(М.: Редакционно-издательский дом «Российский писатель», 2024. – 188 с.)
Со стихами Анны Ретеюм я знакома довольно давно. В современном неограниченном потоке информации, в том числе художественной, подчас трудно задержаться на каком-либо имени долго. Но поэзия Анны с первого прочтения показалась мне близкой, мне сразу запомнились её стихи – прозрачные и чистые, словно стоишь у лесного ручья, слушаешь его неспешное бормотание и хочется задержаться в этом маленьком уголке большой вселенной.
«Живая тишина» – новая книга Анны Ретеюм, в которую «вошли стихотворения, написанные в последние годы».
Уже с первых стихотворений сборника передаётся читателю чувство глубокой связи с окружающим миром. Образ облака в первой же строке заставляет поднять глаза вверх, облако не просто часть пейзажа, в растревоженном сердце поэта философское переживание становится поэзией. Эти облака цивилизации – вечно неизменное, пролетающее над земными эпохами, катастрофами, историческими взлётами и падениями:
Что за облака – цивилизации! –
в вечности сияют голубой,
полные достоинства и грации,
да и просто полные собой.
Белыми отрогами, накатами,
вроде как подтаявший пломбир,
куполами тихими, палатами
в золотом дыму глядят на мир.
Глубокая связь между человеком и природой в стихах Анны – не художественная условность или просто способ передать свои мысли и чувства: понимание этой связи приобретает философскую глубину, образы родной природы соединяются с внутренним миром героини, становятся его частью:
Как близнецы, по мановенью неба,
внезапно отделившись от Творца,
степей летящих золотые недра
и жизнь твоя – едины до конца.
Окружающий пейзаж вовсе не фон, а активный участник потаённой жизни человека:
Не печалься растревоженно,
и в глуши не пропадём,
ведь дорога наша сложена
где-то выше – над дождём.
«Да, это всё моё», повторяющееся в начале и в конце стихотворения «Да, это всё моё: и суховей, и лес», создаёт ощущение одновременного обладания и единства с природой; стремления к гармонии в нераздельности с миром; человеческая сущность раскрывается в её связи с природой:
Да, это всё моё: и суховей, и лес,
и млечные стада распахнутых небес,
зелёные холмы, бегущая тропа,
полынные дымы, и над рекой – скопа.
Да, это всё моё и только лишь моё:
дыхание цветов и острое жнивьё,
истомное вино ночей – моё, пока
сливаются в одно жизнь, речка, облака...
«Моё» – значит, близко воспринимаемое, – и это не обыкновенное обладание, а изначально живущее внутри героини состояние, то есть каждый пронзительный отклик на окружающий родной пейзаж как бы предварён ощущением, предвосхищен, отклик этот и не может быть другим, поскольку именно он проявляет единство поэта и мироздания как изначально заложенное в человеке чувство:
Травинка ты, и дёрна лишь крупица,
покуда зреет дух в раскатах гроз,
ты сердцем уж готова раствориться
в несметной чистоте заветных рос...
«Малая родина»
С этим ветром ничто не сравнится,
он горячий и шквальный – он мой,
дайте ж песней его насладиться
в колыбели казачьей, степной.
Дух его никогда не остынет,
принимая в ладони, любя,
и меня, как тростинку обнимет
вольных предков земная судьба.
«Мой ветер».
По-видимому, ни передоверить, ни передать без значительных духовных потерь это живое чувство невозможно так, чтобы оно не расплескало прелести и чистоты:
И звенит сердце-якорь, и прозрачна волна,
звездочёт ли ты, знахарь –
ты не знаешь меня.
Но такая близкая, неустанно утешающая природа может быть и непредсказуемой в своём естественном многообразии. Разные её состояния могут быть стихийно-враждебны человеку. Как в стихотворении «Ливень» распростёршееся над головой родное небо, обычно приносящее столько радости, и от которого ты не ожидаешь никакого подвоха, вдруг оказывается способно к неожиданной жестокости:
И верить невозможно было,
что с видимых, родных высот
чужая выплеснулась сила
и хлещет исступлённо, бьёт…
Но силе поэтического слова подвластны любые стихии: и ливень, и огонь, и ненависть. Силой веры и любви, почти магически, как будто под воздействием мощнейших заклинательных формул, ненависть уходит туда, откуда пришла, за неведомые пределы:
И,
как пред нерушимою
стеной,
ты страшная, обугленная –
стой!
Откуда изошла –
поворотись,
сама собой дотла –
испепелись.
Нерасторжимость связей с окружающим миром, слияние человека и жизни становится почти неразличимым, превращается в единое неделимое чувство вплоть до забвения собственных ощущений реальности:
Ты будто бы на прииске промыт,
в песчинки золотистые разбит –
втекаешь в глубину ночного устья:
в ничто, в озноб немого захолустья.
Такое вот категорично переданное состояние, когда прошлое, настоящее, будущее – всё превращается почти в ничто, в первоначало.
Представление о природе и музыке как о двух равноправных эстетических сторонах бытия – очень естественно для поэтического мира Анны Ретеюм. Стихи, в которых затронуты музыкальные мотивы, также поверяются природой, они в чём-то равноправны, музыка – продолжение гармонии и напоминание о ней:
Орган звучал, и дерево росло
внутри, в груди – и замирало тело,
приемля каждой ветви остриё,
гудящие его побеги-стрелы.
В стихотворении «Трио-соната И.С. Баха № 4» музыка не просто живая, а живая-живая, существо природы, или, может быть, друг: за мною ходит по пятам четвертая соната. Но нет, здесь же мы видим, что это всего лишь метаморфозы, фантастические преображения сложно организованного мироздания:
И будто видится с холма,
в дыхании органа,
старинных улиц кутерьма,
что ноты Иоганна.
И музыка не больше и не меньше Вселенной – в те мгновения, когда она звучит и кто-то, умеющий слушать, обретает возможность слияния с космосом:
Орган звучал: сияло торжество
на остриях готического зева, –
когда насквозь молитвенно
росло звучания космическое древо.
Любовь – счастливая и неразделённая – вставлена, как раму, в чувство высокой сопричастности, дарующей возможность надмирных постижений:
Коснусь тебя – и где-то в вышине
услышу тайный всплеск прикосновенья,
а встретимся глазами – и верней
духовных струн далёкое волненье…
Всякое прикосновение к красоте – прикосновение к Божественному замыслу, к тому, что прекрасно высшей мерой:
Ну что ещё тебе для счастья надо,
не хватит ли бороться и искать,
ведь в пробужденье собственного сада
ты чудом света можешь обладать?
Однако и поэту знакомо чувство безвозвратно потерянного мига, мгновения, навсегда соскользнувшего с ладоней:
Бывает час, бывает миг –
пространство зримо напрямик,
но как, скажи мне, удержать
тех откровений благодать?
И всё-таки чувство доверия волшебству настоящего – одно из основных в сборнике, оно же помогает не расколоться измученному сознанию:
Я звучу, доверяясь ярко
зеленеющему раздолью –
разнотравью, реке и парку,
чтоб не сделаться чёрной болью…
Мотив нерасторжимой слитности природы-человеческой жизни-вечности, стремящихся сплестись в один клубок, став тем, чем было задумано изначально, пульсирует в стихотворениях Анны Ретеюм, переливаясь разными гранями:
Живи, живи, моя река,
неисчислимые века,
таинственно искрись –
лучей вбирая высь.
Традиционный символ «река – жизнь» превращается в единый образ, даже не образ, а в единое понятие – нераздельное в своём единстве. Тополь становится рекой, и течёт куда-то в вечность, образы природы (река, тополь) взаимозаменяемы:
Тополь впадает в ясные дали,
мало-помалу в высь утекая,
в плеске зеркальной, трепетной стали
соки природы перемогая.
Ветви его, как теченья, влекомы
тайною силой снова и снова,
будто земля и не держит за корни,
будто и нет тяготенья земного.
Вот река становится покоем – сколько кодов заложено в окружающем поэта мире – сколько ключей, отмыкающих эти смыслы:
Незримо веет сквозь меня, легка,
река покоя, тишины река.
О, как не помешать, дыша навстречь,
Великой Тишине свободно течь?
На мой взгляд, настроение стихотворения определяет настроение всего сборника. Это именно та тишина, которую мы понимаем в метафорическом смысле: мир душевный в мирском и христианском понимании. Понимать красоту – значит, приближаться к Богу. И необходимое промежуточное звено в этом действе – тихая успокоенность:
Как пустынны и ласковы зори –
только травы в сплетенье густом,
голубые цветочки – цикорий,
и развилка у склона крестом.
Ранний ветер ещё осторожен,
и тишайшая высь над холмом…
Вот и звон: он прекрасно-тревожен!
Мы идём, мы идём в Божий дом!
Но вот перед нами неожиданный облик тишины: Тишина, таинственно бушуя, / вновь открыла мне калитку. Какой многоликий мир: тишина может бушевать, биться, как птица бьётся в окно, настойчиво требуя впустить её.
Стихи Анны Ретеюм пронизаны христианскими мотивами, но они почти не выражены явно. Эти тонкие намёки создают дополнительный слой значений, уводя читателя в размышления о вере, любви, о том, что всех нас роднит. Вместе с поэтом идём мы по тропам его внутреннего мира, где переплетаются природа и духовность.
Присутствие Бога незаметно, но он всегда здесь, рядом. Кажется, что поэт и не стремится открыто говорить о Боге, почти не обращается к нему прямо. Мы видим лишь лёгкое касание, ощущаем дыхание Творца:
И надежда, как хлеба краюха,
согревает за пазухой стынь,
и твердишь о присутствии Духа.
Не покинь же меня, не покинь.
В поэзии Анны соединяются классическая ясность и потаённая глубина. Пережитая философия звучит в уникальном голосе автора о непрекращающемся пути в поиске главного в человеческой жизни, вечном движении к красоте, о волшебной, особенной силе – чувстве жизни:
Чувство жизни – огромная птица –
поселилось во мне навсегда –
и растёт, и растёт, и теснится…
И уже не считает года…
Ольга Блюмина, кандидат филологических наук, доцент Московского финансово-юридического университета
