Часть 1
Предлагаем вниманию читателей главы из новой работы Егора Холмогорова, посвященной основам обществознания и теории нации. Ранее автором были опубликованы: "Введение в теорию нации. Нация как сообщество" и "Введение в теорию нации. Нация как воображенное сообщество", логическим продолжением этих очерков является предлагаемая публикация, посвященная множественности наций и формируемому этой множественностью явлению мировой истории., логическим продолжением этих очерков является предлагаемая публикация, посвященная множественности наций и формируемому этой множественностью явлению мировой истории. и, логическим продолжением этих очерков является предлагаемая публикация, посвященная множественности наций и формируемому этой множественностью явлению мировой истории.
Однако существует ли такой прогресс в действительности и прогрессом чего он в этом случае является? Карл Маркс и многие другие выдающиеся социальные мыслители, считали, что речь идет о прогрессе хозяйства, "производительных сил", развитие которых ведет к развитию производственных отношений.
Однако на конкретном историческом материале была показана ошибочность этого суждения, во-первых, в том, что смена систем производственных отношений в реальных исторических условиях происходила в условиях упадка, а не развития производительных сил. Была антикризисной, по сути, мерой. Именно так, в частности, возникли системы общественных отношений, которые Маркс называл "капитализм" и "феодализм".
Вторая ошибка экономоцентрических теорий прогресса состоит в том, что хозяйство прогрессирует не всегда и не везде равномерно. Никакой "всемирности" в развитии производительных сил не наблюдается и сейчас - одни регионы процветают, другие,- напротив, приходят в упадок.
Развиваются не "производительные силы" как таковые, а технологии, причем непрерывный прогресс, то есть системное улучшение показателей, мы видим в развитии лишь одного типа технологий - военных технологий.
Военный прогресс обществ осуществляется по линии увеличения возможности уничтожить максимально большее количество людей, подвергаясь минимальному риску. Весь ход развития вооружений и военного искусства шел и идет именно в этом направлении, воздействуя на другие стороны жизни общества. Прогресс в вооружениях провоцирует смену всего строя общественных отношений в переживающем его обществе - это смена нравственных ценностей, политического режима, системы хозяйствования, питающей войну.. Весь ход развития вооружений и военного искусства шел и идет именно в этом направлении, воздействуя на другие стороны жизни общества. Прогресс в вооружениях провоцирует смену всего строя общественных отношений в переживающем его обществе - это смена нравственных ценностей, политического режима, системы хозяйствования, питающей войну.
Как отмечал выдающийся отечественный историк И.М. Дьяконов:
"Есть лишь одна область, где прогресс оказывает непосредственное влияние на смену производственных отношений. Это прогресс в производстве оружия... Изменения и в военной технологии сами по себе не обуславливают смену общественных отношений. Их обуславливают только такие изменения, которые сопровождаются сменой ценностной ориентации. И наоборот, перемена ценностей не приводит к коренной смене общественных отношений, если она не подкреплена революцией в технологии производства оружия".
Другими словами, необходимость вести войны, ведущиеся либо с целью включения других наций в свои цепи накопления ресурсов, либо с целью защититься от такого включения, провоцирует совершенствование вооружений, совершенствование своих возможностей в деле уничтожения противника. Военно-технический прогресс порождает у людей необходимость новой этики, нового отношения к жизни и к другим людям в своем и чужих обществах, отношение между своими и чужими. Эта новая этика, новая схема человеческих взаимоотношений, порождает целый спектр последствий - новые системы политической организации, новые системы социальной организации, хозяйства и культуры, и, наконец, новый религиозный и метафизический взгляд на мир.
Стоит только какому-то обществу сделать оружейный рывок, как все его соседи вынуждены либо подтягиваться вслед за ним, либо сдаваться на милость могущественного победителя. Война - самый подражательный вид человеческой деятельности. Если воюют две изначально непохожих нации, то в ходе войны они создадут похожее оружие, похожие государственные учреждения, похожую военную и хозяйственную организацию. Именно это и имел в виду Пушкин, когда говорил о великом Петре: "И за учителей своих заздравный кубок поднимает". В ходе Северной Войны Россия действительно во многом уподобилась сильнейшей военной державе тогдашней Европы - Швеции - и именно за счет этого победила.
Новые военно-технологические разработки переходят от общества к обществу как эпидемия, одна война, по принципу домино, вызывает другие войны. И именно это кровавое соревнование и создает всемирную историю, выявляет ее лидеров и аутсайдеров. Как говорил герой известного голливудского фильма: "Люди делятся на две категории: те, у кого пистолет заряжен, и те, кто копает".
Давайте приглядимся к этим трансформациям попристальней. Мы увидим не просто четыре разных этапа, четыре разных формации общественных отношений. Мы увидим, по сути, четыре разных онтологии, разных представления о бытии и человеке, связанных с четырьмя важнейшими этапами в прогрессе вооружений: архаикой, Железным веком, эпохой огнестрельного оружия и начавшейся чуть более полувека назад эпохой ядерного оружия. Для каждой из эпох характерны весьма своеобразные этика, метафизика, политический строй и система общественных отношений.
Эта военная этика может быть обобщена до определенной этической системы: "Я должен поступать с другими так же, как другие поступают со мной". Крылов называет эту первую этическую систему этикой Юга. И в самом деле, соответствующие этические постулаты характерны сейчас в основном для жителей южных регионов мира, бывших долгое время не затронутыми военно-техническим прогрессом, зато крепких своим коллективизмом и клановой сплоченностью, подчинением принципу "будь как все".
Под этой этикой лежит и определенная метафизика, то есть представление о соотношении священного и мирского, должного и сущего, того, каким должен быть наш мир и человек, и каков он есть на самом деле. Раз есть лишь то, что есть, то это значит, что священное и есть мирское, оно здесь, оно слито с нашим миром, разлито в нем как магическая сила. Эту магическую силу можно сконцентрировать в определенных местах за счет других, ею можно пытаться управлять, ее можно и нужно подновлять с помощью жертв, ритуалов и прочих магических процедур.
Государство в такой системе приобретает характер священной деспотии, власти царя-жреца, который концентрирует в себе магические силы, воплощает их. А если вдруг он их утрачивает, то надо его как можно скорее убить и заменить новым. Граждане этого государства - это не граждане собственно, а люди, объединенные общим магическим культом, те, кто от этой священной магической власти так или иначе зависят в своей жизни.
На этой архаической основе можно было добиться довольно впечатляющих результатов развития цивилизации, как добились их древние египтяне, вавилоняне, майя, ацтеки. Они перемахнули с соответствующей магико-социальной организацией за порог цивилизации. Причем оставленные египтянами и майя пирамиды говорят о том, сколь многого может добиться цивилизация, вдохновленная верой в обретение магических сил с помощью ритуальных действий. Однако дальше развитие человеческих цивилизаций пошло под знаком нового типа оружия и созданного им нового мира, новой исторической реальности и новой онтологии - железа.
Казалось, что с Железным веком открылась эпоха неконтролируемого насилия. И в самом деле, первым делом на Ближнем Востоке возникли жестокие военные империи - Ассирийская и Нововавилонская. Народы теперь сгоняли с места, порабощали, убивали. В эту эпоху стало возможно возведенное в промышленный масштаб рабство. Но железное оружие не долго оставалось уделом немногих народов. Быстро его освоили многие народы Евразии. И возникла та ситуация, которая описана знаменитой евангельской формулой: "Взявший меч от меча и погибнет". Взявшись за оружие, лучше подумать, точно ли ты выйдешь из этой схватки живым и здоровым?
Этот военный принцип обрел себе знаменитый нравственный эквивалент: "Чего не хочешь себе, того не делай другим", известный как "золотое правило этики". На более формализованном языке у Крылова этот принцип звучит так: "Я не должен поступать с другими так, как другие не поступают со мной". Он обозначает это как этику Востока. Этику уже не примитивного коллективизма, а нравственного самоконтроля, традиционных ценностей, "делай что разрешено, а остального не делай". В каком-то смысле, этика Востока - это наиболее классическое выражение пути Закона.
Очень интересные события происходят в этот момент в метафизическом и религиозном сознании самых разных обществ. Начинается эпоха Осевого Времени, уникальный период в истории религий и философии, когда на всем протяжении от Древней Греции до Китая практически одновременно возникают величественные религиозные и философские учения - философов в Греции и Китае, мудрецов-брахманов и Будды в Индии, Заратустры в Персии, библейских пророков в Палестине. Этот величественный ряд развития религиозного закона простирается вплоть до оформления трех мировых религий - буддизма, ислама и христианства. Что было общего у всех учений Осевого Времени в социально-метафизическом плане, если не касаться их истинности? Общим было, прежде всего, открытие трансцендентного. В эту эпоху был, наконец, обнаружен разрыв между сущим и должным, обнаружено, что человек живет в мире совсем не так, как хотел бы, и не так, как чувствует себя достойным. Люди поняли, что лучшая жизнь где-то там и она требует определенной связи, определенного пути, определенного перехода от нашего теперешнего состояния к какому-то иному.
Каждое из учений Осевого Времени видело этот переход по-разному, но вот что интересно, до христианства каждое из этих учений было высоко политизированным, видело именно в реорганизации гражданского общежития определенную дорогу к иным мирам. Вспомним, какую роль сыграло в Китае конфуцианство, вспомним, что буддизм долгое время опирался на военное сословие кшатриев и власть династии Маурья, что два величайших греческих мудреца - Платон и Аристотель - учили о государстве, то есть полисе, что еврейские пророки предлагали средства нравственного очищения "избранного народа" как религиозно-политической организации. По логике Осевого Времени, путь к священному может быть открыт только через упорядочение мирского и его выстраивание по определенным идеальным образцам.
В итоге все многообразие политических форм Осевого Времени свелось к двум. Либо перед нами священная Империя, то есть мир-империя - как в Китае, Индии, Персии, Риме, позднее это арабский Халифат - религиозный и социальный центр которой, чаще всего связанный с ролью императора, является своеобразной точкой связи неба и земли. Либо перед нами греческий и раннеримский полис, то есть свободный союз рабовладельцев.
Железное оружие позволяет, как мы уже отметили, одному держать в рабстве многих, а это открывало путь к господству и для частного человека. Рабы могут обеспечить человеку досуг, который он может потратить на культурное развитие и соперничество с другими людьми, как это и делали греческие рабовладельцы в период культурного подъема Эллады. И частный человек является здесь путем к абсолюту и для себя, и для своих рабов.
Системы античных полисов тяготели к образованию мир-экономики, и одно время она практически возникла, с центром в рабовладельческих Афинах, но возможность превращать деньги во власть и другие ресурсы в этот период была еще недостаточной. В итоге и в греческом, и в римском мире образовались свои мир-империи.
Христианство не произвело переворота в социальных отношениях Железного века. Это ему и не требовалось, поскольку задачей христианства было не разрушить Закон, но исполнить его. Людям был открыт путь Благодати, но они могли идти по нему, не сходя с пути Закона. Именно так и поступили в Византии, где Церковь и священная Империя находились в состоянии симфонии, сотрудничества и взаимопомощи, при которых Закон все-таки оставался в руках императора, а Благодать в руках патриарха.
Иначе повернулось дело в Западной Европе, где попытались создать весьма оригинальную форму устроения общества - мир-церковь. Именно в этом был смысл грандиозного социально-политического эксперимента Средневековья по созданию духовной державы о главе с Римским Папой. В этой мир-церкви происходит подтачивание принципов Осевого Времени в метафизической сфере. Если частный человек, Папа, является не просто связью между священным и мирским порядками жизни, а полновластным хозяином священного порядка, может в одиночку отпускать грехи, переводить заслуги святых на грешников, выписывать из ада или, напротив, записывать в него, обладает догматической безошибочностью, то значит, видимо, идеальный порядок не столь уж удален от нас и вполне поддается перестройке из нашего мира.
Это новое изменение правил игры дает нам и соответствующую этическую революцию, колоссальный взрыв индивидуализма. Правило "не делай другим того, чего не хочешь себе" уже не актуально, теперь правильно говорить вслед за Иммануилом Кантом "поступай так, чтобы максима твоего поведения могла стать всеобщим законом". То есть, говоря проще: "делай как я". "Как я поступаю с другими, так пусть и они поступают со мной", если смогут, конечно, а на "нет" и суда нет. Это этика Запада. Этика индивидуализма, эгоизма и погони за все новыми возможностями.
Общество, которое создалось на основе этой этики, имело очень интересный генезис и основания. В Европе на пороге Средневековья и Нового Времени произошло поразительное событие. Сначала, еще в Средневековье, полноценной европейской мир-империи не образовалось, вместо нее образовалась очень специфическая мир-церковь, во главе с Римскими Папами. Там накапливались, прежде всего, религиозная власть и духовный авторитет, а вместе с нею и власть финансовая, экономическая, которую папы пытались превратить в политическую. Но в политическую форму власть Пап конвертировалась плохо, в результате произошла парадоксальная вещь - папская мир-церковь и мир-империя германских императоров парализовали друг друга.
И произошли две неожиданных вещи. Во-первых, начали укрепляться политические структуры отдельных наций - случай уникальный в истории, нигде больше национальные политические структуры не выдерживали длительного напора имперских. Начали консолидироваться королевства Франция, Англия, Испания, Польша, Венгрия, Чехия, Дания, Швеция. Это с одной стороны. А с другой - большое влияние получили существовавшие поверх границ структуры, которым могли бы доверять все или почти все враждующие стороны - а именно гильдии купцов и ростовщиков, базировавшиеся прежде всего в Италии. Им доверяли свои средства и у них ссужались Папы и императоры. Они осуществляли большую торговлю по Средиземному и Балтийскому морям. В Италии начали становиться первые буржуазные города государства, для которых главной целью было не приобретение территорий, а накопление торговых богатств.
И в результате достаточно долгих и любопытных исторических перипетий ситуация сложилась так, что в Европе вместо мир-империи, появление которой блокировали сперва Папы, а затем усилившиеся племенные государства, начавшие становиться национальными государствами, появилась капиталистическая мир-экономика. Она не имела ярко выраженного центра. В ходе ее истории сменились периоды гегемонии Венеции (так сказать, инкубационный период), Генуи, Голландии, Британии, и теперь мы наблюдаем близящийся к закату период устойчивой гегемонии США. Эта мир-экономика основана на безграничном накоплении, но уже не власти, а капитала, прежде всего денег. При этом капитализму совершенно все равно - каков источник накопления. Поэтому капиталистическая система могла накапливать и квалифицированный труд британских рабочих, получавших зарплату, и барщину польских крепостных крестьян, и труд рабов в Америке. Более менее высокотехнологичные индустриальные процессы капитализму нужны только в его ядре. Там, со временем, наряду с финансами и торговлей развилась индустриальная экономика, которая нам теперь кажется обязательной принадлежностью капитализма. Но это не так. Индустрия не породила капитализм, но позволила ему приобрести вселенский размах.
При этом, поскольку никакого устойчивого центра у этой мир-экономики нет, то значительные изменения происходят в той сакральной вертикали, которая должна собирать этот мир в единое целое. Вместо идеи единственности прямого пути тут царит множественность. И вместо идеи верности вечной правде - многообразие тех путей и "формул преобразования", которые может себе позволить каждый конкретный индивид. Именно поэтому от европейцев в эпоху капитализма трудно было ожидать сооружений, сравнимых с египетскими пирамидами, да и "пора соборов кафедральных" осталась в прошлом, зато активно развивались авторская живопись, музыка и даже наука, поскольку всегда находились богатые меценаты, готовые платить или извлечь из этих вложений какую-то выгоду.
(Продолжение следует)
http://rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=7611
Предлагаем вниманию читателей главы из новой работы Егора Холмогорова, посвященной основам обществознания и теории нации. Ранее автором были опубликованы: "Введение в теорию нации. Нация как сообщество" и "Введение в теорию нации. Нация как воображенное сообщество", логическим продолжением этих очерков является предлагаемая публикация, посвященная множественности наций и формируемому этой множественностью явлению мировой истории., логическим продолжением этих очерков является предлагаемая публикация, посвященная множественности наций и формируемому этой множественностью явлению мировой истории. и, логическим продолжением этих очерков является предлагаемая публикация, посвященная множественности наций и формируемому этой множественностью явлению мировой истории.
ВОЙНА И ПРОГРЕСС
История не сводится к самодостаточному историческому процессу в рамках отдельных наций или мир-систем. Существует такое явление как всемирная история. В то время как существование отдельных наций и систем - это развитие от расцвета к упадку, прохождение либо через один, либо через несколько жизненных циклов, то мировая история имеет тенденцию к линейному течению. Долгое время относительно мировой истории было популярно слово "прогресс" (более подробно понятие прогресса разбирается в главе 7).Однако существует ли такой прогресс в действительности и прогрессом чего он в этом случае является? Карл Маркс и многие другие выдающиеся социальные мыслители, считали, что речь идет о прогрессе хозяйства, "производительных сил", развитие которых ведет к развитию производственных отношений.
Однако на конкретном историческом материале была показана ошибочность этого суждения, во-первых, в том, что смена систем производственных отношений в реальных исторических условиях происходила в условиях упадка, а не развития производительных сил. Была антикризисной, по сути, мерой. Именно так, в частности, возникли системы общественных отношений, которые Маркс называл "капитализм" и "феодализм".
Вторая ошибка экономоцентрических теорий прогресса состоит в том, что хозяйство прогрессирует не всегда и не везде равномерно. Никакой "всемирности" в развитии производительных сил не наблюдается и сейчас - одни регионы процветают, другие,- напротив, приходят в упадок.
Развиваются не "производительные силы" как таковые, а технологии, причем непрерывный прогресс, то есть системное улучшение показателей, мы видим в развитии лишь одного типа технологий - военных технологий.
Военный прогресс обществ осуществляется по линии увеличения возможности уничтожить максимально большее количество людей, подвергаясь минимальному риску. Весь ход развития вооружений и военного искусства шел и идет именно в этом направлении, воздействуя на другие стороны жизни общества. Прогресс в вооружениях провоцирует смену всего строя общественных отношений в переживающем его обществе - это смена нравственных ценностей, политического режима, системы хозяйствования, питающей войну.. Весь ход развития вооружений и военного искусства шел и идет именно в этом направлении, воздействуя на другие стороны жизни общества. Прогресс в вооружениях провоцирует смену всего строя общественных отношений в переживающем его обществе - это смена нравственных ценностей, политического режима, системы хозяйствования, питающей войну.
Как отмечал выдающийся отечественный историк И.М. Дьяконов:
"Есть лишь одна область, где прогресс оказывает непосредственное влияние на смену производственных отношений. Это прогресс в производстве оружия... Изменения и в военной технологии сами по себе не обуславливают смену общественных отношений. Их обуславливают только такие изменения, которые сопровождаются сменой ценностной ориентации. И наоборот, перемена ценностей не приводит к коренной смене общественных отношений, если она не подкреплена революцией в технологии производства оружия".
Другими словами, необходимость вести войны, ведущиеся либо с целью включения других наций в свои цепи накопления ресурсов, либо с целью защититься от такого включения, провоцирует совершенствование вооружений, совершенствование своих возможностей в деле уничтожения противника. Военно-технический прогресс порождает у людей необходимость новой этики, нового отношения к жизни и к другим людям в своем и чужих обществах, отношение между своими и чужими. Эта новая этика, новая схема человеческих взаимоотношений, порождает целый спектр последствий - новые системы политической организации, новые системы социальной организации, хозяйства и культуры, и, наконец, новый религиозный и метафизический взгляд на мир.
Стоит только какому-то обществу сделать оружейный рывок, как все его соседи вынуждены либо подтягиваться вслед за ним, либо сдаваться на милость могущественного победителя. Война - самый подражательный вид человеческой деятельности. Если воюют две изначально непохожих нации, то в ходе войны они создадут похожее оружие, похожие государственные учреждения, похожую военную и хозяйственную организацию. Именно это и имел в виду Пушкин, когда говорил о великом Петре: "И за учителей своих заздравный кубок поднимает". В ходе Северной Войны Россия действительно во многом уподобилась сильнейшей военной державе тогдашней Европы - Швеции - и именно за счет этого победила.
Новые военно-технологические разработки переходят от общества к обществу как эпидемия, одна война, по принципу домино, вызывает другие войны. И именно это кровавое соревнование и создает всемирную историю, выявляет ее лидеров и аутсайдеров. Как говорил герой известного голливудского фильма: "Люди делятся на две категории: те, у кого пистолет заряжен, и те, кто копает".
Давайте приглядимся к этим трансформациям попристальней. Мы увидим не просто четыре разных этапа, четыре разных формации общественных отношений. Мы увидим, по сути, четыре разных онтологии, разных представления о бытии и человеке, связанных с четырьмя важнейшими этапами в прогрессе вооружений: архаикой, Железным веком, эпохой огнестрельного оружия и начавшейся чуть более полувека назад эпохой ядерного оружия. Для каждой из эпох характерны весьма своеобразные этика, метафизика, политический строй и система общественных отношений.
АРХАИЧЕСКАЯ ЭПОХА
Это эпоха разнообразного примитивного оружия: дубин, деревянных копей, бумерангов, луков и стрел, дротиков и т.д. В общем и целом, это Век камня и дерева. Общий знаменатель всех этих архаических видов оружия состоит в том, что ими довольно трудно убить друг друга при поединке один на один. Приходится прибегать к разным не всегда надежным хитростям, вроде отравленных стрел. Но, чаще всего, дело решается сноровкой и численным преимуществом. На войне люди не столько убивают, сколько калечат друг друга. И соответствующим образом формируется первая примитивная военная этика: "око за око, зуб за зуб". Это не фигуральные понятия, а реальность мира, в котором трудно причинить противнику больший урон, чем выбить ему глаз.Эта военная этика может быть обобщена до определенной этической системы: "Я должен поступать с другими так же, как другие поступают со мной". Крылов называет эту первую этическую систему этикой Юга. И в самом деле, соответствующие этические постулаты характерны сейчас в основном для жителей южных регионов мира, бывших долгое время не затронутыми военно-техническим прогрессом, зато крепких своим коллективизмом и клановой сплоченностью, подчинением принципу "будь как все".
Под этой этикой лежит и определенная метафизика, то есть представление о соотношении священного и мирского, должного и сущего, того, каким должен быть наш мир и человек, и каков он есть на самом деле. Раз есть лишь то, что есть, то это значит, что священное и есть мирское, оно здесь, оно слито с нашим миром, разлито в нем как магическая сила. Эту магическую силу можно сконцентрировать в определенных местах за счет других, ею можно пытаться управлять, ее можно и нужно подновлять с помощью жертв, ритуалов и прочих магических процедур.
Государство в такой системе приобретает характер священной деспотии, власти царя-жреца, который концентрирует в себе магические силы, воплощает их. А если вдруг он их утрачивает, то надо его как можно скорее убить и заменить новым. Граждане этого государства - это не граждане собственно, а люди, объединенные общим магическим культом, те, кто от этой священной магической власти так или иначе зависят в своей жизни.
На этой архаической основе можно было добиться довольно впечатляющих результатов развития цивилизации, как добились их древние египтяне, вавилоняне, майя, ацтеки. Они перемахнули с соответствующей магико-социальной организацией за порог цивилизации. Причем оставленные египтянами и майя пирамиды говорят о том, сколь многого может добиться цивилизация, вдохновленная верой в обретение магических сил с помощью ритуальных действий. Однако дальше развитие человеческих цивилизаций пошло под знаком нового типа оружия и созданного им нового мира, новой исторической реальности и новой онтологии - железа.
ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК
Ту революцию, которую произвело железо, в истории лучше всего выразили слова одного из древнейших - библейского персонажа Ламеха, отца Тувалкаина, который был, по легенде, первым ковачом оружий из меди и железа. Ламеху приписываются такие слова: "Я убил мужа за язву мне и отрока за рану мне, если за Каина отомстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро". За этой формулой скрывалась жутковатая реальность, которую создало распространение железного оружия. Теперь "за око" можно было взять голову, а "за зуб" - вынуть всю челюсть. Даже один воин, вооруженный железным оружием и закованный в железный доспех, мог противостоять десятку вооруженных обычным оружием и победить их. Отряд солдат в полном вооружении был способен держать в рабстве тысячи человек.Казалось, что с Железным веком открылась эпоха неконтролируемого насилия. И в самом деле, первым делом на Ближнем Востоке возникли жестокие военные империи - Ассирийская и Нововавилонская. Народы теперь сгоняли с места, порабощали, убивали. В эту эпоху стало возможно возведенное в промышленный масштаб рабство. Но железное оружие не долго оставалось уделом немногих народов. Быстро его освоили многие народы Евразии. И возникла та ситуация, которая описана знаменитой евангельской формулой: "Взявший меч от меча и погибнет". Взявшись за оружие, лучше подумать, точно ли ты выйдешь из этой схватки живым и здоровым?
Этот военный принцип обрел себе знаменитый нравственный эквивалент: "Чего не хочешь себе, того не делай другим", известный как "золотое правило этики". На более формализованном языке у Крылова этот принцип звучит так: "Я не должен поступать с другими так, как другие не поступают со мной". Он обозначает это как этику Востока. Этику уже не примитивного коллективизма, а нравственного самоконтроля, традиционных ценностей, "делай что разрешено, а остального не делай". В каком-то смысле, этика Востока - это наиболее классическое выражение пути Закона.
Очень интересные события происходят в этот момент в метафизическом и религиозном сознании самых разных обществ. Начинается эпоха Осевого Времени, уникальный период в истории религий и философии, когда на всем протяжении от Древней Греции до Китая практически одновременно возникают величественные религиозные и философские учения - философов в Греции и Китае, мудрецов-брахманов и Будды в Индии, Заратустры в Персии, библейских пророков в Палестине. Этот величественный ряд развития религиозного закона простирается вплоть до оформления трех мировых религий - буддизма, ислама и христианства. Что было общего у всех учений Осевого Времени в социально-метафизическом плане, если не касаться их истинности? Общим было, прежде всего, открытие трансцендентного. В эту эпоху был, наконец, обнаружен разрыв между сущим и должным, обнаружено, что человек живет в мире совсем не так, как хотел бы, и не так, как чувствует себя достойным. Люди поняли, что лучшая жизнь где-то там и она требует определенной связи, определенного пути, определенного перехода от нашего теперешнего состояния к какому-то иному.
Каждое из учений Осевого Времени видело этот переход по-разному, но вот что интересно, до христианства каждое из этих учений было высоко политизированным, видело именно в реорганизации гражданского общежития определенную дорогу к иным мирам. Вспомним, какую роль сыграло в Китае конфуцианство, вспомним, что буддизм долгое время опирался на военное сословие кшатриев и власть династии Маурья, что два величайших греческих мудреца - Платон и Аристотель - учили о государстве, то есть полисе, что еврейские пророки предлагали средства нравственного очищения "избранного народа" как религиозно-политической организации. По логике Осевого Времени, путь к священному может быть открыт только через упорядочение мирского и его выстраивание по определенным идеальным образцам.
В итоге все многообразие политических форм Осевого Времени свелось к двум. Либо перед нами священная Империя, то есть мир-империя - как в Китае, Индии, Персии, Риме, позднее это арабский Халифат - религиозный и социальный центр которой, чаще всего связанный с ролью императора, является своеобразной точкой связи неба и земли. Либо перед нами греческий и раннеримский полис, то есть свободный союз рабовладельцев.
Железное оружие позволяет, как мы уже отметили, одному держать в рабстве многих, а это открывало путь к господству и для частного человека. Рабы могут обеспечить человеку досуг, который он может потратить на культурное развитие и соперничество с другими людьми, как это и делали греческие рабовладельцы в период культурного подъема Эллады. И частный человек является здесь путем к абсолюту и для себя, и для своих рабов.
Системы античных полисов тяготели к образованию мир-экономики, и одно время она практически возникла, с центром в рабовладельческих Афинах, но возможность превращать деньги во власть и другие ресурсы в этот период была еще недостаточной. В итоге и в греческом, и в римском мире образовались свои мир-империи.
Христианство не произвело переворота в социальных отношениях Железного века. Это ему и не требовалось, поскольку задачей христианства было не разрушить Закон, но исполнить его. Людям был открыт путь Благодати, но они могли идти по нему, не сходя с пути Закона. Именно так и поступили в Византии, где Церковь и священная Империя находились в состоянии симфонии, сотрудничества и взаимопомощи, при которых Закон все-таки оставался в руках императора, а Благодать в руках патриарха.
Иначе повернулось дело в Западной Европе, где попытались создать весьма оригинальную форму устроения общества - мир-церковь. Именно в этом был смысл грандиозного социально-политического эксперимента Средневековья по созданию духовной державы о главе с Римским Папой. В этой мир-церкви происходит подтачивание принципов Осевого Времени в метафизической сфере. Если частный человек, Папа, является не просто связью между священным и мирским порядками жизни, а полновластным хозяином священного порядка, может в одиночку отпускать грехи, переводить заслуги святых на грешников, выписывать из ада или, напротив, записывать в него, обладает догматической безошибочностью, то значит, видимо, идеальный порядок не столь уж удален от нас и вполне поддается перестройке из нашего мира.
ВЕК ОГНЯ
Средневековье, а с ним и Железный век для наиболее развитых регионов мира заканчивается вместе с появлением огнестрельного оружия. Причем не огнестрельного оружия самого по себе, а триады из огнестрельных средств ружье-пушка-боевой корабль. Лишь тогда, когда огнестрельное оружие становится и частью повседневного обихода, и мощным средством подвижной дистанционной атаки, на смену Веку Железа приходит Век Огня. Теперь можно уничтожить довольно много людей, оставшись абсолютно безнаказанным. Причем безнаказанным ты до какой-то степени остаешься, даже если у противника есть аналогичное оружие. Кто стреляет первым, тот и определяет правила игры. Как пелось в английской песенке времен колониальных войн: "На любой ваш вопрос у нас есть ответ: у нас есть "Максим", а у вас его нет".Это новое изменение правил игры дает нам и соответствующую этическую революцию, колоссальный взрыв индивидуализма. Правило "не делай другим того, чего не хочешь себе" уже не актуально, теперь правильно говорить вслед за Иммануилом Кантом "поступай так, чтобы максима твоего поведения могла стать всеобщим законом". То есть, говоря проще: "делай как я". "Как я поступаю с другими, так пусть и они поступают со мной", если смогут, конечно, а на "нет" и суда нет. Это этика Запада. Этика индивидуализма, эгоизма и погони за все новыми возможностями.
Общество, которое создалось на основе этой этики, имело очень интересный генезис и основания. В Европе на пороге Средневековья и Нового Времени произошло поразительное событие. Сначала, еще в Средневековье, полноценной европейской мир-империи не образовалось, вместо нее образовалась очень специфическая мир-церковь, во главе с Римскими Папами. Там накапливались, прежде всего, религиозная власть и духовный авторитет, а вместе с нею и власть финансовая, экономическая, которую папы пытались превратить в политическую. Но в политическую форму власть Пап конвертировалась плохо, в результате произошла парадоксальная вещь - папская мир-церковь и мир-империя германских императоров парализовали друг друга.
И произошли две неожиданных вещи. Во-первых, начали укрепляться политические структуры отдельных наций - случай уникальный в истории, нигде больше национальные политические структуры не выдерживали длительного напора имперских. Начали консолидироваться королевства Франция, Англия, Испания, Польша, Венгрия, Чехия, Дания, Швеция. Это с одной стороны. А с другой - большое влияние получили существовавшие поверх границ структуры, которым могли бы доверять все или почти все враждующие стороны - а именно гильдии купцов и ростовщиков, базировавшиеся прежде всего в Италии. Им доверяли свои средства и у них ссужались Папы и императоры. Они осуществляли большую торговлю по Средиземному и Балтийскому морям. В Италии начали становиться первые буржуазные города государства, для которых главной целью было не приобретение территорий, а накопление торговых богатств.
И в результате достаточно долгих и любопытных исторических перипетий ситуация сложилась так, что в Европе вместо мир-империи, появление которой блокировали сперва Папы, а затем усилившиеся племенные государства, начавшие становиться национальными государствами, появилась капиталистическая мир-экономика. Она не имела ярко выраженного центра. В ходе ее истории сменились периоды гегемонии Венеции (так сказать, инкубационный период), Генуи, Голландии, Британии, и теперь мы наблюдаем близящийся к закату период устойчивой гегемонии США. Эта мир-экономика основана на безграничном накоплении, но уже не власти, а капитала, прежде всего денег. При этом капитализму совершенно все равно - каков источник накопления. Поэтому капиталистическая система могла накапливать и квалифицированный труд британских рабочих, получавших зарплату, и барщину польских крепостных крестьян, и труд рабов в Америке. Более менее высокотехнологичные индустриальные процессы капитализму нужны только в его ядре. Там, со временем, наряду с финансами и торговлей развилась индустриальная экономика, которая нам теперь кажется обязательной принадлежностью капитализма. Но это не так. Индустрия не породила капитализм, но позволила ему приобрести вселенский размах.
При этом, поскольку никакого устойчивого центра у этой мир-экономики нет, то значительные изменения происходят в той сакральной вертикали, которая должна собирать этот мир в единое целое. Вместо идеи единственности прямого пути тут царит множественность. И вместо идеи верности вечной правде - многообразие тех путей и "формул преобразования", которые может себе позволить каждый конкретный индивид. Именно поэтому от европейцев в эпоху капитализма трудно было ожидать сооружений, сравнимых с египетскими пирамидами, да и "пора соборов кафедральных" осталась в прошлом, зато активно развивались авторская живопись, музыка и даже наука, поскольку всегда находились богатые меценаты, готовые платить или извлечь из этих вложений какую-то выгоду.
(Продолжение следует)
http://rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=7611
