Любая гордыня не остаётся безнаказанной, за любое превозношение приходится платить – иногда лёгкой, а порой и суровой ценой. Весь мой жизненный путь сопровождался процессом омертвения государственной идеологии, губительной формализацией её устоев, отмиранием духовной сущности её идеалов.
Советская власть допустила непоправимый просчёт. Она была крайне невнимательна и даже высокомерна к национальным святыням, к духовным устоям тысячелетней России. Устами Ленина она назвала Достоевского «архискверным писателем» именно за то, в чём Достоевский видел и всю свою жизнь отстаивал духовную опору «русского социализма»: «...Народ русский в огромном большинстве своём – православен и живёт идеей Православия в полноте, хотя и не разумеет эту идею ответчиво и научно. Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь, в конце концов, всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!»
В письме к А. Н. Майкову от 18 февраля (1 марта) 1868 года Достоевский утверждал: «И вообще, все понятия нравственные и цели русских – выше европейского мира. У нас больше непосредственной и благородной веры в добро как в христианство, а не как в буржуазное разрешение задачи о комфорте. Всему миру готовится великое обновление через русскую мысль, которая плотно спаяна с Православием, и это совершится в какое-нибудь столетие – вот моя страстная вера».
Социализм действительно постучался в двери России в XX столетии, потому что неосознанно для его самодовольных идеологов опирался он не столько на их учение, сколько на многовековую православную нравственность. Итоги переписи населения 1937 года свидетельствовали о поражении атеистического натиска на Церковь, о провале «безбожной пятилетки». Пятый пункт опросного листа был сформулирован следующим образом: «Являетесь ли вы верующим? Если да, то какой религии?» Православно верующими назвали себя треть городского населения и две трети сельского. Всего, таким образом, половина населения Советского Союза (56,7%), несмотря на всю идеологическую работу коммунистов и террор против служителей церкви, объявила себя верующей.
Вспоминая уроки учителей в сельской школе 1940–1950-х годов, я не могу не признать, что наши добрые наставники воспитывали детей, опираясь на заветы тысячелетней национальной духовности. Вслед за Достоевским, не называя его имени, они основывали свой взгляд на социализм, «свои убеждения, надежды и идеалы на нравственном чувстве человека, на духовной жажде человечества, на стремлении его к чистоте, а не к муравьиной необходимости». Они убеждали нас, что смысл жизни не в материальном преуспеянии, что «не хлебом единым жив человек».
Однако шли годы, и национальные устои расшатывались, истончались. На опасность буржуазного перерождения партии указал ещё в 1937 году русский философ Н. А. Бердяев. «Ненависть русских коммунистов к христианству, – писал он, – заключает в себе противоречие, которого не в состоянии заметить те, чьё сознание подавлено коммунистической доктриной. Лучший тип коммуниста, т. е. человека, целиком захваченного служением идее, способного на огромные жертвы и на бескорыстный энтузиазм, возможен только вследствие христианского воспитания человеческих душ, вследствие переработки натурального человека христианским духом. Результаты этого христианского влияния на человеческие души, чисто незримого и надземного, остаются и тогда, когда в своем сознании люди отказались от христианства и даже стали его врагами. Если допустить, что антирелигиозная пропаганда окончательно истребит следы христианства в душах русских людей, если она уничтожит всякое религиозное чувство, то осуществление коммунизма сделается невозможным, ибо никто не пожелает нести жертвы, никто не будет уже понимать жизни как служение сверхличной цели, и окончательно победит тип шкурника, думающего только о своих интересах. Этот последний тип и сейчас уже играет не малую роль и от него идет процесс обуржуазивания».
Социалистическая система в своей поздней фазе со всей очевидностью загнивала. И все здравомыслящие люди это сознавали. А потому нельзя не признать правду в пророческих словах Достоевского, который в «Записной тетради 1875–1876 гг.» заявлял: «Я убеждён, что судьёй Европы будет Россия, она придёт к нам с коммунизмом, рассудить её. И Россия решит всё вовсе не в пользу одной стороны. Ни одна сторона не останется довольна решением. Всё – в будущем столетии».
В годину тяжёлых испытаний советская власть вынуждена была изменить своё отношение к православной церкви, к тысячелетним духовным устоям русского народа. Уже в первых речах Сталина неожиданно прозвучали христианские нотки: «Братья и сёстры! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Как ученик духовной семинарии, Сталин хорошо понимал значение Церкви и религии в трагические моменты жизни страны. В первый же день войны, 22 июня 1941 года, патриарший местоблюститель блаженнейший Сергий, митрополит Московский и Коломенский, обратился к пастырям и верующим с таким посланием, разосланным по всем приходам: «В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснётся нашей страны. Но фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на этот раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят ещё раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.
Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своём долге пред родиной и верой и выходили победителями.
Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алёше Поповиче, разбивших наголову Соловья-разбойника.
Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».
4 сентября 1943 года Сталин принял митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). Речь зашла об открытии духовных школ, так как церкви не хватало священнослужителей. «А почему “нэт” кадров?» – удивлённо спросил вождь. «По разным причинам, – ответил митрополит Сергий, – одна из которых такая: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза». Имелось в виду семинарское прошлое маршала Василевского, да и самого Сталина. Такой ответ разрядил атмосферу беседы, в ходе которой приняли решение об избрании Патриарха, об открытии духовных учебных заведений. В итоге «перемены курса» за пять последующих лет (1944–1948) на территории страны были открыты сотни храмов и даже один монастырь – Троице-Сергиева лавра. Прекратились прямые гонения на верующих со стороны «Союза воинствующих безбожников», возобновилось издание «Журнала Московской Патриархии».
В те же сороковые годы, в краткую эпоху церковного возрождения, вспомнили в моём селе о знаменитом на всю округу верхолазе Фёдоре Павловиче Адамове. В 1945 году его пригласили на богоугодное дело. Нужно было установить крест на колокольне Троицко-Успенского собора в Кинешме. Во всей округе не нашлось такого умельца, каким оставался в памяти двух поколений Адамов. Крест, установленный им, до сих пор увенчивает кинешемский кафедральный собор. Фёдор Павлович привёз оттуда много фотографий, запечатлевших весь трудоёмкий процесс его установки.
В 1947 г. Россию посетил митрополит Гор Ливанских Илия. 16 ноября в Патриаршем Богоявленском соборе совершалась Божественная Литургия. Патриарх обратился к митрополиту с приветствием и поднёс ему икону Казанской Божией Матери. Митрополит ответил такой речью: «Народ ваш – народ Богоносец. Вся история земли Российской свидетельствует нам о том, что в тяжелые эпохи внутренних смут, а также во время нашествия иноплеменников, благородный и великий Русский народ прибегал к Божией помощи, дабы сохранить в целости города и веси и широко раскинутые пределы земли Российской.
Велик Бог христианский! И в эту ужасную, кровавую войну Он сохранил любимый свой народ и Дом Пресвятой Богородицы. Гитлер всеми своими полчищами, наёмниками и техникой ничего не смог сделать с Русским народом. Русское знамя в самом сердце германской столицы – на рейхстаге!
Вера в Бога поддержала многострадальный Русский народ на его кровавом крестном пути. И ваше правительство отметило блестящую и полезную работу духовенства в самые тяжелые часы военной страды.
Я считаю себя счастливым, находясь в Москве – наследнице Православия, полученного от Византии. Да! Я счастлив! И это не удивительно!»
От села к селу, от деревни к деревне потянулись тогда, как с того света вернулись, священники, стали совершать в домах православных мирян церковные требы. Однажды моя бабушка, пользуясь отсутствием мамы, советской учительницы, окрестила меня. Таинство крещения запечатлелось навсегда в моей памяти. Как сейчас всё это вижу. Вот батюшка облачается в светлые ризы, зажигает свечи, обкуривает ладаном иконы Иисуса Христа и Великомученика Георгия Победоносца, приготовленные бабушкой…
С этого момента и вплоть до начала шестидесятых годов затаилась и, казалось, погасла в моей душе дарованная в тот день искра Благодати. Возрождение и опамятование началось в аспирантские годы с чтения трудов русских религиозных философов – от А. Хомякова, И. Киреевского, Н. Данилевского, К. Леонтьева до В. Соловьева, Н. Бердяева, С. Булгакова, И. Ильина и П. Флоренского. Оказалось, что как огонь под пеплом теплилась в моей душе Божья искра с тех давних пор, с того самого дня, когда я, не понимая значимости всего случившегося, повторил слова батюшки: «Верую Ему, как Царю и Богу»…
