Маршал Рокоссовский − каменотес победы

Сегодня 15/28 июня 2024 года у нас в некотором смысле историческая дата – 110 лет с начала «короткого» XX века: 1914-1991 год.

В этот июньский день 1914 года в Сараево был убит эрцгерцог Франц-Фердинанд. И именно в этот день по мнению многих историков и просто тонко чувствующих историческое время людей и закончился реально «длинный» XIX век с его прощальной и прекрасной «Бель-эпок».

На смену ему и пришел железный XX век – мировых войн и революционных потрясений.

Храбрым солдатом Первой мировой стал и герой нашего вечера – лучший полководец Второй мировой войны Константин Константинович Рокоссовский. Тяжесть железной руки XX века ему в полной мере пришлось испытать на себе – не только на полях сражений, но и в тюремной камере с 1938 по 1940 годы.

На суде Рокоссовского спросили, чем он будет заниматься, если выйдет из тюрьмы?

– Я каменотес и буду обрабатывать мрамор...

Поеду в Москву, добьюсь приема у Сталина и скажу ему, что в «Крестах» сидит много честных и преданных Советскому государству людей...

И еще: Хрущев просил Рокоссовского написать о Сталине, да почернее, как это делали многие в те и последующие годы.

Маршал наотрез отказался, заявив:

– Товарищ Сталин для меня святой!

«Вспоминая Сталина, Константин Константинович однажды сказал:

‒ А как бы вы отнеслись к своей матери, которая вас незаслуженно наказала? …

Лучший генерал Красной Армии – таково было мнение о Константине Константиновиче Рокоссовском генералов Гитлера. «Полководцем номер один я всегда называю Рокоссовского», – говорил Главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов.

К сожалению, военные мемуары Рокоссовского «Солдатский долг», в издании как 1968 года, урезанного цензурой ГлавПура, так и 2002 года, дополненного «по авторской рукописи, без изъятий» весьма сдержанны в описании контактов автора, как с самим Сталиным, так и фронтовыми коллегами – командармами и комфронтами. Недаром тот же Голованов, близкий друг Рокоссовского, отметил:

«Очень жаль, что книга К.К. Рокоссовского «Солдатский долг» (М., 1968) вышла уже после его смерти. Мне почему-то думается, что при нем она была бы и больше по объему и лучше, откровеннее написана...».

По счастью у нас есть возможность дополнить сказанное в «Солдатском долге» свидетельствами хорошо знавших Рокоссовского людей, в частности, того же маршала Голованова и его младшего друга, положившего жизнь на сохранение памяти о «Солдатах Империи» Феликса Ивановича Чуева. Но, прежде всего, надо сказать, хотя бы несколько слов о самом Рокоссовском.

I. Маршал Рокоссовский

Александр Евгеньевич как-то сказал Чуеву:

«Надо тебе, Феликс, написать о нашей дружбе с Рокоссовским. Из общевойсковых полководцев он был самый любимый у Сталина».

Больше всех иных полководцев любил и ценил Рокоссовского и сам Голованов, посвятивший ему много самых теплых слов в своей «Дальней бомбардировочной».

«И, наконец, из целой плеяды военачальников я хочу остановиться на личности Константина Константиновича Рокоссовского.

Пожалуй, это наиболее колоритная фигура из всех командующих фронтами, с которыми мне довелось встречаться во время Великой Отечественной войны.

С первых же дней войны он стал проявлять свои незаурядные способности. Начав войну в Киевском Особом военном округе в должности командира механизированного корпуса, он уже в скором времени стал командующим легендарной 16-й армией, прославившей себя в битве под Москвой. Его известность у противника, была столь велика, что когда потребовалось помочь 10-й армии под Сухиничами, туда был направлен Рокоссовский, который открытым текстом повел по радиосвязи разговоры о своем перемещении в район Сухиничей, рассчитывая на перехват этих переговоров противником. Расчет оказался верным.

Узнав о назначении Рокоссовского, противник оставил город без боя. Вот каким был Рокоссовский для врага еще в 1941 году! Его блестящие операции

− по разгрому и ликвидации более чем трехсоттысячной армии Паулюса, окруженной под Сталинградом,

− его оборона, организованная на Курской дуге с последующим разгромом наступающих войск противника,

− боевые действия руководимых им войск в Белорусской операции

снискали ему славу великого полководца не только в нашей стране, но и создали ему мировую известность.

Вряд ли можно назвать другого полководца, который бы так успешно действовал как в оборонительных, так и наступательных операциях прошедшей войны.

… он снискал себе непререкаемый авторитет, уважение и любовь всех тех, с кем ему довелось воевать.

Обладая даром предвидения, он почти всегда безошибочно разгадывал намерения противника, упреждал их и, как правило, выходил победителем. Сейчас еще не изучены и не подняты все материалы по Великой Отечественной войне, но можно сказать с уверенностью, что когда это произойдет, К.К. Рокоссовский, безспорно, будет во главе наших советских полководцев»[1]. …

‒ Он выше и Жукова, и Василевского…

Рокоссовскому принадлежит Белорусская операция, которую считаю образцом, жемчужиной военного искусства. Она сильнее Сталинграда. А ведь с идеей Рокоссовского ни Жуков, ни Василевский не соглашались, один Сталин поддержал, в литературе сейчас все смешали.

А я-то хорошо помню, как было...”

Когда в серии “Жизнь замечательных людей” вышла книга о Рокоссовском, в журнале “Молодая гвардия” была помещена рецензия Голованова. Приведу отрывок:

“Если бы меня спросили, рядом с какими полководцами прошлого я поставил бы Рокоссовского, я бы, не задумываясь, ответил: рядом с Суворовым и Кутузовым.

Полководческое дарование Рокоссовского было поистине уникальным, и оно ожидает еще своего исследователя.

Редкие качества характера К.К. Рокоссовского настолько запоминались каждому, кто хоть раз видел его или говорил с ним, что нередко занимают в воспоминаниях современников больше места, чем анализ полководческого искусства Константина Константиновича.

[И это – святая правда! Могу лично подтвердить!].

Да и сам Рокоссовский не любил, когда говорили или писали о его полководческом таланте. Он предпочитал, чтобы писали не о нем, а о его соратниках. …

Вспомним: Рокоссовский 22 июня 1941 года под свою ответственность, не получив никаких приказов свыше, вскрыл особый секретный оперативный пакет и стал действовать. Война не застала его врасплох. И впоследствии он поступал так, как подсказывала обстановка, добиваясь отмены порой не очень умных приказов. Это было чревато.

Могут возразить: все дураки, а он умный?

[И Феликс Чуев с некоторым сожалением констатирует]:

Не все, но много. За свою жизнь я убедился в изобильном численном превосходстве таковых в нашем Отечестве.

О своем первом наступлении на германскую армию в июне 1941 года сам Рокоссовский в своей книге “Солдатский долг” говорит так: “Огромным усилием всех … удалось в короткий срок организовать сначала сопротивление врагу, не допуская его продвижения на восток.

А затем мы начали переходить в наступление, нанося немцам удары то на одном, то на другом участке и нередко добиваясь успеха”.

Генерал-лейтенант авиации Н[икита]А[лексеевич] Захаров рассказывал Феликсу Чуеву, что Рокоссовский тогда в последние дни июня 1941 года перешел в контрнаступление и, разбив превосходящие силы врага, послал в вышестоящий штаб депешу с просьбой разрешить ему взять Варшаву.

Понятно, что в связи с общем положением на театре военных действий, ему совершенно справедливо было приказано отступать.

Рокоссовский, отступая, вывел свой корпус в расположение наших войск с соотношением потерь 1:2,5 не в пользу немцев. 1:2,5 – в нашу пользу! И это летом 1941 года! Круто!

За отступление орденов обычно не давали. Но к боевым наградам Рокоссовского, полученным за Первую мировую и гражданскую войны, добавился орден Красного Знамени.

Рокоссовский – 1941

И еще одна деталь. В штабе корпуса не все однозначно восприняли намерение командира наступать на Польшу: ведь только недавно он был еще “врагом народа” и сидел в тюрьме. Первым сбежал из штаба представитель НКВД ‒ на всякий случай...

Кстати, во время следствия в 1938 году Рокоссовский ни на кого не показал, ни одного человека не арестовали по его “делу”. За это особо уважали Константина Константиновича»[2].

Рокоссовский отсидел два с половиной года, причем был заключен в Шлиссельбургскую крепость, в так называемый “зверинец”. “Дело” на него не получилось ‒ пришлось выпустить.

Когда его судили, один из “тройки” встретился с ним взглядом и понял, что этот командир не может быть предателем, засомневался в “деле”, стал искать в нем неясности и отправил на переследствие. Через полгода отправил еще раз...

Мир не без добрых и порядочных людей. Судьба сохранила полководца для Отечества. …

Когда в форме и при орденах вышел из тюрьмы на улицу, спохватился, что переночевать негде, и попросился на ночь в тюрьму...

Говорят, после победы под Сталинградом одним из первых ему прислал поздравление начальник тюрьмы, где он сидел.

“Рад стараться, гражданин начальник!” ‒ ответил ему Рокоссовский.

Свою книгу “Солдатский долг” маршал начал такими словами:

“Весной 1940 года я вместе с семьей побывал в Сочи”. Верно, в Сочи. Но побывал там после того, как его выпустили на свободу.

Оля, домашняя работница в семье Рокоссовских, говорила мне:

‒ Я тоже личность историческая: я ездила на автомобиле Паулюса с кремовыми диванами!

Она так отзывается о Константине Константиновиче:

‒ Такого человека не было и больше никогда не будет... Он уехал на фронт, а мы ‒ в Новосибирск. Жили бедно, в общей квартире.

А потом Константин Константинович очень прославился на фронте, к нам пришли городские начальники и дали двухкомнатную квартиру...»[3]

Судьба хранила его для России

«В Москве, у Кремлевской стены, − пишет Ф.И. Чуев ‒ могила солдата, у которого нет на камне имени и фамилии, но известно одно: он был рокоссовцем. Это они, воины 16-й армии, писали белой краской на танковых башнях: «Бойцы Рокоссовского, вперед!»

Это они, те, кто дожил до наших дней, с гордыми слезами на глазах говорят:

“Я служил у Кости Рокоссовского!”»

Несколько раз Рокоссовский чудом оставался жив, был тяжело ранен, а немцы особо охотились за ним. Однажды, когда он вернулся с боевых позиций в свой штаб, избы не было, догорали разбросанные бревна. Но судьба хранила его для России.

Стоит отметить, что городское руководство Зеленограда, вроде еще в советское время, просило переименовать город в Рокоссовск – в 1941-м здесь был остановлен немец. Правительство отказало.

А это имя неплохо бы вошло в строй старинных подмосковных названий, органично звучит: Можайск, Волоколамск, Рокоссовск…

Между прочим – и сейчас не поздно. Как раз – к 80-летию операции «Багратион»!

Под Сталинградом Рокоссовский блестяще осуществил окружение более чем трехсоттысячной армию генерал-фельдмаршала Паулюса.

Интересная деталь: плененный немецкий фельдмаршал отдал свое личное оружие ‒ пистолет ‒ именно генерал-лейтенанту Рокоссовскому, по рыцарскому обычаю, как побежденный победителю.

Генерал-фельдмаршал Манштейн танковым тараном рвался пробить кольцо окружения под Сталинградом. Нужны были особая интуиция и риск, чтобы именно туда, куда Манштейн двинет свои войска, стянуть чуть ли не всю артиллерию, фронта и открыть огонь такой плотности, что попытка прорыва к Паулюсу была сорвана на корню.

По словам писателя Юрия Бондарева, в те годы молодого артиллериста и участника Сталинградского сражения, получившего две медали «За отвагу»: Рокоссовский приказал поставить пушки вплотную, ствол к стволу.

Манштейн не прошел, и армия Паулюса прекратила свое существование.

«Когда мы прибыли из Сталинграда, ‒ рассказывал А.Е. Голованов, ‒ нас принял Сталин, это после завершения операции “Кольцо”, всех поздравил, пожал руку каждому из командующих, а Рокоссовского обнял и сказал: “Спасибо, Константин Константинович!”

Я не слышал, чтобы Верховный называл кого-либо по имени и отчеству, кроме Б.М. Шапошникова, однако после Сталинградской битвы Рокоссовский был вторым человеком, которого И.В. Сталин стал называть по имени и отчеству. Это все сразу заметили.

И ни у кого тогда не было сомнения, кто самый главный герой ‒ полководец Сталинграда...

Это много лет спустя главными героями Сталинградской битвы станут А.И. Еременко и Н.С. Хрущев. Еременко командовал Сталинградским фронтом двадцать дней и был заменен Рокоссовским.

В канун двадцатилетия Сталинградской битвы, в 1963 году, Рокоссовский отказался лететь на празднование в Сталинград, узнав, что там уже Еременко...»[4]

[А ведь правда, называл…

Голованов из скромности умалчивает, что был еще один – третий человек, которого Иосиф Виссарионович Сталин называл по имени и отчеству, или даже просто по имени. Это сам Александр Голованов. Он не пишет об этом даже в мемуарах. Но, опять же по счастью, есть свидетельство Феликса Чуева:

«Сталин присвоил Голованову звание подполковника. За три года он вырос до Главного маршала авиации. Небывало!

‒ Как к вам относился Сталин? ‒ спросил я его.

‒ Как я к тебе, ‒ коротко ответил Александр Евгеньевич.

В Подольском военном архиве мы вместе будем читать разработку немецкой разведки:

“Голованов, в числе немногих, имеет право на свободный доступ к Сталину, который называет его по имени в знак своего особого доверия”.

СТАЛИН и ГОЛОВАНОВ

‒ А ведь правда, называл, ‒ улыбается Голованов, снимая очки. ‒ Откуда они все это узнали?

Я тебе скажу следующее дело: я его ни разу не подвел, ни разу не обманул»[5].

Привожу с точной ссылкой эти слова, поскольку даже некоторые биографы Голованова пишут, что нет подтверждения словам вышеприведенной разработки немецкой разведки].

Любимый маршал

В очерке «Мой Багратион» приведены свидетельства любви и уважения к Рокоссовскому со стороны крупных военачальников, и обычных офицеров и солдат, часть которых сейчас приведем. Надо сказать, что с такими свидетельствами автору доводилось встречаться лично, и несмотря на прошедшие десятилетия они отчетливыми и нетускнеющими от времени картинами стоят перед глазами. Или, может быть, точнее, перед «внутренним взором».

Буквально повторяя слова Голованова о том, что Рокоссовский «снискал себе непререкаемый авторитет, уважение и любовь всех, кто с ним общался», генерал Н.А. Антипенко пишет в своих мемуарах: «Уважение к Рокоссовскому, к его личным качествам и военному авторитету было всеобщим и искренним».

Феликс Чуев, очень неплохой, заметим, поэт, вспоминает: «В 1972 году мне позвонил один из соратников Рокоссовского и попросил подарить ему книжку моих стихов.

Я выполнил просьбу и получил ответ, где были такие строки:

“Особенно мне дорого стихотворение на смерть маршала Рокоссовского.

Мне ведь посчастливилось всю войну быть с ним.

С приветом ‒ генерал-полковник танковых войск Г. Орел”.

Генерал-полковник Орел Григорий Николаевич

Да, это тот самый Орел, который всю войну командовал танками у Рокоссовского.

В отличие от иного командующего, за которым следовала толпа разжалованных офицеров и генералов и кого старались избегать, Рокоссовскому, когда он приезжал в части, стремились попасть на глаза...

Его любили. Любили солдаты. Может быть, еще и потому, что по его поручению ездил по госпиталям генерал А.Г. Русских и награждал орденами и медалями раненых рокоссовцев. Лежавшим рядом, получившим ранения на других фронтах, наверно, было обидно...

...Что немаловажно, его любили и офицеры.

Сергей Сергеевич Наровчатов, поэт, боевой офицер, рассказывал мне, что служил под командованием Жукова.

Но когда в конце войны они узнали, что новым командующим у них будет Рокоссовский, все офицеры бросили вверх шапки и закричали “ура!”».

Не очень типичный случай, согласитесь!

О верных и верности

Стоит добавить, что такое же отношение было у подчиненных к Голованову, и сохранилось оно навсегда, как бы ни издевалось высшее руководство Союза после марта 1953 года над прославленным Главным маршалом авиации.

Были, разумеется, подобные Рокоссовскому и Голованову начальники и руководители в не столь высоких рангах, и в армии, и не только. Людей подобного архетипа, такой же «матрицы» автору посчастливилось встречать лично в детстве и юности.

Эти люди не были православными в обычном смысле этого слова. Они были адептами иной «религии» – коммунизма, ставшей на десятилетия высшей ценностью для миллионов русских людей «не последнего разбора».

И те, о которых здесь говорится, остались верны своим убеждениям до конца. Верны!

И я убежден, что Господь, верность этих людей их не-верной, или даже лже-«религии», сочтет за верность Себе, и примет их в селения Свои.

Господь любит и ценит верность.

Об отношении Сталина к Рокоссовскому и Рокоссовского к Сталину скажем еще несколько слов в следующем очерке.