1
Лилипут, вскарабкавшись по ножке стола, строит рожи своему громоздкому отцу – Свифту; а мудрая лошадь, заглянув в окно, предлагает, наконец, оставить этот мир: изъеденный язвами, и, сколько не ратоборствуй пороки – лучше не становится…
Вновь длинноодеянные, с роскошным материальным содержанием люди, предлагают поспорить о царстве небесном и геенне огненной, стращая второй: мол, не будете – за деньги, конечно! – выполнять определённые обряды, и – сожрёт вас, излижет языками огня – от чёрной своей, лютой ласки…
Вновь трудящиеся всю жизнь имеют крохи, тогда как помыкающие ими – под видом управления – переполнены счастьем земного обладания всем.
Снова законы пишутся по принципу запутывания всех.
Вновь…
Снова…
Лилипут – с красивым лицом, напоминающий короля своей крошечной нации – зачитывает длинный список, Свифт кивает, сознавая, что сколько не отправляй Гулливера в плавания, результат будет один.
Впрочем, читатель, можно отвлечься от скорбей, каждому ведомых в недрах вращения юлы юдоли, и насладиться стилем: великолепным, точно сад, наполненный разными, но одинаково прекрасными растениями, языком – чудесно переданным по-русски Адрианом Франковским…
Есть и другие…в детском пересказе, к примеру, но и они хороши.
…неистовство фантазии, кажется, не сочетается с местом декана собора святого Патрика.
Разумеется, Свифт был верующим: вероятно, вершинами своей души соприкасаясь с подлинностью хрустального, необыкновенного чистого ядра христианства: не имеющего ничего общего с косностью духовенства и кривыми формами обрядоверия.
Свифт был лидером католической Ирландии; Гулливер, изданный впервые без указания имени настоящего автора, стал необыкновенно популярен – тиражи постоянно допечатывали, вскоре появились переводы на иностранные языки.
Стелла, игравшая такую роль в жизни гения (есть предположение, что они тайно обвенчались), умирает, и душевное состояние Свифта затягивают свинцово-фиолетовые тучи.
Они громоздят неодолимые горы в сознанье писателя, он пишет о смертельной скорби, убивающей тело его и душу…
…лилипут вновь карабкается по ножке стола, корчит рожи, превращается в великана, под грузным весом которого обваливается деревянная конструкция: тогда великан распрямляется, и рушится уже крыша, всё трещит, дом тела не годен.
Свифта разбивает инсульт, он становится недееспособен.
Он видит, как огромная Лапута пролетает над его микрокосмом, чтобы отправиться в макрокосм всеобщности: такой кривой, проеденный столькими пороками.
Он видит, как неистовствуют дурные короли, не способные поучиться у мудрых правителей Брондингнега – пока его тело хоронят в нефе любимого собора.
Он видит, как громоздятся войны и вершатся преступления, он видит грядущее, так точно проанализировав сущность и бремя человека, что время бессильно перед одной из самых знаменитых книг.
2
ВАРИАНТ РАЗВИТИЯ СЮЖЕТА
Остров показался красивым, спокойным; и, бросив якорь в бухте, пираты отправили первую шлюпку на берег…
Никакого разбоя: просто отдых, и так перегружены разных товаром, равно потеряли многих…
Шлюпка вернулась через несколько часов, и – ражие, бородатые, часто редкозубые лиходеи ржали, что есть сил…
-Умора! – рёк Свиное Ухо капитану. – Там, знаешь, существа какие-то: на людишек похожи, но – голые, дикие, волосатые… Мы подстрелили парочку, они разбежались, воя…
-И всё? Людей нет? Туземцев…
-Так это и есть туземцы. Дикие совсем… Об оружие не слыхивали…
Шлюпки, набитые пёстрыми ватагами, причаливали к берегу.
Остров был хорош: он цвёл и благоухал, он казался безмятежным…
-Во, Лысая башка, глянь-ка!
На толстой ветке дерева сидели два препротивнейших существа: завидев пиратскую братию, они соскочили, и, голые, волосатые, рыча и воя, принялись улепётывать…
-Однако, - сплюнув, сказал капитан. – Таких дикарей ещё не видали…
И Вдруг Свиное Ухо заорал:
-Смотри, смотри, кэп, ну и краля…
По полю среди травы шла лошадь…
Она была хороша: статная, с роскошной гривой, и великолепным, точно ухоженным хвостом…
Капитан глядел на неё.
Потом – посмотрел на подручных.
-Что-то здесь не так.
-Да чё, кэп, чё? – заголосили.
-Ну, смотри, какая ухоженная. Значит, где-то есть нормальные люди, не эти выродки, что спрыгнули с дерева. Ну-ка, ребята, пистолеты достали… Пойдём-ка вглубь.
-Кэп, - хрюкнул Живопыра, - давай лошадь сперва поймаем.
-Зачем?
-Продадим. Действительно красавица.
Лошадь стояла и смотрела на них.
Взгляд её выпуклых глаз казался удивлённым, и глубокая мысль читалась в них: если бы пираты сами относились к мыслящим существам, непременно увидели бы…
Они заходили, окружали, готовили аркан.
Миг, и взлетел: но лошадь, заржав как-то необычно, взбрыкнула, и передними ногами задела Подкидыша, выбив ему зуб.
-Ах ты! – Замахнулся тот…
Более ловкий пират набросил-таки аркан на шею, но лошадь рванулась так мощно, что повлекла его за собой.
Он не бросал аркан, волочился по траве, потом по тропинке, орал…
Стали палить.
Лошадь была убита.
Остров был роскошен: тихая, казавшаяся золотистой трава чуть гнулась под лёгким ветром, и многочисленные деревья райских пород созидали значительную часть пейзажа.
Пираты – с оружием наготове – шли вглубь.
Они шли, переговариваясь, почему-то вполголоса, и рослый капитан был первым.
Они шли, пока не наткнулись на странное поселение: низкие, аккуратнейшие домики, очевидно хозяйские строения, аккуратные ограды.
Никаких людей.
Пёстрая пиратская группа стала, недоумевая.
Потом ватагой вломились в дом.
Одна из лошадей сидела на полу, нечто перетирая бабками, два жеребца сидели также на циновках, глядя в странные свитки.
Пираты выскочили.
Стали орать.
Они звали людей.
Отовсюду появлявшиеся кони и лошади вызывали у них уже ужас.
Пираты стали палить: зарядов и пороха было у них в достаточном количестве: и мудрые, добрые, великодушные гуигнгнмы, впервые столкнувшись с такой разновидностью еху, падали, заливаясь кровью, умирали…
Иные, восставая, пробовались наброситься на смрадных животных, откуда-то раздобывших грохочущую смерть, но…что они могли противопоставить быстро летящим пулям…
Селение было разорено, пираты, ошалевшие от случившегося, бежали к шлюпкам, одержимые внезапно появившейся идеей исследовать весь остров…
3
Ради общего совершенствования человечества – таков был вектор, ведущий Свифта по жизни; именно он и заставил его обратиться к сатире, используя практически бесконечные возможности собственного гения.
В 1702 году Свифт получает степень доктора богословия, и сближается с партией вигов: оппозиционной, и, хотя несколько лет спустя виги на некоторое время завоевали парламентское большинство, улучшения нравов не последовало.
Под одной обложкой Свифт издаёт «Битву книг» и «Сказку бочки» - книга быстро становится популярной.
Свифт подвергает осмеянию всё, что воспринимает устаревшим – в области морали, литературы, религии, жизни; он, как опытный садовник, выдёргивает сорняки и подрезает мёртвые ветви; он предлагает широкий пародийный и сатирический обзор жизни Англии своего времени: впрочем - и всей Европы тоже.
Авторитеты условны: рассмотри любой пристрастно – проглянут ослиные уши.
Свифт язвит молодо, задорно, бодро, весело; и трудности, связанные с чтением Сказки сейчас, связаны с чрезмерной насыщенностью книги современным Свифту контекстом: не каждому захочется постоянно сверять чтение с комментариями.
Памфлет «Битва книг» является своеобразным прологом к «Сказке бочки» - книги, неистовствуя в полемическом задоре, отстаивают: кто старое, кто новое; а аллегория, данная образами объевшегося мухами паука, и пчелы, залетевшей к нему, и попавшей в паутину, пчелы, обвинённой в бродяжничестве, - будет современна и сейчас…
И снова лилипут карабкается по ножке стола, вновь в окне, отливая огромным алмазом отполированного диска, пролетает Лапута…
Свифт вспоминает первые свои успешные сатиры, прежде, чем погрузиться в бездны недееспособности – пока книги его отправляются в бесконечность вечности.
