Тобольск как духовная столица Сибири все больше привлекает деятелей культуры и искусства – художники, музыканты, писатели приезжают сюда как по собственной инициативе, так и по приглашению тоболяков. В первые сентябрьские дни наш город посетил прозаик, кинодраматург Михаил Кураев, которого пригласил председатель президиума Общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска» Аркадий Елфимов.
Михаил Николаевич Кураев родился в 1939 году в Ленинграде в семье инженера, потомственного русского интеллигента. В феврале 1942 года из блокадного Ленинграда был эвакуирован в Череповец. В 1961 году окончил театроведческий факультет Ленинградского театрального института. Почти 30 лет работал на ленинградской киностудии «Ленфильм» в сценарной коллегии. Под редакцией М. Кураева вышли известные фильмы «Республика ШКИД», «Два билета на дневной сеанс», «Князь Игорь», «Влюблен по собственному желанию», «Собачье сердце» и другие. По его сценариям поставлено четырнадцать художественных фильмов. В том числе «Строгая мужская жизнь» (1977), «Ожог» (1989), двухсерийный фильм «Сократ» (1991), двенадцатисерийный фильм «Господа присяжные» (2005 г.), двадцатисерийный фильм «Раскол» (2011 г.). Фильм «Петя по дороге в Царствие Небесное» (2009) удостоен главного приза ММКФ «Золотой Святой Георгий».
Известность ему принесла повесть «Капитан Дикштейн», опубликованная в 1987 году в «Новом мире». С этого времени М. Кураев становится постоянным автором ведущих московских журналов «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», где вышли его повести «Ночной дозор», «Семейная тайна», «Дружбы нежное волненье», романы «Зеркало Монтачки», «Саамский заговор», «Похождения Кукуева».
Книги М. Кураева переведены на двенадцать иностранных языков. Отдельные сочинения включены в курс современной русской литературы в программе славистских факультетов в университетах Испании, Италии, США, Республики Корея, Дании. Сейчас М.Н. Кураев является сопредседателем Союза российских писателей.
Кроме того М. Кураев удостоен Государственной премии по литературе (1998), премии им. Л. Толстого «Ясная поляна» в номинации современная классика (2010), премии Правительства Санкт-Петербурга за роман «Зеркало Монтачки»,(1993) премий журналов «Новый мир», «Знамя», «Нева», «Звезда» и др.). Высокий гость встретился с тоболяками и поделился впечатлениями о нашем городе, размышлениями о судьбах России.
– Впервые я попал в Тобольск случайно, проездом, ехал с Ямала в Тюмень, – рассказал Михаил Николаевич. – Естественно, остановились. И не хватило воздуха, чтобы вдохнуть Тобольск за один раз! Не был на Завальном кладбище, не был в нижнем городе, осталась неудовлетворенность, сходная с чувством вины. Тобольск не для туристских пробежек. Память сохранила притягательность места. Запечатлелся в памяти визуально изгиб Иртыша, неприступно высокий правый берег, конечно, Кремль, ну, а дальше Тобольск начал притягивать своими именами.
Дмитрий Иванович Менделеев. Благодаря краткому, мимолетному визиту «сквозь» Тобольск, как-то по-новому ощутил то, что мы с ним «соседи». Живу в Питере рядом с Менделеевым. На моей Подольской улице в доме №2 в свое время квартировала «Палата мер и весов», где директором в ту пору был отец Д.Д. Шостаковича, коллега Дмитрия Ивановича. Кстати, будущий композитор в этом доме и родился. А в двух шагах от Подольской - Технологический институт, где многие годы преподавал Менделеев. Напротив Технологического института, только перейти Московский проспект, памятник Менделееву: сидит в кресле, слева над ним на брандмауэре его Периодическая таблица, а за спиной Институт метрологии. Но понадобилось побывать в Тобольске, чтобы увидеть и понять, как недооценен великий патриот и гений мировой науки Дмитрий Иванович Менделеев.
До Тобольска Менделеев был для меня «химик», ученый, известный своими причудами: полет на воздушном шаре, изобретение замков собственной конструкции и шитье чемоданов. Но именно после Тобольская я стал читать «завещание» Менделеева: «Заветные мысли» и «К познанию России», переизданные через 80 лет (!) после первой публикации. Удивился не только актуальности осознания исторических путей нашего отечества широко исторически мыслящим ученым, но еще больше удивился трудно объяснимой «забывчивости», а то и лености ума у нас, его соотечественников, 80 лет державшим под спудом мысли ученого, не утратившие и сегодня своей актуальности.
Для меня, человека далекого оп прикладных наук, стал открываться масштаб личности нашего удивительного соотечественника, его проницательный ум гения. Наглядно прославленный, портрет в каждом кабинете химии в школе, юбилейные конференции, памятники и, повторяю, на 80 лет забытое завещание. Как по достоинству вернуть в наше общественное сознание мыслителя и патриота? И чтобы эта забота легла на душу как долг, оказывается, нужно было побывать в Тобольске.
В моей писательской практике я, главным образом, заполняю страницы ненаписанной истории, пытаюсь сохранить имена тех, кто стал песчинкой на жерновах истории: кочегар четвертой котельной на мятежном линкоре, швея с брючного участка фабрики мужского костюма, могильщик, учительница из школы слепых, патронажная сестра из женской консультации, скрипач с шестого пульта вторых скрипок… Вожди и начальники обойдутся и без меня, а мне в меру сил надо успеть рассказать, вернее, сохранить память о тех, кто не удостоен звания «исторической личности», вниманием современников был обойден, но жил, трудился, любил, страдал, приняв на плечи груз выпавшего им времени, сами они и были нашей историей, для меня – бесценной.
Я был в президиуме Общественной палаты Санкт-Петербурга, и мы учредили почетный знак «Признательность Санкт-Петербурга». Первый был выдвинут, конечно, Даниил Гранин. А вторым кандидатом я назвал Ольгу Михайловну Лисикову. «Кто такая?» «Почему не знаем?» Отвечаю: «Именно потому что не знаем, и нужно наградить, почтить, пусть прозвучит её имя, чтобы знали!» Сто сорок девять рейсов в блокадный Ленинград, командир мужского экипажа транспортного «Дугласа». Везла в Ленинград продовольствие, медикаменты, вывозила детей, продукцию военных заводов. Две войны, Финская и Отечественная, в Отечественной служба в 10-й дивизии Авиации особого назначения, знаменитый АОН. Единственный в дивизии командир корабля женщина. За две войны более трехсот боевых вылетов! Ни одного раненого в экипаже! Ни одной «битой», как она говорила, машины. И мы ее наградили этим знаком, успели. Почему не знаем!?
В пятом номере журнала «Звезда» за 2022 год опубликован мой роман о ней. Конечно, несоразмерны масштабы личности высококлассного пилота и великого ученого, Ольги Михайловны Лисиковой и Дмитрия Ивановича Менделеева, но у меня ощущение, что и Дмитрий Иванович так же, как она, нуждается в том, чтобы мы о нем знали больше. Знали, как Ольга Михайловна была представлена к ордену Ленина и его не получила. Знать, как Дмитрий Иванович баллотировался в академики Российской академии наук, но принят не был.
Как и почему из сферы общественного сознания, где его глубокие мысли до сих пор актуальны и плодотворны, он «задвинут» в научную резервацию? У меня ответа нет.
Химик!? Но химия занимала не больше 30% в круге его трудов, исследований, замыслов, проектов. Разносторонность и широта его научных и общественных интересов заставляют вспомнить Ломоносова. Глубина его исторического сознания ставит Менделеева в первый ряд тех, кто не только видел исторические пути России, но и знал, как по ним идти.
И теперь еще один человек открылся для меня в Тобольске – Аркадий Григорьевич Елфимов. То, что делает и что уже сделал этот человек – не для Тобольска, а для истории нашего Отечества заслуживает самого пристального внимания, изучения и предъявления в качестве совершенно замечательного примера. Когда я вчера увидел всего лишь список из 289 видов растений, которые он «поселил» в парке «Ермаково поле» – а они там до этого не жили, когда измерение работы Аркадия Григорьевича идет на миллионы затраченных средств, на тысячи кубов грунта, на тысячи стволов посаженных растений, выращено более восьми тысяч, это впечатляет. А вырастить дерево – труд и забота. Процент приживаемости ограничен. Знаю. Привез в память о Викторе Петровиче Астафьеве кедр из родной его Овсянки, посадил на даче. На третий год кедр погиб. Погубила «белая роса». Новый привез. Хоть и вымахал уже в четыре метра, а хожу, как говорится, пылинки сдуваю. Вот и на тобольской земле имел честь посадить свое именное дерево – а это уже двести сорок шестая липа, на аллее «Ермакова поля».
В пространстве нашего Отечества духовная близость – это не поклонение только кресту, это еще и ощущение своей жизни, в первую очередь, как долга. Неожиданные «рифмы» подсказывает мне жизнь. Лисикова – Менделеев! Люди долга. Вот и Аркадий Григорьевич для меня «рифмуется» с человеком очень мне духовно близким, Антоном Павловичем Чеховым. Труды Аркадия Григорьевича не так известны, как проза и драматургия Чехова, но в моем сознании их роднит, сближает энергия преобразователей земли. Когда Чехов поселился в Аутке на окраине Ялты, там был выгоревший пустырь, дурная земля. И во что этот кривоватый взгорок превратил Чехов! А чеховская Лопасня под Москвой? Унылое же место, превращенное за короткие годы в чудесный уголок земли.
Мы помним повесть Толстого «Много ли человеку земли надо?» Ответ был грустным – три аршина земли на могилу. Чехов не согласился – человеку нужна вся земля, и не для прибытка, а чтобы на ней трудиться. И Елфимов заодно с Чеховым.
Аркадий Григорьевич, прикасаясь к земле, ее преображает, выдумывает, творит. Мне посчастливилось увидеть человека, который как скульптор и архитектор «лепит», «сочиняет», пишет свой замысел на пространстве с десяток десятин. У саамов считалось высокой духовной способностью писать снегом по снегу, чтоб можно было читать то, что написано. Аркадий Григорьевич «пишет» по земле деревьями, прудами, полянами. Он как художник берет, к примеру, в руки корневище, мимо которого мы пройдем, споткнувшись, а он видит в нем то, чего никто другой не заметил. Мы ходили по парку «Ермаково поле», где я видел рукотворный откос – рифма к античному амфитеатру? Не угадал. Здесь будет пруд! А здесь будет каскад из трех прудов. А здесь, под откосом люди должны увидеть тайгу. И они ее увидят!
Парковая скульптура, возросшая на «Ермаковом поле», превращающая ландшафтный парк в историческое пространство, заставляет вспомнить и памятники в самом Тобольске. Алябьев, пускающий в небеса соловья и сам готовый за ним вот-вот взлететь, и былинный Поклонный крест ермаковцам работы С. Мильченко запомнятся. Как запомнятся руки Достоевского и сказочная братия вокруг Ершова на памятниках М. Переяславцева. Мне, послужившему в Комиссии по памятникам в Санкт-Петербурге, известно не только о том, как трудно поставить памятник, но и как трудно защитить город от умельцев, да еще «с именем», да со связями, да с деньгами, готовых правдами и неправдами «втюхать» свое изделие на улицы и площади города. Богатый ресторатор поставил-таки банальнейший памятник своему земляку Багратиону в нынешнем Петербурге рядом с местом казни народовольцев. Багратион и Петербург! А искренне чтимому ленинградцами защитнику города в годы блокады маршалу Говорову памятника до сих пор нет. Я не увидел в Тобольске ни банальных, ни случайных памятников. Городское пространство надо беречь, это непреложно. Достаточно и того, что водонапорная башня «соперничает» красотой с Кремлем, а сам Кремль подперт снизу шпилем католического храма без прихожан.
Почему вспоминаю о Чехове? В детстве я имел счастье разговаривать с Марией Павловной Чеховой, сестрой великого писателя. Был в одном рукопожатии от него! А вот предки мои были, может быть, с Чеховым в прямом рукопожатии. Недавно был найден список благотворителей больницы в Воскресенске, ныне Истра, под Москвой. В списке значатся оба моих прадеда, служившие под Воскресенском на суконной фабрике, и А. П. Чехов, начинавший там же службу как земский врач. Список короткий из десяти имен, скорее всего, все знали друг друга. В позапрошлом году биограф нашей семьи открыл наше духовное родство со Святителем Лукой, Валентином Феликсовичем Войно-Ясенецким. Мой дед Николай Никандрович и Валентин Феликсович служили на соседних участках земскими врачами, пройдя Японскую войну, в Фатежском уезде Курской губернии, коллеги дружили семьями. Моя бабушка, оказывается, была крестной старшего сына Войно-Ясенецкого Михаила, сохранилась церковная запись.
Такие вот сближения. Почему об этом вспоминаешь и думаешь в Тобольске? Быть может, потому что он лежит как бы посерединке России, и позволяет ощутить её пространство, не только, и даже не столько как территориальное, но духовное и человеческое, соединяющее всех нас.
Возвращаюсь на «Ермаково поле».
Я не знаю аналогов, где история и природа соединялась бы вот так, по естеству, в пространстве пейзажном, ландшафтном. Мы знаем регулярные парки, которые к нам из Франции пришли. По всей Европе столько «версалей» с геометрией парков. Знаем прекрасные ландшафтные парки Гатчины и Павловска, но там все-таки много искусства, на «Ермаковом поле» больше слияния с природой. Тобольску, пожалуй, ближе Ленинград – Петербург. Снова замечаю «рифмы». Кстати, наши великолепные крепости, как и тобольский кремль, не произвели ни одного боевого выстрела. А уж сады… Спросил: «Лихачева читали?» Конечно, ведь Лихачев – азбука. Дмитрий Сергеевич Лихачев, опять же, в моей биографии человек достаточно близкий и важный…
А с Чеховым, забыл пояснить – откуда это мое «рукопожатие». В 1951-м году мы с мамой и старшим братом были в Ялте, мне было двенадцать лет. Мама повела нас в Чеховский дом-музей в Аутке. В ту пору там жили Мария Павловна, сестра Чехова, и Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, жена писателя. Для посетителей мемориальная часть дома была открыта три, не помню, или четыре дня в неделю. Накануне нашего визита был день рождения Марии Павловны. Мы входим в прихожую, а сверху по лестнице со второго этажа спускаются два «облака» в белом… Это Мария Павловна в черных круглых очках, похожая на старенькую учительницу, и Ольга Леонардовна, дама с пышной прической по моде прежних времен «чинос». Мама меня толкает, говорит, поздравь. Кого? На них же не написано, кто есть кто. Ну, я встал посередине и по-пионерски: «Дорогая Мария Павловна, поздравляю вас с днем рожденья, желаю здоровья и успехов в работе и личной жизни». И здесь я увидел и запомнил на всю жизнь, что такое интеллигентный человек. Было полное ощущение, что я единственный человек на Земле, который вспомнил про ее день рожденья, хотя накануне был вечер в театре, где ее чествовал город и приветствовал Козловский. Я запомнил её улыбающееся чуть удивленное лицо: «Откуда ты знаешь?» «Мама сказала». «Ты здесь с мамой?» Состоялось знакомство. Начался разговор. Она спросила, читал ли я Чехова. Конечно! «Каштанку», «Ваньку Жукова». В надежде продлить «счастье» от общения с «эрудитом», Мария Павловна имела неосторожность спросить: «Как ты учишься?» Будто нет других тем для разговора. Если бы не было рядом мамы и брата, можно было бы соврать. Пришлось сказать правду: «Учусь неважно…» И тут я увидел первого человека на земле, который сказал: «Это очень хорошо! Тогда ты знаешь, в каком слове из трех букв сделать четыре ошибки!». Я тогда не знал ни записных книжек Чехова, ни причуд в русском языке Екатерины Второй. И Мария Павловна просветила меня: оказывается, грамотеи умудрялись писать слово «еще» на свой манер «исчо». Четыре ошибки! И вот через пятнадцать лет после той памятной встречи моя фотография появляется в административном корпусе музея Чехова в Ялте как участника Чеховских конференций. Я написал дипломную работу «Чехов в кино», которая была издана и получила диплом победителя во всесоюзном конкурсе студенческих работ. После этого было еще несколько публикаций, и меня стали приглашать на Чеховские конференции в Ялту. Говорю об этом не для хвастовства, а в качестве косвенного свидетельства того, что в работах этих, надо думать, больших глупостей не было.
О Менделееве. Удивительно, почему до сих пор он обойден вниманием кинематографистов, театральных драматургов и режиссеров. Характер необыкновенный, взрывной, эксцентрический. Жюльверновские герои, как говорится, отдыхают!.. Вспоминается такой эпизод, так много говорящий: отругал какого-то сотрудника, по делу (случалось и без дела), и когда тот поплелся удрученный, крикнул ему – куда пошел, давайте в шахматы сыграем! Человеческие отношения были для него сферой автономной. Когда Менделеева пригласили на Всемирную выставку в Париж, он добился, чтобы с ним поехали все (!) сотрудники его лаборатории. А его роман! Любовь сорокатрехлетнего ученого с мировым именем к юной художнице Анне Поповой, ставшей второй женой… А венчание за изрядную взятку! Кстати, за гонорар за новую книгу. А его встреча по приглашению с Александром Третьим? Проблемы! Надо явиться «как положено», в орденах. А где они? В каких-то коробках с гайками, гвоздям, табаком… Впрочем, к табаку-то и чаю он относился с почтением, сам закупал, расфасовывал и хранил. Брюки на визит - тоже проблема. Если придется кланяться, надо, чтобы не лопнули сзади. Встреча прошла благополучно. К сожалению, о чем был разговор, неизвестно. Зато известно, что понадобилось разрешение самого императора на развод Менделеева с первой женой Феозвой Никитичной. И когда попросил разрешения на развод придворный генерал, ссылаясь на прецедент, то услышал в ответ: «Генералов много, а Менделеев у меня один». Вот и государь понимал масштаб личности своего подданного. Даже в богатой на исключительные натуры нашей истории компанию Менделееву составят немногие.
В расчете на привлечение внимания тех, кто владеет сегодня киноэкраном, я опубликовал (журнал «НЕВА», № 6, 2021) написанные сцены из сценария о Менделееве с необходимыми, как мне видится, комментариями. Отклика пока не последовало. Дмитрий Иванович Менделеев неинтересен – «не формат»!
Екатерины-Елизаветы-Кшесинская и ей покровители, белый и пушистый Колчак (фильм удостоен на ММКФ приза за спецэффекты!), викинги и компьютерные зубро-бизоны это да! А Менделеев? Не формат.
Мы состоим из того, что едим, быть может, это в равной степени относится и к телесной и духовной составляющей. Вскормленному помоями зрителю подавай свежие помои да погуще….
Я в Тобольске оказался «обеременен», если вернуть изначальный смысл слову – «отяжелен», Аввакумом, Менделеевым и … Елфимовым. Теперь у меня перед глазами будет стоять улица Мира в нижнем городе – умирающая или возрождающаяся?
Сегодня, наверное, самая важная тема – внедрить в людей чувство ответственности. Сейчас эпоха временщиков – схватить и убежать куда подальше. И вот те, кто возрождает эту землю, те, кто пытается ее сохранить, соединить память бывшего, нынешнего и грядущего, заслуживают самой серьезной поддержки и нуждаются в ней.
И я, удивленный тем, что уже сделано Аркадием Григорьевичем, вижу, сколько еще не сделано, и он это видит и, конечно, больше. Сваи вбиты – но дом Ершова не восстановлен, крест упал на Крестовоздвиженской церкви и не поправлен, столько разрушенных домов старинных и в дереве, и в камне – все это требует еще такого количества душевной силы и чувства ответственности, которое человек может только сам на себя возложить. И начинать все надо со школы, объяснять детям, что то, что они имеют, что видят, чем пользуются - это не грибы после дождя, которые сами выросли, это создано, это труд, энергия мысли и работа.
Аркадий Григорьевич сообщил, что в октябре в Тобольске пройдет крупное совещание историков под эгидой Российского исторического общества, на котором как раз будет подниматься тема преподавания в школах истории России. Давно пора.
– Энергия, фантазия и любовь, которая двигает Аркадием Григорьевичем, неизбывна, – подчеркнул гость из Санкт-Петербурга. – На высоком месте расположен парк «Ермаково поле», а внизу – ждет своего часа тайга. Взгляд преобразователя земли требует приложения новых сил. Первое – это пойма, как помочь ее преобразовать, как убедить, что это не причуда, а сохранение памяти о нашей земле, о нашей природе. Если парк – это память об истории города, то пойма – это память о первозданности этого края, куда пришли первопроходцы и основатели Тобольска, казаки Ермака. Ведь это памятник природы. Если объединить парк и пойменную часть, то большой замысел обрел бы полноту воплощения.
Пригороды Санкт-Петербурга тоже исторические, но они не так приближены к человеку, как «Ермаково поле». Здесь можно «вдыхать» историю, а не издали ее наблюдать или подходить к ней в музейных тапочках. Парки задействуют все органы чувств человека.
Опять же размах и перспектива восхищают. Мы проезжали мимо пустыря рядом с парком. Аркадий Григорьевич предлагает альтернативу вульгарному «замковешанию», ставшему модным у новобрачных, когда молодожены вешают замки на перила мостов. Выглядит это довольно безобразно – ощущение свалки бесхозного металла. Предположим, что проходит тридцать лет, и супруги захотели показать детям, внукам символ крепости их союза. Что увидят? Среди груды железа с бантиками еще одну железку? Иное дело предложение Аркадия Григорьевича: молодожены могут посадить дерево – сосенку. Сосна – олицетворение жизненной стойкости, древнее дерево, корни которого крепко держатся за землю. Жестокий ветер может надломить ствол, но никогда не вырвет сосну с корнем. Не елка, не дуб, не береза – аллея сосен, вот замечательный символ крепости семьи! Это символ духовного соединения, знак благорасположения природы, которая подарила нам такое чудесное древо. По словам Аркадия Григорьевича эта идея уже высказана градоначальнику Тобольска. А если еще вспомнить русские пословицы, то сказано: «В березовом лесу жениться, в сосновом – креститься, в еловом – удавиться». Не знаю, сподручно ли на елке удавиться, но согласен с Елфимовым: забыли, видимо, народную мудрость те, кто ратует за насаждение скорбных голубых елей возле присутственных мест в городах…
И еще один символ есть в названии вашего города – в слове «Тобольск» спрятано слово «соболь». В Иркутске стоит памятник соболю. В Сибирь народ шел за соболем – этот маленький зверек, по сути, символ богатства Российской империи, и встречу с ним, положим, в бронзовом исполнении в тобольском сквере никто не назовет случайной.
Случай привел меня в далекий Тобольск, и он стал близким и души моей не покинет.
Во время встречи Аркадий Григорьевич Елфимов подарил гостю сувенир –воспроизведение фрагмента рукописи письма Дмитрия Ивановича Менделеева государю Александру III с каллиграфией известного петербургского художника Нины Казимовой. Вот что писал наш великий земляк: «Наша земля представляет великий соблазн для окружающих нас народов. Наша сила в единстве, воинстве, благодушной семейственности, умножающей прирост народа, да в естественном росте нашего внутреннего богатства и миролюбия».
Ирина Трофимова, журналист (г. Тобольск)
