Щедрая сила, заложенная в фамилии – Царёв!
Актёр, словно пропитанный субстанцией театра, ведающий все потаённые рычаги, которыми движется пьеса: удачная, выдающаяся, великая…
Вьётся Глумов: многознатец, отчасти хитрец, вынужденный мимикрировать – ради преуспеяния: такого достойного осмеяния, столь нужного.
Вьётся Глумов: лёгок и молод.
…Толст, словно противостоящий ему Фамусов: рокочущий каскадами монологов, уверенный, что знает, как надо, весомый и такой нелепый – пред лицом вечности: в которую и отправлялись роли, исполненные Царёвым, обретающие его трактовки, чья неповторимость была высока.
…он рос посреди железной дороги: но к технике его не тянуло; из семьи железнодорожного фельдшера, и детство с юностью проходили в Твери и Ревеле: городах, с которыми была связана служба отца.
В гимназии, когда пришёл черёд Царёва читать наизусть Некрасова, учитель сказал внезапно: «После того, как ты скажешь „гляжу“, — погляди в окно, и когда ты там как бы увидишь, что поднимается медленно в гору лошадка, вот тогда и скажи».
Так сделавший Царёв, ставший со временем одним из лучших чтецов, получил первый актёрский урок: причём сразу – по системе Станиславского: самой глубокой из актёрских систем.
…бушует на сцене Уриэль Акоста: шероховато-несогласный с миром, предложенным окрест, жаждущий нового, весь изломанный и проколотый трагедией, сумасшедший – с точки зрения общины.
Тяжёлые материалы организуют личность Макбета: тяжёлые настолько, что любая победа уходит в прах.
Мировая классика богато осваивалась щедрым даром Царёвым: щедрым, словно сразу рассчитанным на вечность.
Актёрство сопрягалось с администрированием: в течение долгих лет Царёв был директором… бесконечного Малого театра.
Он выступал с авторскими программами: волны поэзии захлёстывали слушателей, пестуя души, давая новые представления о вроде бы известной поэзии.
Лир вибрирует трагедией – она есть основной жанр жизни, и Царёв, придерживающийся романтико-героического направления, виртуозно выгранивает страшную, как боль, одинокую роль.
Арбенин и Протасов перекликаются: словно рифмуются страстью, огнём, сжирающим изнутри.
Царёв таинственен.
Он прекрасен во всех ролях классического репертуара: оставшихся метафизическим золотом в истории русского театра.
