Вызовы эскапистам

«…В мирное время… предпочитают обращаться к тому, в чем всеобщее заблуждение видит пользу и что насаждается людьми, ищущими не всеобщего благополучия, а благосклонности народа. Но очень скоро беды принуждают людей прозреть, и тогда волей-неволей приходится обращаться к тому, что в мирное время было признано неправильным…»

(Н. Макиавелли. Размышления над первой декадой Тита Ливия[i])

 

«Два процента людей – думают, три процента – думают, что они думают, а 95 процентов людей лучше умрут, чем будут думать»[ii]

(Дж.Б. Шоу, ирландский писатель, лауреат Нобелевской премии)

 

1. ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ

 

Исчерпывающее объяснение тому, почему люди «заблуждаются в мирное время», дал Дж. Бернард Шоу: заблуждаются не все люди, а их подавляющее большинство, поэтому на первый взгляд это выглядит как «всеобщее заблуждение». 95% заблуждаются потому, что не хотят думать ни при каких обстоятельствах, а 3%, «думающих, что думают», ищут у них благосклонности и эксплуатируют её к своей выгоде.

95% – это те, кто составляет «кормовую базу» для 3%, которые эксплуатируют «благосклонность» поедаемых путём генерации, поддержания и распространения приемлемых для них и принимаемых ими «заблуждений». Вместе они формируют симбиоз, систему, которая выгодна обеим социальным группам. Их объединяет предпочтение, которое они отдают заблуждениям перед реальностью. Они – игнорируют реальность, избегают её, «убегают» от неё в мир своих заблуждений. Они – «эскаписты» (от англ. escape – «убегать»)[iii]. Это – серьёзное общественное заболевание, которые пациенты игнорируют, считая себя здоровыми.

Длится это, как отмечает Н.Макиавелли, до момента, пока в жизнь симбионтов не приходит реальность. Приходит она сама, несмотря на то, что пациенты не желают расставаться со своими приятными им всем заблуждениями.

По некоторым признакам, момент прихода реальности в жизнь симбионтов-эскапистов уже наступил.

При переходе к попыткам помочь симбионтам «прозреть», следует учитывать, что выдающийся ирландский мыслитель не отметил одну опасность, на которую в 1881 году обратил внимание другой выдающийся мыслитель, К.Коллоди, в своей пророческой, якобы детской, сказке про Пиноккио[iv], впоследствии грубо искажённой на коммунистический лад А.Толстым с его «Буратино и Золотым ключиком»: те, «кто скорее умрут, чем будут думать» (blockheads, т.е. болваны, у К.Коллоди) вместе со своими «консультантами/экспертами/риск менеджерами» ( 3%), обычно съедают тех, кто пытается им помочь «прозреть».

Судьба Чёрного дрозда из «Приключений Пиноккио», Гамлета из «Гамлета», Чацкого из «Горя от ума» (ещё легко отделался) и прочих представителей оставшейся 2%-ной социальной страты – незавидна. Однако на их стороне действует сама реальность и это даёт слабую надежду на вразумление хотя бы некой части эскапистов, имя большинству из которых, как видно, – «легион»[v].

 

2. КЛИНИЧЕСКАЯ КАРТИНА

 

В 2018 г., реалистично оценивая тенденции мировой экономики, барон Джейкоб Ротшильд подчёркивал, что мировая экономика вступила в эру неопределённости (unpredictable era), нарастания разобщённости между странами и что мировое устройство экономики и системы безопасности находится под угрозой разрушения[vi].

Ещё раньше, 11 лет назад, в своей примечательной книге «Эпоха роста. Расцвет и падение мировой экономической системы»[vii] русский экономист О.В. Григорьев глубоко раскрыл реальные причины упадка и неизбежной трансформации современной формы мировой экономики и экономик отдельных стран.

Однако статистические показатели, особенно на уровне корпораций и отдельных сегментов экономики, постоянно говорят о какой-то другой экономической реальности, о росте, причём в ряде случаев двузначном!

Эта «раздвоенность», а, точнее, «двоемыслие» (с) – свидетельство какой-то болезни мировой экономики.

Какова клиническая картина заболевания?

Весьма авторитетный американский экономист Дж. К. Гэлбрейт незадолго до своей кончины написал замечательную книгу, которая в русском переводе была названа «Экономика невинного обмана: правда нашего времени». В ней он раскрыл правду о современной мировой экономике, подчинённой интересам глобальной корпоратократии.

Дж. К. Гэлбрейт ярко показал как в современных условиях проявляется противоречие между тем, что Н. Макиавелли называл «поиском благосклонности у народа», и тем, что он называл «поиском всеобщего благополучия». Между сладкой ложью и горькой правдой о состоянии экономики.

Дж. К. Гэлбрейт доказывает, что доминирующая сегодня в глобальном масштабе «экономика благосклонности» основана на обмане тех, кто, по словам Дж. Б. Шоу «скорее умрёт, чем будет думать». Он показал, что менеджеры крупных корпораций и контролирующие их «внешние» консультанты сознательно скрывают реальность стагнации корпораций и экономики в целом и продолжают рисовать дутый рост и дутую доходность бизнеса для акционеров, инвесторов, потребителей и государства.

Следует заметить, что в целом, эта, написанная еще 20 лет назад книга, посвящена си­стемному обману в современной экономике (оригинальное название – «The Economics of Innocent Fraud: Truth for Our Time»), но её русское название – «Экономика невинного обмана: правда нашего времени» оказалось, мягко говоря, не в полной мере соответствующим содержанию. В соответствии с содержанием название следовало бы перевести как «Экономика обмана неискушённых: правда для нашего времени».

Это же касается и перевода отдельных глав. Например, важная глава, посвященная манипулированию показателями динамики и прибыли корпораций/ динамики доходности на финансовом рынке, была переведена с положительной коннотацией как «Изысканное бегство от реальности» (в оригинале – «The elegant escape from reality»). При этом на самом деле речь в ней идет о хитрых уловках менеджмента корпораций и привлекаемых менеджерами аудиторов/консультантов, которые используются для манипуляций с отчетностью с целью обмана собственников, инвесторов, потребителей и госорганов. В соответствии с содержанием главы её название следовало бы перевести как «лживое искажение реальности».

В таком качестве перевода, искажающего содержание и даже смысл переводимого, увы, нет ничего удивительного. Ведь мы живём в условиях, где «machine learning» со всех трибун вместо «обучения машин» называют «машинным обучением», а «organizational behavior» не только именуют странным словосочетанием «организационное поведение», вместо «поведения организаций», но и даже вузовские кафедры ухитряются создавать и студентов/аспирантов обучать под такими дискредитирующими наименованиями.

Так могут выражаться только либо те, кто не является носителями русского языка, например, плохо подготовленные иностранные шпионы, либо воплощённые пародии на «чужие причуды»:

«Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон?..

Уж не пародия ли он?»[viii]

Тем не менее, несмотря на помехи, создаваемые теснящими нас «шпионами» и пародиями на науку и здравый смысл, настоящее исследование реальности надо продолжать.

Известный финансист современности Джон Богл, основатель второй по величине в мире инвестиционной компании Vanguard Group, управляющей сегодня активами на 5 трлн. долларов США (для сравнения: размер всех финансовых активов РФ в 2024 г. составил порядка 2,16 трлн. долларов США[ix]), незадолго до своей кончины также выпустил книгу под характерным названием «Не верьте цифрам»[x], где фактически так же, как и Дж. К. Гэлбрейт, раскрыл технологии системного обмана инвесторов и потребителей (дипломатично называя обман «систематической ошибкой). «Руководители компаний неизменно представляют перспективы роста своих фирм в максимально оптимистичном свете – и чаще всего оказываются неправы»[xi].

По оценкам Дж. Богла за период в 50 лет реальная среднегодовая доходность инвесторов на фондовом рынке США составляла 2,4% – 3% годовых[xii], а за период 100 лет (1917 – 2017 гг.) корреляция между прибылью бизнеса после налогообложения и ВВП составляла 98%[xiii]. То есть, например, при росте экономики США в 2024 г. на 2,8%, реальная прибыльность корпораций и бизнеса в целом по экономике была на уровне 2,7%, какие бы цифры не «рисовала» их отчётность.

Дж. Богл подчёркивал, что вывод о данной корреляции основан на столетней статистике и соответствует экономической реальности. И, конечно, не только для США.

И эту закономерность следовало бы учитывать при широко распространённых угождающих макиавеллиевской «общественной благосклонности» рассуждениях о темпах роста, например, российской страховой индустрии, которые почему-то в разы превышают темпы роста ВВП страны в целом[xiv].

При ответственном профессиональном подходе, тема «роста» всегда должна рассматриваться вместе с оценкой его качества. Например, вызванный «эндокринным сбоем» экономической системы нездоровый рост отдельных сегментов финансовой сферы неизбежно приведёт к болезненному «схлопыванию» и удару по экономике в целом, должен настораживать, стимулировать адекватные меры по купированию приближающейся опасности и уж точно не быть поводом для «победных» рапортов. Хотя бы в этом надо проявлять «финансовую грамотность».

Однако менеджмент компаний и обслуживающие его интересы консультанты постоянно рисуют другие «картинки». Искажение реальности стали императивом не только корпоративной отчетности, но и современной системы управления корпоративным бизнесом в мировом масштабе, что оказывает определяющее влияние на всю мировую экономику, превратившуюся в «королевство кривых зеркал».

Ключевую роль в «искривлениях» играет методика определения уровня инфляции. Например, Дж. Богл приводил в 2010 г., оценку Дэвида Эйнхорна, главы хедж-фонда Greenlight Capital, который утверждал, что с 1980 г. в США несколько раз менялся метод оценки инфляции и что если бы в 21 веке инфляция подсчитывалась по методике, использовавшейся до 1980 г., то в 2010-е годы она бы превысила бы 9%, в то время как согласно официальной статистике составляла всего 2%[xv]. С уверенностью можно утверждать, что за последние 15 лет удручающее положение с оценкой инфляции ещё более усугубилось.

Но дело не только в оценке инфляции как таковой: вся система показателей, характеризующих состояние и тенденции динамики экономики нерепрезентативна, в том числе, и оценка ВВП[xvi]. Всемирный экономический форум, проходивший в Давосе в январе 2024 года, показал, как стараниями ангажированных глобалистами «ученых», «экспертов» и пропагандистов, «голого короля» стагнирующей и сжимаемой экономики будут пытаться облекать в новые «одежды», призванные скрыть главную цель: переход от экономики роста к экономике распределения намеренно сокращаемых ресурсов и благ («degrowth»)[xvii].

Что это за «одежды»?

Это – новая методика в статистике, оценке инвестиционной привлекательности и уровня жизни, которую будет пытаться внедрять часть глобализаторской элиты в течение следующих нескольких лет. В ее основу будет положен «многомерный» подход, фокусирующийся на согласованности роста с навязываемыми глобализаторами «более широкими глобальными и национальными приоритетами»[xviii].

По мнению инициаторов, набор этих показателей отражает новое «качество» роста экономики той или иной страны и той или иной отрасли. Планируется, что показатели будут оцениваться по четырем ключевым критериям: инновации, инклюзивность, экология и системная устойчивость. В переводе на нормальный человеческий язык это означает, что ресурсное обеспечение экономической деятельности, рост потребления людьми материальных и духовных благ и, главное, реализация их способностей будут подчинены приоритетам, навязываемым глобализаторами. Таким, например, как враждебная бизнесу и экономическому развитию система ESG[xix].

И если на предыдущем этапе глобальной трансформации в официальные показатели «общественного ВВП» были включены разрушающие эти самые «общества», но всё-таки реальные «услуги», такие как проституция, наркоторговля, контрабанда и т.п.[xx], то сегодня пошли ещё дальше и готовятся включать в оценку ВВП фейковые показатели, связанные с несуществующим антропогенным влиянием на так называемое «глобальное потепление», с «климатической повесткой» и т.п.

Нет ничего удивительного в том, что манипуляторы игнорируют многочисленные объективные научные доказательства отсутствия негативного влияния человеческой деятельности на содержание углекислого газа в атмосфере: ведь их задача состоит формирования ложной картины мира как обоснования удушения экономического роста.

За период 1959–2021 гг. приземная температура воздуха Земли увеличилась на 0,810 градуса, из них на антропогенный CO2 (если принять, что увеличение температуры связано исключительно с парниковым эффектом, и не учитывать изменения солнечной радиации, а также вклад вулканических извержений в увеличение содержания естественного СО2) приходится 0,007 градуса (в пределах ошибки измерения температуры на метеостанции). Из этого следует, что антропогенный фактор фактически не влияет на глобальное потепление[xxi].

Администрация Д. Трампа признала, что изменение климата – обман: Министерство сельского хозяйства США получило указание удалить все упоминания об изменении климата с официального веб-сайта[xxii].

Однако, на этом ложном основании строится направленная на удушение бизнеса теория и практика ESG.

До 1980 г. в мировом дискурсе активно пропагандировалась теория «глобального похолодания», но в 1988 г. «вдруг» произошёл поворот на 180 градусов и стали раскручивать тему «глобального потепления», причём именно по причине человеческой деятельности и самого существования людей. По всем законам онаученой пропаганды/ пропагандистской науки работают избирательно: одновременно с активной пропагандой «интенсивного таяния ледников» в Арктике, игнорируют тот факт, что в Антарктиде происходит существенный прирост массы льда в объеме 108 гигатонн в год[xxiii], игнорируют и факты вредоносного влияния «зелёных» технологий на окружающую среду[xxiv]: ведь достоверная информация «зелёным человечкам» не требуется, т.к. подрывает основы манипуляций, приносящих им сегодня деньги и ведущих к «гуманократии». Ради этого они готовы игнорировать даже собственные ощущения: майские снегопады, необходимость носить пальто в июньские холода и пронизывающий московский холод августа 2025 г. Они считают, что общество уже достаточно деградировало для того, чтобы безоговорочно принимать все эти перфомансы.

Правда, в последнее время становится виднее, что не все на это готовы: 21 августа 2025 г. К.Навроцкий, недавно избранный президент, представляющий недружественную элиту ставшей недавно «ненедружественной»[xxv] Польши, наложил вето на поправки к так называемому «закону о ветропарках». Так же он объяснил, что для снижения цен на электроэнергию, необходимо отказаться от системы торговли выбросами из «Зелёного курса» ЕС[xxvi].

В целом же, непрерывающееся изменение методик измерения инфляции и ВВП не только искажает базу сравнения, затрудняя адекватные оценки как фактов так и тенденций экономической жизни общества, но и вызывает необходимость постоянных перепроверок адекватности её показателей и, в конечном счёте – ведёт к недоверию.

А без доверия экономика, претендующая на название «рыночной основы демократии», существовать не может. Без доверия может существовать только система принудительного распределения ресурсов и благ, которую строили троцкисты-ленинцы на заре советской власти, и которую пытаются сегодня построить во всемирном масштабе продолжатели их дела под брендом «инклюзивного капитализма». Откровенное пренебрежение реальностью при оценках инфляции и ВВП – характерная черта современной глобальной экономики.

То, что предупреждения даже таких выдающихся экономистов и практиков, как Дж.К.Гэлбрейт, Дж.Богл и других игнорируются в течение десятилетий, подтверждает устойчивую заинтересованность тех, кто управляет крупным бизнесом, в искажении и подмене реальности. Сознательное бегство от реальности (эскапизм), её игнорирование и искажение стали свойствами, определяющим сущность современной мировой экономики как экономики обмана.

И, поскольку экономика – это не «сфера распределения» каких-то обезличенных «ресурсов» с якобы целью их «рационального использования» – как пишут в учебниках, специально написанных и преподаваемых для воспитания профанов-эскапистов, а, прежде всего, – сфера отношений между людьми, то можно утверждать, что заболеванию эскапизмом подвержено большинство участников экономических отношений. Современная экономика – остаётся пока преимущественно экономикой эскапистов.

Закономерно возникает вопрос, который ни Дж.К.Гэлбрейт, ни Дж. Богл, к сожалению, не поднимали: вопрос о причинах этого явления – глобального эскапизма.

Вследствие этого возникает необходимость рассмотреть патологию глубже.

 

3. ПАТОГЕНЕЗ

 

Почему же участники экономических отношений: и те, кто участвует в создании продукции и услуг, и те, кто их потребляет, оказались массово подвержены эскапизму, причём в мировом масштабе?

Для ответа на этот вопрос надо разобраться в поведенческих особенностях современного предпринимательства и менеджмента.

В свете этого, следует отметить, что ещё 22 года назад было обращено внимание на ключевое значение, которое имеет бизнес-этика и нравственное состояние лиц, принимающих решения в бизнесе, для определения его целей, выбора средств их достижения и оценки его результатов, т.е. для всей деятельности предпринимателей[xxvii].

Но задолго «до нас, ещё в 16 веке» (с) Н.Макиавелли отмечал, что «людей в целом можно охарактеризовать как неблагодарных и переменчивых, расположенных к неискренности и лжи, их … привлекает нажива…»[xxviii] и что они, «будучи плохими, обещанного не выполняют»[xxix].

Н.Макиавелли, в отличие от нас, интересовали вопросы не бизнеса, а политики, и, в связи с этим, следует заметить, что в его время в бизнесе действовали пусть формальные, но жёсткие этические ограничения, накладываемые цеховой системой, хотя Флорентийская республика, которой служил Н.Макиавелли, внесла решающий вклад в развитие важного этапа процесса общественного разложения на пути к приблизившейся уже к нам «гуманократии». Этот этап, ярко обозначивший разворот «цивилизованного» общества на путь расчеловечивания, по злой иронии был назван «эпохой возрождения»[xxx].

С течением времени бизнес-этика, основанная на «честности и благоразумии, великодушии и искренности… проявлении великих дарований и добродетелей, а не таких, успех которых вызывает только одобрение…», которую в 1759 г. сформулировал и которую считал императивной для целеполагания участников экономических отношений выдающийся шотландский учёный А.Смит[xxxi], была заменена токсичной этикой, генезис которой описал В.Зомбарт[xxxii] и которую с симпатией проповедовал Ф.А. фон Хайек[xxxiii]. Главным её свойством является отмечаемая Н. Макиавелли моральная оправданность обмана с целью получения личной выгоды.

В процессе поиска причин генезиса доминирующей сегодня токсичной бизнес-этики стало понятно, что одним из её оснований является широкомасштабное распространение нравственной патологии, имеющей во многом медицинские причины^[xxxiv]. Она является результатом неуклонного распространения в среде бизнеса явления, которое классическая психиатрия называла «нравственным помешательством»^[xxxv].

Впервые термин «moral insanity» был применён к описанию больных в 1835 г. в Англии доктором Дж. С. Причардом, хотя данное заболевание описывалось европейскими психиатрами в других терминах ещё в течение 18 века[xxxvi]. Отмечалось широкое распространение этого заболевания в Англии и в континентальной Европе. В чём заключается причина этого?

Выдающийся отечественный психолог Л.С. Выготский в своей статье «Moral insanity» (1934 г.), ссылаясь на опыт современных ему исследований и в нашей стране, и «в Западной Европе и Америке» подчёркивал, что это – не «органическое» заболевание, что причину его «надо искать не во врожденном дефекте воли или извращении отдельных функций, но в среде и воспитании, которые не установили требуемых оценок». К таким выводам в отношении морально дефективных пришла зарубежная и отечественная психиатрия 100 лет назад[xxxvii].

Таким образом, становится понятным, что в глобальном масштабе в бизнесе произошло замещение нравственных законов общественной добродетели по А.Смиту, на моральные законы личной наживы (которые много позднее описывал, в частности, М.Вебер[xxxviii] и оправдывал Ф.А. фон Хайек[xxxix] и др.).

Перед Ф.А. фон Хайеком, видите ли, оказалась «виновата» религия, виновата в том, что не давала «ясного руководства» в нравственных вопросах предпринимательства, а тех «общих предписаний», которые «предоставляла религия и нравственность» ему оказалось «недостаточно». На самом деле этими сентенциями лукаво маскируется то, что для Ф.А. фон Хайека и для ему подобных в силу их собственной духовной дефективности заведомо неприемлем установленный свыше нравственный закон.[xl]

Религия «не давала» Ф.А. фон Хайеку, Ф. Фукуяме, не даёт и не даст подобным им исследователям и предпринимателям «ясного руководства» по причине того, что, прежде всего, сами они отвергают Первую Заповедь, и, соответственно, и все остальные заповеди/ основополагающие законы человеческой жизни. Человек, не желающий знать и не соблюдающий Первой Заповеди, не способен соблюдать и все остальные заповеди, а значит, сам страдает нравственным помешательством.

М.Вебер утверждал, что описываемая им бизнес-этика предполагает обязательное соблюдение предпринимателями законов, установленных государствами[xli], и, соответственно, поэтому является нравственно оправданной. Это, в принципе, соответствовало учению Лютера, утверждавшего, что исполнение мирских обязанностей служит при любых обстоятельствах (выделено мной – А.Л.) единственным средством быть угодным Богу (т.е. нравственно оправданным – А.Л.)[xlii]. Однако, эти утверждения не учитывают того, насколько нравственными являются сами законы, обстоятельства и обязанности и насколько они соответствуют установленным для людей заповедям (хотя надо отметить, что лично Лютер резко выступал против ростовщичества).

Именно эти заповеди, которые являются выражением и требованием Истины, а не следствием «повторения, традиции и примера» и прочих, списанных у Ф.Ницше, «нерациональных навыков общественной жизни»[xliii], заведомо выше любого человеческого закона и являются непреложным критерием его приемлемости и оправданности для общества и, в частности, для бизнеса.

Тем временем, в рамках описываемой М. Вебером этики нравственно повреждённые подчинили установленный Заповедями высший нравственный закон своим прихотям, выражаемым в мирских законах, и посчитали это морально оправданным. Описываемая М.Вебером протестантская бизнес-этика базировалась на этом изначально. «Капиталистическое хозяйство не нуждается… в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь… такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства»[xliv]. Из контекста, в котором находится данная констатация, понятно, что речь идёт не о «религии»/ «церкви», как об институтах, а о нравственном законе, который они олицетворяют или должны олицетворять.

Лихоимство, жажда наживы, с течением времени превратились в «призвание» предпринимательского сословия, движимого протестантской этикой[xlv]. «Summum bonum (Высшее благо [лат.]) этой этики прежде всего в наживе, во всё большей наживе при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами, от всех эвдемонистических или гедонистических моментов: эта нажива в такой степени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к «счастью» или «пользе» отдельного человека. Теперь уже не приобретательство служит человеку средством удовлетворения его материальных потребностей, а все существование человека направлено на приобретательство, которое становится целью его жизни»[xlvi].

До определённого исторического момента, католическая часть предпринимателей олицетворяла иной подход к целеполаганию предпринимательской деятельности: «Католик…, наделённый значительно более слабой склонностью к приобретательству, он предпочитает устойчивое обеспеченное существование, пусть с меньшим доходом, рискованной, тревожной жизни, подчас открывающей путь к почестям и богатству… Народная мудрость гласит: либо хорошо есть, либо спокойно спать. В данном случае протестант склонен хорошо есть, тогда как католик предпочитает спокойно спать»[xlvii]. Такая разница в предпринимательских типах и поведении являлась ничем иным, как следствием различий между этическими ограничениями, налагаемыми более близким к Нравственному закону католическим христианством и дальше отступившим от этого закона протестантизмом.

Однако позднее, применительно к католическому миру, тенденция на отступление от нравственного закона была легализована в решениях II Ватиканского Собора (1962-65 гг.), продолжившего в наше время «дела» эпохи «возрождения», и юридически закрепившего подчинение католической церкви задачам угождения нацеленному на удовлетворение собственных прихотей нравственно ущербному менталитету тех, кто олицетворяет «грязь человеческих отношений»[xlviii]. Именно после II Ватиканского собора стало возможным открытое появление «католиков-гомосексуалистов» типа П.Тиля, нынешнего сподвижника Д.Трампа, продукция компании Palantir Technologies которого активно применяется сегодня на поле боя против ВС России.

История и современное состояние западного общества даёт массу примеров принятия и исполнения откровенно людоедских законов, прямо направленных против законов нравственности и против человека. Достаточно вспомнить законы об «огораживаниях» в Англии, Нидерландах, Франции и Германии, которые задали тон развитию аморального законотворчества, законы периода «великой» французской революции, нацисткой Германии, легализацию однополых браков, «узаконенную» кражу валютных резервов России в наше время, «узаконенное» введение санкций против России и Ирана и, одновременно, невведение санкций против незаконно аннексированного Косово и агрессивного Израиля, торговые/тарифные войны, разворачиваемые на «законных основаниях» в настоящее время, и т.д. и т.п.

Все эти «законные действия» объединяет одно: они следуют не нравственному закону, предустановленному Главным действующим лицом мировой истории, а направлены на исполнение прихотей лиц, руководимых злой волей, которую они, вслед за впавшим за «философское» обоснование[xlix] этого в конце своей жизни в постыдный маразм Ф.Ницше, называют «моралью». Такие законы являются средством обмана и свидетельствуют о нравственном помешательстве.

В последние десятилетия, которые, как было показано выше, характеризовались «анемичным» ростом, а по сути, – маскируемым под рост, затянувшимся кризисом мировой экономики, из сонма нравственных инвалидов на авансцену выдвинулся особенный предпринимательский тип: «мародёр на пожаре». Выдвижение происходило под лозунгами: «кризис – это шанс!», «мы сильными выйдем из кризиса!», «кредиты возвращают только трусы!» и т.п.

На самом дел, кризис, в огне которого сгорает прежде построенное «здание» бизнеса, – это «шанс», прежде всего, для «мародёров», которые вместо того, чтобы помогать спасти имущество и людей, спешат «поживиться» в процессе пожара и на его пепелище (вспомним, например, злоупотребления при строительстве оборонительных сооружений).

«Мародёры» думают, что после этого они становятся «сильнее». Это – большая ошибка. Ведь «прока нет в неправедном богатстве»[l]. Но эти слова святого премудрого царя Соломона, несмотря даже на то, что он был несравненно богаче любого из нынешних «мародёров», не трогают душу нравственных инвалидов и не принимаются ими во внимание. Святой царь Соломон не является для них авторитетом, поскольку они подчинены другому «авторитету»: «богу» алчности.

Однако неадекватно воспринимаемая «мародёрами» реальность устроена не так, как они полагают. В реальности метафизическое преобладает над тем, что видят алчные крысиные глазки непосредственно перед «гриппозным носом», и о чём услышали востренькие ушки на очередном трескучем «форуме» или в его кулуарах в процессе сбора сплетен, слухов и распространения клеветы на конкурентов «нетворкинга».

В силу присущей дискретности клипового мышления, «мародёр» не способен увязать приобретения, полученные в результате мародёрства, с последующими неизбежными потерями, например, вследствие судебных тяжб с бывшей женой, с болезнями близких и т.п. А ведь это события, которые непосредственно вытекают из его способа жизнедеятельности. А, точнее, непосредственно связанные с нарушением им нравственного закона, ведь «нажива нечестивца – для греха»[li]. За совершённый грех обязательно последует наказание, причины которого инвалид не понимает и не поймёт: «а меня-то за что?».

У «замещения» той этики добра, на которую опирался А.Смит, на этику зла есть первопричина, проявление которой надо искать, как это было глубоко раскрыто проф. В.Ю. Катасоновым[lii], в начале истории человеческого рода и в глубине веков, в частности, в «эпохе возрождения» и распространении её ядовитых испарений в последующей человеческой, прежде всего, «западной»/ «каинитской», истории.

Постепенно, по мере отравления общественного организма, нравственное помешательство стало нормой для обществ «западного» типа (также как и гомосексуализм и прочие извращения) и к настоящему времени услужливая и безнравственная медицинская наука исключила нравственное помешательство из числа заболеваний наряду с прочими извращениями.

В свою очередь, генезис современных этических основ российского предпринимательства и, шире, – «русского экономического характера», имел свои особенности по сравнению с Европой, Америкой и Азией. Глубоко исследовавший[liii] этот вопрос проф. Н.А. Кричевский, развивая тематику «ментальной экономики», раскрыл влияние русского церковного Раскола 17 в. на формирование и доминирование в нашей стране особого типа предпринимательской личности. Значительная часть его оценок и выводов заслуживает внимания, за исключением неразумной хулы на Святейшего Патриарха Никона, являвшегося по утверждению святого святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского «самым великим из русских патриархов»[liv]. Почитание Патриарха Никона как святого растёт, несмотря на клевету, растёт оно по мере роста числа исцелений и чудес, происходящих на его гробнице в основанном им уникальном, имеющем всемирное значение, Ново-Иерусалимском монастыре, по мере благодатной помощи, получаемой от праведного патриарха Никона обращающимися к нему людьми, когда они находятся в самых сложных жизненных обстоятельствах.

Возникший в результате Раскола конфликт между частью общества и государством, противопоставление себя государству значительной и наиболее пассионарной (т.е. ведомой страстями) с части общества, cформировали в российской предпринимательской среде, которая была преимущественно старообрядческой, особую этику. При этом должно быть понятно, что и само противостояние проводившимся в рамках государственной политики церковным реформам и сама недоброкачественная этика поведения и принятие/оправдание/одобрение такой этики имели и имеют свои корни в нравственной поврежденности «пассионариев» и тех, кто их оправдывает, поддерживает и продолжает сегодня их дела.

«В конце XIV века на Руси произошла полная (!) смена богослужебного Устава, – и никто не придал этому никакого сверхдолжного значения. Богослужение изменилось до неузнаваемости, а никто и не слыхал о волнениях по этому поводу.

А середина XVII века – упадок благочестия, и, как следствие, – мелочное копание в обрядоверии...»[lv]. Верно замечено: «упадок благочестия», т.е. массовая нравственная деградация значительной части находящегося во власти страстей населения – причина Раскола и причина его оправдания и современной пропаганды раскольничества.

Сформировавшаяся на этой нездоровой основе этика допускала преступления против государства (фальшивомонетничество, подделка документов, коррупция)[lvi] и против личности[lvii]. Культивировалась кастовость едва ли не талмудического типа (или, может быть, по образцу этого типа кастовости, как, например, западноевропейская протестантская этика?), вплоть до выработки своего собственного жаргона/языка – «фени», требовалась честность/лояльность к «своим», к своему сообществу, и допускалась нелояльность к «чужим» и т.п. Базовая противопоставленность государству формировала стремление к быстрой наживе при недоверии к долгосрочным/капиталоёмким проектам («отнимут»), что тормозило технический прогресс и сыграло для России свою негативную роль в процессе промышленной революции 19 в.

Эти и другие ментальные особенности[lviii] определяли, в свою очередь специфику рыночного и, шире, – общественного, поведения предпринимательского сословия, которое составляли, в основном, старообрядцы, и естественным путём стали существенными свойствами русского предпринимательства в целом. Свойства эти – неприглядные и не соответствующие критериям добродетельности и здоровой общественной морали.

Соответствующие типы предпринимателей ярко представлены в русской классической литературе (И.А. Гончаров, А.Н. Островский, Н.А. Некрасов, А.П. Чехов).

М.Е. Салтыков-Щедрин сравнивает этот тип предпринимателей с тлёй, которая «всё разоряет»: «в короткий срок эта предпринимательская тля успела опутать все наши палестины, в каждом углу она сосёт, точит, разоряет и вдобавок нахальничает, а потому становится невыносима»[lix].

В подтверждение отторжения в прошлом значительной частью российских предпринимателей правовых институтов и даже приверженности откровенному беззаконию Н.А. Кричевский приводит слова костромского дворянина-промышленника Ф. Чижова о своих деловых партнёрах: «они не имеют понятия о простой законности… везде должна быть беззаконность или, по крайней мере, исключение из законности»[lx]. Об их деловых качествах ясно высказался великий русский учёный Д.И. Менделеев, столкнувшийся с такого рода партнёрами при попытке разработки нефтяных месторождений: «эти руки привыкли получать лёгкие барыши и совсем не желают связываться с тем, что несёт какой-либо риск».[lxi]

К сожалению, эти негативные черты пустили корни в российском предпринимательском типе, в поведении потребителей и в обществе в целом: отмечается, что меньшая, старообрядческая, часть русской нации «заразила», «привнесла собственные ментальные черты в мировоззрение большинства русской нации»[lxii]. Распространение нравственного помешательства в российском обществе отмечалось также и отечественной психиатрией в 19 – начале 20 вв.[lxiii]

Сохранились эти черты и до настоящего времени, несмотря на долгие десятилетия господства советской экономической и идеологической системы. Сочетание негативных моральных качеств одновременно с также свойственным старообрядческому типу усердием, трудолюбием, стремлением к порядку и коллективизмом дало противоречивую ментальную смесь. Можно утверждать, что эта этика, хоть и не является этикой зла, но и не является в полной мере здоровой.

В настоящее время, в результате трёх с лишним десятилетий подражания и насаждения у нас «западного», заражённого нравственным помешательством, предпринимательского типа, можно наблюдать у российского предпринимательства «синергию» этих типов ментальности, собственного и привнесённого западными «штольцами» и их локальными пособниками – «смердяковыми». Это усугубляет недостатки нашей местной бизнес-этики.

При этом в «русском экономическом характере» столетиями сохраняется и весьма схожая с отмеченным выше старым католическим менталитетом акцентированность на ограничение цели и интенсивности деятельности удовлетворением насущных потребностей по сравнению с приоритетностью стремления к наживе любой ценой.[lxiv]

Отсюда возникают два типа предпринимателей и наёмных работников в наших бизнес-структурах: те, кто «работает, чтобы жить» (и больше определённого ими лимита жизненных потребностей работать не будет) и те, кто «живёт, чтобы наживаться». Эти типажи причудливо перемешаны в российской экономической реальности, нередко в рамках одной организации, и образуют её существенную особенность, которую приходится учитывать при управлении бизнесом.

Сегодня определения типа «moral insanity – моральное помешательство» считаются «неэтичными и стигматизирующими»…, т.к. «они негативно окрашены и укрепляют представления о том, что антисоциальное и деструктивное поведение полностью определяет людей, которые к нему склонны»[lxv].

Однако, несмотря на стремление легализовать патологию, суть этого явления не изменилась: «болезнь, при которой моральные представления теряют свою силу и перестают быть мотивом поведения… человек становится безразличным к добру и злу»^[lxvi]. Растёт число и токсичных персонажей, поведение которых в бизнесе «полностью определяется» предрасположенностью к обману и склонностью ко злу. Это – их главный «мотив поведения», «основной инстинкт».

В середине 18 в. А.Смит, будучи руководителем кафедры нравственной философии университета Глазго, обратил внимание на то, что нравственный строй личности предпринимателя является основой целеполагания в его деятельности, а значит, – основой всей его предпринимательской активности, в том числе – выбора средств и оценки достигаемых результатов.

На основе нравственного помешательства формируются личности так называемого «психокинестезического» типа, подробно описываемые в военной психологии^[lxvii], которая по моделям поведения, включая выбор ими применяемых средств, подразделяет их на «крыс» и «волков».

Особенность настоящего времени заключается в том, что эта классификация соответствует состоянию современного менеджмента многих предпринимательских структур, в том числе и немалого числа финансовых организаций. Это – ключевое свойство их менталитета, определяющее их поведение в системе отношений бизнеса.

Психокинестетики руководствуются анти-нравственными целевыми установками: «оправданным является всё, что приносит мне (вариант для внешней аудитории – «моей/нашей компании», но, на самом деле, – «мне») выгоду». Именно такие «типажи» с течением времени составили кадровый авангард мирового бизнеса.

Из этого их свойства проистекает органическая неспособность реалистически оценивать своё будущее, когда образ этого будущего формируется через механическую экстраполяцию на перспективу своего нынешнего сиюминутного состояния и «достижений» – один из важных клинических признаков заболевания. В центре внимания – выгода, прежде всего, личная, «здесь и сейчас». Будущее для них – это настоящее, механически отнесённое «вправо». Это заменяет им и руководимым ими организациям «прогнозирование и планирование». Это – суть их всегда неадекватных бизнес-планов и одна из основ присущего им бегства от реальности.

Ещё один признак нравственного помешательства, конституирующий свойства и особенности морально дефективных: неспособность обработки долгих логических процессов, «лонгридов» (в частности, данного текста) и сложных ситуаций. Им неинтересны все эти «веберы-швеберы», «хайеки-майеки», им «дело надо делать»: «Что тут думать? Трясти надо!» (с).

Аморальность является причиной непонимания жизнеустройства и, соответственно – ограниченности/глупости.

В свою очередь, это является причиной нарастающего распространения в среде бизнеса «эффекта Даннинга – Крюгера»[lxviii], когда глупец совершает неправильные поступки в бизнесе, но не может осознать того, что эти поступки неправильные, потому что он – глупец.

Из присущей морально дефективным неспособности и нелюбви к пониманию длинных логических цепочек проистекает также и стремление «упростить» реальность, в том числе «убежать» от тех обстоятельств, т.е. проигнорировать те обстоятельства, которые могут разрушить их планы, даже замыслы этих планов, нацеленные на быстрое достижение личной выгоды, маскируемой под выгоду организаций, в которых они служат наёмными менеджерами или специалистами.

Итак, причина эскапизма, проявляющегося у участников экономической жизни, заключается в доминировании алчности, зацикленности на стремлении к личной наживе в процессе целеполагания и реализации поставленных под доминированием алчности целей и задач. Причина же алчности заключается в нравственных дефектах личности, которые наиболее выражены у психокинестетиков и примыкающих к ним эпилептоидных психопатов[lxix].

В доминировании кадров психокинестезического типа и заключается основная причина «бегства от реальности», эскапизма, свойственного нынешнему состоянию предпринимательства. Такие кадры просто не могут функционировать по-другому и, соответствующим образом «направляют» деятельность подчинённых им структур и подразделений. Про таких сказано: «слепые вожди слепых» (с).

Отсюда проистекает опасность эскапизма менеджмента для собственников бизнеса.

Ведь обратная сторона эскапизма как системного игнорирования многомерной и сложной реальности – это концентрация на обстоятельствах, существующих только в данный момент, т.е. тех, которые непосредственно «перед носом», и стремление менеджеров-психокинестетиков использовать именно их для личной выгоды «здесь и сейчас» в ущерб нужному организациям и их собственникам построению защиты от надвигающихся рисков будущего, которые психокиинестетики игнорируют, будучи сосредоточенными на реализации своих личных интересов, нередко за счёт интересов собственников/акционеров бизнеса.

Но именно в настоящее время, время перемен, первостепенное значение приобретает защита от рисков глобальной трансформации, которые психокинестетики не видят и, нередко, видеть не способны и потому игнорируют. А ведь такая трансформация неизбежно приобретёт, как подчеркнул ещё 5 лет назад В.В.Путин, тектонические масштабы[lxx].

Собственникам бизнеса и ответственным управленцам важно знать направленность этих сдвигов. Только на основе этого знания представляется возможным не допустить стихийности в трансформации своих организаций.

Алексей Юрьевич Лайков, член Редакционного совета журнала «Управление риском», профессор ВГИКа им. С.А. Герасимова, член Союза кинематографистов РФ, кандидат экономических наук

(Продолжение следует)