20 ноября исполняется год со дня убиения священника Даниила Сысоева - постоянного автора журнала «Благодатный Огонь».
«Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1, 10). Эти печальные слова премудрого Соломона невольно приходят на ум, когда случается наблюдать полемику, развернувшуюся вокруг деятельности неообновленцев. Мне приходилось неоднократно сталкиваться с людьми, пострадавшими от обновленческой ереси, и надо заметить, что большинство стрел, метаемых в сторону свящ. Г. Кочеткова и столешниковских глашатаев «обновленного Православия с человеческим лицом», не достигают своей цели, ибо «стреляющие» не метят в самое сердце этой ереси. Возмущение православной общественности обрушивается или на русский язык богослужения, или на изгнание из храма непричащающихся, или на подчеркнутый элитаризм и экуменизм этих общин. Но при этом практически не замеченной остается т. н. «парижская» подоплека этого явления, т. е. влияние «парижской школы богословия». Например, на знаменитой конференции «Единство Церкви», проходившей в 1994 году, представители Свято-Тихоновского Богословского института усиленно пытались отмежевать кочетковщину от учений оо. А.Шмемана и Н.Афанасьева - этих столпов «православного» модернизма. Свящ. Г. Кочеткову приписывалась «честь» создания некоего собственного учения, тем самым подогревая его претензии на роль самозванного пророка. Все это напоминает недавнюю историю, когда, на заре перестройки, Сталин осуждался как отступник от заветов Ленина и идеалов коммунизма.
Действительно, в некоторых мелочах идеи российских неообновленцев и их практика отличаются от рецептов, прописанных парижской школой богословия. Но это лишь следствие земного несовершенства, не дающего (к нашему счастью!) идеям воплотиться в реальной жизни во всей своей красе. Однако сердцевина и у западного, и у российского церковного модернизма одна: отвержение святоотеческого Предания во всей его полноте. И как следствие - отвержение современного устройства Церкви или как устаревшего, или же как отошедшего от апостольских истоков. «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Мф. 7, 16-18). Этот критерий, данный Спасителем, отметает все попытки оправдать «парижан», ведь плоды церковного модернизма у всех перед глазами.
По опыту моего общения с кочетковцами (как бывшими, так и нынешними) должен засвидетельствовать, что в их сознании практически нет места для святоотеческого христианства. Место богомудрых Отцов Церкви занимают у них оо. А. Шмеман, Н. Афанасьев, А. Мень и, конечно, «великий катехизатор, пророк и учитель» священник Г. Кочетков.
Это движение имеет собственную догматику, уже из которой проистекает их собственная литургическая практика и своеобразная мораль, весьма далекая от православной.
Приведем несколько примеров. Обычай изгнания из храма непричащающихся восходит к идее о. Шмемана (см. его книгу «Евхаристия. Таинство Царства») и имеет своим догматическим основанием протестантское учение о всеобщем священстве мирян и, как следствие, учение об их сослужении священнику, который есть лишь предстоятель, а не совершитель таинства. Конечно, при таком понимании Евхаристии, на Литургии нет места для непричащающихся мирян, так же как в Православной Церкви не может служащий иерей уклониться от Святой Чаши. Однако, если следовать этому мнению, то непонятно, почему апостол Павел называет «домостроителями тайн (мистерий) Божиих» (1 Кор. 4, 1) не всю Церковь, а лишь апостолов. Когда Христос установил Таинство Своего Тела и Крови, то слова «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19) Он сказал лишь Двенадцати, а не всем верным. Не народ, не сам по себе священник, а Сам Господь Иисус Христос есть Совершитель всех таинств через Своих апостолов и их преемников - епископов и пресвитеров, которые являются не творцами, а раздаятелями благодати. Посему и каждый священник читает на Литургии: «и удовли мя силою Святаго Твоего Духа, облеченна благодатию священства предстати святей Твоей сей трапезе и священнодействовати святое и пречистое Твое Тело и Честную Кровь... Ты бо еси Приносяй и Приносимый, Приемляй и Раздаваемый, Христе Боже наш» (Молитва на Херувимской песни). Миряне же не обладают благодатью священства и поэтому не могут сослужить иерею. «Царственное священство» (1 Петр. 2, 9) мирян заключается в том, что они должны «представить тела свои в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения» (Рим. 12, 1), а не в том, чтобы сослужить епископу или священнику.
Поэтому и мог существовать в Церкви чин кающихся - «купностоящих», могших стоять вместе с верными и не выходившими вместе с оглашенными, но не причащавшимися Святых Таин. Об этой практике говорит святой III века свт. Григорий Чудотворец (12-е правило).
Другим примером модернистского богословия является учение о. Н. Афанасьева о тождественности по власти и благодати сана пресвитера и епископа (см. его книгу «Церковь Духа Святаго»). Часто православные удивлялись: «Почему священник Г. Кочетков не слушается своего Патриарха? Почему он и члены его общины спокойно судят, в чем Святейший прав, а в чем нет? Как кочетковцы могут создавать параллельные православным приходы по всей стране?» Ответ прост. Обновленцы считают себя архиереями. Для них Патриарх - лишь собрат, да еще и «некатехизированный». Само это мнение о. Н. Афанасьева (заимствованное у протестантских псевдоученых) отвергнуто еще в прошлом веке крупнейшим историком Церкви проф. В. В. Болотовым: «Степень епископа догматически предшествует степени пресвитера, а следовательно, не может быть исторически производной от нее. Всякое историческое представление о древних пресвитерах-епископах как пресвитерах в строгом смысле должно пасть, как несогласное с основным догматическим воззрением Вселенской Церкви» (Лекции по истории Древней Церкви. М., 1994. Т.2. С. 486). Самое основное для обновленцев понятие общины (кстати, по своему устройству очень напоминающее собой тоталитарную секту) выросло из мнение о. Н. Афанасьева, что в I-II веках такого понятия и явления, как Вселенская Церковь, еще не существовало. Тогда была лишь Церковь как евхаристическое собрание, которое тем самым было самодостаточно и не нуждалось в связи с другими Церквами.
Удивительно, как может считаться православным священником учащий этой ереси, если на каждой Литургии он свидетельствует: «Верую... в соборную (кафолическую) Церковь». Неверно это лжеучение и исторически. Апостол Павел называл Церковь «Телом Христовым, полнотою наполняющего все во всем» (Еф. 1, 23). Коринфским христианам он пишет об евхаристическом общении: «Один Хлеб, и мы многие одно Тело, ибо причащаемся от одного Хлеба» (1 Кор. 10,17). Сам же апостол в это время был в Ефесе. Без признания существования в то время Вселенской Церкви как в теории, так и на практике этот текст необъясним.
Множество обновленческих обычаев объяснимо лишь в «парижском» свете. Отрицание последними мистериальности (таинственности) в Церкви до св. Константина ведет к стремлению изгнать ее из службы, как «неапостольское установление». Следствием этого является русский (а точнее, светский) язык богослужения, и отмена чтения часов (о. Шмеман считал, что богословие времени утеряно и посему служить часы нет больше смысла), и подчеркивание ненужности иконостаса. Примеры можно умножать... Учитывая все вышесказанное, мы убеждены, что православное богословие должно произвести свой суд не только над современным обновленчеством, но и, главное, над его истоками. В противном случае, осудив лишь о. Кочеткова и столешниковских обновленцев, мы рискуем получить то же самое, но лишь в другой, более привлекательной упаковке. Примером тому является воссиявшее на нашем небосклоне новое «богословское светило» из ОВЦС - иеромонах Иларион (Алфеев), проповедующий (ссылаясь на западные авторитеты) ереси, осужденные на Вселенских Соборах, например учение о всеобщем спасении (апокатастасис), отвергнутое V Вселенским Собором и возрожденное прот. С. Булгаковым и другими «парижанами», и дерзающий приписывать несторианские тексты великому святому.
В заключение заметим, что любая попытка оправдать деятельность «парижской школы» должна сперва объяснить, почему ее идеи порождают такие чудовищные химеры и заодно опровергнуть уже цитированные слова Христа: «Не может дерево доброе приносить плоды худые» (Мф. 7, 18). Но лучше бы последователи «парижан» перестали чуждыми учениями смущать неутвержденные души.
1998 год
