Антон Хрулёв: «Культуре нужны люди со стержнем»

Беззаветное служение Отечеству – в крови у многих и многих русских словесников, воспитанных в 1990-е и 2000-е годы, и, казалось бы, в стране, отрицавшей тогда (да только ли тогда?) любую жертвенность.

Антон Хрулёв – доброволец Специальной военной операции, журналист, прозаик, поэт. Ему, находящемуся на одном из её направлений – несколько моих вопросов (Антон отвечает из зоны боевых действий голосовыми сообщениями – С.А.).

***

- Антон, ты «вошёл» в ситуацию противостояния России западной цивилизации сразу – оставаться дома не смог и не захотел. Можешь ли ты сказать, что вырвала из мира не «мужская закваска», о которой так любят рассуждать доморощенные мачо, а причастность русской культуре с её основной и не отменимой ценностью – защитой Отечества?

- Оставаться в стороне, когда твоей Родине угрожают… Кстати, а что в нашем понимании Родина?

Те места, где родился, вырос, где жили предки, где они похоронены, где провёл своё детство, юношество, где взрослел… Конечно, не всё проходило гладко, и оступались, и падали, но материнская рука всегда была рядом, поднимала и помогала идти, и бабушка с дедушкой... Школа… учителя, что хоть и ругались на нас за то, что не читали той или иной книги, но тоже прививали нам подспудно тех же Гоголя и Достоевского – разве такое забудешь?

А мачо с их взглядами – это всего лишь имитация бурной деятельности, «ИБД»… только с началом Специальной военной операции мы увидели, кто является настоящим патриотом нашей страны, а кто нет, кто убежал, начал тявкать на нашу страну, поливать её грязью. Многие из моих прежних знакомых и сейчас говорят «нет войне» - то есть, их ничему не учит жизнь, у них нет Родины, а есть капитал, который им её заменяет. И всё, что связано с культурой, им чуждо, но они почему-то готовы платить безумные деньги за то, чтобы их детей воспитывали лучшие воспитатели и преподаватели, чтобы они становились кандидатами и докторами наук.

А мне для того, чтобы осознавать свою причастность культуре, достаточно знать, что у меня есть настоящие друзья, которым от культуры не нужны ни деньги, ни связи – московские поэты Игорь Панин, Сергей Арутюнов, Алексей Шорохов и наши пензенские поэты и радетели о высших ценностях – Лидия Ивановна Терехина (Дорошина), Вячеслав Алексеевич Власов, Дмитрий Николаевич Жаткин, Лариса Николаевна Алёшина (г. Москва), Николай Александрович Жидков. Они для меня и есть культура.

Надеюсь, что в скором времени эта эпоха лизоблюдства перед сильными мира сего закончится, и мы войдём в какую-то другую эпоху, более справедливую и правдивую.

- Как ты оцениваешь состояние современной русской культуры с эпической дистанции СВО? Какой она была в твоем детстве, куда следовала в юности и какова теперь?

- Слышишь, петухи поют? Откликнулись на культуру (смеётся).

Вижу, что некоторые с началом СВО начали переформатироваться, но мне кажется, что после Победы, если ничего не изменится внутренне, многое опять упрётся в деньги. В популярной музыке, например, есть «некоторые подвижки», но мне часто видится, что даже в неплохих новых патриотических песнях есть какое-то пижонство и даже «патриотический пиар» на сегодняшних событиях, а всё это низко.

В моём детстве (а оно пришлось на девяностые годы двадцатого века) культура была как-то здоровее, что ли… Мы, мне кажется, чаще, чем сегодняшние дети, ходили в музеи и на концерты. Я учился в музыкальной школе, занимался более десяти лет русскими народными танцами. Мы выступали на стройплощадках строящихся заводов, на площадях, и в то время люди были как-то чище, добрее. «Девяностые» – страшные времена, и всё равно люди не были так озлоблены, потому что оставались люди, получавшие образование в советское время.

Если смотреть, что сейчас происходит в тылу, проводят какие-то патриотические занятия, а детям это совершенно не интересно. У меня один товарищ сходил на такое – впереди сидели детишки, и каждый в своём телефоне, а за ними сидели взрослые, причём должностные лица не второго ряда, и тоже в своих телефонах, и никто никому не делал замечания.

Общество непременно очистится, но для этого нужны люди, которые будут неложно радеть о культуре, а порой даже вбивать её в умы и сердца.

- Ты часто пишешь о родной Пензе и о состоянии её культурного наследия. Умеют ли наши чиновники управлять культурой? Чего им недостает в ее понимании? Есть ли среди десятков примеров небрежения случаи прямо противоположные – беззаветного служения делу, или, как обычно, «всю систему надо менять»?

- Когда человека с профильным образованием, заканчивавшего институт культуры, убирают, «съедают», а на его место ставят бухгалтера, или, по нравящемуся мне определению Михаила Задорнова, «эффективного топ-менеджера», могущего вовремя подсунуть нужную отчётную бумажку, и всё получается «хорошо», о чём тут особенно говорить?

У культурных заведений хорошо получается проведение культурных же мероприятий – согнать людей, сделать с десяток снимков, написать об этом, в социальных сетях разнести, что за день они проводят по десять-пятнадцать, а то и по двадцать мероприятий, и всё-то и везде-то они успевают. Но возникает большой вопрос, откуда набирается столько людей?

Или, например, берётся ими цитата Виссариона Григорьевича Белинского и используется при наглядной агитации в искажённом виде. Пытался разобраться с этой цитатой, но всё увязло на стадии какого-то экспертного совета, который нужно сперва собрать, потом провести экспертизу и точно установить, что Белинский действительно говорил, а чего не говорил никогда. Или недавний случай в Пензе, когда по всему городу висели плакаты с русофобами Акуниным и Васильевым, а нормальный народ ехал по своим делам в маршрутках, и ему было всё равно, кто там висит… а между тем, памятная доска тому же великому, я считаю, писателю и подвижнику Николаю Задорнову, до сих пор не повешена на доме, где он жил. «Нет бюджетных средств». На всякую ерунду их почему-то всегда хватает.

…Систему нужно менять в корне, как и систему образования. Чиновничье непонимание текущей ситуации и нашей истории – это целый материк, который нужно сдвинуть.

- Встречаешь ли ты на ЛБС читателей, и тем более читателей поэзии? Выдаётся ли там время для чтения, и если выдаётся, то что читают, бульварщину или попадается нечто стоящее?

- Лично знаю людей, которые читают классику, Пушкина, Лермонтова.

Читают, конечно, не все, но книги на передовой ходят. Их берут у местных жителей и читают в затишье. Но много и людей, смотрящих запрещённые социальные сети, потому что проще пальцем провести по экрану, посмотреть придурковатый дебильный ролик, чем прочесть поэтическую или прозаическую строку.

Лично я здесь перечитываю Гоголя. После твоей радиопрограммы на радио «Вера» о поэте Николае Старшинове – его, после материала Игоря Панина о Рубцове – его. Перечитываешь, но воспринимаешь уже иначе, чем до СВО...

О чём же писал Гоголь? Я познакомился здесь с учительницей украинского языка, которая явно ждёт прихода украинцев. Когда я риторически заметил ей, что кто, как не Гоголь, сказал об Украине всё, что о ней следует знать, она немедленно встала и, оскалившись – именно оскалившись! – ушла.

- Какие заветные строки из русской и мировой поэзии ты повторяешь, когда становится трудно? Помогает ли поэзия вообще, или в настоящей беде только кажется всемогущей?

- Да разное всплывает... Слово, написанное с душой, слово русских поэтов, пропитанное болью, кровью, слезами, помогает всегда.

- Часто ли стихи приходят к тебе там, где практически никогда не до стихов, и какие строки, пришедшие тебе на СВО, ты с особенной интонацией выделяешь? Процитируй их, пожалуйста.

- Стихи случаются редко.

С особой интонацией сейчас всплывают стихи 2019-го года, памяти отошедшей ко Господу бабушки. У неё два брата, и один не вернулся с войны, он захоронен в братской могиле в Чехословакии, и я написал стихотворение памяти советского солдата:

Пусть приснится тебе васильковое поле,

Где в туманной заре серебрилась роса,

Где соловушки трель разливалась на воле,

И казалась спокойной ночная гроза.

Ах, война, ты жестоко людей разлучила.

Их несчитано ты забирала с собой,

Мать от сына и весточки не получила,

Ты погиб за страну, защищая покой

В тех бескрайних степях за зелёные травы

И печальный до слёз перелёт журавлей,

И родительский дом за весенней дубравой,

И хлеба золотые в просторах полей.

Пусть приснится тебе васильковое поле,

там, в дали, за туманной уснувшей рекой.

Только помни: осталась свободной и вольной

Твоя Родина, мой неизвестный герой.

Оно кажется общим, но для меня это стихотворение личное. Жаль, конечно, что его не услышали многие мои сродники...

- Ты веруешь, и потому не могу не спросить, какие молитвы повторяются тобой наиболее часто, какие изречения святых отцов, и какие именно слова кажутся неотразимо врачующими, вытягивающими к свету.

- Да, Сергей, я верую. Даже был момент, когда я почти полтора года служил пономарём в соборе Воскресенья Христова в городе Никольский Пензенской области, потом некоторое время обучался в Пензенской духовной семинарии.

Молитвы… разные. В основном повторяю 50-й покаянный Псалом царя Давида, а из наиболее часто употребляемых мною фраз – скорее всего, одна, речение святого преподобного Серафима Саровского – «Радость моя! – стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». И песнь Богородице – «Богородице, Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».

Я помню, как в один из дней, это был апрель или март, я пришёл с утра в храм, и мы списались, и ты написал, что болен, а я как раз исповедовался, причастился, и, видимо, Господь даровал тебе некоторое облегчение в твоём недуге.

Верить нужно всегда. Верить в Бога. Если мы вверяем себя в Его руки, то и наша жизнь должна быть чем-то похожей на Его. А если есть люди, которые не верят, то каждому своё в этом житейском море, в котором мы утопаем. «Молитва и со дна моря достанет». Если не можем молиться друг за друга, то какие мы православные, то есть, правильно славящие Бога люди, если не будем в какой-то степени стремиться к уподоблению Господу нашему Иисусу Христу?

- Рад ли ты своей только что вышедшей книге «России не нужны проповеди», и пишется ли понемногу следующая? Если бы ты уже сложил ее, какое бы название дал ей? Была бы она продолжением первой или в чем-то её бы даже опровергала?

- Долго я шёл к этой книге, и, конечно, рад ей.

Слышал разные мнения по поводу названия – мол, мы бы прочитали книгу, но нам не нравится название. Никто же не вдумывался в цитату из Виссариона Григорьевича Белинского из его письма Гоголю о пробуждении чувства человеческого достоинства… вот от этого мы и идём, это и есть культура – когда люди видят лишь какое-то название, а не саму суть. Красивая этикетка – берём, провокационное название – поостережёмся. Вопрос-то прежний – работает ли человек над самообразованием, стремится ли он что-то узнать, стремится ли к чему-то или не стремится.

В планах есть и вторая книга. Со временем, конечно, выйдет, а уж продолжением или опровержением она будет, время покажет. Всё будет зависеть от того, поменяется ли сама культура, люди, или мы останемся на прежнем месте, выкрикивая какие-то лозунги, вещая с трибуны о патриотизме, духовно-нравственном воспитании и о какой-то там смутно представляемой чиновными людьми самим себе «культуре»…

- Чего бы ты ждал в ближайшее время и от себя, и от современной словесности в целом? О чём бы хотел прочесть завтра, и каким языком написанное?

- Каждый день прошу для себя терпения, великодушия, мудрости, кротости, смирения и воздержания. Пытаюсь себя изменить в каких-то определённых моментах.

А от современной словесности хотелось бы, чтобы она содержала как можно больше таких людей, как мои друзья, как мой покойный уже, к сожалению, старший товарищ, друг, учитель Вячеслав Викторович Нефёдов. Нужны люди со стержнем. Они и должны занимать ведущие посты в стране – министров культуры и образования, а не бухгалтеры или актрисы театра и кино.

Хотелось бы прочесть вещи, написанные хорошим русским языком. Профессиональным.

- Что теперь, на твой взгляд, в нашей общей жизни является главным? Скажешь «Победа» - соглашусь, произнесешь «молитва» - кивну. Есть ли нечто третье, упущенное? Самоочищение? Жертвенность? Любовь?

- «Победа будет за нами» – та мантра, которую мы все твердим и твердим. Но эта война – политиков, а не военных. Военные бы эту войну давно закончили.

Во что верить? Некоторые до сих пор верят в победу наших врагов. Безумные люди! Есть картина Питера Брейгеля (старшего) «Безумная Грета», о которой я некоторое время назад писал – она про женщину, которая была настолько безумна, что спустилась в Ад и гоняла там чертей сковородками. Аналогия прямая – в России осуществляется безумная, ужаснейшая миграционная политика, безумная культурная и образовательная, пожирающая доходы людей инфляция, как саранча. Вопросы без ответов.

Самоочищение без определённых осознанных действий невозможно. Человек приходит к Богу, когда страдает, заболевает, а иногда, как попускает Господь, и умирает, и надо успеть встать на единственную дорогу – дорогу Веры.

А то, что у нас происходит, пока ни о чём особенно благостном не говорит: в обществе огромное количество людей с гордыней, непомерно раздутым «эго», которые хают советское образование и культуру, приветствуют и кормят уже на протяжении тридцати с лишним лет откровенных либералов и русофобов.

У людей напрочь пропало чувство сострадания, со-чувствования и со-радования друг другу. Скажешь, заработал на квартиру или машину, первое, что почувствуешь – зависть ближних. Деньги превыше всего, капиталом выжгли души. Любой начальник врастает в кресло так, что вынести его оттуда возможно только вперёд ногами.

Жертвенность и любовь – едины. Любовь и означает жертву, и её смысл в том, чтобы отдать, а не забрать. Есть же такая притча о человеке, который поймал рыбу, а его спрашивают, зачем он это сделал, и он отвечает – я люблю рыбу. И поэтому ты её поймал, убил и собираешься съесть? Но это же не любовь. Ты любишь себя, а не эту рыбу. Так уж устроен этот бренный грешный мир. Но жить и можно, и нужно – иначе.

Беседовал Сергей Арутюнов