II. «Товарищ Сталин для меня святой!»
Его любил Сталин
Рокоссовского, − повторим сказанное выше, − любили солдаты, любили офицеры. А Александр Голованов свидетельствует, что Константина Константиновича любил и Верховный главнокомандующий Сталин:
«С большим уважением, с большой теплотой относился к Рокоссовскому Сталин, он по-мужски, то есть ничем не проявляя это на людях, любил его за светлый ум, за широту мышления, за его культуру, скромность и, наконец, за его мужество и личную храбрость…
Рокоссовскому, как лучшему из лучших командующих фронтами, было предоставлено право командовать Парадом Победы на Красной площади.
И встретились здесь вновь два выдающихся полководца нашего времени − Г.К. Жуков и К.К. Рокоссовский − уже не на поле брани, а празднуя Победу. Один − принимая парад, другой − командуя им».
Сам Рокоссовский так оценивал свое участие в Параде Победы:
«Командование Парадом Победы я воспринял как самую высокую награду за всю свою многолетнюю службу в Вооруженных силах».
«Суворова сейчас нет. В Красной Армии есть Рокоссовский».
В одной из бесед с Молотовым Голованов вновь возвращается к теме Сталин-Рокоссовский:
«И у Сталина Рокоссовский был на особом счету. … Он считал Рокоссовского великим полководцем. Неспроста он командовал парадом Победы − честь по заслугам!»
Насколько Верховный ценил полководческий дар Рокоссовского можно судить по такому эпизоду. В Генеральную прокуратуру во время войны поступила кляуза на Рокоссовского, связанная, по-моему, с его «морально-политическим обликом».
Это, в общем, неудивительно, в красавца маршала влюблена была едва ли не бóльшая половина женского населения страны, и, говорят, не только нашей. Весной 1943 года после Сталинграда его портрет на обложку поместил такой популярный журнал как «Time».
На мой взгляд – существенно состарив его. Но все же, говорят, что и такой Рокоссовский произвел на американских женщин неотразимое впечатление.
Говорят опять же, что резолюции Генерального прокурора на этой кляузе история не сохранила. Но зато осталась на ней другая резолюция, другого человека:
«Суворова сейчас нет.
В Красной Армии есть Рокоссовский.
Прошу это учесть при разборе данного дела.
И. Сталин».
Как говорится, скромненько, и со вкусом!
Теплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность
К сожалению, в самом тексте мемуаров Рокоссовского «Солдатский долг» не так много упоминаний о его непосредственных контактах со Сталиным. Самый яркий из них, пожалуй, относится к осени 1941 года, незабываемых в своей трагичности дням битвы за Москву.
«Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей.
Но необходимыми качествами всякого начальника являются его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же – в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются…
К сожалению, командующий нашим Западным фронтом [Г.К. Жуков] не всегда учитывал это. Бывал он и несправедлив, как говорят, под горячую руку.
Спустя несколько дней после одного из бурных разговоров с командующим фронтом я ночью вернулся с истринской позиции, где шел жаркий бой. Дежурный доложил, что командарма вызывает к ВЧ Сталин.
Идя к аппарату, я представлял, под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во всяком случае, приготовился к худшему.
Взял трубку и доложил о себе.
В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного Главнокомандующего.
Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия.
Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие к командарму.
В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он с пониманием сказал:
– Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем…
Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось.
А теплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность.
Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь – полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков.
Да еще Сталин прислал свыше двух тысяч москвичей на пополнение. А нам тогда даже самое небольшое пополнение было до крайности необходимо»[1].
Такое отношение Верховного главнокомандующего к подчиненным кардинально отличалось от такового со стороны – несомненно, талантливого и одаренного – командующего Западным фронтом генерала армии Г.К. Жукова. При любых обстоятельствах нельзя недооценивать его вклада – одного из решающих – в нашу общую победу.
Сталин был мягок с подчиненными и внимателен к ним
Рокоссовский отмечает особую культуру общения Сталина со своими подчиненными:
«Сталин никогда на самых важных военных совещаниях не давил авторитетом. Он старался максимально выслушать специалистов и принять взвешенное решение. В тяжелые моменты стремился поддержать боевой дух своих военачальников». «Верховный Главнокомандующий очень редко, или, вернее сказать, в крайних случаях повышал на подчиненных свой голос. Он был мягок с подчиненными, внимателен к ним, но если строг, то – справедлив».
Кроме того, у Сталина была своеобразная манера учить способных к пониманию людей, предназначенных к занятию ответственных постов и должностей, своего рода наглядными примерами. Один из таких приводит в «Солдатском долге» Рокоссовский.
«В начале июля меня вызвал к ВЧ Г.К. Жуков. Он спросил, справится ли с должностью командарма Малинин. Недоумевая, я ответил утвердительно. Тогда Жуков сказал, что Ставка намерена назначить меня командующим Брянским фронтом.
– Предупреди Малинина и, как получишь распоряжение Ставки, срочно выезжай в Москву.
Все это меня озадачило. Войсками такого масштаба, как армия, я управлял уверенно и чувствовал себя на месте. Но командовать фронтом?.. Я намекнул было, нельзя ли остаться на армии, но встретил категорический отказ. Что ж, нужно перебороть свою нерешительность. …
Вечером распоряжение было уже получено.
Михаил Сергеевич Малинин откровенно заявил, что его пугает ответственность, которая лежит на плечах командующего армией. Он просил оставить его начальником штаба. Жуков согласился, и на 16-ю армию был назначен генерал И.X. Баграмян. В хорошие руки попадала наша армия, и это радовало меня.
В Ставке я был тепло принят Верховным Главнокомандующим. Он в общих чертах познакомил меня с положением на воронежском, направлении, а после этого сказал, что если у меня имеются на примете дельные работники, то он поможет мне их заполучить для укомплектования штаба и управления Брянского фронта. … Он пожелал мне успеха на новой должности, велел не задерживаться долго в Генеральном штабе, а быстрее отправляться на место, потому что обстановка под Воронежем сложилась весьма серьезная. …
Подробно об этом не расскажешь, но мне крепко запомнился один эпизод. Незадолго до Воронежской операции снова пришлось быть в Москве на докладе у Верховного Главнокомандующего. Кончив дела, я хотел подняться, но Сталин сказал:
− Подождите, посидите.
Он позвонил Поскребышеву и попросил пригласить к нему генерала, только что отстраненного от командования фронтом. И далее произошел такой диалог:
− Вы жалуетесь, что мы несправедливо вас наказали?
− Да. Дело в том, что мне мешал командовать представитель центра.
− Чем же он вам мешал?
− Он вмешивался в мои распоряжения, устраивал совещания, когда нужно было действовать, а не совещаться, давал противоречивые указания... Вообще подменял командующего.
− Так. Значит, он вам мешал. Но командовали фронтом вы?
− Да, я...
− Это вам партия и правительство доверили фронт... ВЧ у вас было?
− Было.
− Почему же не доложили хотя бы раз, что вам мешают командовать?
− Не осмелился жаловаться на вашего представителя.
− Вот за то, что не осмелились снять трубку и позвонить, а в результате провалили операцию, мы вас и наказали...
Я вышел из кабинета Верховного Главнокомандующего с мыслью, что мне, человеку, недавно принявшему фронт, был дан предметный урок.
Поверьте, я постарался его усвоить»[2].
Надо сказать, что такого рода предметные уроки, данные Сталиным, приводят в своих воспоминаниях не только военные, но и представители других профессий, от конструкторов оружия, до дипломатов. И практически единодушно отмечают прямую практическую пользу от таких наглядных уроков.
Маршал Польши
Любопытно, что именно Рокоссовский принимает Парад на Красной площади 1 мая 1946 года.
В сети можно найти ролик об этом параде, и фото беседующих Сталина и Рокоссовского на мавзолее. Напомню, что с июля 1945 по 1949 год Рокоссовский − Главнокомандующий Северной группой войск на территории Польши в г. Легница, Нижняя Силезия.
У меня к вам большая личная просьба
В 1949 году произошел еще один поворот его судьбы. Голованов так передал Феликсу Чуеву собственный рассказ Рокоссовского о том, как дело было. Маршала вызвали в Москву. Сталин пригласил его на дачу.
Рокоссовский приехал на Ближнюю, прошел на веранду ‒ никого. Сел в недоумении, ожидая. Из сада появился Сталин с букетом белых роз, и видно было, что он их не резал, а ломал, ‒ руки были в царапинах.
‒ Константин Константинович, ‒ обратился Сталин, ‒ ваши заслуги перед Отечеством оценить невозможно.
Вы награждены всеми нашими наградами, но примите от меня лично этот скромный букет!
‒ Константин Константинович, у меня к вам большая личная просьба, ‒ сказал Сталин. ‒ Обстановка такова, что нужно, чтобы вы возглавили армию Народной Польши. Все советские звания остаются за вами, а там вы станете министром обороны, заместителем Председателя Совета Министров, членом Политбюро и маршалом Польши.
Я бы очень хотел, Константин Константинович, чтоб вы согласились, иначе мы можем потерять Польшу.
Наладите дело ‒ вернетесь на свое место. Ваш кабинет в Москве всегда будет вашим!
Рокоссовский знал общее положение в Польше и сказал Сталину:
‒ Для меня там снова может повториться тридцать седьмой год.
‒ Тридцать седьмого года больше не будет, ‒ ответил Сталин.
Сам Рокоссовский говорил, что его не очень-то прельщала такая перспектива, тем более что польский язык он почти не знал, но просьба Сталина ‒ не простая просьба...
Говорят, что Рокоссовский попросил только оставить ему советское гражданство.
Надо сказать, что свое пребывание в Польше Рокоссовский считал самым тяжелым периодом своей жизни. Несмотря на то, что именно при нем польская армия поднялась на ни до, ни после достигаемый уровень, поляки его так и не полюбили, включая большинство военных.
Маршал Польши
Зато у варшавских дам, заметим в скобках, Рокоссовский пользовался неизменным успехом. Говорят, одних писем были чемоданы.
В качестве министра обороны Польши он проделал гигантскую работу по перевооружению и реорганизации польской армии, сохранив ее национальное своеобразие. Благодаря Рокоссовскому была создана с нуля военная промышленность страны.
Вице-король Польши
Следует понимать, что назначение Рокоссовского произошло вскоре после того, как из советского блока фактически выпала Югославия, благодаря большому самомнению Тито, забывшего нашу помощь во время войны. Сталин не доверял, и как показало будущее, справедливо, и многим в руководстве Польши, особенно Гомулке. Но и Болеслав Берут особого доверия Сталину не внушал. Поэтому Беруту Рокоссовский де факто и не подчинялся.
Георгий Жуков, Болеслав Берут и Константин Рокоссовский
Рокоссовский должен был исключить возможность развития событий в Польше по югославскому сценарию, обеспечив с помощью советских офицеров надежный контроль над Войском польским.
Фактически эти годы 1949-1956 он был, выражаясь старорежимно, вице-королем Польши. Играя, причем гораздо более успешно, роль «царского наместника», которую в 1815-1830 годах играл его царственный тезка Великий Князь Константин Павлович.
Несомненно, при назначении Рокоссовского сыграли роль создание НАТО в апреле, и образование двух германских государств в сентябре − октябре 1949 года.
В случае любого конфликта с НАТО, под командование Рокоссовского помимо Войска Польского вновь переходила и Северная группировка советских войск. Превосходящая по численности само Войско Польское.
Кроме контроля над Войском Польским Рокоссовский также обеспечивал Сталину дополнительный канал информации о положении в польской партийно-государственной верхушке.
Это Константин Константинович освещал как в совершенно секретных донесениях, так и при личных встречах со Сталиным. После назначения министром национальной обороны Польши Рокоссовский был на приеме у Сталина в Кремле трижды − 16 и 17 марта 1950 года и 5 сентября 1952 года. Это – официальные приемы. Но встреч с генералиссимусом наверняка было больше, поскольку можно быть уверенным, что маршал навещал Сталина и на Ближней даче, где Сталин в свое время и объявил о его назначении в Польшу.
На похоронах Сталина Рокоссовский плакал у гроба.
Рокоссовский у гроба Сталина
Говорят, даже укол пришлось потом сделать. Есть фильм, где это отчетливо видно.
Любит царь, да не жалует псарь…
В Польше Рокоссовский провел 7 лет. В 1956 году там начались волнения, выступления против коммунистов. «Польское политбюро не знает, что делать, день и ночь заседают, пьют «каву», – рассказывал Константин Константинович. – А в стране сложная обстановка, убивают коммунистов. Я слушал-слушал, пошел к себе и вызвал танковый корпус».
В 1956 году в Польше не удалось свергнуть социализм. Но Рокоссовский был вынужден улететь в Москву – навсегда. Как всегда, с одним чемоданчиком.
В Москве маршала двух армий принял Хрущёв и сообщил о назначении заместителем министра обороны СССР.
«По мне бы и округом командовать вполне достаточно», – ответил Рокоссовский.
«Да вы не подумайте, это мы потому вас так высоко назначаем, чтоб этим полячишкам нос утереть!» – ответил Никита Сергеевич.
«И так он плюнул в душу этими словами, – вспоминал Константин Константинович, мол, сам-то ты ничего из себя не представляешь, а это ради высокой политики сделано».
Но настоящее унижение будет впереди, когда Хрущев развернет антисталинскую кампанию. Он попросил Рокоссовского написать что-нибудь о Сталине, да почернее, как делали многие в те и последующие годы. От имени Рокоссовского это здорово прозвучало бы: народный герой, любимец армии, сам пострадал в известные годы. Маршал наотрез отказался писать подобную статью, заявив Хрущёву:
«Товарищ Сталин для меня святой!»
На другой день, как обычно, он приехал на работу, а в его кабинете, в его кресле уже сидел маршал Москаленко, который предъявил ему решение о снятии с поста заместителя министра. Никто даже не позвонил заранее.
Константин Константинович родился в один день со Сталиным, 21 декабря.
А умер 3 августа 1968 года. Некролог был необычным, ни до, ни после не помню таких слов в официальных документах:
«Один из выдающихся полководцев, воспитанных нашей партией, он отличался личной храбростью и большим человеческим обаянием...
Личная скромность, чуткость к людям, безпримерное мужество и героизм в боях с врагами нашей Родины снискали ему всеобщую любовь и уважение».
В субботу умер маршал Рокоссовский.
Подумать только – маршал Рокоссовский!
Его – то
Жизнь могла бы поберечь.
Лежит он в красной, каменной могиле:
Неважно – траура не объявили
Хотя бы на день – не об этом речь.
Он много сделал,
и терпел немало,
сражался так, чтоб меньше был урон,
и прожил, до конца не понимая,
что маршал Рокоссовский – это он.
Моя держава славою богата.
Двух – трех имен хватило бы на всех!
Но есть такая слава –
сорок пятый, −
которую не очень помнить – грех. …
Заря мерцала, узкая, как меч.
И в тихий день, субботний, августовский,
ушел в портреты маршал Рокоссовский.
Его любили.
Вот об этом речь.
Феликс Чуев, 1968
