Соборная экклезиология Святейшего Патриарха Пимена

«Не может быть последовательного мировоззрения без религиозного основания, не может быть последовательной жизни – жизни по правде, без религиозного опыта» (священник Павел Флоренский[1])

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен на международных и внутрицерковных площадках ясно выражал свою позицию связанную с пониманием соборности Церкви, которая, по его мнению, неразрывно связана с идеей церковного обновления, применимого к практическим реалиям жизни. Изучение богословского наследия Патриарха дает повод утверждать, что принятые под давлением властей изменения в приходское управление Русской Церкви в 1961 году явились также опытом соборности, применимым к обстоятельствам времени и изменений в общественном сознании. Опытом Церкви, который удалось нивелировать ввиду его разрушительных последствий принятием Приходского устава, восстановившего права иерерхии, на Поместном соборе в 1988 году.

Свою позицию, выражающую взгляд на церковную соборность, которая является показателем онтологического единства Церкви, Святейший Патриарх Пимен высказывал как на международных площадках (по вопросу объединения Церквей), так и в своих обращениях к пастве. Он акцентировал свою позицию по данному вопросу своим пониманием предназначения церковного соборного пастырского служения.

В связи с исследованием данного вопроса разделись области его изучения на две составляющих, общие принципы которых неразрывно связаны друг с другом. На заседаниях международных экуменических форумов Патриарх ясно говорит присутствующим, что восстановление единства христиан выражается не столько принятием консилиарных документов в свете исторических перспектив, сколько объединением верующих в духе соборного мистического Тела Христова. Акцентируя внимание на разности понимания членами Всемирного Совета Церквей смыслов консилиарности и соборности, он открыто заявляет, что в силу непонимания метафизической природы Церкви как организма мистического и спасительного свойства, невозможно решить поставленную задачу одним заявлением восстановления единства христиан[2]. К поместным Православным Церквам Патриарх обращается с призывом к единению в одной Православной семье, как пример соборного служения Истине для других христианских конфессий готовых понять смысл христианского единства. А оно может быть только соборным и евхаристичным. Подробнее экклезеологичские взгляды Святейшего Патриарха Пимена анализирует епископ Владимир (Сабодан), впоследствии митрополит Киевский, на страницах своего магистерского труда «Экклезиология в русском богословии в связи с экуменическим движением»[3].

Перед широким представительством Православных церквей и нехристианских религиозных организаций, обосновывая свою позицию евангельским пониманием природы Церкви Патриарх Пимен заявляет, что только в свете мистического понимания Церкви как Тела Христова, может наступить подлинные соборность и церковное обновление. Церковное обновление, согласно его мысли, следует разуметь не столько как изменение форм, по требованию исторической реальности, но как путь спасения человечества дарованный ему Жертвой Господа Иисуса Христа в Церкви, как Теле Христовом. «Средства, которые не соответствуют духу Святого Евангелия Христова, целям подлинного свидетельства Церкви и ее служения в мире, не могут привести к истинному ее обновлению» - заявляет он, говоря миссии религиозных организаций и служения их в несовершенном и полном страданий мире[4]. Его мысли подтверждает известный богослов протоиерей Александр Шмеман, который обращает внимание на то, что в современном мире произошла подмена смысла обновляющего мистического единения и единства Церкви как спасительного для мира и человека опыта «свыше». Даже церковные сообщества требуют организации единства по «плоти и крови»[5].

Исходя из опыта Церкви во многочисленных высказываниях Патриарха Пимена по вопросу экклезиологии Церкви прослеживается главная мысль, что любая организационная модель не может быть успешной без ее смыслового духовного наполнения, без решения главной задачи – быть примером для других в «любви, в братстве, справедливости и мире», без понимания эсхатологичности истории мира. «Поэтому мотивы, определяющие поступки религиозного человека, – писал он в Обращении ко всем верующим Советского Союза вместе с представителями всех религиозных объединений СССР, – должны неизбежно включать сознание ответственности за содержание своей земной жизни, учитывающей ее конечную цель»[6].

Отметим, что взгляды Святейшего Патриарха Пимена на внутрицерковную соборность всегда были последовательными. Патриарх участвовал в организации и работе трех Соборов Церкви: Архиерейского 1961, Поместных 1971 и 1988 годов. Он досконально изучил возможности соборного объединения и соборных решений. На Соборе 1961 году он участвовал в организации и выступал как митрополит Ленинградский и Ладожский, Управляющий делами Московской Патриархии, а на Соборах 1971 и 1988 гг., как Патриарх Московский и всея Руси. На всех трех соборах им были зачитаны доклады и были приняты документы фиксирующие внесение изменений в управление приходами Русской Православной Церкви. Отметим, что значение проведения этих Соборов велико и простирается не только на конец ХХ века, поскольку принятые на них документы и решения стали судьбоносными в жизни Русской Православной Церкви и определили ее жизни на несколько десятилетий вперед и запустили многие процессы в Церкви и обществе в XXI веке.

Два Поместных собора, в 1971 и 1988 гг., имели широкое представительство не только духовенства, но мирян. Недаром, в статье, посвященной 5-летнему юбилею Поместного собора 1971 года и его значению для Русской Церкви, говорится, что по своему составу это был очень представительный Собор, собравший не только верных Русской Православной Церкви, но представителей церковной православной ойкумены, старообрядчества, христианских и нехристианских конфессий и деноминаций, других религиозных организаций. Его проведение свидетельствовало о «примиряющей силе Православной соборности, объединившей представителей разных христианских вероисповеданий», о соборности, как о «единственном способе выражения сущности Православия». Пораженный виденным на Соборе кардинал Римско-Католической Церкви И. Виллебрандс сказал, что «не просто административный акт, но новое исповедание веры в Господа Церкви и обновленное призвание к миссии, к которой Он призывает всех нас…»[7]. Собор показал всему миру, как писал еще одни очевидец его проведения, что верующий народ является не «безучастным его свидетелем, а молитвенным его соучастником, и в этом заключалось церковность Собора и соборность Русской Православной Церкви… это определяло значение его деятельности»[8].

В свете изучения задач предложенных тематикой статьи, рассмотрим экклезеологические, канонические, государственно-церковные аспекты и обоснования реформы приходского управления принятой на Архиерейском соборе 1961 года, вызывающей в современной историографии лишь негативные оценки. Напротив, в противовес им, даются самые восторженные оценки решениям Поместного собора в 1988 года, утвердившего Приходской устав, изменивший приходское управление в сторону руководства церковной общиной настоятелем храма, давшие импульс дальнейшим церковным преобразованиям и возрождению церковных структур.

Рассмотрим произошедшую трансформацию с приходской моделью с точки зрения соборной экклезиологии. Приходской устав, принятый на Поместном сборе 1917-1918 гг., по мнению многих, наиболее соответствовал представлениям о соборности в начале ХХ века. Однако, он не был реализован ввиду последующих событий – прихода в 1917 году к власти большевиков. По мнению А. Колымагина, решение по конструкции прихода, где клир и миряне в соборном единении сознавали бы ответственность за богослужения и имущество, была далека от идеальной. «Приходская революция» с выборами прихожанами настоятеля во многих случаях приводила к печальным последствиям. Факты показывают, что в выборы священника и управление приходом вмешивалась толпа и недобросовестные личности, оттеснявшие истинно верующих и ответственных членов прихода[9], что подтверждает факт несовершенства приходского конструктива в начале ХХ века. О дискуссиях в начале ХХ века по поводу обустройства прихода и канонических обоснованиях его моделей исчерпывающе резюмировал протоиерей Владимир Рожков в своей диссертации «Церковные вопросы в Государственной думе», в которой несколько глав были посвящены приходу и строю приходской жизни[10]

Укажем также, что декретом об отделении Церкви от государства 1918 года и первой советской Конституцией духовенство лишалось гражданских прав и не могло возглавлять управление на приходе. Права гражданина были возвращены конституцией 1936 года, однако, советское законодательство о культах 1929 года оставило в силе статью, по которой священник был лишь лицом, нанимаемым общиной для совершения богослужений. На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что желание сделать условия приходской жизни совершенными «сверху» не всегда носили позитивный характер из-за невозможности их реализации.

В докладе на Архиерейском соборе 1961 года митрополит Пимен говорит об отсутствии в истории Русской Церкви идеальной приходской общины. Он указывает, что в древней церковной русской практике в «функции клира не входило управление церковным имуществом, а его непосредственной задачей было живое и строгое выполнение церковных служб»[11]. Основываясь на фактах, он справедливо замечает, что в период со времени принятия Положения об управлении Русской Православной Церковью принятого на Поместном соборе 1945 года, где были прописаны права настоятеля как председателя Приходского совета. Реализации такой модели управления приходом до начала 1960-х годов часто приводила к узурпации власти на приходе настоятелем, а также, многим нестроениям[12]. Была принята модель наиболее близкая к прописанной в Приходском уставе 1918 года: настоятель - заведующий духовной частью приходской деятельности и духовный авторитет на приходе, совершитель богослужений, а миряне – хозяйственно-финансовой. При условии принципа единых целей и задач такая конструкция вполне соответствовала идее соборности. Как показывает анализ проектов обустройства прихода в начале ХХ века, фактически, ничего нового, кроме соборной конструкции, он не предложил.

К тому же, Патриарший Местоблюститель в своем слове на Соборе ясно и недвусмысленно обозначил позицию Церкви, заявив, что в каких бы условиях, обстоятельствах, и где бы не находились чада Церкви, они ощущают свое единение с Божественным Основателем и Главой Церкви Господом Иисусом Христом, поэтому чувствуют себя братьями и сестрами в общей духовной соборной семье. Он также отметил, важной стороной жизни ее является разносторонность и разнообразие, богатство духовных средств: «В своем попечении о спасении душ человеческих Святая Церковь применяет разнообразные средства, данные ей от Господа через Его учеников и апостолов и неврежденно сохраняемые в ней силою и действием Святого Духа»[13]. Озвученные мысли Патриарха ясно указывают как на надмирный характер Соборной апостольской Церкви, так и на многообразие форм ее деятельности. Единственное, что необходимо помнить при этом – Церковь оставлена в мире сем как эсхатологическая реальность, как спасительная телесность Христа в мире. В данном контексте изучаемой темы будет интересны мысли протоиерея Георгия Ашкова, который изучая мнение о богословов эмиграции писал: «Антиномия истории и эсхатологии говорит нам, что Церковь не от мира сего, но она оставлена в мире сем как путь спасения для всех его ищущих, а не как административный аппарат или бюро ритуальных услуг»[14].

Отрицая обвинения Патриарха в сервилизме и пособничестве властям, его биограф В. Никитин писал, что сам, Пимен, был убежден в необходимости принятия реформы 1961 года. Его убеждения были обоснованы на том основании, что деспотической вертикали клерикализма и патриархальности будет противопоставлена соборная горизонталь совместного служения духовенства и мирян. В правомерности его соображений по этому поводу, приведем мнение, озвученное многими иерархами и мирянами как на Соборах в 1961 и 1971 годах, так и на Соборе 1988 году, и не лишенное резона, что положение дел на приходе в послевоенное время, где настоятели использовали свое право руководства приходом часто в авторитарном стиле управления, приводило к расколу на приходе. Приводило к ситуации, где приход был местом культа и владением клира, что служило подводом прихожан к отстраненности и безучастию, индифферентности как в духовной жизни, так и инфантильному, безответственному отношению к приходской жизни. Такое мнение выражалось не только позицией Местоблюстителя – о сложившейся обстановке докладывали в Патриархию с мест, и как Управляющий делами, Митрополит Пимен знал реальную картину происходящего[15].

Обосновывая решение о реформировании приходского управления на Архиерейском соборе 18 июля 1961 года Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Пимен указал на отсутствие каких-либо канонических правил, определяющих собственно строй приходской жизни, кроме прописанных прав епископата на имущество прихода. Ссылки на 38-е и 41-е правило Апостольское, 15-е Анкирского собора, 7-е, 8-е Гангрского собора признаются несостоятельными и не обосновывающими строй приходской жизни самими специалистами по церковным канонам[16]. В сложившихся обстоятельствах он обратил внимание на возможность изменения и моделирования приходской конструкции, основой которой должна служить в первую очередь вера и любовь. Решения, определяющие вектор жизнедеятельности Церкви в 1961 году, митрополит, в своем докладе он призвал закрепить определениями Поместного собора[17].

Протоиерей Г. Ашков, анализируя мнение авторитетных богословов Русского Зарубежья, таких как протоиереи Н. Афанасьев, А. Шмеман, И.. Мейндорф, подтверждает слова Патриарха Пимена о том, что потеряв сакраментологическую мысль о приходе как евхаристической общине царского священства, церковное сообщество с древности находится в кризисной ситуации. Причем, кризис охватывает такие церковные основы как: учение о священническом служении народа Божьего, искажены учения о Местной Церкви и об иерархии, отсутствует единый канонический кодекс, утрачено кафолическое сознание, наличествуют категории секулярного понимания мысли и жизни[18]. Именно о возвращении церковного сознания в сторону апостольского свидетельства, эсхатологического и сотериологического смыслов, призывал Патриарх Пимен.

В своем докладе на Архиерейском предсоборном совещании 28 августа 1971 года Патриарх Пимен, еще раз говорит о единой позиции и поддержке решений Архиерейского собора 1961 года для блага церковного. Об их соборном признании всей полнотой Церкви. В своем докладе он упомянул, что наличествует определенное количество несогласных с реформированием приходского управления клириков, желающих сохранения существовавшего до 1961 года положения. Митрополит Пимен прямо с соборной трибуны говорит, что данная реформа была осуществлена в связи с обращением правительства СССР, которое «указало на необходимость внести надлежащий порядок в вопросе восстановления прав исполнительных органов церковных общин»[19]. Он отметил, что возвращение к прежней модели будет идти вразрез с гражданским законодательством и «не будет служить на пользу Церкви». Открытое сопротивление власти, инициировавшей реформу, как ясно понимали все присутствующие, в существующих обстоятельствах было невозможно[20]. В его обращениях нет повода для обвинений в пресмыкательстве, либо угодничестве перед властями. Он прямо называет причину реформирования приходского управления – несоответствие прежней модели приходского управления гражданскому законодательству и нестроениям в церковной жизни, а также, в подтверждение чего приводит как аргумент многочисленные случаяи нарушения законодательства на местах. В связи с исследованием темы напомним, что о строгости исполнения и неотвратимости исполнения существующего государственного законодательства говорит введение в обиход в январе 1961 года нового Уголовного кодекса РСФСР, в котором ужесточались меры наказания за экономические преступления. В отношении некоторых епископов, священнослужителей и церковного актива в начале 1960-х годов были заведены уголовные дела, прозвучавшие на всю страну. В 1961 году выходит известное постановление от 16 марта «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах», в октябре на XXII съезде партии провозглашена программа создания материально-технической базы коммунизма, звучит призыв к расширению «борьбы с религиозными предрассудками», с которыми планируется покончить в ближайшие 20 лет. Все эти события и изменения в жизни государства и обещства показывают как обстановку в стране, так и настроения большинства населения страны, в котором верующие занимали отнюдь не большинство.

В конце своего доклада Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Пимен призвал собравшихся к «единомыслию и единению» в одобрении реформы. Отметим, что в последовавшем затем докладе митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима было указано на правомочность и компетентность Архиерейского собора 1961 года, как выразителя соборного голоса Церкви, сославшись на церковные каноны, по правилам которых клирики и миряне на Соборах обладают правом лишь совещательного голоса. Решающим же голосом Церкви на Соборах определено быть голосу епископата. Указав, на имевшее быть в прошедший период администрировании со стороны настоятелей, митрополит обратил внимание присутствующих на советское законодательство о культах, которое, согласно истолкованию Совета по делам религий при Совете Министров СССР исключает духовное лицо из числа учредителей религиозной общины – двадцатки, и избираемых из ее числа исполнительных органов прихода, на ответственность которых передаются принадлежащие государству церковные здания. Согласно букве законодательства, на священнослужителей возлагаются обязанности духовного окормления общин. Он попросил не забывать, какими усилиями была достигнута нормализация государственно-церковных отношений при Патриархе Сергии, и о том, «что было в церковной жизни при отсутствии этих отношений»[21].

Взвешивая аргументы в пользу принятых в 1961 году решений и согласие на них священноначалия Церкви, В. Никитин, рассматривая исторически сложившуюся ситуацию «хрущевских гонений» 1960-х годов, приходит к выводу, что другое решение вряд ли могло быть[22]. Напомним, что в 1961 году было снято с регистрации, закрыты 1390 приходов Русской Православной Церкви, в следующем, 1962 году – более полуторатысяч, на повествке дня стоял вопрос о закрытии последних монашеских обителей[23]. Подтверждает его аргументацию священник Сергий Желудков, полемизируя с А.И. Солженицыным направившим в адрес Патриарха Пимена обличительное письмо. Священник рассуждает о времени и возможностях руководства Церкви, и в частности, самого Патриарха Пимена. Его рассуждения вполне логичны и раскрывают реальное положение дел. Он не видел альтернативы принятым решениям. Уход в подполье при сложившейся ситуации был невозможен. «Другого выбора не было» – писал он, отвечая на призывы и обличения, через те, или иные сигналы, поступающие с мест[24]. Конечно, с данными словами обличителей и апологетов можно не согласиться, аргументировав, что Церковь всегда и при любых обстоятельствах имела свою внутреннюю свободу и неотмирную онтологичность (Ин. 18:36), и временные человеческие формы не могли поколебать ее вечные устои. Однако, суть времени и ситуация в начале 1960-х в СССР в них отражена.

Несмотря на многие негативные последствия приходской реформы 1961 года выразившиеся в диктате советских чиновников, старост и исполнительных органов прихода, выразившиеся в конфликтах и нестроениях, Русская Церковь подошли к концу 1980-х годов авторитетным соборным организмом не только у себя в стране, но и за ее рубежами. Благодаря возросшему нравственному авторитету в обществе, 1000-летие крещения Руси вышло за границы церковных торжеств став общегосударственным и общемирвоым явлением. Благодаря подготовленным, образованным и верным своему призванию пастырям, молодому поколению, пришедшему в Церковь, несмотря на еще существующее советское законодательство о культах 1929 года, Церковь определениями п. 6 Поместного собора провозгласила принятие Приходского устава, призванного «служить более полному раскрытию соборной природы Церкви». Устава, где прописывались права настоятеля, могущего возглавить исполнительный орган прихода и руководящего всей его жизнедеятельностью[25]. В Послании Поместного собора к пастырям и пастве особо подчеркивается, что «принятие Устава является достойным продолжением в современных условиях соборной традиции и началом нового этапа заботы всей Полноты Церкви об устроении ее внутренней жизни»[26]. 21 июля 1989 года, на приеме в Кремле участников заседания ЦК ВСЦ председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков говорил об авторитете и воспитательном значении деятельности духовенства, направленной на консолидацию общества, развития гуманистических начал, на поддержку обновления общественной жизни. Его слова, сказанные в адрес духовенства, послужили одной из отправных точек для возрождения приходской жизни и открытия новых храмов. Государственная власть обращалась за помощью к Церкви и призывала ее пастырей быть воспитателями народа. За год, с 1988 по 1989 гг., при содействии Совета по делам религий при Совете Министров СССР и местных органов власти было открыто более 3000 приходов, около 20 монастырей, новых духовных учебных заведений. Открывались широкие возможности для образовательной, миссионерской, благотворительной, социальной работы[27].

На Соборе 1988 года была провозглашена не только формальная, механическая смена приходской конструкции, но Церковь пришла к обновлению идеи соборности, опытно испытав несовершенство конструктива, где в церковную жизнь вмешивается государственная власть. Внимательный анализ решений и документов Поместного собора 1988 года приводит к выводу, что принятие их было бы невозможным без изменений, произошедших в советском обществе, в самом человеке, который ввиду пустоты государственной атеистической идеологии стал искать и находить свои жизненные ориентиры в религии. Последовательно, на именно такое качество общественного, соборного обновления неоднократно указывал Патриарх Пимен. Так, на годичном акте в Московской духовной академии в 1970-м году он обращается к будущим пастырям с назиданием, и замечает, что только через постижение человеком истин духовной жизни, становится возможным ее изменение. Истина открывается ему только через созидание добродетелей в меру «чистоты его сердца и ума»[28]. Он указывает, что показателем духовной жизни христианина служит его верность традициям Русской Православной Церкви, среди которых незыблемость православного вероучения, канонического строя и богослужения[29].

В своем обращении к пастырям Собор 1988 года обращается к пастырям и напоминает им об обязанностях быть воспитателями и учителями народа, а к мирянам - соответствовать христианским идеалам и служить примером для общества христианским жительством[30]. Выступая перед международной аудиторий Патриарх Пимен обращает внимание аудитории на необходимость в первую очередь озаботиться проблематикой духовной жизни верующих, их духовными запросами, быть в гуще событий и жизни своей паствы.

Патриарх убежден, и исторический опыт прошедших столетий христианства подсказывает, что Церковь, разделяя радости и скорби народа Божия должна не выступать в роли руководителя, не господствовать над верующим народом, не добиваться внешнего авторитета, а служить Богу и людям, показывая верность своему призванию – быть соборной совестью и соборным голосом всей церковной полноты зовущим «к спасению вечному в сем Царствии Божием»[31]. Каждый раз в своих выступлениях и обращениях он призывает паству усилить молитвы «по обновлению и преобразованию всех общественных отношений, основанных на принципах гласности, демократизации и нового политического мышления»[32]. Обращаясь к верующим людям, он подчеркивает, что время благотворных перемен «должно побуждать нас, служителей Русской Православной Церкви, усерднее трудиться в деле воспитания нашей паствы в духе веры Христовой, в духе христианской любви и братства»»[33]. Он особо подчеркивает, что Собор «не только должен обозреть и оценить тысячелетний путь Церкви», прошлых событий и дат, но «решая стоящие задачи наметить перспективы дальнейшего бытия»[34]. Этими словами подчеркивается великая роль соборной Церкви, которую она может сыграть в изменении общества, в становлении в нем христианских идеалов. Поэтому, Патриарх считает, и в этом его поддерживают собратия – епископы, члены Священного Синода, духовенство и миряне, что время дает пастырям быть воспитателями и учителями народа, а на мирянах лежит ответственность соответствовать своим христианским идеалам и служить примером для общества христианским жительством. В Послании Поместного собора к пастырям и пастве особо подчеркивается, что «принятие Устава является достойным продолжением в современных условиях соборной традиции и началом нового этапа заботы всей Полноты Церкви об устроении ее внутренней жизни»[35]. Только при таких условиях возможна соборность, которая возлагается не как формальное изменение парламентаристской системы приходского управления на патриархальную, и обратно, но как возможность соответствия этой системы соборности Церкви.

В 30-летний юбилей своей епископской хиротонии, Святейший Патриарх в ответ на слова приветствия, сказанные в его адрес, в ответ, пожелал всем присутствующим благодати Божией: «Благодать даруемая нам через веру, начинает, продолжает и заканчивает наше спасение, содействуя совершенству христианской жизни»[36]. Выражение взглядов Патриарха на соборность Церковь как общество спасаемых через благодать Божию ясно представлена в его богословско-проповеднических трудах.

На основании исследования и анализа представленных аргументов следует вывод о великой роли Патриарха Пимена в жизни и соборном устроении Русской Православной Церкви. О тончайшем понимании экклезиологии и онтологической неотмирной природы Церкви соборной, многообразии и богатств ее духовных даров. О понимании всей временности и надуманности внешних конструкций и о ее соответствии духу Христовой Церкви, главном составляющим которой является верующий человек. Именно понимание религиозного опыта как правды жизни было смыслом всей деятельности Святейшего Патриарха Пимена.

Действительно, о Патриархе Пимене будет справедливо сказать, что он был «человеком Соборной Православной Церкви», ее искренним служителем и пастырем.