Вечно преходящий мир

Каждый художник, особенно молодой, в своем творчестве стремится выразить концепцию личного мировоззрения. Представление о мире не предполагает односложной или обобщенной характеристики, оно дискретно и волнообразно, структурировано и в зависимости от характера человека стихийно, является следствием рационального и чувственного познания мира. В этих критериях можно рассматривать, постигать и говорить о творчестве известного санкт-петербургского графика, члена Союза художников России Ирины Козуб, уверенно заявившей о своем месте в современном искусстве на многих российских и международных выставках, иллюстрациями книг, уникальными экслибрисами, перечнем престижных наград и премий. Она была победительницей Невского Книжного форума за иллюстрации к книге Редьярда Киплинга «Кошка, гулявшая сама по себе», финалисткою конкурса «Художники Заветной Мечты», заняла второе место в Пятом Международном конкурсе графики «Российская неделя искусств» в номинации «Уникальная графика» и мн. др. Произведениями Ирины Козуб проиллюстрированы книги, вышедшие в издательствах «Детгиз», «Махаон», «Норинт», «Геликон Плюс», «Эксмо», «Азбука».

Мировоззренческий приоритет в работах Ирины Козуб можно понять по образному признанию ее учителя, который творчески воспитал талантливого графика, – Ирина училась на факультете станковой графики в Институте декоративно-прикладного искусства. Прославленный современный мастер, Заслуженный художник РФ Олег Яхнин в одном из интервью, говоря об особенностях своих работ, так образно выразил субъективную и объективную взаимозависимости в творчестве: «Каждая работа связана со мной лично, с моими жизненными обстоятельствами, планами, переживаниями. <…> Картина «Бездомная курица» появилась после того, как я побывал в Тобольске. Там, под Тобольском, еще до сих пор много разрушенного — деревни, храмы. Где-то собака бродит (но это естественно, собаки часто бродят), какие-то суслики бегают. И вдруг… курица идет. Ни дома, ничего рядом нет, все разрушено, а курица есть. Значит, это какая-то бездомная, подумал я»[1]. И талантливая ученица выдающегося мастера, говоря ли о вечном и сиюминутном, прекрасном или отталкивающем, нравственном или безнравственном, говорит и о себе. Свои переживания и оценки, личные философские размышления она ставит в контекст книги бытия.

С Тобольском отчасти связана и творческая судьба Ирины Козуб, где летом 2022 года была организована ее персональная выставка в популярном у тоболяков выставочном зале «Ермак». Эта выставка много расширила известность художника в связи с тем, что она была организована Общественным благотворительным фондом «Возрождение Тобольска», просветительская, культурологическая деятельность которого имеет всероссийское значение. К выставкам, организованным Фондом, которым руководит Аркадий Григорьевич Елфимов, всегда широкое, пристальное внимание, так как Фонд преимущественно обращается к искусству высшего качества. Елфимов, вынужденно являющийся в большей степени администратором, охранителем деятельности своего Фонда, сам обладает обостренным художественным чутьем, ярким талантом коллекционера. Художественному вкусу тобольского просветителя можно доверять. Это связано и с природной творческой одаренностью Аркадия Григорьевича, проявившейся в его фотографических работах, он отмечен многими званиями и наградами, в том числе, званием Почетного члена Российской академии художеств.

Выставки в двух залах тобольского культурно-развлекательного центра – его прославленное детище. Залы никогда не пустуют, сменяемость экспозиций ежемесячная. Это не только свидетельство напряженной, организованной работы Фонда, но и сердечного, внимательного отношения ко всей современной художественной культуре России. В Тобольске были представлены выставки известного графика из Санкт-Петербурга Нины Казимовой, проведено несколько фотовыставок выдающихся фотохудожников из Москвы Ирины Стин и Анатолия Фирсова, которых писатель, друг Фонда Валентин Курбатов назвал «свидетелями света». Особое внимание привлекла выставка художника, автора-оформителя уникального издание книги «Конек-горбунок» Петра Ершова – петербуржца Николая Домашенко. Здесь представляли свои живописные работы знаменитый русский путешественник Федор Конюхов, художник из Санкт-Петербурга Владимир Верещагин, Юрий Ноздрин из Москвы, молодые авторы и сам Аркадий Елфимов. Обширный, представительный список художников, с которыми Фонд познакомил тоболяков, а за 12 лет своей деятельности выставочный комплекс провел более 120 выставок, предполагает внимательное отношение к каждому новому участнику. К сложной, требующей глубокого творческого зрительского погружения графике петербургского художника Ирины Козуб, отмеченной и широко представленной фондом «Возрождение Тобольска», следует отнестись не только с вниманием, но и с душевным участием, с эмоциональной тратой, с интеллектуальным напряжением.

Как сказано в пресс-релизе выставки, «Картины Ирины Козуб – пример ярких жизненных ситуаций, балансирующих между серьезностью и комичностью, философией и гротеском. На примере крайностей, умышленно доведенных до абсурда, автор остроумно открывает зрителю, как тонка грань между любыми полюсами, где очевидный перевес в одну из сторон всегда ведет к химерам и заблуждениям. Автор соединяет реальность и мифологию, возвышенное и земное, настоящее и прошлое, создавая свое видение необъятного мира».

Действительно, художественный мир Ирины Козуб необъятен, художник не ограничивает себя ни временем, обращаясь в глубины веков и в грядущее, ни пространством, в ее работах простирающимся за пределы видимого мира, за горизонт, в космические дали. Ни по тематике. Она пробует свое «перо», а именно так хочется назвать инструменты литографа, в осмыслении «Божественной комедии» Данте, в постижении звездного неба и нравственного человеческого закона. Ее манят тайны петербургских белых ночей и образы чувственной любви. Все это можно выразить словами Канта, который об искомых им смыслах говорил так: «мне нет надобности искать и только предполагать, как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности. Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи»[2].

Такая тяга к проникновению в сокрытые мировые связи присуща Ирине Козуб, наверное, по рождению. Ведь она родилась на Камчатке, в Вилючинске, выросла на берегу великого Тихого океана, зыбкого и таинственного, мощного и непререкаемого, бесконечно изменчивого и неизменного в своей всеобъемлющей силе, сливающегося в зрительном представлении с Космосом. Ощущение волнообразной природы мира, отраженное художником-графиком в своих работах, тоже от этого океана, от великой жизнеобеспечивающей водной стихии. Природа Вселенной волнообразна. Но, как доказано учеными, волна, будучи основой гармонии, обладает признаками дуализма. Поэтому невозможно достичь идеального единства, целостности, совершенства, к которому стремится человек. Отражение этого стремления – в достижениях и поражениях, в искании вечности в преходящем и наоборот, является сущностной особенностью творчества Ирины Козуб.

Для таких задач сложно выбрать вид изобразительного искусства, выработать актуальный стиль, творческий метод, обеспечивающие постоянный диалог со зрителем. Графика, искусство, появляющееся буквально под вздохом, под сердцебиением склонившегося над камнем художника, позволяющее тонко детализировать изображаемое, заставляет и зрителя приближаться, всматриваться, вживаться в изображенное. В графике происходит интимный диалог автора со зрителем, пусть даже не всегда достигающий взаимного согласия, понимания, предполагающий разрешение заключенной в произведении загадки, что пошло от таинственного содержания работ А. Дюрера. Рисунки Ирины Козуб, работающей в разных графических техниках, действительно, на первый взгляд сложные, парадоксальные, даже вызывающие недоумения, можно сказать, загадочные. Но очень притягательные. Для их понимания от зрителя требуются знания, желание понять, душевное усилие, творческое отношение к миру т. е сопричастность.

К сопричастности взывают иллюстрации к «Божественной комедии» Данте. Загадочность этого великой поэмы, научные ее подоплеки и онтологические откровения, вероятно, и привлекли Ирину Козуб, создавшую свою графическую версию средневекового произведения. Чтобы отважиться на такую работу, имеющую гениальные образцы предшествующих веков, связанные с именами С. Боттичелли, Г. Доре, С. Дали, нужна смелость, но главное, что движет художником – ответственность перед своим временем. Ирина Козуб взялась за эту работу, понимая, что за века человечество сильно преобразилось нравственно, изменилось соотношение грешников и блаженных в сторону уменьшения последних. С катастрофической быстротой грешников становится все больше. Исказилось, девальвировалось само понятие греха.

Картины адских мучений Ирина Козуб представляет в виде обобщенных, подобных по размеру и симметричной, крестообразной структуре символов. Изображения компактны, детально выверены, убедительны. Сюжеты узнаваемы для тех, кто читал Данте. И все они ужасают. Похотливые – наказаны вечным мучением кручения, ураганом, воры – мучениями гадами, дремуч лес самоубийц, прорастающий сквозь их тела, всем скупым и расточительным в наказание вменено вечное перетаскивание тяжестей. Особенность этих гравюр в их невероятной динамичности. Верится, что всё в преисподней движется, крутится, рвется, плачет и кричит. Художник находит и использует оригинальные выразительные средства. Так лес самоубийц похож на разветвляющийся узел кровеносных жил и капилляров. Это очень современный образ, связанный с нашим представлением о пульсации кровотока, он вызывает ощущение реальных биений, и, как следствие, непрерывного движения. Наказание гадами – мучительно по своей сдавливающей человеческие тела силе. Чувство сдавления возникает вследствие компактности формы изображения, напряжения тел мучеников, тугого, сложного сплетения гадов. Ощущение скорости кручения грешников другой категории достигается художником не только вследствие соблюдения реалистичной пластики летящего человеческого тела, но и посредством изображения штрихами и линиями динамического состояния воздуха, выявляющего мучительное, безостановочное кручение.

Много помогает в осмыслении цикла такое, указывающее на сквозной образ-лейтмотив, пояснение автора. «Я хотела передать вечность через бесконечно вращающийся знак-символ свастики в пустом пространстве. Этот проект ещё не завершён, я сейчас работаю над следующим листом, а в планах ещё 6-10 литографий».

Говоря о художественно-выразительных средствах Ирины Козуб, следует отметить ее виртуозное владение штрихом и линией, которые в художественной практике обладают большими выразительными возможностями. При взаимодействии с линией, штрих выполняет функцию передачи формы и пространства. Пояснить значение линии можно словами В. Кандинского: «Геометрическая линия – невидимое существо. Она – след движущейся точки, ее производная, возникающая из движения в результате высшего, замкнутого в себе спокойствия точки. Здесь совершается прыжок из статического состояния в динамическое»[3]. Завораживающая динамика литографий Ирины Козуб делает их содержание актуальным и реалистичным.

Цикл работ «Смертные грехи» связан с выше названным циклом, хотя в отличие от него совсем не страшен, кроме, пожалуй, названия. Кажется, нечего бояться человеку в богоданном мире, ничто не предвещает наказания за гнев, похоть, лень, зависть и т.д. А почему? Полнее, как мне кажется, эта работа может быть осмыслен в диалоге зрителя с автором, в процессе дискуссии. Сама Ирина Козуб объясняет идею серии литографий – милосердным пониманием «другого». «Я хотела вложить в серию «Смертные грехи» тот смысл, что у каждого есть особенности и слабости, и нужно порой не так категорично к ним относиться и осуждать. Это, скорей, призыв к прощению, чем к осуждению. Через улыбку всё не таким уж и страшным кажется».

Действительно, с усмешкой рассматриваешь сладострастного мужика, подглядывающего за бабами в бане. Вызывает улыбку грех чревоугодия: толстая жена застряла в дверном проёме, но даже в такой момент не выпускает из рук еду, а мужу приходится разбивать кирпичную стену, расширяя проход, чтобы она могла выйти из дома. Смешными кажутся завистники. Как поясняет автор, «идея этого рисунка в том, что имея в руках бублик, завистник вместо того, чтобы наслаждаться своей едой, не может оторвать глаз от соседа с большим пирогом, и судьба его наказывает нападением ворон, которые крадут у него то, чему он не был благодарен и рад». Кажется, это же глупцы – а не злодеи. Тем более, что в каждой из работ серии наказание все-таки настигает грешника в привычных земных, не адских, не смертоносных формах. Как говорит автор, «все персонажи получают тут же от судьбы наказание: жадные выглядят комично, в драке все пострадали – кто в синяках, кто в порванной одежде; гневный пинает кошку, а собака его за это кусает; похотливый получает веником, и его тайна раскрыта; завистливый лишается и того, что имел и т. д.». Как говорится, всем поделом.

В связи с циклом «Смертные грехи», однако, вспоминается, что в духовной традиции даже мелкий, привычный, каждодневный, обыденный грех убийственен. Эту точку зрения можно подкрепить категоричными словами архиепископа Иоанна (Шаховского), говорящего об «апокалипсисе мелкого греха»: «Мелкий грех, как табак, до того вошел в привычку человеческого общества, что общество ему предоставляет всякие удобства. <…> Человечество само себя убивает через грех, и каждый человек так же. Обуреваясь, волнуясь злом, разнуздывая низшие инстинкты, человечество себе готовит страшную судьбу, как и каждый человек, идущий этим путем. Сеющий ветер – пожнет бурю»[4].

Попустительство «мелкого греха» спровоцировало бурю, отчасти приведшую к гибели огромной Российской империи, что убедительно показано в картине Никиты Михалкова «Солнечный удар» по произведениям Ивана Бунина. Конечно, идея христианского прощения и милосердия имеет нравственную ценность, философскую образность, мировоззренческую дисперсию, но может рассматриваться только в духовных смыслах. Наверное, с возрастом Ирина Козуб сможет художественно представить ее в традиционных критериях и значительно расширить наше представление о красоте человека. Я думаю, к этой теме она будет возвращаться на разных этапах своей жизни.

Ветром, непогодой, бурей, волнением исполнены многие работы художника, чувствующего и отражающего нарушение гармонии мира даже в тех своих произведениях, где она показывает высокие человеческие поступки и стремления. Ее «Канатоходец», опутанный ремнями как узами земного притяжения, однако, легко скользит по бревну, похожему на рею корабельной мачты. Парус, море, небо, взволнованные чайки – все это из мира мечты, из высшего уровня бытия. И смельчак там один. Все остальные, его зрители, его соплеменники, находятся глубоко внизу. Они, не способные к прорыву, к самопожертвованию, к мечте, как пленники страха и лени, объятые оградой, теснятся в пространстве арены жизни, похожей на арену цирк. Кто восхищен, кто устрашен подвигом героя, но его повторить не дерзают. Это сложное, изобразительно-полифоническое произведение заставляет задуматься о смысле жизни, о значении личностного бытия.

Подобного героя – человека на границе миров мы видим на экслибрисе, выполненном Ириной Козуб для российского космонавта Андрея Борисенко. Это не портрет космонавта. Это картина о выборе пути, о безграничных возможностях, доступных человеку. Есть мир теплых пальто, зонтиков и галош, атрибутов известного персонажа из рассказа Чехова «Человек в футляре». Герой экслибриса выбирает мир иной: облачившись в тяжелый костюм космонавта, не оборвав фал-«пуповину», связывающую с родным лоном земли, пешком он идет к звездам, легко преодолевая закон земного притяжения. Это не только символ возможностей человеческой личности, но и символ неразрывной связи времен, сцепления веков, непрерывности исторического времени.

Ирина Козуб остро чувствует и умело изображает время. Линейно-ломаная техника офорта «Время», произведения выразительного, многопланового, имеет глубокое смысловое значение. Образ времени создается набором часовых шестеренок, похожих на татуировки на теле человека, ужасающегося неумолимой, казнящей власти преходящего. Замысел определяется художественным исполнением и в достаточной мере может быть разъяснен наблюдением В. Кандинского: «Элемент времени гораздо больше различим в линии, чем в точке – длина является обозначением времени. С другой стороны, движение прямой линии при обозначении времени отличается от движения кривой, даже когда их длина одинакова, и чем подвижнее кривая, тем продолжительнее она по времени»[5]. Ирина Козуб насытила до предела изображение штрихами, прямыми, ломаными, кривыми линиями, так что время кажется объективной, зримой, пугающей своей неумолимостью субстанцией жизни, ужасающей человека. Автор так поясняет свою идею: «Тема времени у меня часто появляется в картинах. В этой же я хотела сказать, что время течёт и внутри нас, внутри нашего тела, и наши попытки бороться с ним и не признавать бессмысленны. От него не убежать».

Многие работы из цикла, посвященного любимому Санкт-Петербургу, ставшему для Ирины Козуб второй малой родиной, пронизаны ветрами и дождями. Сюжеты раскрываются одновременно на нескольких временных и пространственных уровнях. Но пейзаж, почти всегда, одухотворен портретом героя, чаще героини. Пристально, загадочно, манко глядит из-под вуали «Незнакомка». На полях ее огромной шляпы, как будто над героиней или за ее спиной – расположились образы-приоритеты: уходящая вдаль перспектива домов, обрамляющих канал, наполненный взбудораженной водой; вдали узнаваемые очертания Петропавловской крепости. Снег, ветер, мятущиеся в сумеречном небе птицы, зыбкий свет фонарей, похожих на деревья с шарообразными кронами. Но героини здесь уже нет, она как будто в другом временном и пространственном измерении. Одна в непроглядной, заснеженной ночи. Оборачивается к нам, прося помощи, любви, или прощается со всем своим прежним? Это решать зрителю, также как и выбирать – восхищаться, посмеиваться или смущаться, глядя на откровенные работы мастера на темы чувственной любви.

Графика – искусство более условное чем живопись. При лаконичности графической художественной манеры она обладает особой смысловой насыщенностью образов, сложной их иерархией. Талантливый художник-график всегда дает зрителю возможность довообразить, дофантазировать, то есть приглашает к сотворчеству. Это узнаваемая особенность творчества Ирины Козуб, как и ее сложный художественный стиль, о котором можно сказать словами Аристотеля: «Стиль будет обладать надлежащими качествами, если он от полноты чувств, если он отражает характер и, если он соответствует истинному положению вещей. Последнее бывает в том случае, когда о важных вещах не говорится слегка…»[6].

Работы Ирины Козуб, насыщенные ассоциациями, пронизанные собственными переживаниями, сложными связями и метафорами, философски осмысливающие основные категории мироздания, очень серьезны. Творчество художника, на первый взгляд нереалистичное, содержащее оригинальные художественные формы, однако, вполне достоверное, идеологически традиционное. Ирина Козуб блестяще решает сложнейшую задачу гармоничного соотношения ритмов разновеликих и разновременных элементов композиции. Ее стилистика звучна, цветовая гамма, будучи в основном черно-белой, кажется, обладает цветовыми оттенками. Такое ощущение возникает вследствие варьирования степени насыщенности этих основных цветов бытия. Ощущая мир текучим, вечно изменяющимся, на первый взгляд преходящим, Ирина Козуб, противопоставляя в своих работах эту текучесть статичности, любовь – теплохладности, небо – земле, выражает неизбывное дыхание жизни, исполненной истинными чувствами, известными в ощущениях стихиями и неизменными, вечными законами бытия.