Пожалуй, ни один классик русской литературы 19 века не был столь недооценен современниками как А.П. Чехов. Его фигура спустя более ста лет продолжает оставаться загадочной для большинства поклонников его творчества. Этот факт кажется еще более невероятным учитывая открытость, большую общественную деятельность и обилие знакомств Антона Павловича. Множество воспоминаний современников, обширная переписка, огромное литературное наследие… и при всем этом мы мало что знаем о внутренней жизни автора «Вишневого сада» и «Палаты №6». Мало кого он допускал в тайники своей души. Похоже, что никого.
Однако современники Антона Павловича наивно и самоуверенно полагали, что прекрасно разбираются в его внутреннем мире. Как же они заблуждались! Читая отзывы и критику тех лет, не перестаешь удивляться поспешности и поверхностности суждений о творчестве А.П. Чехова. С высоты прошедших лет, горького и трагического опыта, обретенного нами в ХХ веке, сколь ничтожной видится тогдашняя критика, озабоченная «идеей общего блага». Причем благо это понималось исключительно в социальном и экономическом плане. Общественные проблемы полностью закрыли человеческую личность.
Вчитываясь в произведения Антона Павловича понимаешь, насколько он был глубок и проницателен, а потому безнадежно одинок и непонят. Его упрекали в пессимизме и меланхолии, а он был оптимистичен и полон сил. Ему ставили в вину отсутствие идей в творчестве, а у него даже самый короткий рассказ был наполнен ими. Самое парадоксальное, что А.П. Чехов прямо и открыто говорил о своих взглядах, отвечая критикам своим творчеством, но его упорно не понимали, передёргивали и перетолковывали чуть ли не каждую фразу в свою пользу. Пытались подогнать гения под свою мерку, свой уровень.
А.П. Чехов ничего никому не разжевывал и не объяснял, особенно поздний Чехов. Он просто опередил свое время, доведя реализм до предела, когда перед нами уже не художественное произведение, а выхваченный из реальности кусочек жизни. А жизнь – она многогранна и бесконечна не только в своем разнообразии, но и в бесчисленных пластах смысла. А уж понимание этих смыслов зависит в первую очередь от того, кто их воспринимает. Реализм становится символическим. Таким образом Чехов призывает своего читателя к напряженной душевной работе, нагружая даже самые короткие рассказы сразу несколькими смыслами. «Скрипка Ротшильда», «После театра», «Студент», «Спать хочется» - перечислять можно долго. То же относится и к юмористическим рассказам, которые вроде бы преследуют цель развеселить публику, но, вместе с тем, заставляют задуматься. «Унтер Пришибеев», «Роман с контрабасом», «Сапожник и нечистая сила» не просто «бичуют пороки общества» и обличают человеческую глупость, но при внимательном прочтении приходится признать, что эти самые пороки и недостатки проистекают из самой человеческой природы. Предельно лаконичный, скупой язык, чуждый словесным красивостям, как нельзя более подходил для целей писателя. Ни одной необдуманной фразы, ни одного лишнего слова. Пожалуй, именно А.П. Чехова можно назвать прямым последователем ясного пушкинского стиля.
Что уж говорить о больших вещах, ставших классикой мировой литературы. При всей серьезности поднимаемых тем А.П. Чехов никогда не теряет иронии, даже в самых серьезных и трагических описаниях душевных переживаний и происшествий. В той же «Палате №6» или «Скучной истории» таких моментов предостаточно, не говоря уже о пьесах, где ирония и юмор неразрывно связаны с трагизмом, совсем как в жизни.
Возьмем для примера замечательный, но не столь известный рассказ «Учитель словесности». Там есть все: и трепетное описание любви, и заскорузлая обыденность, и глупость, и тонкая ирония, и пошлость, и разочарование. Главный герой – Сергей Васильевич Никитин влюблен в Манюню, дочь богатого старика Шелестова. Скупыми, но необыкновенно яркими штрихами рисует Чехов состояние влюбленного юноши, его переживания и, наконец, его счастье, когда он становится молодоженом:
«Из гимназии Никитин шел на частные уроки, и когда наконец в шестом часу возвращался домой, то чувствовал и радость и тревогу, как будто не был дома целый год».
Психологически достоверно описан момент его разочарования и отвращения от окружающей пошлости. И вот уже Никитин готов бежать в Москву от только что горячо любимой жены, в которой теперь ему видится одна только пошлость. Таков конец рассказа, но понятно, что никуда от пошлости Никитин не убежит, даже если уедет на край света, поскольку пошлость заключена в нем самом. Но именно этого главный герой и не замечает, пребывая в ослеплении, столь, увы, привычном каждому человеку. Никитин ужасается своему положению и тяготится жизнью, хотя по сути ничего не изменилось кроме его внутреннего состояния. Прошла влюбленность, а вместе с ней и радость. Перестав любить, учитель стал несчастлив и неудовлетворен, а поскольку у Никитина по сути нет веры, то и выхода из гнетущего состояния бездуховности он не видит. Невозможно истинное счастье без одухотворения высшим смыслом, без оживотворяющего общения с Творцом. Такова главная мысль писателя, но можно еще добавить, что рассказ «Учитель словесности» помимо всего прочего, еще и о том, как грех осуждения и самооправдания делает человека несчастным. Причем произойти это может стремительно. Впрочем, критикам-современникам Антона Павловича такое прочтение было, по-видимому, недоступно. Они просто не мыслили в таких категориях.
Довольно показательно в этом смысле отношение к А.П. Чехову Льва Толстого. Как известно он относился к Антону Павловичу с симпатией, но покровительственно-снисходительно, свысока. Конечно, сказывалась разница в возрасте, но при этом на первое место выходило непонимание мыслей, художественных принципов и новаторства молодого коллеги. Л.Н. Толстой, например, высоко оценивал приведенный выше рассказ «Учитель словесности» за художественные достоинства, но не видел в нем глубины. Многие рассказы А.П. Чехова Толстой критиковал за без идейность, В «Даме с собачкой» вельможный яснополянец разглядел только «ницшеанство и физиологию». Трудно объяснить такую слепоту чем-либо иным, кроме уверенности Л.Н. Толстого в своей гениальности и непогрешимости. Примечательно, что Лев Николаевич высоко ценил повести «Палата №6» и «Черный монах». А ведь одна из главных мыслей, высказанных в «Палате» о недопустимости самоустранения и пассивного отношения к жизни. Никакие разглагольствования о бренности жизни и круговороте веществ, никакое внутреннее самоубеждение не спасает главного героя от неизбежного душевного и духовного краха. Невольно напрашивается вывод о некоторой пародии на учение «непротивления злу силою». Но Л.Н. Толстой этого не увидел. Как не увидел и предупреждения о катастрофе духовной прелести в «Черном монахе», имеющей к нему непосредственное отношение. Поневоле задумаешься, кто из писателей более мудр и глубок.
Во времена всеобщего безверия и упадка нравственности описание духовной жизни не вызывает понимания. Именно поэтому голос А.П. Чехова был, да во многом и сейчас остается «гласом вопиющего в пустыне». В духовной пустыне. «Ионыч», «Крыжовник». «Человек в футляре» - яркие картины рисующие окружающую бездуховность. Прекрасно сознавая этот факт Антон Павлович старался нести людям свет и утешение не только литературным творчеством, но и практическими делами. Кто сможет сосчитать скольким больным помог он за долгие годы своей врачебной практики? Помогать страждущим – душевная потребность, подтвержденная всей жизнью А.П. Чехова.
Понять Чехова невозможно вне христианского контекста в целом, и вне русской православной традиции в частности. Но в переломную эпоху на рубеже веков Россия стала забывать о Христе, а, следовательно о своем великом предназначении. Такие произведения как «На страстной неделе», «Архиерей», «В овраге», «На святках», «Студент» повествующие об обретении смысла бытия, о духовной радости хоть и вызывали порой восторженные отклики, но по сути своей оставались непонятыми, вплоть до сегодняшнего дня.
Знаменитый «Рассказ старшего садовника» с его «верой в человека» без глубочайшего христианского понимания этого тезиса теряет всякий смысл. А ведь прежде всего его толкуют с позиций гуманизма, несмотря на определенно высказанное указание на Бога. Но практически все восхищенно ахали: «Ах, как это прекрасно, вера в человека»! совершенно не обращая внимания на Бога. Хотя еще Ф.М. Достоевский убедительно показал, что человек без Бога теряет человеческое достоинство. Вдохновенно сказал об этом псалмопевец: «Всяк человек – ложь». Вера в человека как в высшую ценность мироздания таким образом становится верой в ложного идола. Понадобится тяжкий опыт ХХ века с его концлагерями, массовыми казнями и атомной бомбой, чтобы сокрушить эту наивную и нелепую гуманистическую утопию.
Думается, что многие свои мысли А.П. Чехов вложил в уста героя рассказа «Пари», пятнадцать лет проведшего в добровольном заточении.
«Всё ничтожно, бренно, призрачно и обманчиво, как мираж. Пусть вы горды, мудры и прекрасны, но смерть сотрет вас с лица земли наравне с подпольными мышами, а потомство ваше, история, бессмертие ваших гениев замерзнут или сгорят вместе с земным шаром. Вы обезумели и идете не по той дороге. Ложь принимаете вы за правду и безобразие за красоту. Вы удивились бы, если бы вследствие каких-нибудь обстоятельств на яблонях и апельсинных деревьях вместо плодов вдруг выросли лягушки и ящерицы или розы стали издавать запах вспотевшей лошади; так я удивляюсь вам, променявшим небо на землю. Я не хочу понимать вас».
Это высказывание – наиболее откровенное и ясное во всем творчестве А.П. Чехова также осталось незамеченным и непонятым. Видя, что все его призывы и прекрасные художественные образы остаются недоступными для понимания и недооцененными Антон Павлович продолжал творить в надежде на будущее, внимательное и вдумчивое прочтение. Благодаря художественным достоинствам и множеству идей каждый рассказ вызывает отклик в душе читателя, даже и не понимающего всей глубины прочитанного. Реализм под пером А.П. Чехова обретает символическое и духовное звучание. Теперь, по прошествии более ста лет, мы можем оценить величину не только таланта, но и личности Антона Павловича. Словно великан возвышается он над современниками, но при этом, чтобы не дать им почувствовать разницу в размерах, деликатно прилег на траву, глядя на них с сожалением и состраданием. Наблюдая, как будто отрешенно, за бурлящей вокруг жизнью, он вглядывался в самую глубину человеческой души и видел многое недоступное остальным.
