1
Первый биограф своего знаменитого брата, Михаил Павлович Чехов сам был писателем высокой одарённости, и той особой оптики, взгляда на мир, которая позволяла ему выделяться суммой созданного из вечно длящегося литературного процесса.
…забавно, но в мире советской интеллигенции времён кухонных посиделок были индивидуумы, явно отмеченные снобизмом, когда не литературным гедонизмом, утверждавшие, что, как писатель Михаил Чехов выше Антона.
Некоторый сбив восприятия, вероятно, связанный с чрезмерной интенсивностью пропаганды: ибо классиков в Советском Союзе пропагандировали, как сейчас поп-звёзд, не имеющих никакого отношения к культуре вообще.
Вероятно, золотое сечение смысла и стиля, найденное гениальным братом, не могло не бросить отблеск на литературные линии Михаила, и в построение фразы, и в некоторой специфике подачи жизненного материала чувствуется с меньшей интенсивностью данное, но всё же высокое наполнение – особенно характерно, думается, сказавшееся в произведение «Антон Чехов на каникулах».
В мастерски сделанном мемуаре «Дядя Гиляй» точность детали, смак подробностей, колоритность картин высоки настолько, что могутный Гиляровский будто дополнительно поднимается с чеховских страниц.
Лучший сборник Михаила Павловича – «Свирель» - с одноимённой повестью и суммой рассказов свидетельствовал о многом.
Тонкость звучания свирели хорошо отливалась в тонкость фраз с их виртуозно-красивым построением; а психологическое портретирование вовсе не являлось пастишами брата, хотя некоторые приёмы (и в лестницах прямой речи, и в характеристиках внешности персонажей) явно заимствованы.
Тем не менее, тонко проступающая, перламутром качества отливающая самостоятельность очевидна – как и демократическая линия восприятия жизни: в том контексте, что каждый из живущих достоин внимания.
И сострадания.
Ибо без сострадания – какой же русский писатель?
И то, что некоторые сцены, сделанные Михаилом Чеховым соскальзывают в банальную яму сентиментальности – не важно, ибо общий вектор высок.
Высоким был и уровень творчества младшего брата – очень одарённого, очень пьющего, оставшегося в литературе – и, разумеется, не сопоставимого с Антоном Павловичем.
Но если судить уровнем Чехова Антона, ниспровергая всё, что будет ниже, в литературе останется очень мало имён.
2
Изданная в Союзе одинокая «Свирель» Михаила Чехова… тонкий звук прозы родного брата Антона.
Михаил Чехов был одарён.
И – некоторые, эстетствующие в недрах Союза гуманитарные интеллектуалы заявляли – мол, де, выше брата…
Разумеется, сие было пустой игрой, постмодернизмом до постмодернизма, вывернутой шуткой…
…просто выше Антона подняться практически невозможно: в рассказе и повести, а Михаил работал именно в этих жанрах.
А. Чехов совместил, создав уникальный синтез, изощрённо-пронзительный психологизм и уникальную стилистику, когда фразы вдруг ощущаются золотящимися поэтическими нитями, и сплетающими великолепные картины, и люди, выходят из страниц, погружаясь в любую жизнь, как бы ни менялся бытовой и исторический антураж, пропитав тексты свои уникально такой субстанцией сострадания, что странно, как мир не изменился.
Тем не менее, Михаил был талантлив.
Он старался следовать в кильватере брата, истончая фразу до полного растворения её в пределах живописуемых картин.
Тонко звучала его «Свирель», вышедшая после сборника «Очерки и рассказы».
Критика хвалила.
Скабичевский, похваливая, предсказывал, что Михаил сопьётся.
Он страдал запоями: увы, энергия, уходившая в них, могла бы быть потрачена на литературу, придав созданному Чеховым больший блеск.
Выверял композицию, стараясь максимально следовать принципам гармонии, как понимал их, как делал брат…
М. Чехов был первым биографом Антона: его воспоминание одеты мерцающей аурой теплоты и любви: при этом Михаил со всей возможной тщательностью стремится избегнуть любых неточностей и приукрашиваний…
Воспоминания трезвы: не смотря на пристрастие писателя к алкогольному огню.
Энергия его, как переводчика феноменальна: более десяти томов переводов с французского и английского, возможно, первый перевод знаменитой «Алисы в стране чудес» осуществлён им…
Михаил в тени брата…
В тени – благодатной, густой и насыщенной, но – вовсе не поглотившей его писательское дарование.
