Во многих партизанских бригадах были особые «Сталинградские счета». Разрабатывая в лесах боевые операции, командиры обращались к каждому: «Что ты сделал для сражающегося Сталинграда?» И летели под откос поезда, груженные военной техникой, партизанские радисты сообщали на Большую землю сведения разведчиков о передвижении вражеских войск.
Однажды журналистская судьба занесла меня в небольшой баварский городок. А накануне мне довелось увидеть здесь немецкую военную кинохронику: по такому же городку с барабанами и знаменами шли в горы подростки в штурмовках. Шли на спортивные сборы будущие летчики, танкисты, пехотинцы, которые карателями ворвутся потом в наши города и села. Жители всего городка, похожего на игрушечный, высыпали тогда на улицы, подняв руки в фашистском приветствии. Теперь в центре городка я увидела памятник тем погибшим немецким солдатам. Я вспомнила нашу сожженную в Сталинграде улицу, и мной овладело мстительное чувство: я стала считать, сколько фамилий погибших начертано на обелиске, а потом пошла по коротким, похожим на прекрасный сад, улицам и считала количество особняков, увитых цветами. Зачем я это делала? Я хотела знать - в каждый ли дом попала здесь похоронка? У меня получилось, что в каждый. Мне казалось, что именно этот живописный склон я видела на снимках, которые мы собирали в детстве около подбитого немецкого танка вблизи моей разбитой школы. И я подумала тогда: кого они пришли грабить из этих, будто сказочных, городков?! Я ничего не могу забыть.
...Из окон нашей разрушенной Сталинградской школы был виден подбитый немецкий танк. Мы ходили вокруг него, подбирая разбросанные фотографии. С удивлением разглядывали на них живописные склоны и утопающие в цветах особняки. Мы таких зданий и не видели сроду.
Наши дома были построены из глиняных блоков, которые для прочности замешивали на коровьем навозе. Сколько метров немецкий танк не дошел до нашей школы? По нашим подсчетам - не более 70.
Мы видели и другие подбитые немецкие танки на нашей широкой улице, которая из степи спускалась к Волге. Но знали и другое - как быстро и аккуратно, буквально за несколько часов, немцы тягачами волокли подбитые бронемашины в нашу Вишневую балку - бывшую нашу игровую площадку. В балке теперь была устроена немецкая ремонтная база. А вот этот танк перед нашей школой они бросили. Что-то сломалось в отлаженном немецком механизме. Мы спросили об этом у нашего учителя-фронтовика: «Немецкие танки всю Европу прошли, а перед нашей школой остановились...» Ответ учителя запал в мою память. Он сказал: «Партизаны мосты подорвали - вот и не смогли немцы одолеть считанные метры».
Я помню чувство, которое остро испытывала тогда. Все смешалось разом: подорванный танк, не дошедший до нашей школы, неведомые нам партизаны и немецкие фотографии, которые мы подобрали. От нашей школы до Волги мы доходили за 20 минут. Но немецкий танк не прорвался к берегу. Эти события, произошедшие на нашей улице, казались мне тогда таинственными. Когда я, став журналистом, поехала в Белоруссию и встретилась с одним из бывших партизан, все встало на свои места.
... Анатолий Павлович Шиманович в 1941 году окончил школу и мечтал поехать учиться в Московский авиационный институт. С родителями они жили в небольшой деревне Плюсса под Минском. В доме на стенах висели его планеры и листы ватмана, на которых он изображал очертания самолетов. Немцы заняли те места на 7-й день войны. В военном дневнике Анатолия Шимановича появляются первые записи: «На здании бывшего сельсовета немцы повесили объявление: «В случае задержки сдачи зерна деревня будет сожжена».
Осенью 1941 года по деревне пошли слухи, что в лесной чаще действуют партизаны. Никто не знал - кто они и где находятся. Ему, тогда секретарю комсомольской организации школы, оставаться в деревне было опасно. Староста уже обходил дома деревни и требовал, чтобы молодежь явилась на регистрацию, составлялись списки - кого отправят на работу в Германию.
«Я сказал родителям, что пойду в лес искать партизан, буду воевать. Мать сшила мне мешок с лямками, положила хлеб, сало, спички, теплую одежду. Чтобы я мог продержаться в лесу какое-то время. Я ушел в лес, надеясь на удачу. Через несколько дней меня окликнули. «Кто такой?» Привели к командиру отряда. Расспрашивали с недоверием. Одно и то же я повторял по нескольку раз. Обидно мне стало. Я оставил родителей, ушел, чтобы воевать, а мне не доверяют. Почему? Впоследствии, находясь в отряде, я понял, что такие меры предосторожности в партизанском лесу были жизненно необходимы».
Вскоре он оказался в знаменитой бригаде «Дяди Коли». Сначала их было всего 50 человек. Он увидел в бригаде своих одноклассников и учителей.
Пройдет два года и отряд «Дяди Коли» станет одной из крупнейших бригад Белоруссии. В ее составе будет сражаться полторы тысячи человек. Командир бригады Петр Григорьевич Лопатин будет удостоен звания Героя Советского Союза.
В блокноте Анатолия Павловича Шимановича тщательно записаны партизанские выходы на железную дорогу, где они охотились за вражескими составами с военными грузами, операции разведчиков, бои с карателями, которые отправлялись на расправу с жителями деревень, помогавшими партизанам. В памяти Анатолия Павловича остались даты и многие подробности тех операций. Но я старалась расспрашивать его об окопной партизанской правде. Мне хотелось узнать - как можно было существовать и воевать, находясь на болотах. Сам А.П. Шиманович воевал среди них целых три года. Анатолий Павлович рассказывал: «От берега к острову мы прокладывали бревна. Называли их кладками. Идешь по скользким бревнам, они крутятся, соскальзываешь. Падаешь. Друзья спешат на помощь, вытягивают из болота. А за плечами - всегда тяжелый мешок с продуктами или военным снаряжением. Кладки тянулись на 2-3 километра и были единственными дорогами на болотные острова, где находились штабы отрядов, наши землянки и раненые. Кладки днем и ночью тщательно охраняли, их даже специально притапливали в болоте, чтобы немцы или полицаи не могли к нам пробраться или взорвать дорогу к лагерю. Со временем появилась у нас сноровка, прыгали по бревнам, будто циркачи. Особенно трудно было носить раненых по кладкам. С открытой раной партизана, случалось, роняли в болотную жижу. Каждый фронтовик знает - перед лицом смерти молодой организм проявляет невиданные силы. Когда шли на операцию, часами приходилось лежать в снегу, и никто не простужался.
Анатолий Павлович показал мне на карте участок железной дороги между станциями Смолевичи и Жодино. Здесь была его партизанская передовая.
«Партизаны открыли Второй фронт еще в 1941 году. Подпольщики, работавшие на станциях, передавали нам, когда пойдут составы с танками или с горючим, - рассказывал Анатолий Павлович. - Нам приходилось много ходить по лесным болотистым местам. По 50-60 километров в один конец. Мы были готовы на любые испытания, лишь бы нанести урон немецким карателям. Опасаясь партизан, немцы вырубили лес вдоль железных дорог на 100-150 метров. Поставили вышки с пулеметами. Освещали по ночам железную дорогу прожекторами. И все-таки нам удавалось пробраться к «железке».
На железную дорогу Анатолий Павлович Шиманович ходил пятьдесят раз. Каждый раз группа шла на верную смерть. Не было двух одинаковых операций. Каждый выход к «железке» - особенный.
Однажды пошли на задание в октябре 1943 года. «Шли дожди, которые мы проклинали всю дорогу. Не думали, что эти проливные дожди спасут наши жизни и помогут выполнить задание. Два дня ползали в грязи около насыпи, но подняться на нее не смогли. Дождь такой, что даже немецкие вышки не видно. И мы решили: «Если мы их не видим, то и они нас не видят». Мы добирались к «железке», не заходя в деревни, ни разу не разжигали костер. Опасно! Выбрали ложбинку, которая вела к железной дороге. Я пополз один. Ребята остались - прикрывать меня. Грязь была такая, что сапоги с ног сдирала, цеплялась за полы пальто, набивалась в рукава. Руки скользили по размытой дождем земле. И все-таки я ухватился за стальной рельс. Услышал вдалеке шум поезда. От подпольщиков знали - идет состав с танками. Я успел все-таки поставить мину и отползти к лесной опушке, где меня уже ждали ребята.
Нам приходилось беспрестанно ходить. Обуви не хватало. Однажды Коля Дудников пошел на задание в лаптях из сырой кожи. От этих лаптей шла нестерпимая вонь. Ремни разлагались от воды и тепла. Ночью я уснул под елкой. Меня толкает Коля Дудников: «Что делать? Нас окружили волки». Их привлек смрадный запах. Открывать стрельбу мы не могли - обнаружим себя, сорвем операцию. Мы сели вокруг елки и стали ждать. В карманах у нас были щепотки пороха. Мы разбросали их вокруг. И волки ушли. Наша группа поднялась и стала пробираться к железной дороге».
На болотных островах строили шалаши, рыли землянки. Посредине - бочка, труба которой выходила в потолок. Дежурный всю ночь поддерживал огонь в бочке - так обогревались. Были землянки-госпитали. На костре в болотной воде кипятили полотенца, куски ткани - это были бинты. «Во время одной из операций был тяжело ранен в ногу мой друг Алексей Анищенко, - говорил Анатолий Павлович. - Наш хирург Ольга Тихоновна Бакун сказала: «Придется ампутировать ногу». Алексей Анищенко попросил меня, чтобы я держал его за плечи во время операции. Раненого положили на стол. И хирург обыкновенной ножовкой стала отпиливать Алексею кость. Никакого наркоза и хирургических инструментов у нас, конечно, не было. Алексей страшно кричал, его тело выгибалось от боли, я старался прижать его к столу, чтобы он еще больше не повредил себе раненую ногу. Запах мха навсегда соединился для меня с запахом крови».
Анатолий Павлович показал мне подшивку газеты «Красный партизан», которая выходила в бригаде «Дяди Коли». С удивлением я увидела, что среди сводок Совинформбюро и сообщений о партизанских операциях, которые принимали радисты, печаталось много стихов.
Иногда - целые полосы. «Был у меня друг Яша Ксендзов. Вернувшись с боевого задания, ребята укладывались спасть вповалку в землянке, а мой друг Яша Ксендзов усаживался под березкой и, мусоля карандаш, что-то писал на клочке оберточной бумаги. Это он сочинял стихи», - рассказывал Анатолий Павлович.
Мы не знаем, обладал ли Яков Ксендзов подлинным поэтическим даром. Но что значали тогда поэтические строки, написанные на болотном острове! Не хватало патронов, оружия, хлеба, тепла в землянках. Партизаны прошли через лишения, боль, жестокость, предательство. Но побеждали не только силой оружия, но и силой духа - особого сопротивления врагу. Яков Ксендзов не дожил до Победы. Он погиб в одной из партизанских операций.
«Самое страшное было видеть, как где-то за лесом горит деревня. Незнакомая, но родная, - вспоминал Анатолий Павлович. - Однажды наша диверсионная группа - 5 человек - шла к железной дороге. Вместе с нами - группа подрывников Ивана Лизунова. Около одной деревни на нас выскочил испуганный мужик: «Ребята! Помогите! Немцы окружили деревню. Грозят сжечь вместе с людьми!» И хотя мы не имели права сворачивать со своей дороги, но решили броситься на помощь деревне. Пока бежали по лесу, встретили еще группу партизан из соседней бригады «Смерть фашизму!» Мы не были знакомы друг с другом, но ребята попались боевые - договорились быстро. Вместе бросились к деревне. Среди нас самым метким стрелком был Николай Алексеев. Мы подсадили его на крышу дома, чтобы он снял наводчика орудия. Домик был деревянный. Немцы партизана заметили. Открыли огонь. Николай крикнул мне: «Толя! Я ранен!» Я оттащил его в картофельную ботву. Рана оказалась тяжелой. Алексей остался инвалидом. Видим - из сарая, куда немцы загнали жителей деревни, люди стали разбегаться. Партизаны гранатами и оружейным огнем разогнали карателей. Много было у нас операций, но особенно помнится эта - как мы спасали деревню».
В жизнь каждой партизанской бригады входило страшное понятие «блокада». Каратели окружали лесные чащобы и болота, где находились партизаны. Самолеты и орудия обрушивали на них свои огненные удары.
Под защиту партизан бежали жители. «У нас кончались боеприпасы, продукты. Остатки муки разводили болотной водой. Питались корнями болотных трав. Кинжалами снимали березовую кору, ели древесную кашицу, - говорил Анатолий Павлович. - Подбирали и грызли лошадиную кожу. Невозможно было разжигать костры. Над нами кружили немецкие самолеты. Каждый день партизаны, голодные и измученные, вели бои. Раненых собралось столько, что не хватало ни бинтов, ни носилок, ни людей, чтобы их вынести. Раненых прятали в болоте под вывороченными корягами». Так спрятали и Анатолия Шимановича, когда его ранило в ногу.
«Это было 21 июня 1944 года. Поставив пистолет на боевой взвод, я лег между двумя кочками, ноги спрятал под поваленную ольху. Санитарка укрыла меня сверху мхом. Облепленный грязью я дышал через тростинку. Поблизости слышались выстрелы и немецкие команды: «Хальт!» В голове бьется мысль: «Живу последние минуты». В холодной воде я находился до поздней ночи. Меня трясло от озноба. Шевелиться было невозможно. Немцы стреляли, услышав любой звук.
Ночью стало тихо. Я вылез на остров. Достал из укрытия одежду, остатки еды, сапоги, в которые я спрятал свой блокнот в кожаном переплете».
Больше всего меня поразила последняя запись в блокноте Анатолия Шимановича. Выбравшись из-под коряги, раненый, голодный Анатолий Шиманович записывает сведения, которые передали партизанские радисты: «В Париже идут бои. Надеюсь, скоро Париж будет освобожден».
Партизаны, проводя боевые операции среди болот, верили, что они связаны с общим ходом войны. Так оно и было на самом деле.
В декабре 1942 года наступление танковых армад Манштейна под Сталинградом откладывалось из-за диверсий партизан на железных дорогах. В дни Курской битвы тысячи партизан вели рельсовую войну. И эти партизанские операции в тылу врага помогли осуществить главную стратегическую задачу лета 1943 года. Враг потерпел поражение на Курской дуге. В то время в тылу врага воевало более миллиона партизан и подпольщиков.
В те дни, когда Анатолий Шиманович, раненый, укрывался в болоте, которое блокировали немецкие каратели, издалека послышались орудийные залпы. Наши войска прорвали фронт. От Орши к Борисову, вблизи которого находилась бригада «Дяди Коли» и другие партизанские соединения, по деревянным гатям, проложенным среди болот, шли советские танки, артиллеристы тянули орудия, пробирались стрелковые полки. Началось освобождение Белоруссии.
...На Нюрнбергском процессе главарям фашистского рейха были предъявлены документы о расправе над партизанами и мирными жителями Минской области во время блокады, которую пережил и Анатолий Шиманович. Вот немецкий отчет о карательной операции вблизи озера Палик, где воевала бригада «Дяди Коли»: «При количестве 4500 убитых врагов на поле боя было подобрано всего 492 винтовки». Страшная картина расправы над «семейными лагерями», госпиталями и крестьянами, ушедшими в партизанскую зону. Само озеро Палик стало особым символом жестокости карателей на белорусской земле.http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/brigada_dadi_koli_405.htm
