Мы уже сообщали о том, что издательство «Русский Вестник» выпустило в свет книгу терского казака Михаила Матвеевича Бойкова «Люди советской тюрьмы», впервые изданной в 1957 году в Буэнос-Айресе (Аргентина). После издания книга замалчивалась западной печатью и больше никогда не переиздавалась.
Это свидетельство эпохи стало достоянием нашего народа и предупреждением грядущим поколениям русских людей о том, в какую кровавую трагедию нас может ввергнуть ломка общественных устоев, совершаемая мировой закулисой.
Книгу можно приобрести в лавке «Русского Вестника». Тел. (495) 788-41-88. Цена 420 руб. С рассылкой по почте - 630 руб.
Ниже следуют предисловия к книге Бойкова. Одно написано известным русским писателем и историком Сергеем Семановым, второе прислано из-за рубежа.
ЛЮДИ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО ГОДА ПО ОБЕ СТОРОНЫ ТЮРЕМНОЙ РЕШЕТКИ
Книга Михаила Бойкова может кому-то показаться воспоминаниями о подлинных событиях. Сюжет очень прост: молодой журналист попадает по вздорному политическому обвинению в тюрьму, испытывает сам ужасы тогдашнего застенка НКВД, описывает страшные судьбы множества своих собратьев по несчастью, переполнявших тогдашние камеры, их ужасные мучения, кончавшиеся гибелью большинства. Указаны точные приметы места: Северный Кавказ, следственные изоляторы в Пятигорске и Ставрополе, а также столь же точные даты пребывания героя в том земном аду - с 5 августа 1937 по 11 февраля 1939 года. Примечательное время в нашей истории, о чем подробно будет нами рассказано далее. Назван ряд подлинных имен тогдашних деятелей палаческого ведомства. Однако, и это надо сразу же указать читателю, что данное произведение к жанру мемуаристики не может быть отнесено. Написано оно много лет спустя после пережитых событий в жизни героя и должно быть определено, как некий вид художественного повествования, где жизненный материал подан в свободной повествовательной манере. Книга написана страстно и горячо, читается с неослабевающим интересом, но при этом надо все время иметь в виду, что перед нами не хроника тогдашних событий, а беллетристическое произведение очевидца.
Герой повествования проникнут острой ненавистью к его мучителям с петлицами НКВД на гимнастерках, его чувства понятны, ведь он и в мыслях не имел ничего замышлять против Советской власти, попал в жуткую мясорубку невинной жертвой. Книга написана в предвоенных и первых послевоенных годах, когда эпоха так называемой «ежовщины» не имела никакого публичного истолкования, не говоря уже о научном объяснении на основании подлинных источников. Теперь мы имеем все это в полном объеме, поэтому к иногда наивным суждениям автора надо сделать пояснения.
Прежде чем высказать суждение, которое может показаться неожиданным, сошлемся на очевидный пример. Гитлер был явный, открытый и непримиримый враг России и русских. В случае его военной победы, которая поначалу была вполне возможна, нам грозила полная гибель. Чтобы принудить Гитлера застрелиться, разгромив его армию, положили более двадцати миллионов людей, преимущественно русских. Но Гитлер и его генералы не вошли в Москву, а вот Троцкий со своими присными инородцами, лютыми ненавистниками всего русского, они некоторое время прочно освоились в московском Кремле. Задержись они там надолго, нам, русским, грозила бы столь же страшная судьба.
Сталин сокрушил Троцкого с множеством его сторонников, занимавших крупнейшие посты в СССР, сделал он это с присущей ему беспощадностью, но был в этом поддержан большинством, и преобладающим, нашего народа, который тогда далеко не всё знал, но прекрасно чувствовал, кто его друг и кто враг. Так пошла борьба с подлинными, как тогда выражались, «врагами народа», хотя сам народ заплатил за эту победу большой кровью. Слишком часто это были совершено ни в чем не виноватые люди, попавшие в «частый бредень» чисток, как и герой книги. Суровая эта чистка получила в народе название «ежовщина».
Николай Иванович Ежов (1895-1940) коммунист с 1917 года, был партийным работником в ЦК ВКП(б), вторым браком женился на распутной одесской еврейке и приобщился к среде тогдашней космополитической богемы (одним из любовников жены был писатель Исаак Бабель, сам тоже из бывших чекистов). По всем достоверным свидетельствам, Ежов от природы был скромным человеком, никакой злобы или истеричности в нем не замечалось. С осени 1936 года Ежов был назначен наркомом внутренних дел СССР. Именно ему была поручена жестокая чистка, и мягкий доселе Ежов превратился в подлинного изверга.
Со времен «железного Феликса» (полуполяка, полуеврея, женатого на еврейке), русофоба с юности, о чем свидетельствуют его опубликованные юношеские дневники, органы ВЧК-ОГПУ-НКВД были переполнены латышами, поляками, кавказцами и особенно евреями, которые быстро и легко усваивали установки Троцкого-Бухарина-Луначарского и прочих «вождей революции» о прирожденной «реакционности» православного русского народа и о России как «тюрьме народов». В 2006 году в Москве издан научный справочник «Евреи и КГБ», где приведены служебные биографии руководящих сотрудников Лубянки с начала основания этого ведомства. Список долгий, многие русские фамилии (Миронов, Островский и множество иных) были своего рода прикрытиями, а само ведомство к моменту прихода Ежова возглавлял зверский палач Генрих Ягода, родня известного русофоба Янкеля Свердлова.
Ежову была поставлена задача очистить партийные, чекистские и военные руководящие кадры от скрытых троцкистов, для которых, как для истинных марксовых «пролетариев», не существовало «своего отечества». Задача была четкая и очень строгая, но выполнить ее с соблюдением правовых норм не представлялось возможным. Все эти люди были опытными политиками и умели скрывать свои подлинные цели и намерения. А затягивать до бесконечности следствие и суд с его адвокатским многословием было невозможно - враги угрожали стране со всех сторон (события у озера Хасан летом 1938 года на Дальнем Востоке наглядно подтвердили это). Значит, нужно было добиться самооговора, то есть на юридическом языке «признания обвиняемого», что еще с античных времен считалось в судебном разбирательстве «царицей доказательств».
И большинство обвиняемых признавались, даже, как герой книги, в совершенно немыслимых вещах. Почему же? Автор безусловен в этом вопросе: людей били, мучили, издевались. Да, так было во множестве случаев, но вот что характерно и ныне доказано безусловно: Зиновьева, Каменева, Бухарина, Тухачевского. Радека и других подобных никак не били и не мучили, они давали на себя показания сами. Почему? Вопрос очень сложный и до сих пор точно не установленный, предположения есть самые разные. Нет сомнений лишь в том, что они все были истинными врагами русского народа.
А вот множество других, зачастую невинных... Еще Маркс учил о плановом хозяйстве в грядущем коммунизме. По плану возводились заводы и гидростанции, создавались научные институты, по плану проводилась и борьба с «врагами народа». А все планы полагалось перевыполнять («Пятилетку в четыре года!»). Это опробовали уже на недавнем «раскулачивании». Доподлинно известно теперь, как каждой области ведомство Ягоды предписывало, сколько именно им предстоит кулаков выслать в Сибирь, с семьями или без, а сколько - к высшей мере. Так и тут, а план полагалось перевыполнять, да еще строго наказывали исполнителей за нерадивость. И началось...
Вакханалия насилия действовала ужасно не только на жертвы, но и на самих следователей. Сам Ежов от нервного перенапряжения стал пить и предаваться иным порокам, в конце карьеры явно повредился умственно. А множество его подчиненных - тем паче. Это отражено в книге.
Вот измученного долгими издевательствами человека допрашивает новый следователь и спрашивает почему-то о прежнем:
- Какие показания ты давал Островерхову? Расскажи вкратце.
- О моих показаниях спросите у Островерхова, а я ничего не помню.
- Как же я у Островерхова спрошу? Его нету.
- Где же он?
- На вышке прикончили.
Герой книги потрясен, но не менее потрясенным выглядит и новый следователь, он-то хорошо чувствует: чистка ежовских кадров началась, наступил 1939 год, бывший хозяин Лубянки снят и сам стал «врагом народа». И пошла «зачистка»...
Так оно и было. Более того, со снятием полубезумного уже Ежова новый его сменщик Берия получил приказ не только прекратить массовые аресты, но и выпустить тех, чья невиновность была уж слишком очевидной. Так герой книги вышел на волю в примечательный день - 11 февраля 1939 года.
А бывший генеральный комиссар госбезопасности Ежов уже признавался, что был агентом польской, немецкой и японской разведки. Его присных ожидало то же.
Некоторые подлинные имена чекистов в повествовании М. Бойкова упоминаются. Помимо хорошо известных Ягоды и Ежова, названо еще несколько приметных деятелей НКВД тех лет.
Дагин Израиль Яковлевич (1895-1940) - местечковый еврей из Мелитополя, кадровый чекист с гражданской войны, в 1934-1937 начальник управления НКВД по Северо-Кавказскому краю, отозван в Москву, арестован и расстрелян. Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, 1894-1938), литовец, дезертир Первой мировой войны, в органах ВЧК с 1918 года, крупный начальник позже, в январе 1938 года назначен заместителем Ежова, но уже в апреле арестован, отличался зверской жестокостью, о чем ходили легенды в «органах», расстрелян. Евдокимов Ефим Георгиевич (1891-1940) - происхождение неясное, бывший анархист, с 1918 вступил в ВКП(б), с 1919 - ответственный работник ВЧК. В 1934-1937 годах первый секретарь Северо-Кавказского обкома. В 1938 году арестован, потом расстрелян. Все упомянутые чекисты кончили свои жизни плохо, но жалеть о них нынешним гражданам России вряд ли стоит.
В повествовании рассказывается о многих «энкаведистах», попавших в заключение. Их следователи старались содержать отдельно, но случалось, когда они попадали в общую камеру. Тогда над ними учиняли свирепый самосуд, что тоже описывается (сцена ужасная). Словом, в «советской тюрьме» томились не только невинные жертвы, и вовсе не обязательно из числа бывших чинов НКВД. Вот автор с полным сочувствием описывает некого Семена Борисовича Прицкера, резчика печатей, который изготовлял за деньги эту свою продукцию для уголовников. Его в конце концов арестовали, но ведь по его подложным бумагам продолжали творить зло матерые бандюги. Трудно считать Прицкера невинной жертвой «культа личности».
Столь же нелепо выглядит почтение автора перед так называемыми «абреками», то есть бандитами из числа кавказских горцев, грабивших кого попало. Но так как брали их «энкаведисты», то они, стало быть, по автору, жертвы «советской тюрьмы». Бойков не дожил до жутких девяностых годов, когда наследники «абреков» получили полную власть на Северном Кавказе и начали повально грабить, изгонять и убивать русских, потомков его родных, друзей и соседей.
С удовлетворением отметим, что данное повествование, основанное на личном и очень горьком опыте автора, начисто лишено так называемой «блатной романтики». Вопрос не простой. Еще Максим Горький, «пролетарский писатель», воспевал уголовника Челкаша как некого сверхчеловека. Коммунисты-космополиты в первые годы своего правления в России вообще объявили уголовников («урок») якобы «классово близкими пролетариату» и относились к ним в местах заключения довольно мягко, а к классовым врагам - сугубо жестоко. Пресловутой «блатной романтикой», то есть, по сути, воспеванием уголовщины, была заполнена советская литература времен Троцкого и Луначарского, особенно авторами - выходцами из «Одессы-мамы»: Бабелем, Катаевым, Ильфом и Петровым, Паустовским, Погодиным и иными.
Тянулась эта дурная традиция долго.
Но только воочию столкнувшись с уголовной «братвой», бывшие читатели про бабелевского Беню Крика начинали на собственной шкуре понимать, что на самом деле означает «блатная романтика» для обычного человека. Сцены подобного рода вполне реалистичны, читать их очень тяжело. Вот одно из описаний: «Особенно изощрялся в издевательствах над заключенными Митька Сатана... Избрав себе очередную жертву, тщеславный и уверенный в том, что он похож на многих знаменитых людей, Митька приставал к ней:
- Эй ты, гнида! А ну, скажи: похожий я на Юлия Цезаря?
Заключенный спешит ответить:
- Похож. Очень похож. Точная копия.
Физиономия Митьки кривится в гримасу.
- Не так отвечаешь, гнида, - цедит он сквозь зубы и приказывает одному из урок: - А ну, Васька, дай ему раза!
Урка охотно исполняет приказание вожака. Удары градом сыплются на голову заключенного. Тот, увертываясь от них, вопит:
- Постойте! Не бейте!.. Как же тебе отвечать?
- Так отвечай: очень похожий, товарищ атаман Сатана».
Видимо, Бойков был способный журналист, он не только много подметил и описал, но сумел также сделать примечательные обобщения в адской тюремной жизни. Вот читаем: «В воровском жаргоне имеются десятки определений битья. «Навешать», значит побить до крови, но не особенно сильно. «Выбить бубну» - это уже посильнее, с потерей зубов или повреждением носа. «Отбивные по ребрам» - избиение с переломом их. «Сыграть в футбол» - бить ногами, «давать по кумполу» - бить по голове, «посадить в кресло» - отбить печень, «вложить на совесть» - избить до полусмерти или искалечить и т. д.».
Таковы были нравы «социально близких» для коммунистов-интернационалистов и их литературных подпевал.
Теперь-то стало очевидным и научно доказанным, что для тех самых интернационалистов, захвативших власть в России в 1917 году, главным врагом был именно русский народ, его вера и культура. Первые двадцать лет после революции пытались уничтожить не только Православие, но и основные ценности духовные. В этой связи весьма показательна судьба творчества замечательного русского поэта Сергея Есенина (1895-1925).
Его поэтическое творчество обожал русский народ послереволюционной поры, видя в нем замечательную и почти единственную отдушину во мраке коминтерновской вакханалии. Всесильный тогда Троцкий даже пытался заигрывать с поэтом, но тот не поддался. Есенин погиб в гостинице, опекаемой питерскими чекистами, Бухарин и иные пытались опорочить его имя, - все напрасно, его память чтил и чтит по сей день русский народ.
Поэзия Сергея Есенина была очень любима в местах заключения - вроде бы всё за Русь и против коммунистической диктатуры, и читать вроде бы не запрещено. Бойков свидетельствует обо всем этом и даже сохранил в памяти грустную тюремную частушку о безвременно погибшем поэте:
Нас тоска твоя нынче гложет,
Как тебе, всем нам жить невесело.
Ты дошел до веревки, Сережа!..
Или, может тебя повесили?..
Книга Бойкова еще раз напомнит нам о печальных событиях в нашей России в несчастном ХХ столетии.
ПОЯСНЕНИЕ ИЗ-ЗА РУБЕЖА
Михаил Матвеевич Бойков в своем роде знаковое явление в русской истории середины ХХ века. Показатель условий своего времени.
В тяжелейшее Смутное время Козьма Минин смог выйти на Вече, сказать слово во всю мощь своих легких и собрать ополчение. Князь Дмитрий Пожарский смог повести это ополчение. Ярославцы прислали средства. На площади не оказалось ни энкаведешника, ни кагебешника, ни сексота, ни эсэсовца, ни цээрушника, чтобы пристрелить Минина. Никто не дал ему взятку, чтобы бросил затею и отправился на Лазурный Берег. Пожарский был здоровым человеком, «лекаря» ему не потребовалось, никто его не отравил, хотя и попытались убить кинжалом. У ярославцев не имелось ни банка, ни телеграфа, но деньги они переслали, они дошли до нижегородцев, их не разворовали.
Ныне такое стечение обстоятельств почти невозможно; потребуется какое-то сверхчудо, чтобы современных кандидатов в освободители не убили, не перекупили, не шантажировали, не запугали, не опорочили, не совратили, не извратили, не посадили. Желающим сопротивляться ребуется искать совершенно другие способы борьбы, стать «кротами», «бактериями», «вирусами», подтачивающими противника изнутри, стараясь не попадать в его поле зрения.
М. Бойков жил в других условиях. Он - как горошинка из попавшего в кювет грузовика с горохом, значительная часть которого скатилась в пропасть, а часть рассыпалась на дороге, в поле. Часть растоптали, часть склевали, часть взошла на чужой почве. Он также человек, который не согласился с поговоркой «один в поле не воин» и пошел в бой, вооруженный одним пером. Его действие, как укус Комара для Дракона, но всё же это и Комар, пытавшийся укусить Дракона - за что и поплатился жизнью.
Судьба русского народа в ХХ веке жуткая. Предшествовавшие явления привели к поражению в войне с Японией и «репетиции» революции в 1905. Затем - Первая мировая война и предательство элиты под названием «февральская революция». Далее - работа платных иностранных агентов под названием «октябрьская революция». За ней, вереницей, - гражданская война, голодовка, разруха, преследования, чистки, вышки, стенки, бегство многих.
Война изнутри по ослаблению державы посредством насильственного сокращения собственного населения(1) - кому это было нужно? России? Проводилось плановое, методичное, беспощадное, массовое истребление русских и почти всех других народов России под различными «соусами»: расказачивание, раскулачивание, коллективизация, борьба с классово чуждыми элементами, с белогвардейцами, с контрреволюционерами и т.д. Уничтожали в первую очередь самых здоровых, дееспособных, молодых, экономически независимых или состоятельных, мыслящих, подготовленных, честных.
Миллионы попали за границу, где часть осмыслила произошедшее, изменила свое мышление; но не все. Во всяком случае, их труд, способности, таланты, гены, дети и внуки пошли на пользу странам их пребывания, а не России. Кто-нибудь посчитал убытки от потери человеческого ресурса?
Но власть - лакомый кусок, и те в верхушке, у кого её нет, боятся, что те, у кого она есть, употребят её, чтобы их ликвидировать. Что ведет к беспощадной борьбе за власть. В нескольких схватках истребили друг друга Ленин, Свердлов, Бухарин, Каменев, Зиновьев, Троцкий и другие (очень многие действовали под масками-псевдонимами). Победил Сталин, окруживший себя такими личностями как Берия и Каганович.
Для народа от этого мало что изменилось. Людей продолжали сажать в тюрьмы и лагеря. Сколько нормальных мужчин, годных для гражданской и военной службы, «ухлопали» на один Беломорканал, замерзающий зимой? Людей, простых обывателей (отнюдь не опасных террористов), держали в тяжелейших условиях, в вечном страхе. Под бой литавр неумолкающей пропаганды о достижениях социализма и о счастливой жизни.
Затем последовала Финская, потом Вторая мировая война. Развязавшие её силы были весьма довольны своим успехом; за короткий срок достигли несколько целей(2)... Германию подняли из полной разрухи за 6-8 лет; она смогла снарядить огромную армию.
Сталин же с КПСС вели страну и войну безобразным, преступным образом. Об империалистическом окружении кричали годами, а подготовится к этой войне не сумели, делали это уже в ходе самой войны, авральными темпами (с дополнительным надрывом, ошибками и потерями). И это при «плановой» экономике и безошибочной «науке» диалектического материализма, подкрепленного историческим материализмом.
Как назвать, если не преступной, посылку войск в Финляндию зимой, в летней форме, без горячей еды, определяя одну, замерзшую как камень, буханку хлеба на трех солдат? Или посылку войск на фронт без оружия, против лавины новеньких немецких танков? Или строительство укрепрайонов вдоль границы, а после присоединения Западной Белоруссии перемещение артиллерии на запад без создания новых укреплений, когда старые оказались разоружены? Или «работу» заградотрядов НКВД в тылу? В итоге фронт прошел не вдоль границы, как при без конца очерняемом Николае 2, а от предместий Ленинграда до предместий Москвы, до Волги и Кавказа.
Как следствие - другой итог: Россия, имевшая многих так называемых «союзников», воевавшая с их поддержкой против Германии, у которой союзников было меньше и много слабее, потеряла в разы больше людей, чем Германия. Суворов бы такого не допустил, он своих «чудо-богатырей» берёг.
В конце войны вновь миллионы русских оказались вне её пределов. Опять рассыпался «горох». Тех, кого смогли сразу схватить, «забирали». Другие вернулись добровольно, по той или иной причине. Третьи возвращения на «любящую» Родину боялись больше смерти (и кончали самоубийством). Четвертых подло, предательски выдали западные «демократии» - и не поперхнулись от такого нарушения человеческих прав танками и автоматами.
И всё же некоторые уцелели, из «унтерменшей» превратились в «перемещенных лиц», Ди-Пи. Эти, пятые, растеклись по всей планете, в том или ином качестве. С той или иной судьбой. Неискушенные и наивные обыватели как на духу рассказывали всё, что знали про СССР, американцам, работавшим в таких заведениях, как «Гарвардский проект», связанный с американскими спецслужбами (и думали, что помогают бороться с коммунизмом!). Некоторые даже сгущали краски, выдумывали страшилки, чтобы хоть раз насолить москалям, даром, что они братья-славяне.
Многие стремились в те же США, ожидали найти молочные реки и кисельные берега (одна беда - чтобы их «вкушать», требовалось изрядно «вкалывать»). Бывало, участвовали в создании американских ракет (направленных на Россию); воевали в американских частях в Корее или Вьетнаме (некоторые не думая, в силу обстоятельств; другие - думая, что борются с коммунизмом); в любом случае, платили налоги дяде Сэму. Один внук, ещё югославских кадет, даже поучаствовал в грабеже России после перестройки.
Иногда эмигранты не выдерживали накопившихся мучений. Спасшись от КГБ и ГУЛага, от СС и Освенцима, от «демократий», Лиенца и Дахау, потеряв семьи, с надорванным здоровьем и нервами, попав на благополучный Запад, не справлялись с незнанием языка, с трудностями устройства и соревнования со здоровыми, приспособленными к обстановке туземцами и заболевали душевно. Попадали в психиатрические больницы, иногда в очень страшные, такие как Брандон, в канадском штате Манитоба, где над ними проводили различные эксперименты, не отличавшиеся своей мягкостью... Тех, кого подозревали в принадлежности к КГБ, после всевозможных опытов убивали. А действительного перебежчика, Юрия Носенко, выдавшего около двадцати агентов и заявившего, что Кеннеди убили не советы, а свои же капиталисты, испугавшиеся его левой политики, проверяли на правдивость 700 дней(3)...
Но были и другие. Например, Петр Миронов, инженер, попал в Венесуэлу, решил предупредить местных жителей, никогда не знавших войны и голода, ни таких широкомасштабных учреждений, как НКВД, об опасности коммунизма. Поэтому писал на испанском. В 1952-м издал насыщенную фактами книгу «В паутине коммунизма»(4). Задолго до Солженицына. Уже шла «холодная» война, но ни одна спецслужба не заинтересовалась его трудом, не использовала, не рекламировала. Ведь он честный, русский. Вскоре он умер, бедным, от туберкулеза. Его книга теперь библиографическая редкость. Труд его пропал втуне.
Таких воинов-одиночек встречалось немало, каждый делал, что мог и как мог. Григорий Климов, написавший «Берлинский Кремль» и «Протоколы советских мудрецов», Ширяев - «Ди-Пи в Италии», Краснов - «Неугасимая лампада», позже Казначеев - про советское посольство в Бирме(5).
Встречались и редкие сочувствующие, честные западники, принимавшие к сердцу русскую трагедию и отважившиеся о ней писать, как Николас Бетел(6). Ставить им «отметки» надо не за литературные способности и стиль, а за храбрость, правдивость, гражданственность, преданность России. «Свобода слова» издревле являлась мифом, и попытки отстаивать её вопреки чувству самосохранения требуют отваги.
К таким воинам-одиночкам относился и журналист Михаил Бойков. В Советском Союзе он попал в тюрьму, без всякой вины, отсидел, выжил, был выпущен 11 февраля 1939 при смене Ежова на Берию. Его брату не повезло - расстреляли. В войну оказался в оккупированной немцами зоне; работал в разных русских органах периодической печати, сотрудничал с писателем Борисом Ширяевым. Не воевал ни в каких частях, ни на чьей стороне.
После разгрома Германии с матерью-старушкой перебрался в Италию, где за ним охотился НКВД. Оттуда в 1949 переехал в Аргентину и включился в антикоммунистическую работу. Сотрудничал в нескольких русских периодических изданиях; другие издательства перепечатывали его статьи и рассказы. Помог литературно оформить немало антикоммунистических книг и брошюр. Работал корректором в издательстве Никифора Аввакумовича Чоловского «Сеятель». Устраивал литературные вечера. Оживлял, придавал смысл, направление русской эмиграции в далекой от России стране, на другой стороне земли.
На роль Минина он не претендовал, был скромным летописцем, свидетелем своего время. Не «тянул» ни на философа, ни на обобщающего историка. Но проповедовал любовь к дорогой Родине. Никто ему не мешал, кроме горячо любимой Отчизны. Она его «достала», даже в Буэнос-Айресе. Материнской любви она (вернее, её власти) и тут не проявила.
Н. Чоловский предложил ему написать книгу о генерале Власове и его движении; Бойков начал собирать материал, но не закончил, так как его мать разбил паралич, и он 11 месяцев посещал её в госпитале, ухаживал. 5 ноября 1961 знакомая поэтесса нашла его уже окоченевшее тело(7). Он успел написать записку, указывая, что к нему приходил некий субъект, представившийся как поклонник его произведений, и от выпитых напитков ему стало плохо. Вскрытие подтвердило отравление. В старые времена, в России, великий Минин уцелел; при современной технологии маленького Бойкова «достали» в далекой Аргентине...
М. Бойкова похоронили в Буэнос-Айресе на кладбище «Флорес», но могила вряд ли сохранилась. Его мать умерла вскоре после него. При такой исковерканной жизни детей не оставил. В «Красную книгу» семью Бойковых никто не заносил, но весь род «успешно исчез», как и миллионы других. Некролог написал Н. Чоловский («Сеятель», № 102, декабрь 1961).
В Русской библиотеке Буэнос-Айреса имеются следующие книги М.Бойкова: «Партизаны холодной войны», изд. «Наша Страна», Буэнос-Айрес, 1955; «Рука майора Громова», изд. «Наша Страна», Буэнос-Айрес, 1956; «Бродячие мертвецы», изд. «Русское Слово», Буэнос-Айрес, 1956; «Люди Советской тюрьмы», изд. «Сеятель», Буэнос-Айрес, 1957; «Сокровище сердец. Рассказы и очерки», изд. Русского центра Фордгамского университета, Нью-Йорк, 1953. На обложке «Люди Советской тюрьмы» упоминаются и другие произведения М. Бойкова: «Степной атаман», 1954; «Русская честь», «Горькая родина», «Рассказы о чудесном», «Сердце Кавказа», «Печатать запрещено!», «Суслики с билетами», «Следы преступлений», «Литература в кавычках».
Бойков положительно относился к горцам, «абрекам», боровшимся с коммунизмом. Он, естественно, не мог предвидеть ни перестройки, ни «деятельности» Дудаева и его сторонников. А тогда, в тридцатые годы, были ли у кавказцев причины любить коммунизм? Почему, после их покорения в XIX веке, при царизме, они не бесчинствовали? И не только они были недовольны. На Украине вначале немцев встречали хлебом-солью. Сколько русских полков сдалось без боя в первые дни (а если они не могли воевать, потому что не имели оружия, то почему этого оружия не было? Не полагалось по плану?). Так что такие чувства можно и понять. Похоже, Бойков готовил большой труд «Абреки и их борьба с коммунизмом» в двух томах, а также сборники повестей и рассказов. Судьба этих рукописей неизвестна.
С пониманием относился Бойков и к уголовникам, зная, что не все родились извергами, что не все попали на воспитание к Макаренко. Что им самим жизнь безвозвратно покалечили, покорежили; что они сами попали в руки других извергов, следователей и тюремщиков. Некоторые «уголовные» истории потрясающие, как «Женька червонец» - дали бы вырасти этому пареньку, определили бы в художественное училище, и у России появился бы выдающийся художник, а так - лишь тощий трупик, сгнивший в какой-то братской могиле. Какая польза стране, пролетариату и социализму!
Почтим же память тех, кому не дозволили следовать стопам Минина и Пожарского.
Одна из горошин, попавших на чужбину
http://www.rv.ru/content.php3?id=8521
