Прошлой
саратовской зимой, с ее нечищеными тротуарами и т.п., кто-то из
знакомых в сердцах произнес: «Наверное, даже во время Гражданской войны
дворники работали!» А я задумалась: работали или нет? Конечно, мы все
учили историю: революция, крушение империи, первые годы советской
власти... Но много ли мы знаем о том, как жили не «народные массы», а люди
- обычные люди - в родном Саратове в далекие годы?
«Город
свои дома и улицы не чистит. Получается какой-то невероятный кавардак».
Строки эти были написаны в Саратове в 1919 году. Перед нами - страницы
честного, как отражение в зеркале, документа первого послереволюционного
российского десятилетия - дневник саратовца, три тонкие тетрадки
убористым почерком. Они были обнаружены среди архивных документов и
подготовлены к публикации писателем-краеведом Юлием Вениаминовичем
Песиковым. Автор дневника - обычный среднестатистический горожанин.
Юрист, сотрудник госучреждения. Возможно, на работу вы ходите той же
улицей, что и он. Кстати, об улицах: увы. Кроме «на улицах крайне грязно
и антисанитарно, в воздухе ядовитые испарения нечистот», «город
превратился в какую-то клоаку» и т.п. ничего иного по данному поводу
обнаружить не удалось. Впрочем, пыль и грязь на саратовских улицах были
не самой страшной бедой этих лет...
Первая запись в дневнике сделана зимой 1918 года. «20 января. Время-то такое, что и сам не знаешь, что тебя ожидает даже в очень близком будущем». Через два месяца - продолжение темы. «7 марта. В Саратове эксцессы с фронтовиками. По вечерам опять раздается стрельба». «16 марта.
12-го числа, в праздник революции, в Саратове была провокаторская
стрельба, в результате есть убитые. Я попал в самое жаркое место на углу
Немецкой и Вольской. По Крытому рынку был дан оружейный выстрел».
«22 мая.
16-18 мая у нас в Саратове было выступление контрреволюции против
Советской власти, сопровождавшееся пушечной пальбой по всему городу, от
которой пострадали некоторые дома и Дом Советов. Благодаря помощи извне
бунт ликвидирован, мятежники наказаны. Как оказалось, в бунте принимали
участие (некоторые) части Красной Армии. Теперь спокойно, но в городе
военное положение».
Удивимся, что в
антисоветском мятеже участвовали красноармейцы. Нас-то в школе учили,
что «красные» - это «красные», а «белые» - это «белые». В том, что жизнь
- порой «процесс нелинейный», мы сможем еще не раз убедиться, читая
этот дневник. Вот, например, запись 1920 года: «30 мая. Троица.
Сегодня на новый собор подняли новый колокол в 855 пудов, отлитый в
1914 году на московском заводе братьев Смагиных. Поднятие обошлось
благополучно». Новый собор - это Александро-Невский кафедральный собор в
Саратове. Удивительно, конечно, читать такое - ведь идет борьба с
религией и духовенством. 11 октября 1919 года автор, например, заносит в
дневник: «Опять красный террор. Расстреляны <...> священники
Шанский, Махровский и другие. Ужасно!». А тут - на колокольню
кафедрального собора поднимают новый колокол. Впрочем, власть не надолго
отложила устранение этой «недоработки»: Александро-Невский собор был
разрушен (на его месте сегодня стадион «Динамо»). «Религии, и в
частности, христианству, объявлена война «насмерть». Таковы времена
<...> Ударились в антирелигиозную пропаганду, такую глупую,
ребяческую. Она успеха не имеет»,- пишет автор в дневнике.
«1923 год. 6 января.
Рождественский сочельник. Несмотря на яростную газетную травлю религии,
сегодня все церкви полны молящимися». Судя по дневниковым записям,
«полны народом» саратовские церкви были не только в начале, но и в конце
двадцатых годов. Запись 1926 года: «21 ноября. Сегодня день
Архангела Михаила. Вчера на всенощной была масса народу. Служили оба
архиерея - Досифей и Андрей. Хор был усилен». Но безбожная власть курс
на искоренение религии держала неуклонно. «1930 год. 6 февраля.
Горсовет опубликовал постановление о запрещении колокольного звона.
Факт большой исторической важности. При царях колокольный звон был
запрещен у старообрядцев. Итак, отзвенели русские колокола. Они не
сделали мягче сердце человека». Осенью того же года автор запишет:
«Снимают главки с церкви - со старого Михаила Архангела (эта церковь
стояла на месте нынешнего сквера Первой учительницы - Авт.)», еще через
год - «Продолжается снятие колоколов с церквей».
Продолжается
после революции и разруха в городе, усиливается голод, и все это - на
фоне страха перед завтрашним днем, иллюзий и разочарований. «1919 год. 15 января. Злободневный вопрос - по-прежнему продовольствие. Питаемся хлебом, картошкой, отчасти селедкой. Ничего другого нет». «13 августа.
У нас большевизм сильно хромает. Тирания одной партии. Население
страдает из-за отсутствия самых элементарных продуктов. С наступлением
осени за неимением керосина мы вечерами погружаемся в какую-то ужасную
тьму <...>
«1920 год. 1 августа.
Вчера я был свидетелем грандиозного пожара в Саратове, от которого были
уничтожены целые кварталы северной части «гор». Зрелище с высокой горы
было страшное. Погибли люди. Сгорели учреждения, школы, сгорело много
имущества, столь ценного в настоящее время. Сегодня целый день по городу
развозят имущество погорельцев. Главная причина этого бедствия лежит в
общей нашей разрухе, расстройстве пожарных обозов, падении дисциплины
среди пожарных и т.д.». «8 ноября. Советская власть входит в
четвертый год своего существования. Это факт чрезвычайной важности,
который уже нельзя вычеркнуть из истории. Но идея мертва! Вместо
всеобщего процветания - во всем большая разруха. То, что обещал
социализм, в действительности не осуществляется. Бедные и богатые
остались. Все то, чем была черна прошлая жизнь - кумовство,
прислужничество, осталось. Теперь высоко держит голову только то, что
раньше мелко плавало».
«1921 год. 10 февраля.
Живешь просто, чтобы жить и не умереть с голоду. Теперь без пайка жить
немыслимо. Не хватает никакого жалованья. Каравай хлеба - 7-8 тысяч, а
месячный оклад вроде этого». «10 марта. У нас в Саратове были
бурные собрания железнодорожников, теперь успокоились. Арестовано много
горожан - представителей «старого мира». «9 июня. Из-за
отсутствия дождей нашей Саратовской губернии грозит страшный неурожай. К
этой беде присоединяется начинающаяся холера». «25 июня. На фоне дня - холера. В день заболевает до 150 человек. Становится жутко». «1 июля.
Холера продолжает косить людей. До сего дня умерло до 2000 человек. В
Саратове самый настоящий голод. Хлеба не выдают, а в продаже он стоит 5
000 рублей за фунт. А я за май получил всего 9 300 рублей жалованья.
Жизнь понемногу воскресает: открыт Крытый рынок, торгуют базары,
лавочки, пирожные. Режим как будто стал мягче. Просыпается кооперация.
Это, безусловно, «всерьез и надолго». «14 августа. Власть идет
на громадные шаги назад. Восстанавливаются денежное хозяйство, налоги,
аренды, всякого рода платы, кассы. Разрешено продавать и покупать
ненационализированные дома. Словом, жизнь выравнивается, а революция
угасает». «22 августа. Бывшие мастера Филиппова открывают
кондитерскую. Это хорошо. Понемногу население переходит к новому
порядку. Можно над прошлым поставить крест». «4 сентября.
Восстанавливается плата за почтовые услуги, воду, газ, электричество и
т.д. Словом, на всех парах - к старым берегам. Повсюду открыты
кооперативные лавки всех названий. Торгуют на базарах. Ходит трамвай (но
1 000 рублей за билет), пока только по Московской улице. Но все же
жизни не чувствуется. Город почти мертв, особенно по вечерам. На Волге
пусто, безжизненно. В Саратове аресты, в Москве ликвидирован Комитет
помощи голодающим. На улице много голодных. С впалыми щеками, желтыми
лицами. Дети лежат на тротуарах и плачут».
«1922 год. 6 января. В Саратов пришло 30 вагонов муки - дар Папы Римского» «15 февраля.
Голод делает свое дело: по сообщениям газет, смертность, особенно за
Волгой, ужасающая. Церкви отдают часть своих драгоценностей для закупки
хлеба». «2 марта. Проходит еще одна зима: тяжелая, голодная. За
Волгой людоедство. У нас пока хлеб 45 000 рублей 1 фунт. Из церкви
отбирают золото и серебро. Для каких целей - неизвестно».
«1923 год. 5 июля.
Меня сократили. В последнем разговоре я заметил сильную ненависть ко
мне как к юристу, интеллигенту. Итак, я без места, а значит, и без
денег». «22 июля. Живу без работы. Вечера провожу в Липках, которые теперь ожили и полны прилично одетой публики».
«1925 год. 6 октября.
Ничего не читаю, кроме нудных, однообразных газет. Можно отметить
новость. Разрешена продажа 40-градусной водки, которая была запрещена
еще царем в 1914 году. От этого снова появилось невероятное количество
пьяных».
«1928 год. 14 мая. Кругом
отчаянная безработица. Это как-то странно для нашей эпохи
«строительства». Теперь пока в ходу новое слово «самокритика». Но пока
плодов ее не видно». «22 июня. Я уже писал: провозглашен лозунг
«самокритики». И вот идет раскрытие всех видов преступлений.
Арестовываются прокуроры, судьи и всякие должностные лица. Но система,
способствующая такому порядку, остается без изменений».
И все же изменения были - с конца двадцатых годов начинает меняться облик родного города.
«1929 год. 24 июня.
На нашей улице прокладываются новые водопроводные трубы. Заканчивается
строительство большого дома напротив Липок - для служащих банков».
«1931 год. 3 мая.
Вчера ходил на Увек. Смотрел, как строится мост через Волгу. Он -
давняя мечта жителей Саратова. О нем мы мечтали более 30 лет». «20 ноября.
В Саратове на Соляной улице заканчивается строительство 5-этажного дома
для водников. На углу Никольской и Большой Кострижной (ныне - улицы
Радищева и Сакко и Ванцетти - Авт.) завершают строительство 4-этажного
дома для работников ГПУ. Уже более двух лет не едим белый хлеб. Базары
сейчас почти пустые. Там очень высокие цены. <...> мануфактуры и
обуви нет. С церквей снимают последние колокола».
Дневник
заканчивается декабрем 1931 года. Примечательно, что на протяжении всех
четырнадцати лет, что охватывают записи, их автор в конце декабря
каждый раз выражал надежды на то, что новый год принесет долгожданные
изменения. «Хочется все же надеяться, что грядущий, 1931 год, возможно,
улучшит нашу серую жизнь»,- написано на последней страничке...
...Саратовца
Владимира Николаевича Ситникова - это его дневниковые записи мы с вами
читали - арестовали в 1940 году по доносу. Найденный при обыске дневник
сочли антисоветским. Суд приговорил его к семи годам лишения свободы за
«контрреволюционную пропаганду». До окончания этого срока он не дожил. В
1994 году был посмертно реабилитирован.
Подготовила Маргарита Крючкова
Газета "Православная вера" №24
Опубликовано на сайте Православие и современность
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=54835&Itemid=4
