Сербский писатель Момо Капор является автором большого количества документальных фильмов и телевизионных передач, по его сценариям снято несколько художественных полнометражных фильмов. Некоторые его романы экранизированы.
Он родился в Сараево в 1937 г. Художник и писатель, автор около 30 романов, путевых заметок и эссе. Многие из его произведений стали бестселлерами, переведены на многие языки мира. Особого внимания в его творчестве заслуживают произведения о войне. Про Момо Капора можно сказать строчками из Анны Ахматовой, что Капор был "со своим народом там, где он, к несчастью, был". В 1991 г. он вернулся из-за океана в Югославию и тут же отправился в Герцеговину, отправился писать о войне. Его сборник рассказов "Смерть - это не больно" ("Смерт не боли") и некоторые другие произведения были написаны за время военных действий в Боснии, Герцеговине и Краине, где он был в качестве военного корреспондента. Роман "Хороший день для того, чтобы умереть" ("Леп дан за умирање") написан во время 78-ми дней бомбардировок НАТО Югославии в 1999 г.
Недавно несколько рассказов Мамо Капора было опубликовано в сборнике "Искусство войны", посвященном войне в Сербии, один из них мы предлагем вашему вниманию
Краина - это хорошо воспитанная страна. Здесь живет самый воспитанный народ в Европе. В ордуне, Бани, Лице или недалеко от Книна с вами каждый традиционно поздоровается, скажет "добрый день" или спросит, как вы поживаете.
В этом ясно чувствуется отличие от Белграда, в котором едешь в лифте с соседями по лестничной площадке, не здороваясь, стоишь перед неприятным молчанием и взглядами, полными непонятного нетерпения, зависти или равнодушия. Если это цена цивилизации, то я тогда навсегда останусь первобытным человеком.
По пыльной проселочной дороге шагает старик с ружьем на плече. Он несет с собой на плече аккуратно свернутую брезентовую палатку, сельскую сумку и топорик, чтобы рубить ветви для палатки и дрова для костра. Возвращается на передовую, потому что уже скосил траву со своего бедняцкого поля.
- Помоги вам Господи! [1] Как дела, люди?
Это "как дела" не только простая вежливость. Его действительно интересует, как живут люди, которых он встречает в своем небольшом мире, ограниченном горами и враждебностью. Он развязывает кисет и предлагает нам угоститься домашним зеленоватым табаком. Я чувствую себя виноватым, имея пачку "Кента" в кармане.
- А как у вас дела? - спрашиваем его, а он сворачивает сигарету и отвечает:
- Потихоньку...
Это "потихоньку" содержит в себе какую-то тихую скромность живого существа, брошенного в вихрь истории, в нем скрывается и боязнь сглаза, зазнайства, хвастовства, которые могли бы привлечь зло. "Потихоньку".
- Как дела? - спрашивает двенадцатилетний босоногий мальчишка в порванных штанах. Он самый старший из девятерых детей одинокой вдовы, живущей в деревянной постройке над Двором на реке Уне [2]. Он серьезен и вежлив, потому что заменяет мертвого отца, торжественно пожимает руку каждого из нас в пустом, с выжженной травой, заброшенном поле.
- Как дела? - спрашивает потрепанный жизнью солдат и протягивает руку полковнику Войничу. Они земляки, родом из одного села. Здесь вообще никто никому не отдает честь. За два года войны я ни разу не видел построения. "В колонну по два, шагом марш!" - здесь никому не известная команда. Впрочем, как же построить в одну шеренгу стариков, которые пришли заменить погибших сыновей, и безбородых юношей? Эта армия с самого своего создания истинно народная: немного гайдуков [3], немного родственников. Той формальной армейской дисциплины, без которой, как думается, армия не может состоять, здесь не существует. Но как только неожиданно прогремит выстрел, все на месте как один.
И одеты они по-разному: кто-то военных рубашках старой армии, кто-то в трофейных комбинезонах от Кикаша [4], кто-то в маскировочной форме. На головах можно увидеть какие угодно головные уборы: от сербских шайкач [5] и беретов до кепок, ушанок и пилоток... Обувь тоже разнообразна: у кого сапоги, у кого опанки [6], можно увидеть и американские ботинки со шнуровкой, и, конечно же, кроссовки всех видов от простых бедняцких до фирменных спортивных "Рибок" для теннисистов и бегунов. "Когда наталкиваюсь на группу одинаково одетых солдат, тут же открываю огонь", - рассказывает офицер в черной майке. - "Это точно не наши"...
- Как дела? - спрашивает баба Даница Обрадович на самой высокой высоте западного православного мира в селе Дивосело [7] недалеко от Госпича [8]. Она сидит за замаскированным листьями тяжелым пулеметом "Браунинг" и беспомощно разводит руками, извиняясь, что кроме воды нечем угостить. Баба Даница - вышедшая на пенсию повариха семидесяти лет, в пенсне, какое обычно носят бабушки, в форменной военной рубашке, но в тапочках, которые называют домашними туфлями. Именно она обучила своих односельчан стрельбе из миномета и пулемета. Старушка расположилась на вершине, с которой далеко просматриваются позиции неприятеля и опасно открытые фланги позиций обороняющихся сербов, куда часто проникают диверсионные группы, прячась за густым кустарником. Почти каждую неделю она теряет двоих-троих товарищей по борьбе. Этот красивый зеленый край пахнет смертью. У человека возникает ощущение, что на него со всех сторон смотрят глаза убийц и что он совсем не может защитить себя. Мужчины из отряда бабы Даницы заросли двухнедельной бородой, они разговаривают, держа палец на курке автомата. Я был много где, видел многое, но мне кажется, что никогда в своей жизни я не был так близок к смерти, как на этой высотной позиции в Дивоселе, а ведь эта местность (какая ирония!) называется Великий край!
- Пришлите хоть какую-то помощь, кого найдете! - постоянно просит нас старушка, которую намного легче представить себе рядом с плитой, чем с "браунингом".
- Пришлите добровольцев, армию, хоть кого-то! Мы здесь не протянем...
Перебежав простреливаемое пространство, спрашиваю у одного из ее людей, что он думает о неприятелях, которые находятся с другой стороны луга и рощи:
- Эх... какие они могут быть?... Такие же несчастные, как и мы здесь... Бедняки, брат, но, как и мы, здесь родились и знают каждый камень...
Прошло 20 дней после этой встречи. Дивосело сравняли с землей, всех оборонителей села убили. После продолжительной артиллерийской подготовки, длившейся 16 часов, хорватская армия под предводительством международных псов войны и наемников вошла в Дивосело и уничтожила все живое. Пришедшие позже военные ООН не могли найти ничего живого - ни кота, ни собаку, ни даже овцу!
Баба Даница была зарезана прямо за своим пулеметом, из которого выпустила все пули. Я могу себе представить, как из кустов на маленькую полную старушку добродушного вида выскакивают легионеры в черном с ножами в руках. Эта сцена преследует меня. Может, я сделал не все, что мог? Может, надо было стать посреди белградских площадей и кричать изо всей силы, просить помощи для бабы Даницы и ее людей. На белградских рынках я вижу женщин ее возраста, которые жалуются на цены при покупке перца на зиму: у них та же самая походка, те же вены выступают на ногах, такие же веснушки на руках, тонкая оправа очков... У бабы Даницы не было привилегии заготовить что-то на зиму - сидя за пулеметом, иногда за минометом, она защищала урожайное обилие золотой осени на белградских рынках и покупателей, которые думают, что пришел конец света из-за высоких цен на перец.
Хорватия отпраздновала великую победу своих воинов в Дивоселу над бандитами, бунтовщиками и сербскими террористами, участники битвы получили награды. Оркестры исполняли марши. Красавицы телеведущие с улыбкой на губах рассказывали о последнем хорватском подвиге. В село Медак [9] возвращены обнаженные тела людей: горла перерезаны, головы разбиты пополам... Многие тела сожжены. Хорватской общественности никто не объяснил, что главой "бандитов, бунтовщиков и террористов" была одна добродушная старушка, которая защищала свой дом, кошку и курицу. Одежда оборонявшихся была сожжена, она была настолько бедной, что никто на нее не позарился. Военные ООН не нашли ни единого личного предмета. Плохо смотрели. В тени дерева, под которым когда-то стоял "браунинг", в увядшей траве остались очки бабы Даницы (плюс три с половиной), левое стекло было разбито. В этих разбитых очках, в маленьких кусочках стекла умножается небо, которое все видит и все помнит.
Перевод Марии Патрашко
[1] "Помоги вам Господи" (сербск. - Помаже Бог!) - традиционное сербское приветствие. В наше время чаще всего встречается в сельской местности. Ответом на него служит фраза "И тебе помоги Господи!" (сербск. - Бог ти помогао!). (Прим. пер.).
[2] Уна - река в северо-западной части Боснии и Герцеговины, по небольшому отрезку реки проходит западная граница между БиГ и Хорватией. (Прим. пер.).
[3] Гайдуки - в то время, когда государства Балканского п-ва входили в состав Османской империи, так называли людей, собиравшихся в банды и боровшихся с турецким владычеством. В наше время этим словом зачастую называют бандитов и разбойников, людей, имевших или имеющих проблемы с законом. (Прим. пер.).
[4] Антон Кикаш - канадский бизнесмен хорватского происхождения, во время войны в 90-ых гг. В Югославии поставлял оружие хорватской армии. (Прим. пер.).
[5] Шайкача - традиционный сербский головной убор в виде пилотки. (Прим. пер.).
[6] Опанки (ед. ч. опанок) - традиционная крестьянская плетеная обувь из кожи. (Прим. пер.).
[7] Дивосело - город в бывшей Сербской Краине, сейчас является территорией Хорватии. (Прим. пер.).
[8] Госпич - город в Хорватии. (Прим. пер.).
[9] Медак - село в бывшей Сербской Краине, сейчас является территорией Хорватии. (Прим. пер.).
http://www.pravaya.ru/book/19/14418