«Вино бессмертия»

(СПб. 2022 г., 252 с.)

Гении должны быть вместе,

Заодно – за жизнь и свет.

Ирэна Сергеева

Известно утверждение Рене Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую». Эта универсальная формула философии рационализма бесспорна, но не достаточна для построения здания всеобъемлющего знания о мире и человеке. Новую книгу прославленной петербургской поэтессы, литературного критика, прозаика, редактора, руководителя секции поэзии Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России Ирэны Андреевны Сергеевой «Вахтангури» (стихи, переводы, проза о Грузии) – можно назвать жестко оппозиционной идеям западного рационализма, но отметить, как важный и необходимый элемент в русской культурологической системе, хоть она посвящена Грузии. Если кратко определить суть книги, то следует сказать, что средствами искусства Ирэна Сергеева выводит более сложную, объективную зависимость человеческого бытия – «Я люблю, значит, я существую. А то, что озарено любовью, существует вечно».

Любимые приходят через годы,

любимые поэзии, природы.

Любимые приходят через горы –

через заставы, муки и раздоры.

Любимые! Вы все – ещё живые.

Любви моей посты сторожевые

Пропустят вас, вам рассыпая розы,

через мои мечты, стихи и слезы.

Это стихотворение написано в мае 1995 года, когда Грузия, любимая страна поэтессы, посвятившей ей до этого годы жизни, десятки стихов, высокие чувства дружбы и любви, страна уникальной культуры и человеческих отношений, исполнилась зла и устремилась к погибели. Поныне Грузия болеет, но книга о ее прошлых, лучших временах, о ее неизбывно добрых и трудолюбивых людях, сегодня не кажется исторической реликвией. Эта книга – живая фреска, книга – песня, эта книга – эхо, не затихающее ни во временах, ни в пространствах.

Как такое может быть? Какой энергией подпитывается существование минувшего, транспонирующееся в будущее?

Сквозная датировка произведений, начиная с 50-х годов прошлого века, реальные герои, конкретные географические названия, архитектурные символы и всемирно известные произведения искусства Грузии – создают тот художественный аттрактор, ту живую матрицу событий, об историчности которых можно сказать словами выдающегося грузинского философа Мераба Мамардашвили: «Миф – не знает личности и истории… А что такое в данном случае история? История – это, если мы ввели личность и держание на краю символов, удерживание напряжения, а не просто реализация чего-то в мире»[1]. Базисные сущности книги – правдивая история и личность, не смешанная с человеческой массой, и напряжение, которое имеет в виду Мераб Мамардашвили. Тот напряженный «лук Гераклита», посылающий стрелу истины в вечность (древняя метафора), так же художник с усилием натягивает струну лиры.

Непреходящие категории – вечность, жизнь, творчество, гениальность, дружба, любовь, хлеб, вино – являются основными поэтическими красками, которые использует Ирэна Сергеева, осознавая (как подметили исследователи творчества Марселя Пруста), что понятие смерть относится и «к образу, стершемуся из памяти»[2]. Сильные взаимодействия образов и чувств, пронизывающие содержание, формирующие художественное оформление книги, создают стабильную целостность, подобную атомному ядру, содержащему многие связанные взаимодействием частицы.

Текст карманного формата книги заключен в твердый переплет интенсивного, как будто пульсирующего алого цвета. На первой странице обложки – репродукция символичной чеканки художника Кобы Гурули, изображающей крестьянина, любовно и бережно возделывающего виноградную лозу. «Ты лоза виноградная» - древний гимн, образ самой Грузии. Фигура коленопреклоненного перед ростком крестьянина заполняет всю плоскость картины, кажется, что ему, как младенцу в утробе матери, тесно в отведенном пространстве. Создается ощущение сдерживаемого импульса, энергетического напряжения, которое разрешается в процессе прочтения книги.

Состоящая из нескольких разделов – собственно стихов Ирэны Сергеевой, посвященных Грузии, ее воспоминаний о Грузии, переводов на русский язык грузинских поэтов – эта книга просто интересна. Интересно следить за тем, как, начиная с первого стихотворения, датированного 1951 годом, когда Ирэна Сергеева была школьницей, развивается и укрепляется ее чувство любви к Грузии, которое к будущей поэтессе пришло в 5 классе. Как расширяется число ее грузинских поездок и друзей, как растет мастерство поэта, как усложняется образность и углубляются темы. Эта книга много прибавляет к нашим знаниям о культуре и великом народе страны, некогда входившей в состав Российской империи и советской России.

Ирэна Сергеева обладает собственным узнаваемым поэтическим почерком, ее стихи компактны, емки, крепки. Поэтесса чутка к звучанию стиха и его интонации, умело работает с ритмом, что позволяет ей передавать в своих произведениях и переводах песенный строй грузинской культуры. Песенность наблюдается и в живописи, и в скульптуре, и в бытовых обычаях грузин. Поэтому, наверное, поэзия Ирэны Сергеевой была так любима на грузинской земле. Немало способствует популярности стихов Ирэны Сергеевой их чувственность, зримость и пластичность.

Чеканщик, мой жених,

дарил не золотые

мне кольца, мерил их

на пальцы молодые

и говорил: «Все прах –

и серебро, и злато,

одной тобой в веках

душа моя богата!»

Я говорила: «Прах –

любовь и человечность,

но в золотых руках

искусство – это вечность!» 7-8 ноября 1968. Тбилиси

Искусство для грузин не только создание художественных произведений разных жанров. Высокое искусство – искусство верной любви и бескорыстной дружбы, высшее искусство – искусство созидания собственной жизни. И это искусство более всего интересно поэтессе. С любовью наблюдает она за судьбами и достижениями своих знакомых – выдающихся художников, театральных деятелей, простых тружеников, их родственников, мудрых грузинских стариков и старух. Ее сборник – как гостеприимный грузинский стол, за которым собираются друзья-родственники. Поэтому книга и называется – «Вахтангури» – застольный обычай братания в Грузии.

ВАХТАГУРИ

За столом обычай чтут

брат родной и наречённый.

И бочонок обречённый

на столе поставлен тут…

Руки правые сцепив,

так бокалы поднимают,

с поцелуем выпивают,

мне молчанье уступив. 27 февраля 1968

Это радушное застолье растянулось на четыре десятка лет, тех лет, когда поэтесса была родной в этом кругу, где находились ее любимые и друзья. Многим из них посвящены стихи, некоторым, особо близким, поэтические циклы. Много известных и неизвестных нам имен, судеб открываются, запоминаются, будучи вмещенными в две-три-четыре стихотворных строфы. Через посвящение и образ Ирэна Сергеева увековечивает оперного режиссера Гурама Мелива, балетмейстера Георгия Алексидзе, византолога Александра Алексидзе, Ниту Табидзе, дочь поэта Тициана Табидзе, поэтессу Мариджан (Марию Алексидзе), поэтов Эмзара Квитаишвили, Джансуга Чарквиани, художников Реваза Тархан-Моурави, Кобу Гурули, Ладо Гудиашвили и многих других. Как говорит Ирэна Сергеев, «каждая встреча – повод для стиха». Добавлю – и повод для увековечивания преходящей человеческой жизни.

И себя запечатлевает поэтесса в проникновенных поэтических образах своих переживаний, обретений и потерь. Это мы видим в поэтичном долгом рассказе о главной своей дружбе, которая длилась сорок пять лет и олицетворяла для Ирэны Сергеевой, по ее признанию, саму Грузию. Это романтическая, братская дружба с балетмейстером Георгием Алексидзе (1941-2008), которому посвящено немало стихов, и его братом филологом Александром Алексидзе (1937-1991).

Георгию Алексидзе

Ты тоже кормишь птиц…

Стареешь, может быть?

Нет, просто это нить!

Да, просто это нить,

Чтоб с жизнью жизнь связать:

к чужой судьбе прильнуть

и хоть кому-нибудь

свое «люблю» сказать. 19, 22 февраля 1981.

Это строгое, минорное стихотворение написано в период взрослости, умудренности автора. А в 60-е, 70-е годы Ирэна Сергеева говорила о своих чувствах ярче, откровеннее, в изысканной стилистике Северянина.

Александру Алексидзе

Я завидую только одной,

Что живет у тебя за стеной

и газельими смотрит глазами

на глаза твои,

губы твои.

А клянут ее

губы мои,

ей придумывая наказанье…

У нее неземное лицо,

у нее заостренные пальцы…

Но кладешь ты на клавиши пальцы.

И она наклоняет лицо,

наклоняет над тонким бокалом.

И смиряюсь я сердцем усталым,

и тебя не пытаюсь забыть.

И не женщиной хочется быть –

Акварелью на гладкой стене.

Пусть другие завидуют мне. 3-4 сентября 1963

Свою неизбывную любовь к древнему, можно сказать, вечному городу Тбилиси Ирэна Сергеева выражает в образах мощных, сложных, неожиданных. Да и как иначе, если тысячу лет люди на разные голоса воспевают этот великий город. Тбилисская символика Ирэны Сергеевой особенная, запоминающаяся, под стать тысячелетней красоте города-легенды.

СТАРЫЙ ТБИЛИСИ

Он – поэт, он небрежно одет,

у него побурели ладони

от мозолей за тысячу лет.

Что ж, что нарды стучат на балконе,

что ж, что тосты звучат по ночам!

Мастерам – не одну лишь заботу!

Он выходит легко на работу,

улыбаясь друзьям и лучам…

И последний свой хаши съедая

в Чугурети,

слышит возглас –

«Как жизнь молодая?» -

на рассвете… 30 ноября 1976

Поэтичны «Тбилисские картинки», что сродни стихотворениям в прозе. Эти маленькие зарисовки много добавляют к образам Грузии и грузинской жизни, показывают восторженно-пристальное к ней внимание автора. Их названия – «Рождение картины», «После премьеры», «Дом с балконом» и др., свидетельствуют о том, что Ирэна Сергеева во всем замечает и запечатлевает элементы творчества – будь то изысканный балкончик на старинном доме, уличный танец или детали ежедневного быта, причем находит соответствующие выразительные средства. Вот танцор: можно сказать акварельная техника изображения. «Показал, как играть – это у него тоже неплохо получилось – и опять пошел кружить… Ритм перемежался. Гармошка неумело всхлипывала. Но от окна нельзя было оторваться. Желтый дом. Синий музыкант. Розовая сестренка. Белые крылья танцора. Буро-оранжевые листья осеннего дерева во дворе».

Листьями осеннего дерева кажутся стихи грузинских поэтов, которых в свое время переводила Ирэна Сергеева: «иных уж нет, а те далече». Да и не очень модно сегодня интересоваться грузинской классической поэзией, исполненной чувств, поэтизирующей бытие, в которой нет политики, но есть любовь. И все же, читая эту главу книги, осознаешь, что эти переводы – важная просветительская работа, вызывающая интерес и глубокую благодарность переводчику-поэту. Ирэна Сергеева раскрывает и увековечивает имена и творчество известных, но в большинстве мало известных в современной России грузинских поэтов. Она выбирает для перевода стихи, которые созвучны «философии памяти». В своем умном, отзывчивом русском сердце поэтесса сшивает в единое пространство поэтическое творчество разных авторов, моделирующих возможную картину прошлого и будущего мира. Так в живых образах показывает свое взаимоотношение с объективным временем поэт Эмзар Квитаишвили. Избегая линейного времени, он актуализирует прошлое, возвращает нас в будущее.

И лед оттаявший мою царапал грудь…

Я долго спал в горах, покрытых илом.

И волны черные меня толкнули в путь,

и я пришел вслед рыбам, предкам милым.

Потом они ушли. Потом я с головой

был вдавлен в ил потопа, незаметен.

Оковы сна сломал громовый голос твой,

и голос мой тебе ответил. Эмзар Квитаишвили

Из представленных в книге переводов, можно сделать вывод, что оппозиция «близкое - далекое», «прошлое- будущее», используемая многими грузинскими авторами, является инструментом выражения конфликта преодоления – не только во имя сбережения прошлого, но для обеспечения будущего, для «увековечивания мгновения».

Река стремится с морем слиться,

струится тихо, тихо, тихо…

Старик страшится с небом слиться –

плетется тихо, тихо, тихо…

Ночь не страшится, что день разбудит,

ночь быстроходна, ночь быстротечна…

Всегда так было, всегда так будет.

Да будет всюду.

Вечно.

Вечно! Тариел Чантурия

Но есть в книге имя, известное писателям Санкт-Петербурга. Это житель нашего города, грузинский поэт, член С.-Петербургского отделения Союза писателей – Автандил Бухташвили (1936-2022). Ирэна Сергеева помогала становлению его таланта, переводила и публиковала стихи поэта. И такими образами человеческого подвига, дружбы, любви поэт, воюющий, как и его дядя Георгий, «за жизнь и свет», навсегда останется в истории русско-грузинской литературы.

ДЯДЯ ГЕОРГИЙ

Дядя Георгий был не последний,

кто отправлялся на фронт с земляками.

С грустной улыбкой нас, малолетних,

Он обнимал молодыми руками.

«Поберегите Вано и Арсена,

я ухожу помогать побратимам!» -

Нас покидал он. Глаза постепенно

В звезды разлуки слеза обратила.

Он по тропинке пошел, где Чаляна…

День занавесил сумрак ли, мрак ли.

Небо вздохнуло вдруг покаянно

и уронило первые капли.

В «Воспоминаниях о Тбилиси», завершающих книгу и представляющих несколько новелл, посвященных конкретным творческим людям Грузии, поэтесса Ирэна Сергеева размышляет над категорией вечности через феномен творчества, понимаемого ею и как чудо, и как труд, и как любовь. «Встречаясь с Софьей Мирзашвили, я не торопилась знакомиться с самим Тенгизом Мирзашвили. Те художественные принципы, которым подчиняются картины сына, те черты личности, что я по этим картинам только угадывала, высказывает и проявляет в общении с людьми мать. Благодаря ей я понимаю теперь, что не только особая зоркость глаза, богатство воображения, но и ранимость души, предельная искренность и преданность искусству делают человека художником»[3].

А вот еще одно, достойное запоминания воспоминание о живописце Эдуарде Амбокадзе. «Можно ходить за ним по пятам с блокнотом и записывать – целая книга получится. Мне запомнилась одна фраза, сказанная мимоходом, но выражающая характер художника и его творчества: “Так жизнь люблю, что умереть готов”»[4].

Тема жизни превалирует над темой смерти в творчестве и самой Ирэны Сергеевой, и увековеченных ею грузинских художников. Не тщета бытия, но его неизбывность, его непрерывность – суть мировоззрения разных авторов, представленных в книге, выраженная различными художественными средствами. Образ вина и винопития в Грузии имеет более глубокие смыслы, чем привычные бытовые, связанные с пороком пьянства. Вино для грузин – это кровь земли, через виноградную лозу попадающая в жилы человека и смешивающаяся с его кровью. Фольклорный образ вина напоминает о кровном родстве каждого человека с землей, своим родом и друг с другом. Вино для грузин символ не помрачения ума, а, наоборот, очищения, просветления, исповедальности, осознания человеком своей исконной сути. Вино в Грузии помогает понять жизнь и по-божески прилепиться к ней. Так пронзительно об этом говорит Ирэна Сергеева.

Мы выпьем кровь твою

и мясо мы съедим твоих баранов,

Кахетия! В начале ноября

земля твоя черна, листва багряна,

душа не исчерпается, даря.

Всех одари. И песнь из нас исторгни,

и жизнь возьми, сказав, что смерти нет!

Кахетия! Хозяин наш Георгий –

твой земледелец, воин и поэт. Январь 1968.

Земледелец, воин и поэт – вот поприща жизни, славы и вечности. Прочитав актуальную книгу Ирэны Сергеевой, веришь в то, что люди все-таки братья, что все наладится и в России, и в Грузии. Иначе и быть не может, если в Грузии живут такие люди, портреты которых показывает Ирэна Сергеева. Вот один из них: «Его мечта – жить в деревне. “хочу своими руками, - сказал мне Зураб Рамадзе, - выращивать петрушку и розы. И рисовать”»[5].

А вот другой:

Борису Бурсову

Георгию Алексидзе

Гении должны быть вместе,

заодно – за жизнь и свет.

А льстецу, злодею, бестии

к гению дороги нет.

Стих и танец, цвет и музыка

тянутся: к руке – рука.

Вот идут, исполнясь мужества,

вот сошлись – через века.

Слышишь? Нежно так и мощно так

Моцарт Пушкина зовет!

Пушкин окликает Моцарта,

с ним вино бессмертья пьет. 12 февраля 1985

Пояснить это, на первый взгляд, простое красивое стихотворение можно сложной философской мыслью Мераба Мамардашвили: «все происходящее происходит в системе некоей цельности, а системой ее делают внутренние продукты того, по природе своей экспериментального, взаимодействия с миром, в котором непрерывно находятся чувствующие, желающие и сознающие существа»[6].

Английский поэт XVIII в. Уильям Блейк говорит проще, предлагает страдающим, ищущим, «чувствующим существам» рекомендации из личного опыта. Он в поисках былой радости и любви надеялся преодолеть своими силами тьму забвенья и тем «облегчить сегодняшнюю боль, и мрак, и горе». Книга Ирэны Сергеевой, просветляющая память, освобождающая бытие из плена лжи, представляющая художественно-смысловую цельность, много помогает нам облегчить нашу боль от неоправданного размирья друзей, которые по правде жизни должны быть вместе. Книга нас учит, что жизнь художника неотделима от жизни его творений. Гению – не по пути со злодеем. Богатство – то, что «Грузией щедро дается». Любовь – «когда от вина ходишь чуть-чуть влюбленный, и над селом видна заря – как смущенье Мадонны». Красота – «старых песен мотив, когда, лишая покоя, поёт махарадзевцев хор, семиголосье мужское»[7]. Если встроимся в этот ряд, связанный «вином бессмертья», если поймем законы бытия, если сумеем «с жизнью жизнь связать», преодолеем тьму и вернем утраченное.