Удивительные вещи порой открываешь для себя, берясь перечитывать русскую классику.
Со школы не брал в руки книгу М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города». Видимо срабатывала память раннего чтения: довольно трудного и даже неприятного, угнетающего.
Нынешнее чтение романа мало что изменило в той давней оценке. Но некоторые прозорливые общественно-политические оценки писателя невольно заставили обратить на себя внимание. Я имею в виду правление в Глупове градоначальника Угрюм-Бурчеева. (Хотя аналогий с происходящим в будущем ХХ веке и в других историях хватает.)
Напомню «подвиги», совершённые этим правителем в несчастном поселении.
Сначала Угрюм-Бурчеев решил перестроить Глупов, чтобы в нём появились прямые улицы.
Но предваряя дальнейший рассказ необходимо несколько слов сказать про идеологию вопроса.
Даём слово Салтыкову-Щедрину.
«Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в неё весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчётом, чтобы нельзя было повернуть ни в зад, ни вперёд, ни направо, ни налево».
Далее идёт описание плана социального устройства жизни, который сформировался в голове градоначальника задолго до прибытия его в Глупов. Тут полное предвидение будущей идеологии «военного коммунизма» Льва Троцкого. Только ещё до «выдающегося» большевика градоначальник города Глупова попытался свой план воплотил в жизнь.
Вот выдержки из «системы» устройства правильного существования населения города по Угрюм-Бурчееву:
«Школ нет… Нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летосчисление упраздняется. Праздники два: один весной, немедленно после таяния снегов «Праздник Неуклонности» (в будущем его вполне можно сравнить с праздником «Весны и Труда 1 мая» в СССР); другой – осенью, называется «Праздник Предержащих Властей» (тут всё соотносится с праздником в честь Великой Октябрьской Социалистической революции)… Всякий дом есть не что иное, как поселённая единица… Затем следует, собственно, город, который из Глупова переименовывается в «вечно достойныя памяти великого князя… Непреклонск (переименование русских городов именами революционных деятелей и вождей с первых лет победы революции приняло непрерывный и всеобъемлющий характер)… Тем не менее, когда Угрюм-Бурчеев изложил свой бред перед начальством, то последнее не только не встревожилось им, но с удивлением… взглянуло на тёмного прохвоста, задумавшего уловить вселенную».
И вот градоначальник приступил к выполнению своего плана.
«Он ещё не сделал никаких распоряжений, не высказал никаких мыслей, никому не сообщил своих планов, а все уже понимали, что пришёл конец».
Первым делом распорядился полностью сломать город.
«Обыватели… начали работу разрушения… Все были налицо, все до единого… люди неутомимо преследовали задачу разрушения собственных жилищ, а на ночь устраивались в устроенных на выгоне бараках… Они сами не понимали, что делают… через полтора или два месяца не осталось уже камня на камне».
После уничтожения города приняли решение перекрыть реку.
И вновь героический труд во имя чего-то неведомого, мечтательного.
«Наконец люди истомились и стали заболевать. Сурово выслушивал Угрюм-Бурчеев ежедневные рапорты десятников о числе выбывших из строя рабочих и, не дрогнув ни одним мускулом, командовал:
– Гони!»
Но жителей города для свершения грандиозного замысла не хватало, не хватало крепких, мускулистых рабочих рук, и тогда настала очередь интеллигенции.
«…привели и предводителя, который… считал себя свободным от работ… предводитель пошёл не сразу, но протестовал и сослался на какие-то права.
– Гони! Скомандовал Угрюм-Бурчеев.
Толпа загоготала».
Прошло ещё время в бессмысленной борьбе с рекой. Градоначальник «обратился к будочникам и приказал согнать городских попов:
«– Гони!»
Одолеть реку всё-таки не получилось. Разметала она плотину, что была воздвигнута на её пути из того, что когда-то составляло жилища бедных горожан.
«Луга обнажались; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению…»
Тогда решил Угрюм-Бурчеев строить город на новом месте.
Как же много всего наперёд рассказали нам русские писатели, как о многом предупредили, предостерегли, осмыслив то, что способны совершить их соотечественники.
Да разве чужое предвидение кого-то когда-то останавливало? В отечественной истории уж точно мы таких примеров не найдём. А, право, жаль…
Тем более роман 1869 года издания, сюжет которого русское общество в начале ХХ столетия смело ринулось претворять в жизнь.
