью в курсе далеко зашедших переговоров украинского гетмана с русским царем (и этим во многом объяснялась готовность Яна Казимира идти на уступки), можно считать, «московская карта» была разыграна Хмельницким с неподражаемым блеском.
Но при этом политическое чутье, увы, изменило гетману Богдану: будучи человеком трезвого ума, отнюдь не склонным к заоблачным мечтаниям, он на какое-то время всерьез поверил, что высокомерное польское шляхетство смирилось с поражением.
И готово расстаться над освященной веками безграничной властью над украинскими «хлопами», к которым причисляли и всю без исключения казацкую старшину, включая самого Хмельницкого... Польский сейм отверг условия Зборовского договора! Варшавские сенаторы озлобленно кричали, что «лучше всем погибнуть, чем уступать своим хлопам», а прибывшего занять согласно договоренности место в сенате Речи Посполитой киевского православного митрополита Сильвестра Коссова «любезные панове» выгнали прямо с порога...
После этого освободительная война Украины вспыхнула с новой силой, и гетман решил теперь разыграть «турецкую карту»: в 1650 году он отрядил полномочных послов к султану, и те почти в тех же выражениях, как ранее русскому царю, выразили готовность Запорожского войска верой и правдой служить Блистательной Порте. Правда, при этом была высказана и нижайшая просьба: если бы всемилостивый повелитель могущественной Османской империи все-таки воспретил своему вассалу - крымскому хану совершать разорительные набеги на Подолию...
Вошедшая в состав Порты плодородная Малороссия, служащая как буфером между Речью Посполитой, Московским царством и Крымским ханством, так и пробивным тараном для дальнейшей экспансии в Восточную Европу - эта захватывающая перспектива пришлась по сердцу султану Мухаммеду IV. Он направил в Чигирин в качестве посла одного из своих приближенных - визиря Чауша Османа-агу. На торжественном приеме 30 июля 1651 года визирь вручил Хмельницкому подарки султана, весьма многозначительные: осыпанную драгоценными камнями булаву, знамя с изображением Луны, саблю с рукоятью из слоновой кости и богато украшенный восточный кафтан, какие носила высшая османская знать.
В фондах Центрального госархива Республики Татарстан современные исследователи обнаружили прелюбопытнейший документ: оригинал грамоты Мухаммеда IV, которую вручил Хмельницкому Чауш Осман-ага.
Из текста ее следует, что повелитель правоверных был готов без всяких предварительных условий принять запорожцев в свое подданство, а Украину по обе стороны Днепра намеревался считать одной из провинций своего государства с сохранением ее полной автономии. В Стамбуле, очевидно, полагали такой проект реалистичным и желательным, ибо в султанском послании были высказаны весьма конкретные обещания. Гетман Богдан и его потомки будут признаны наследственными владетелями «украинского княжества», казацкой старшине даровались все привилегии полноправных турецких феодалов, а в помощь запорожцам для войны с поляками и русскими, помимо крымской Орды, султан обещал снарядить на Подолию 100-тысячное янычарское войско...
Заведенные Артамоном Матвеевым секретные соглядатаи в чигиринской ставке (к таковым принадлежал, например, генеральный писарь, в будущем гетман Иван Выговский, который в 1657 году попытался перечеркнуть переяславские клятвы и вернуть Украину в лоно покорности Варшаве, в «благодарность» за что был расстрелян поляками, заподозрившими предателя в новой измене), сообщали боярину жуткие новости: не сегодня - завтра запорожцы, а с ними и вся Малороссия по одному слову Хмельницкого могут встать под зеленое знамя пророка Мухаммеда! Не только Москве, но даже и Варшаве такое было что сон кошмарный...
При этом гетман Богдан (как предполагают многие историки) был полностью в курсе установленного за ним Москвой негласного наблюдения, и большая часть царских осведомителей (включая Выговского) действовала, в конечном счете, в его интересах и даже по его указаниям, и сообщала о своем вожде любопытному московскому боярину лишь то, что было выгодно ему, гетману. Так в затеянной Хмельницким сложной политической игре «турецкая карта» обретала вес неубиваемого козыря... Не случайно приехавшего в Москву в сентябре 1651 года (спустя меньше двух месяцев после визита в Чигирин турецкого посла) запорожского полковника Ивана Савича, а весной 1652 года полковника Ивана Искру, принимали в Кремле куда теплее, чем их предшественника Мужиловского - просто с распростертыми объятиями...
Но на это имелась очень веская причина и «кулуарного» свойства...
Дело в том, что могучим союзником гетмана в этот период стал новопоставленный патриарх Никон, который в этот период был близок к царю как никто. Он являлся убежденным сторонником присоединения Украины. В Чигирине это, кстати, поняли еще до того, как бывший мирянин Никита Минов взял в руки патриарший посох. Хмельницкий, который, в свою очередь, от своей агентуры был прекрасно осведомлен о все более тесных отношениях Никона с царем, писал ему часто, всякий раз «низко и смиренно» бил челом, умоляя «Христа ради» быть «неусыпным ходатаем» у «Пресветлого Царского Величества», чтобы тот «с прескорейшею ратью» все-таки явился на помощь Украине и взял ее «под крепкую руку и покров».
Безусловно, призывы гетмана не потому находили отклик у Никона, что он оказался падок на лесть.
Патриарх делал лишь то, что считал полезным для патриаршего престола и державной России. Недаром еще при своем поставлении на патриаршество он пожелал Алексею Михайловичу распространения его православного царства «от моря и до моря и от рек до конца Вселенныя».
При всяком удобном случае подогревал в молодом монархе мессианские настроения, полностью увязывая задачи его государственного строительства с планами освобождения единоверцев. Помощь Никона двинула «черкасское дело» сильно вперед. Из бесед с ним Алексей Михайлович все чаще выносил убеждение, что своей нерешительностью он опрометчиво толкает единоверную Украину в объятия врагов России, и никакие соображения сиюминутного свойства, пусть даже очень внушительные (бунты, пустая казна, слабое войско) никак не смогут оправдать грядущие потери, если Хмельницкий осуществит опасную угрозу превратить свою землю в османский плацдарм...
Чтобы обнадежить казаков и заручиться поддержкой российских сословий в преддверии возможной войны за Украину, в феврале 1651 года царь созвал Земский собор. Основной его темой, как известно, стало осуждение «королевских неправд» (фактов оскорбления царского величества в Польше, а именно искажения титула венценосца, который даже в документах государственного значения часто писали с пропусками, «с безчестием и укоризною»). Собор категорически потребовал от польских властей применения к виновным самого жестокого наказания - смертной казни, грозя в противном случае расторгнуть Поляновский «вечный мир».
Но традиционно надменные поляки назвали поднятый Москвой спор о государевой чести «малым делом», и эта (то ли случайно, то ли преднамеренно) оброненная фраза окончательно укрепила решимость царя вновь начать войну с Речью Посполитой, вопреки любым затруднениям... Правда, сжигать мосты прозванный Тишайшим государь не спешил. Еще около двух лет ушло на дипломатические маневры, целью которых было понудить Варшаву в качестве компенсации за нанесенный моральный ущерб (а фактически за нейтралитет в делах Украины) вернуть утраченные по Поляновскому мирному договору города.
Сейм счел требования Москвы чрезмерными, и созванный 1 октября 1653 года в Грановитой палате Кремля очередной Земский собор (кстати, последний в отечественной истории) был открыт чтением письма о «неправдах» польских королей и челобитной Запорожского войска о русском подданстве.
На соборе представители всех сословий высказывали свои мнения, надо заметить, довольно разноречивые. Однако из уст бояр, знакомых с дипломатической перепиской Посольского приказа, неоднократно звучала мысль: промедление очень опасно, оно может заставить запорожцев отдаться под покровительство «бусурманских государей»...
В итоге «все чины Московского государства» (так обозначали себя участники собора) обратились ко второму Романову с прошением принять Украину под свою высокую руку и «войну весть».
Спустя несколько дней в Малороссию отбыло посольство боярина В.В. Бутурлина. В задачи посла входило привести к присяге на верность царю казаков и «всяких жилецких людей», а также вручить гетману знаки его власти, окрашенные в «московский колорит»: горлатную боярскую шапку, воеводскую ферязь, специально изготовленную булаву с державной российской символикой и знамя со Спасом.
6 января 1654 года Хмельницкий от имени старшины, казаков и всех жителей Малороссии на посольском подворье Переяславля выразил Бутурлину единодушное согласие принять российское подданство: «Киев и вся Малая Русь - вечное их, великих государей, достояние. Мы же его царскому величеству служить, прямить во всем душами своими и головы за него, государя, складывать рады».
Утром 8 января к боярину Бутурлину прибыл генеральный писарь Выговский и торжественно объявил, что ночью гетман провел «тайную раду» с генеральной и войсковой старшиной, на которой «все они под государеву высокую руку поклонилися». Это было важное решение, учитывая, кому на Украине принадлежала реальная власть, но все-таки недостаточное: запорожский обычай требовал испросить волю всего войска на общей, «явной раде».
Она вся собралась спустя несколько часов перед домом Хмельницкого (собственно, это были тоже не рядовые казаки, а собравшиеся в Переяславле по приказу гетмана посланцы полков и городов Украины). После речи, красочно описавшей «постоянные брани и кровопролития», в которых жила последние шесть лет Малороссия, подчеркнувшей стремление извечных поработителей-поляков искоренить «само имя русское и церковь Божию» и саму невозможность «жить боле без царя», гетман предложил казачьим есаулам и полковникам «из четырех, которого хошнете», окрестных государей выбрать наиболее приемлемого. Турецкий султан и крымский хан были сразу отринуты как «бусурманы» и враги христианства; польский король со шляхтой - тоже, но с присовокуплением, что они еще и «жестокие утеснители». Остался лишь единоверный и благочестивый царь Алексей Михайлович: «Кроме его высокия царские руки благотишайшего пристанища не обрящем, а буде кто с нами не согласуется - теперь куды хочет вольная дорога».
Охотников искать «вольную дорогу» тогда не нашлось, казацкий круг дружно провозгласил: «Волим под царя восточного, православного!».
Затем переяславский полковник Тетеря, соблюдая запорожский порядок и поворачиваясь на все четыре стороны, опросил четырежды: «Вси ли так соизволяете?» «Вси!» - дружно неслось в ответ. И на гетманское «буди так» прогремело единогласное: «Боже утверди, Боже укрепи, чтобы мы вовеки все едино были!»
Царь Алексей Михайлович, патриарх Никон, их приближенные и единомышленники встретили решение Переяславской Рады с большим воодушевлением. Но источники донесли и отголоски несогласия с планами царя, ибо неизбежная война с Польшей за Украину сулила жестокие тяготы и многие опасности. Шведский посланник Эберс (сменивший Родеса) писал в феврале 1654 года домой: «Царь находит мало поддержки в дворянстве и духовенстве (имеются в виду противники Никона, объединявшиеся тогда вокруг протопопа московской Казанской церкви Иоанна Неронова, будущие раскольники. - А. П.). Общие интересы государства мало кого вдохновляют, и царь остается одиноким...».
Воссоединение братских народов было оплачено дорогой ценой. Кровопролитная и долгая война с Польшей, затем со Швецией вызвали крайнее перенапряжение и фактическое истощение всех сил Российского государства.
На Украину же после смерти Хмельницкого в 1657 году пришла эпоха измен, раздоров и междоусобиц, которую народ малороссийский печально прозвал Руиной.
Но каким тернистым и извилистым ни оказался путь, провозглашенный в Переяславле, все-таки он Украиной и Россией был пройден, и Переяславская Рада, при всей противоречивой сложности политических процессов, происходивших в ту переломную эпоху на территориях, где проживали два братских народа, стала событием величайшего значения.
19 января 1654 года по всей Украине стала дружно присягать на верность России и царю Алексею Михайловичу малороссийская шляхта. В конце января боярин Бутурлин с посольством отъехал в Москву, а в начале марта к русскому царю уже прибыло от Богдана Хмельницкого постоянное посольство, и вскоре Россия начала войну с Речью Посполитой, с тем, чтобы окончательно освободить от власти польских панов и короля исконные славянские земли.
Со вступлением московского войска в Западнорусский край, находившийся под владычеством католической Польши, начали добровольно, без боя, один за другим, переходить под руку царя Алексея Михайловича древние города Дорогобуж, Полоцк, Гомель, Могилёв. С боем были взяты Рославль, Орша, Витебск, Смоленск, Вильно, Гродно и Пинск. Таким образом, вместе с Малороссией под власть Московского государя перешла вскоре вся Белоруссия и многие области Литвы (до унии с Польшей именовавшейся великим княжеством Русским).
Так совершилось одно из самых важных событий нашей истории - Переяславская рада. Провозглашенное на ней присоединение к России освободило братские славянские народы от римско-католической зависимости.
Именно в силу этого можно утверждать, что Переяславская рада 1654 года явилась выбором веры западных славянских народов. И Богдан Хмельницкий (какие бы сложные и хитроумные маневры он ни предпринимал, чтобы добиться участия России и воссоединения с ней) видел в русском царе прежде всего православного покровителя Украины. Такое покровительство было жизненно важным при открытом, откровенно насильном миссионерстве католиков на захваченных ими славянских землях.
Кстати, неприкрытая экспансия католицизма на Украине сегодня , под аккомпанемент заклинаний о «европейском выборе» и благах, якобы связанных со скорейшем присоединением к Евросоюзу, ведущаяся ныне изощренно и целенаправленно, также не может не напоминать о событиях, происходивших здесь свыше трех с половиной столетий назад.
Вот почему, несмотря на описанные выше промахи и ошибки (возможно, неизбежные в контексте неоднозначных событий XVII столетия), возглавивший Украину в ее горячем стремлении объединиться с Россией гетман Богдан Хмельницкий, бесспорно, принадлежит к самым крупным деятелям русской истории. В многовековой борьбе Третьего Рима - православной Руси с послушным и изощренным орудием Ватикана - католической Польшей гетман осуществил решительный поворот в сторону Православия. Именно Богдан Хмельницкий в середине XVII века создал основы освобождения малороссийского народа от душившего его жизненные силы католицизма, которое позднее окончательно и совершилось.
Более того, благодаря его тонкой и хитроумной политике Западная и Южная Русь фактически (хотя и не одномоментно) воссоединилась с Восточной Русью.
Как здесь не вспомнить вещие слова святого преподобного отца Лаврентия Черниговского:
«Как нельзя разделить Пресвятую Троицу, Отца и Сына, и Святого Духа, это Един Бог, так нельзя разделить Россию, Украину и Белоруссию. Это вместе Святая Русь. Знайте, помните и не забывайте».
Ревнителям же украинской «незалежности», настырно сеющим семена неприязни «хохлов» к «москалям» и всячески пытающимся опорочить гетмана Хмельницкого, его соратников и их детище - Переяславскую Раду, уместно было бы заглянуть в «Письма» Николая Васильевича Гоголя за 1844 год, где он писал: «Какая у меня душа - хохляцкая или русская - сам не знаю. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, - явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характеров, чтобы потом, слившись воедино, составить собой нечто совершеннейшее в человечестве... Русский и малороссиянин - это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные»...
Проводящаяся же ныне близорукая, если не сказать антихристианская, политика современных противников братского единения Украины и России, заполонивших свой культурный мир десятками тоталитарных сект, упорно разделяющих два единокровных и единоверных народа все новыми кордонами, по сути своей напоминает богопротивные и антинациональные потуги ставшего в 1657 году гетманом предателя Ивана Выговского, пытавшегося перечеркнуть решения Переяславской Рады и тем самым как раз и ввергнувшего Малороссию в разорительную Руину...
История повторяется?
На фото: фрагмент картины М.И. Хмелько «Навеки с Москвой, навеки с русским народом»
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/volim_pod_cara_vostochnogo_pravoslavnogo__383.htm
