15 января 2025 года исполняется ровно 100 лет со дня рождения великого курянина – знаменитого писателя-почвенника, фронтовика Евгения Ивановича Носова (1925 – 2002). Почётный гражданин города Курска, он посвятил родному краю самые лучшие свои творения. И среди них – повесть о первых днях Великой Отечественной войны «Усвятские шлемоносцы». Несмотря на географические координаты, уводящие читателя от родной писателю Курщины, это эпическое полотно создано целиком на курском материале. С высоты древнего кургана, помнящего набеги половецких орд, обозревал писатель те поля и деревеньки, те просёлочные дороги, по которым уводил своих героев на ратный подвиг. Потому сегодня уместно вспомнить именно это произведение. Оно помогает почувствовать связь времён и увидеть, как опять чёрные крылья беснующихся орд укрорейха тщатся парить над Курщиной, и опять идёт народная рать святая на свою священную войну.
В письме к Виктору Астафьеву в мае 1980 года Евгений Носов, поздравляя друга с Победой, размышляет и о своей военной повести «Усвятские шлемоносцы», где даёт многообъёмный образ начала войны, когда мобилизованные крестьяне села Усвяты, оторванные от мирного святого дела – возделывания земли, уходят полевыми дорогами на великую битву. И вот тут, буквально в двух строчках, он охватывает взглядом свой замысел, уже воплощённый в слове.
Мельком упомянув о том, что на студии им. М. Горького хотят ставить фильм по его повести «И уплывают пароходы…», он признаётся: «… меня больше беспокоит судьба «Шлемоносцев» – на «Мосфильме» – берётся ставить молодой дебютант, не напортил бы, не заземлил до мелкого бытовизма – там ведь надо сохранить эпос, парение чёрного орла над потрясённой Россией».
Образ парящего чёрного орла является ключевым в символике самого знаменитого «военного» произведения Евгения Носова – повести «Усвятские шлемоносцы», которую он задумывал как «литературную симфонию, с обобщениями и философскими раздумьями».
Об этом орле уже много написано и в советские годы и в нынешние. Но никто не придавал ему столько значения, сколько сам автор, о письме которого не все вспоминают, рассуждая о символизме хищной птицы.
Разные толкования даются этому образу. Но самым неудачным можно считать узко фольклорное толкование, низводящее чёрного орла на уровень дурной приметы. То есть происходит именно то, чего, в общем-то, и боялся автор повести. «Мелкий бытовизм» отсылок к языческим верованиям славян, «заземление» мощного эпического образа до «хищной птицы, накликающей беду» приводит к тому, что замысел писателя усыхает до простого предчувствия, что усвятцы уже не вернутся домой, сгинут на дорогах войны. Исследователи даже начинают гадать: какое именно значение придаёт автор чёрной тени орла-курганника – просто предчувствие или чёткий знак погибели?
А где же тогда эпос?
Не в языческом же символизме древних славян…
Почему, говоря об эпосе, автор говорит именно о «парении чёрного орла»? Ведь для него эпос в этом парении, в самом его факте, а не в отвлечённом символизме хищной птицы.
И чтобы понять, почему это парение означает для автора эпическую силу его художественной вещи, стоило бы не обособлять произведение от той эпохи, о которой оно повествует, уводя читателя своим толкованием в фольклорно-языческие времена, а, напротив, оглянуться вокруг именно в том времени, в котором пребывают герои. Или, иными словами, поискать связи не в отдалённых пластах истории, а в том конкретном историческом моменте, какой изображён автором.
Знаком этого конкретного исторического момента как раз и является парение чёрного орла над потрясённой Россией. Это парение уже запечатлено в современной Евгению Носову литературе в самой эпичной, самой народной песне, которой провожали русских солдат на ту священную войну.
«Через два дня после начала войны, 24 июня 1941 года, одновременно в газетах «Известия» и «Красная звезда» был опубликован текст песни «Священная война» за подписью известного советского поэта и сталинского лауреата В. И. Лебедева-Кумача. Сразу же после публикации композитор А. В. Александров написал к ней музыку. Печатать слова и ноты не было времени, и Александров написал их мелом на доске, а певцы и музыканты переписали их в свои тетради. Ещё день был отведён на репетицию. 26 июня 1941 года на Белорусском вокзале одна из не выехавших ещё на фронт групп Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР впервые исполнила эту песню. По воспоминаниям очевидцев, песню в тот день исполнили пять раз подряд. Песня приобрела массовую популярность на фронтах Великой Отечественной войны и поддерживала высокий боевой дух в войсках, особенно в тяжёлых оборонительных боях».
Вот на этот эпохально-эпический фундамент, на это абсолютно всенародное основание и опирается Евгений Носов, создающий свою великую «симфонию в прозе», «подлинно русское произведение», от которого захватывало дух современников, отказывающихся верить, что художник придумал своих героев. («Трудно поверить, что повесть – плод Вашей фантазии. Каждый герой в ней – живой человек…», из письма читателя).
Для читателей, родившихся в новом веке, может, и нужно напомнить эту строфу стихотворения, уже на третий день войны ставшего фронтовым эпосом:
Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать,
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, –
Идёт война народная,
Священная война!
…Ведь не европейским же гуманизмом озабочен был писатель, когда размышлял о тяжкой необходимости убивать врага, защищая свою землю и свою веру! Миролюбивые усвятцы не от робости и бесхребетности страшились войны и предстоящего человекоубийства.
Евгений Носов рисовал русского человека, крестьянина абсолютно беззлобным, мирным пахарем и созидателем. А та сила тьмы, что наступала на Русь, мыслилась им эпической чёрной ратью сатаны, воплощением зла, с которым предстояло сразиться мирным русским ратоборцам. Носов ведь отдавал себе отчёт, что советские крестьяне, мужики призывного возраста, несмотря на свершившуюся в семнадцатом году революцию, оставались верующими, православными христианами.
Вот это противостояние космического духовного мира, православной ойкумены и такого же космического духовного зла (есть ведь и падший дух, Денница, Люцифер), мистической рогатой силы (каски немцев), мистического (не христианского) чёрного креста, языческой свастики-солнцеворота – это противостояние сил добра и зла волновало писателя сильнее всего, этой символикой он отчётливо помечал страницы своей повести (цитаты ниже).
Ведь это важное различие в понимании: не внутренним языческим сознанием, пугающимся примет, объяснять надо образ чёрной тени над Усвятами, а как раз наоборот – эта чёрная тень означала внешнее нашествие язычества на русскую землю, вторжение чуждой силы в православную ойкумену.
Ну вот, к примеру, Касьян, стоя во дворе своего дома, нечаянно задумался:
«Ему вдруг представилось, как те идут, идут густыми рядами по усвятскому неубранному полю, охваченному огнём, и сквозь дымную пелену и огненные хлопья зловеще маячат насунутые по самые плечи рогатые сатанинские каски».
А минутами ранее он стоял в горнице перед иконой святителя Николая Чудотворца, чувствуя себя виноватым перед святым. Он понимал, что тревога и растерянность, охватившие его накануне ухода на фронт, не те праведные чувства, которые он должен бы теперь испытывать. И глаза святого с иконы будто говорили ему: «А ворог-то идёт, идёт…».
То есть Носов отчётливо даёт понять, что война эта священная, и святитель Николай благословляет Касьяна, торопит его на ратный труд.
Мог ли так мыслить автор безрелигиозный, безбожник и материалист, каковым пытались представить Евгения Ивановича Носова многие толкователи даже и в недавние годы?! Очевидно же, что тут вера направляет и ведёт ратника!
И опять ему, мирному пахарю Касьяну, «померещились те железные рога над неубранной рожью…».
Миролюбивый Касьян страшится убивать человека – Носов подчёркивает это, рисуя знаменитую сцену в доме дедушки Селивана, – но даже пронзительный взгляд святителя Николая грозно напоминает: не человека убивать будешь, а врага, посланника сатаны в рогатом шлеме.
То есть и автор тут отчётливо говорит читателю: фашистов надо мыслить не людьми, а чёрной дьявольской тьмою. И нет другого пути у христианина, кроме битвы с этим врагом. И что бы ни говорили сторонники разделения автора и его героя, Касьяновы мысли в повести – это мысли самого Евгения Носова.
И та чёрная тень от крыльев орла-курганника, что сопровождала уходящих на войну усвятцев, эти чёрные крылья, похожие то на чёрный фашистский крест, то на распростёртую чёрную рубаху – вся эта чернота и есть очевиднейшая грозная перекличка с той священной песнью, со словами которой уходили на войну миллионы наших защитников-победителей. Хоть и не вернувшихся в поля ратного, но всё равно победителей, ибо их жизнь положена в основание жизни будущих поколений.
Как и Церковь Божия во все времена – созидается на крови мучеников за Христа.
И эта чёрная тень распростёртых крыльев хищной птицы, неоднократно возникающая на страницах повести, и есть тот эпический знак, соединяющий Усвяты со всей Россией. Над Усвятами, как и над всей Россией, беззвучно звучит эта величественная и трагическая мелодия, этот священный гимн защитников Отечества, свидетельствующий о том, что идёт народная рать святая на свою священную войну!
Вот они идут… и вот эта чёрная тень над ними:
«Пыльные спины мужиков пробила солёная мокреть, разило терпким загустевшим потом, но они всё топали по жаркой даже сквозь обувь пыли… нетерпеливо поглядывая на хребтину, где дремал в извечном забытьи одинокий курган с обрезанной вершиной. И когда до него было совсем рукой подать, оттуда снялся и полетел, будто чёрная распростёртая рубаха, матёрый орёл-курганник».
И если мы действительно мыслим этого орла не просто хищной птицей, сулящей, по народным приметам, беду и поруху, а видим в нём символический знак нагрянувшей беды – не грядущей, а уже грянувшей! – знак присутствия врага на родной земле, то мы невольно – и неизбежно, по закону всенародной памяти! – слышим и тот священный гимн:
Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать!
Поля её просторные…
…Поля, по которым идут усвятские шлемоносцы, их родные поля, кормящие, но теперь неубранные… И Носов тщательно прописывает каждое мгновение этого прощального полевого пути…
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
Вот этим священным гимном незримо сопровождает писатель нестройные ряды новобранцев! А вовсе не той явно слышимой песней, которую поют приободрившиеся усвятцы, про молодого казака, убитого в Таганроге. Да, может, они и будут все убиты. Но эпос не в их смерти, а в их посмертной Победе!
Чёрные крылья орла-курганника эпически означают ту силу, которую им суждено одолеть, сколько бы ни летала она над потрясённой Россией.
Вот в этом эпос – в победе святого народа над чёрной сатанинской силой!
И вовсе не предчувствие погибели стало причиной появления этой чёрной тени над Усвятами и над родными русскими полями, а именно праведный гнев народа, та ярость благородная, которая вскипит позже, когда усвятцы увидят живого врага и научатся его убивать!
И не в образном, художественном смысле это священная война, а в самом прямом – в этой земной бойне православные крестьяне-христиане, люди Христовы, побеждали людей сатаны. Ибо гитлеровцы, фашисты не были христианами, они мыслились сатанинским войском и вёл их служитель тьмы.
Перекидывая мостик от литературы к реальности, от вчера к сегодня, оглянемся вокруг: и сегодня повторяется то же самое.
Чёрные крылья вражеских беспилотников летают над нашей священной землёй, над полями, политыми кровью защитников Курской дуги. Мы свято чтим их память. И мы, литераторы, обязаны вновь – хотя бы словом, хотя бы моральным усилием – защищать эту землю, как защищали её наши воины в Курской битве восемьдесят лет назад. И за свою родную русскую культуру нам надо стоять насмерть, как стояли здесь, на этой курской земле те, кто сумел ценой своей жизни развернуть врага вспять, не позволил ему поразить в сердце Россию…
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, –
Идёт война народная,
Священная война.
Марина Ивановна Маслова, член Союза писателей России, литературный критик (г. Курск)
