Силы противников
Перед началом сражения при Наварине состав союзных эскадр был следующий.
Английская эскадра ‒ линейные корабли «Азия», «Генуя», «Альбион»; фрегаты «Глазго», «Комбриэн», «Дартмут» и несколько более мелких судов. Общее число орудий 472.
Французская эскадра ‒ три 74-пушечных линейных корабля «Сципион», «Тридент», «Бреславль»; фрегаты «Сирена», «Армида» и 2 мелких судов. Общее число орудий 362.
Российская эскадра ‒ три 74-пушечных линейных корабля «Азов», «Иезекииль», «Александр Невский», 84-пушечный корабль «Гангут»; фрегаты «Константин», «Проворный», «Кастор» и «Елена». Общее число орудий 466.
Всего в объединенной англо-франко-русской эскадре насчитывалось 10 линейных кораблей, 9 фрегатов и 7 мелких судов, вооруженных 1300 орудиями. Точности ради стоит упомянуть, что в различных, в том числе современных сражению источниках, число орудий объединенной эскадры варьируется от 1 326 до 1 252. Такие же расхождения наблюдаются в подсчете числа орудий на кораблях и судах турецко-египетского флота.
Турецко-египетская эскадра в Наваринской бухте ожидала союзный флот в строю в виде сжатого полумесяца, «рога» которого простирались от Наваринской крепости до батареи острова Сфактерия. Три линейных корабля и 23 фрегата составляли первую линию. 57 корветов и бригов находились во второй и третьей линиях. 50 транспортов и купеческих судов стояли на якорях под юго-восточным берегом Мореи. Всего на турецко-египетских судах было более 2300 орудий.
Вход в бухту шириной около полумили простреливался батареями с Наваринской крепости и острова Сфактерия (165 орудий). Оба фланга прикрывали брандеры. Впереди кораблей были установлены бочки с горючей смесью. На возвышенности, с которой просматривалась вся Наваринская бухта, находилась ставка Ибрагим-паши. Сверху это выглядело бы примерно так (см. схему выше).
В целом турецко-египетская эскадра была сильной, позиция ‒ удачной, если не считать скученности кораблей и судов и небольшого количества линейных кораблей.
Турецко-египетская эскадра имела пушек на 1000 больше, чем союзная эскадра. Но по мощи артиллерии уступала ей. Все же десять линейных кораблей, вооруженных 36-фунтовыми пушками, против трех турецких. А у фрегатов максимальный калибр 24 фунта, и борта тоньше.
Кроме того, стоявшие в третьей линии, а тем более у берега турецкие суда не могли стрелять из-за больших расстояний и опасения поразить свои корабли.
Однако у турок был шанс, который они не реализовали: начать расстреливать союзную эскадру, когда только флагманская «Азия» Кодрингтона стала входить в горло бухты. Но что было – то стало.
Начало
Коль скоро главную тяжесть баталии приняли корабли Гейдена, справедливость требует сказать об этом подробнее. А, кроме того, на флагманском «Азове» был будущие герои Крымской войны лейтенант Корнилов и гардемарин Истомин, а также будущий победитель при Синопе, ныне лейтенант Нахимов.
8/20 октября 1827 года между часом и двумя пополудни англо-французская колонна после некоторой сумятицы нерасторопных подчиненных де Риньи втянулась в бухту и отдала якоря в основном на местах, указанных диспозицией вице-адмирала Кодрингтона.
Диспозиция к приказу Кодрингтона от 7/19 октября
Последние указания диспозиции были такие: «Если время позволит, то стараться прежде открытия огня со стороны Турецкого флота, положить противуположно один другому и перпендикулярно линии баталии по два якоря, и привязать к каждому еще по особому канату, посредством коих можно бы удобно обращаться в обе стороны [иначе ‒ стать способом фертоинг со шпрингами]. Без приказания не палить; если же который из турецких кораблей откроет огонь, то его истребить немедленно.
В случае сражения и могущего случиться безпорядка, советую привести на память слова Лорда Нельсона: "чем ближе к неприятелю, тем лучше"».
Граф Гейден в приказе по своей эскадре присовокупил, что он уверен, что каждый из Русских исполнит долг свой и потщится приобрести честь Императорскому флагу в глазах союзников.
В самый последний момент Кодрингтон изменил первоначальный план входа в бухту двумя колоннами, и предпочел входить одной. В связи с этим он передал приказ адмиралу Гейдену пропустить вперед суда французской эскадры. А «сам после сего, ‒ как вспоминают участники сражения, ‒ сделав сигнал, приготовился к бою, спустился в 1 час пополудни с правою колонною в сей порт.
Его сиятельство граф Гейден, к крайнему прискорбию своему, должен был исполнить волю вице-адмирала, а потому и приказал на корабле "Азов" положить грот-марсель на стеньгу и счел за нужное еще уменьшить в колонне расстояние, сделал сигнал задним прибавить парусов.
По спущении сигнала граф, обуреваемый нетерпением, двинулся с кораблем "Азов" вперед, а за ним остальные его корабли и фрегаты».
Именно отказ Кодрингтона от двух колонн неоднозначно трактуется отечественными авторами, некоторые из которых усматривают в оном коварный план подставить русских под огонь уже начавшегося к моменту их входа сражению. Но вице-адмирал просто не рискнул входить в узкий пролив двумя колоннами.
Кроме того, самому Кодрингтону искренне хотелось, чтобы турки вняли голосу разума и прежних мирных договоренностей, поскольку Лондон дал крайне нехотя разрешение на «открытие огня при крайней необходимости».
Правительство Его Величества Короля Английского страстно желало сохранить турецкий флот для возможных действий против нынешнего русского союзника. И пока вроде все так и шло, англо-французы в общем и целом проникли в бухту вполне мирно.
Гавань не огласилась ни единым выстрелом. Молчала крепость. Молчали береговые батареи. Молчали корабли. Но дальше начались странности. Кодрингтон послал парламентера лейтенанта Фиц-Роя к командиру турецкого брандера, с требованием отойти вглубь бухты. Ружейными выстрелами с брандера парламентера убили, а ближайший брандер устремился на английский фрегат «Дартмут».
То есть, упустив капитальный шанс разгромить противника на входе, турки стали мелко хамить уже занявшей места эскадре в числе шести, пока, линейных кораблей.
Открытие огня союзниками даже в близких по времени к сражению источниках описывают по разному. Иногда утверждают, что только когда уже второго парламентера, посланного уже к египетскому адмиралу Мухарем-бею, постигла участь лейтенанта Фиц-Роя. Только тогда, как писал в донесении о Наваринском бое Логин Петрович Гейден: «…не осталось нам иного средства, как отражать силу силою; эскадры открыли огонь…».
Однако следует учесть, что кроме вышеуказанного «с египетского корвета сделан был первый пушечный выстрел, коим на флагманской французской "Сирене" оторвало одному матросу обе ноги». А «за сим со второго египетского фрегата последовал другой выстрел.
"Сирена" отвечала залпом, второй брандер вспыхнул»[1]. При этом загорелся французский линкор «Сципион», ухитрившийся сцепится с этим брандером снастями.
Но это детали. В чем сходятся все «сражение ровно в 2 часа началось, и вскоре сделалось общим. Один корабль Могарем-Бея остался безмолвным зрителем кровопролития». Минут 45. Может Мухарем-бей получил-таки соответствующее указание из Каира, от паши.
Как раз в то время, когда завыли орудия, наши корабли, повинуясь давешнему приказу главнокомандующего, еще только тянулись сквозь узкий, не шире мили, пролив. Эскадра шла строем кильватерной колонны, впереди «Азов». Фрегаты шли за линкорами.
Начало сражения. Русская эскадра входит в бухту Наварин
Англичане и французы уже стояли на позиции. А мы к своей позиции еще шли. Англичане и французы свершили боевое развертывание в тишине и спокойствии.
Они успели отдать якоря и убрать паруса под тихий плеск средиземных волн, как сказал бы поэт.
Впрочем, французы ухитрились и таких условиях замешкаться. «Французским кораблям, исключая "Сирены", не удалось стать на назначенные им по диспозиции места, кажется потому, что при входе в Наваринской Порт, они не могли уже пользоваться выгодами Английской эскадры…
Российской эскадре предстояли еще большие трудности: ей надлежало вступить в сражение, со всеми невыгодами, каких не имели ни Английская, ни Французская эскадры»[2].
И грянул бой…
«Едва передовой наш корабль "Азов" успел миновать крепость, как началось сражение. Тесное пространство, по коему долженствовала проходить наша эскадра, обстреливалось перекрестно и по всем направлениям, более нежели 1 500 орудиями; легкий ветр, дувший во все время сражения между Юга и Востока, наносил весь дым от выстрелов сражающихся на левом фланге кораблей и с крепости, прямо на ту часть залива, где Русским кораблям надлежало ложиться на якорь.
В непроницаемом мраке дыма, окруженный всеми ужасами, Граф Гейден должен был вести эскадру свою в самую глубину гавани, так сказать, почти ощупью.
Необоримое мужество Русских подвергнуто тут было жестокому испытанию. Но достойный их Предводитель, в эту решительную минуту оказал самое спасительное хладнокровие, распорядительность и храбрость; и слава венчала союзные Эскадры венцем победы, превосходящей все доселе бывшие.
"Азов", не дойдя еще до средины гавани, скрылся в дыму, и все окружавшие его предметы оделись совершенно мраком. Российские корабли, осыпаемые ядрами и картечью, один за другим, в стройном порядке, и в глубоком молчании, шли вперед, не отвечая неприятелю ни одним выстрелом»[3].
Как видим, наше боевое развертывание происходило под прицельными залпами неприятеля. К точкам, указанным диспозицией, мы шли сквозь пороховой дым, сквозь оранжево-белые сполохи взрывов, сквозь гром, свист, треск, всплески. Без единого выстрела.
Наши пушки молчали. Русские корабли молча шли туда, где было их место согласно диспозиции Кодрингтона. Сквозь кромешный ад мы достигли заданных рубежей. Надо было отдать якоря. Надо было убрать паруса. А это ‒ не в атаку, рванув ворот, бежать. Тут работать. Работать меж небом, расколотым ядрами, и водою, кипящей от ядер.
Наконец готово. Слово артиллерии.
Как Блюхер при Ватерлоо
Русская эскадра пришла на свое боевое место в буквальном смысле в решающий момент сражения. «Положение англичан в Наварине, ‒ отмечал современный сражению документ, ‒ можно уподобить их положению при Ватерлоо, и если бы здесь адмирал граф Гейден, подобно как там сделал Блюхер, не прибыл бы вовремя, то адмирал Кодрингтон подвергнул бы корабли свои совершенному истреблению». Обстоятельство это по сей день до такой степени раздражает английских историков, что они как бы не замечают его.
Сражение быстро сделалось всеобщим и продолжалось около четырех часов, закончилось лишь с полным уничтожением турецко-египетского флота. Наиболее решительно и искусно действовала русская эскадра под командованием контр-адмирала Л.П. Гейдена.
Именно она приняла на себя главный удар противника и уничтожила большую часть его судов, разгромив весь центр и правый фланг турецкого флота.
Один из историков сражения писал о входе «Азова» в Наваринскую бухту: «По причине ужасного дыма "Азов" прошел несколько далее за центр, отчего между ним и последним английским кораблем ("Альбионом") осталось четыре фрегата [турецких] и столько же корветов, никем не занятые.
По сей причине "Азов" и "Альбион", более других подверженные атаке превосходящих сил, долженствовали и претерпеть более; но искусство и опытность капитана Лазарева, управлявшего движениями "Азова" с хладнокровием и мужеством примерным, доставило нашему адмиральскому флагу еще большую славу…
Подавляемый превосходством числа судов сей "Азов" как разъяренный лев, окруженный ловцами, растерзав одного врага, обращался на истребление второго…».
А в гуще огненного ада на юте «Азова» спокойно ходили с подзорными трубами в руках контр-адмирал Гейден, контуженный в голову, но скрывавший это от подчиненных, и командир корабля капитан 1-го ранга Лазарев.
Успехи самого «Азова» потрясли очевидцев боя: он зажег и взорвал 2 турецких фрегата, 1 корвет, 80-ти пушечный линейный корабль и флагманский фрегат турецкого адмирала Тахир-паши. Кроме того, «Азов» вместе с флагманским кораблем англичан «Азия» потопил линейный корабль командующего египетским флотом Мухарем-Бея.
«Азов» в Наваринском бою
Во время сражения русские корабли не только поддерживали друг друга, но и неоднократно оказывали помощь английским и французским кораблям, впрочем, как и последние русским. Так Лазарев изловчился еще помочь Кодрингтону, выручив его «Азию». Сам адмирал Кодрингтон ‒ морская душа, признавал первенствующую роль эскадры Гейдена.
Командир линкора «Азов» капитан 1 ранга Михаил Петрович Лазарев
В полном единодушии
Но нельзя не вспомнить и подвиг французского капитана Ла Бретоньера, командира «Бреславля». Он «…усмотрев, что корабль "Азов" весьма много терпит от неприятеля, сражаясь одно время против пяти военных судов, …немедленно отрубил свой канат и занял место между "Азовом" и английским кораблем "Альбионом", через что некоторым образом облегчил наше положение» ‒ писал в своем втором донесении о бое адмирал Гейден.
К переломному моменту Наваринского боя, к моменту начала конца турецко-египетского флота, достигнутому русскими линейными кораблями и фрегатами, вполне можно отнести оценку «Боевой летописи русского флота» (Москва, 1948): «...союзные эскадры действовали в полном единодушии, оказывая друг другу взаимную поддержку».
Наваринский бой завершился в шесть пополудни. Флот Ибрагим-паши не существовал. Барабанщики с осунувшимися, почернелыми лицами били отбой. Багровое, как раскаленное ядро, садилось солнце. На кораблях «плотничали» хирурги.
Мертвые, уложенные на палубах, незряче глядели в глухое наваринское небо.
Тяжко пострадал «Азов»: 27 мертвецов, 67 искалеченных. Никто в союзном флоте не сражался с такой сокрушительной энергией, как флагманский линкор Гейдена.
Впоследствии, склонившись над почтовым листком и мысленно беседуя с другом, Нахимов недоуменно пожимал плечами: «Я не понимаю, любезный друг, как я уцелел...».
Было чему дивиться. Ведь он все время находился на верхней палубе. Он ни на миг не покинул подчиненных. А среди них шестерых убило, семнадцать ранило. Павла Степановича не только не задело ядром, картечью, осколками рангоута ‒ его огонь не тронул, хотя дважды занималось бешеное пламя, и Нахимов со своими людьми дважды спасал корабль от пожара.
Во всяком бою, когда его ведут настоящие бойцы, личная храбрость становится коллективной храбростью и уже трудно отличить, кто поименно отличился. «Азов» удостоился высшей воинской морской награды. Ни один корабль российского флота еще не был взыскан ею.
И вот «в честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» израненный, обожженный «Азов» получает кормовой Георгиевский флаг. В перекрестии синих полос (таких же, как и на обычном Андреевском флаге) алел геральдический щит с белым конем и синей мантией Св. Георгия.
Далее расскажем еще несколько удивительных моментов, связанных с этим необычным по значению и последствиям боем. Заодно ознакомимся и с некоторыми из этих следствий.
