За окном высокий свет январский замер -
Мучая "исходник" с бранью площадной,
Что ж ты пилишь крестик, девочка-дизайнер,
На соборе древнем, словно пращур твой?
Чёрточка всего-то, невидаль какая,
Гладкий шпиль проходит ложкой мимо рта,
Чисто фарисейски под Христа копая,
Хороводит бесов пришлая орда.
...До чего ж дошла ты - то тату, то пирсинг,
Фиолетов скальп твой, шмотки как труха,
Разговор с подругой лишь о сиськах-письках,
И ещё немного, отрастут рога.
Долго ли до горя, знаешь ли сама хоть?
На полнеба встанет, как закат в крови,
И тогда бы вместо гавканья заплакать,
И заплачь, наверно. Душу не криви.
И тогда, далёк от кирхи и костёла,
Спросит храм, как прадед, в чем печаль твоя -
Повинись, как сможешь, в том, что сдуру стёрла
Не черту, а руки Божие тая.
Видно, мало было пыток изощрённых,
Чтоб спустя столетья в смуте бытовой
У дворцов помпезных и в гнилых трущобах
Руки к нам тянул Он, стёртые тобой.