Где становятся звезды
У избы на постой,
Там я пил чистый воздух
Русской дали святой.
Что наш жизненный путь? Божественный промысел? Судьба ли это или полотно, на котором сами вышиваем нитями своих мыслей и идей? Или сами свой путь выбираем перед тем, как явиться в этот мир? Интуитивно выбираем уголок земли, священный именно для нас, выбираем время нашего пребывания земле?
Сегодня мы оказались в мире, теряющем рассудок. Его безумный выбор политики как чуть ли не главного занятия жизни, – свидетельство деградации человека и вытеснение духовного смысла бытия, ощущение его эфемерности из-за избытка пустой, ничего не значащей «информации», которая таковой не является.
Это ведёт человека к отказу от себя, ложно погружённого в надежду, что завтра некая политическая программа изменит его жизнь к лучшему, обманывая себя.
Но только поэты, особенно русские поэты, по-прежнему одухотворяют мир, который насколько бы был разумнее, душевнее, красивее, гармоничнее, радостнее, священнее, будь русский поэт прочитанным людьми. К таким одухотворяющим творцам принадлежит Владимир Скиф.
Звёзды над Байкалом
Откуда у поэта этот зрелый дух, пробуждённость сердца, настоящая осмысленность, исповедальные догадки? Не от чистых ли вод Байкала, его могущества, его глубин, его синевы, подобной хитону Христа…
Вдумчивость и чувство света, который «и во тьме светит», Владимира Скифа, то, что он выносил, испытал, сердцем выбрал – это понимание жизни как пути за любовью:
Ах, судьба, ты не меньше,
Чем огонь и зола:
Поцелуями женщин
ты мне губы сожгла.
Жизнь мимо не прошла, неминуемо дала испить чашу любви, а за ней - поэзии чашу:
Ходят рифмы в загоне.
Я открою закут.
Пусть, как чалые кони,
Чёрный космос толкут («Где былинки и корни...») 2006.
Погружаясь в неизмеримые высоты, как звезды над Байкалом, Владимир Скиф создаёт поэтические образы, постигая чудесную тайну души, природы, «русской дали святой», и ты чувствуешь, как зажигается твоя внутренняя улыбка - это отражённый свет души поэта, любящего землю, открывающего радость и полноту настоящего момента бытия.
Во мгле деревня на автопилоте.
Куда-то в любом космосе летит,
Петух скорлупку месяца проглотит
И снова тьма кромешная стоит.
В эту тьму ушла великолепная страна, которой мы были нужны, и песни, что мы любили петь с жаждой новой жизни, ушли друзья, родители, но всё же мы помним их душевный свет.
Владимир Скиф держит в памяти счастье «огнедышащей любви», свет своей юности. Не сокрушённое сердце стучит в груди, а живёт в нём, сохранилось то, что страсти не забыло:
Любовь… хотя меня губила,
возникала вновь и вновь.
И мы все, испытавшие это одухотворяющее чувство, согласны с ним, когда поэт обращается к читателям:
- Вы такие же, как я!
Мы вспоминаем Николая Гоголя, сказавшего бессмертные слова: «Друг мой, или у вас бесчувственное сердце, или вы не знаете, что такое для русского – Россия». И когда мы спрашиваем с неё правды, то это вопрошание любви. Поэт стоит на страже этого понимания, никакой успокоительной лжи, никакого усталого ума, мощные духовные силы направлены на осмысление своего пути и судьбы страны, человечества, судьбы планеты, на которой не перестают лететь «дроны сатаны в нашу кристальную Родину».
И может статься,
Я миру грешному скажу:
Хоть стало на земле смеркаться,
Я завтра солнце закажу...
Людям необходимо равновесие:
Между небом и землёй,
Между паузой и слогом,
Между глиной и золой,
Между дьяволом и Богом.
Но взлетают качели человеческой души от святости до окаянства, а потом от окаянства – к святости. И лишь поэт напоминает, что «есть и Божий суд!» и призывает любить тех, кто открывает правду: Николай Рубцов, Юрий Кузнецов, Василий Шукшин, Анатолий Байбородин, Татьяна Глушкова и многие другие, живые и ушедшие творцы художественного мира, мыслители.
«Зачем тоска земная Богом дадена?»
Стихотворение «Марианская впадина» полностью растворяет в пространстве расстояние между Иркутском Скифа и моим Калининградом, где навечно стало у причала в Музее мирового океана научное судно «Витязь», на котором наши учёные с помощью наших глубоководных аппаратов измерили самое глубокое место в Тихом океане - Марианскую впадину. Её глубина - 11 023 м. Эта цифра написана на борту научного судна. Исследования учёных позволили им сделать вывод о том, что глубины мирового океана исследованы лишь на 5 процентов, они полны тайн и загадок, что в полной тьме обнаружена жизнь в виде рыб и моллюсков, не замечающих мощного давления толщ воды.
Стихотворение «Марианская впадина» Владимира посвящено художнику – это Валерий Кунц:
Зачем тоска земная богом дадена,
Зачем, как душ утопших - глубина,
Зовёт нас в океане Тихом впадина,
которая из космоса видна.
В бездну проник взгляд художника, «как будто нас позвал из глубины».
Наломало время дров,
Где угроблено полсвета...
Звездный движется покров
В душу тёмную поэта.
Творить и думать подле тишины.
Для внутреннего создан я сгорания
И для убийства внутренней войны
В себе самом.
Тайные смыслы бытия, в чем они? - В обладании душой, - отвечает поэт.
- А без души неполноценен я.
Душе свойственно страдать. Как не страдать? Как не пополнять небеса страдальцами? Если у тебя есть сердце, оно болит. За что?
Земля скоро станет угасшей звездой.
Здесь всё уже стало пустым и не вечным.
Скрывает пустыня пропавших и павших землян.
Пустыня без пресной воды....
Может, Иуда ожил?
Последнее мы проиграли сражение
С самими собой.
Смертный холод унёс
Земное случайное наше рожденье.
И вряд ли земле принесёт Возрожденье
Уставший от крови Христос...
Торговцы, изгнанные их Храма, распяли Христа:
Всё двигалось к пропасти неудержимо.
Все падало в хаос - дворец и погост.
И только Голгофа не двигалась мимо
И в небо без нас поднимался Христос.
Раскалённая душа горит и не сгорает. А разум?
Он был в космосе всегда (Георгий Куницын).
Разум вечен,
но только не вечен человек.
Эта устремлённость Владимира Скифа в космические высоты, в океанские глубины произрастает из русской почвы, а именно из принципа одухотворения поэтом большого и малого:
Тихий океан. Громада вод.
Гром гремит, и молния летает.
И стоит поэт-громоотвод
Над землёй стихи свои читает.
Острота чувств, сострадательная реакция внутренняя на внешний мир, отзывчивость, любовь к своим героям у Владимира Скифа выносят его в сердцевину подлинной литературы.
Поэтические циклы
Опасаясь, что мы трусливо так и не додумаем значения для нас личностей Иосифа Сталина, Василия Шукшина, Юрия Кузнецова, Николая Рубцова, Валентина Распутина, собственной матери, Владимир Скиф, как воин на амбразуру, не просто бросает свой взгляд на этих сильнейших духом людей, а пропускает через себя саму суть их жизни, их сияние в веках, их боль и мечты:
Багряные ягоды спелой калины
Упали на сердце и сердце прожгли.
Зарождается песня, сияет былина.
Пересвет или время летят на коне.
Вызревает легенда, как будто калина,
О таланте неистовом - о Шукшине.
О духовной свободе мечтал Шукшин, безоружный перед хамством и подлостью: «всего-то под рукой лишь боль» да «крылатое слово»:
Ах ты, горькая боль за правду,
За калину, Катунь и Сетунь.
Как болел, как стоял за правду,
Так и пал богатырь Шукшин.
Русская муза Владимира Скифа возвращает нас к преображающему страданием слову, к болящему сегодняшнему сердцебиению.
Тревожная совесть России –
Василий Макарыч Шукшин
(Цикл «Василий Шукшин»)
Цикл «Юрий Кузнецов»
Нёс ты крест до последнего края,
И за край попытался взглянуть.
Обронил, под крестом умирая:
«Путь мой крестный прогнул мою грудь».
(Стихотворение «Крестный путь»)
«Я в поколенье друга не нашёл», - говорил Юрий Кузнецов. Одинокий, «душевными ненастьями сражён», «один ушёл», «жил острой любовью и былью»:
Судьба, глядевшая глазами ворона, говорила:
- Ты будешь бит! Здесь будешь предан…
Для Владимира Скифа Юрий Кузнецов – Русский ангел:
Полумёртвые падают птицы
Над пустым обгоревшим жнивьём.
Ты выходишь с антихристом биться –
Русский ангел с последним копьём.
Он вёл невидимую работу в русском сознании, когда нечем себя ободрить в минуты крайней усталости, находя властное слово с прежней статью, достоинством Родины и души. Ещё не сдаётся ум. И есть у нас ещё земля, лечь в которую есть у нас право и стать ею.
Цикл «Николай Рубцов»
Владимир Скиф, создавая образ пронзительно любимого поэта – Николая Рубцова, наполняет стихи высотой и бессмертьем:
Ни в чём не знал половины:
Уж пел, так пел – наверняка.
В нём ощущенье пуповины
С Россией, с Русью – на века…
Скиф пишет о могиле Рубцова, «над которой рыдает осень», о доме, где жил поэт, наделяя его чертами ангела, «страдателя милостью Божьей», «собрата растений, птиц и ягод», златоуста. «Он был поэт великий», «оставил след добра и покаянья», «он чувство веры и любви нам передал от Бога». В стихотворении «Русская квадрига» звучат имена четырёх дорогих русскому сердцу поэтов:
Чем судьбы жестокой бич длиннее,
Тем короче песни и пути.
Прасолов, Рубцов и Передреев,
На земле подобных не найти.
Мы вас помним. С вами ждём свиданья,
Передреев, Прасолов, Рубцов..
Вот и к вам на ветку мирозданья
Опустился Юрий Кузнецов.
От Слова, врачующего, спасительного, произрастает народ России, из величия пушкинской мысли, из света души Есенина, из охранного слова Рубцова, из «великих далей» Юрия Кузнецова крепится и созидается русский человек.
Стихи-притчи
В цикле «Стихи-притчи» Владимир Скиф мужественен и прекрасен, идя след в след за Сергием Радонежским, Михаилом Лермонтовым, Николаем Гоголем, Антоном Чеховым, Сергеем Есениным.
Его не уклончивость, а открытость к бесстрашию смыслов, за которыми стоят Куликово поле, и Бородинское поле, и великое Целое, как риза Христова, не из кусков, а единое Целое, выводившее наш народ из погибели, несправедливости и бесчестия.
Люблю поэзию Владимира Скифа, всегда готового вести радостную беседу или уединяться для горьких раздумий о последнем человеке на земле, о судьбах русских поэтов и их Слове, и о том, что не выразить словами, о потребности защищать и оберегать свой народ:
Подняться и стать бы запрудой
Для тех, кто по сути враги…
Да, злыдни идут отовсюду,
Россию от них береги!
Волшебная и затаённо грустная, несказанная поэзия Владимира Скифа, глубоко национальная, порой трагическая, ложится в самую основу души и духа России своим «распахнутым лиризмом» как ответ на общественную насущную потребность, возможно, даже не осознающую себя, - дать отпор вражде и презрению к своему народу, поклониться заступнику, гению, великому русскому Поэту.
Лидия Владимировна Довыденко, главный редактор художественно-публицистического журнала «Берега», секретарь Союза писателей России, член Союза Писателей Союзного государства, автор 34 художественных, историко-краеведческих, публицистических и научных книг, прозаик, публицист, критик, кандидат философских наук. Почётный гражданин Балтийского городского округа, член редакционного совета журнала «День и ночь»- Красноярск, член жюри Литературного конкурса «Новая Библиотека» - премии имени святых благоверных Петра и Февронии, член Международной академии русской словесности, лауреат ряда литературных премий, кавалер ордена «Русская звезда» имени Ф.И. Тютчева