Вероника Алеева-Недоброво
Не думайте, что мы совсем другие
Откуда-то из-под Демянска
платформы пришли на завод.
Осколком пробитую каску
из вороха мальчик берёт.
(Вл. Жуков. Мальчик. 1945)
Не думайте, что мы совсем другие,
Что мир перевернулся и ослеп.
Он так же не понятен и нелеп.
И так же молодые ветераны
Скрывают от любимых свои раны.
Хоронит жизнь их помыслы благие.
Никто не ждал такого поворота.
О, сколько цинка мы перевели.
Ужель не все тела перевезли?!
Афганистан, Абхазия, Чечня…
Ужель без крови не прожить и дня?!
Опять встаёт в дыму за ротой рота.
Опять в России мальчики у х о д я т.
И пушки русские никак не замолчат,
И матери в отчаяньи кричат:
«Не отдадим на бойню сыновей!»
Но дудинский так свищет соловей,
И каску мальчик жуковский находит!
1995
Поэты-фронтовики Михаил Александрович Дудин и Владимир Семёнович Жуков через всю жизнь пронесли свою дружбу. Земляки. Жили на соседних улицах, познакомились на волейбольной площадке. Владимир оканчивал десятилетку, а Михаил уже работал в газете. М. А. Дудин вспоминал: «Мы были влюблены в одну девушку. Звали её - Поэзия. Между нами не было ссор». В один день получили повестки в военкомат. Вместе воевали в Финской на Карельском перешейке… Затем каждый шёл своей военной дорогой Великой Отечественной войны… В 1942 году Дудин напишет своё лучшее стихотворение «Соловьи».
***
Юрий ПАВЛОВ
И кровь сочится сквозь бинты…
* * *
Я это время помню четко,
Как нас война стегала плеткой,
Уже за гранью тишины,
Врываясь в бабушкины сны.
Она - лишь полночь - на порог,
Срывала бабушку с постели,
Бранился дед: «На самом деле, -
Ну что ты все: «Сынок, сынок....»
Она вздыхала за стеной,
Не в силах выдернуть засова,
И как в мольбе твердила снова:
«Сейчас, сынок, сейчас, родной!»
И возвращалась на порог,
Таинственно, как призрак - в белом,
Вздыхая тяжко: «Не успела...
Прости меня, прости, сынок!»
Война... война... Все ты, все ты
Саднишь и тянешь след багряный,
Бинтует время эту рану,
Но кровь сочится сквозь бинты...
В Е Т Е Р А Н Ы
Все молчаливей ветераны,
И все грустней с годами взгляд.
Дают ли знать былые раны,
Сильней ли новые болят?
У Вечного огня святого
Среди примолкнувших внучат
В завидной строгости суровой
И постоят... И помолчат...
Они все в том огне сгорели,
И сердце вздрогнет всякий раз:
Себя тогда не пожалели,
Кто ж пожалеет их сейчас?!
Кто вспомнит, как стояли вместе,
Тогда красивы и сильны -
И кавалеры, и невесты,
И вдовы вечные войны...
И больно видеть, горько, странно,
Как, одолевшие войну,
Сдаются смерти ветераны
Без суеты... по одному...
Н Е З А Ж И В А Ю Щ А Я Р А Н А
Вновь дяде Пете вспомнилась война –
Всю жизнь не заживающая рана,
Давно душа седого ветерана
Недугом этим тягостным больна.
Боль затаив в морщинках возле глаз,
Затягиваясь крепко "Беломором",
Что видел он вдали за косогором,
Так тяжело вздыхая всякий раз?!
Шла дружная весна в цветенье трав,
И день сиял – и радужен, и светел,
А дядя Петя мрачен был, и ветер
Трепал его подоткнутый рукав…
В БОЛЬНИЦЕ
Дремала няня в полумраке,
Так, сон - не сон, а всякий вздор,
Когда раздался крик: «В атаку!»
На весь больничный коридор.
Врач так влетел в палату лихо,
Что опрокинул сходу стул.
Минута, две - и стало тихо,
Лишь кто-то у стены вздохнул...
А утром доктор на обходе,
Присев к больному на кровать,
Сказал: «Иван Петрович, вроде
Ты ночью рвался воевать!»
ХАТЫНЬ
Здесь люди жили, сеяли хлеба,
И детский смех звенел, не умолкая.
Кто мог подумать - жуткая какая
Уже всем уготована судьба...
И вот однажды варвары пришли
И, не щадя ни малых, и ни старых,
Ломая руки, волокли в амбары
И, обложив соломой, подожгли...
Как жуток был и страшен дикий вой -
Зверьё в лесах шарахалось в испуге.
Мгновенно пламя поглотило звуки,
И ветер поднял пепел над землёй.
Была деревня - и ни изб, ни хат,
И ни одной травинки чахлой близко,
И только трубы, словно обелиски,
Чернея, над пожарищем стоят...
Вглядитесь, люди, в страшные слова,
В таблички скорби, горечи и боли,--
Ведь против каждой Светы или Оли:
«Три года. Три. Два с половиной. Два».
Скорбит здесь всё: и лес, и неба синь,
И колокольчики на трубах тонко-тонко
Звенят-звенят, и голосом ребёнка
Поёт и плачет вечная Хатынь...
* * *
В её глазах, когда-то синих,
Боль затаилась в глубине.
Она единственного сына
Похоронила на войне.
Она достанет «треугольник»,
Ему свою вверяя грусть,
И по складам, как будто школьник,
Твердит беззвучно, наизусть.
Давно б с войны вернулся воин,
Уж коль прийти - пришёл бы в срок,
А ей всё кажется: живой он!
Живой - без рук или без ног...
То сказкой или доброй лаской
Ребячьи трогая сердца,
Она себе сложила сказку,
В неё поверив до конца...
...Вчера, когда я стлал игольник -
В последний путь...пронзила мысль:
Старушки нет - есть «треугольник»,
Но сказка потеряла смысл...
* * *
Вот так живёшь, не зная часто,
Лишь грудь в медалях заблестит,
Что твой сосед не только мастер
Корзины крепкие плести...
И станет многое понятно,
И спазмы сдавят, словно жгут,
Стыда малиновые пятна
Невольно щеки обожгут.
Поймешь, как даль зовёт с откоса,
И то, что снятся неспроста
Ему лесные сенокосы,
Грибные давние места.
Что не ходок - виной не возраст,
И ни его радикулит.
Болит... пронзительно и остро,
Нога... которой нет... болит...
О Б Е Л И С К И
Обелиски... и вновь обелиски -
В каждом городе, в каждом селе.
Сколько наших любимых и близких
Не вернулось к родимой земле...
Годы мчались, войной обожжённые,
Но они до сих пор не пришли.
Уж состарились матери с жёнами,
И детишки без них подросли.
Жизнь опять возвратилась, кипучая,
Горе сгладилось в звоне весны.
Только память - жестокая, жгучая,
Обжигает их мирные сны.
И стоит свято в память о близких
Обелиск в каждом русском селе,
Для того, чтоб другим обелискам
Никогда не вставать на земле!
***
Владимир КОРНИЛОВ
ПАМЯТИ ПИСАТЕЛЯ-ФРОНТОВИКА, ИННОКЕНТИЯ ЗАХАРОВИЧА ЧЕРЕМНЫХ
1
Мастер
Вы, Иннокентий, мастер в прозе!
Душой восторжен и раним.
Был век для Вас жесток и грозен –
И потому неоценим…
Но Вы прошли горнило века.
…А кто сгорел и пал в боях, –
Взывают к скорби человека
В святых скрижалей письменах.
…И эхо этих грозных буден,
Мгновенья редкой тишины
Вы донести сумели людям
В правдивых очерках войны.
2
Стихи о грозных днях минувших…
грозных лет до юбилея
он сердце, не жалея…
Пройдя все адовы круги,
С друзьями съев по пуду соли,
Вдрызг поразбил он сапоги –
И не одни на ратном поле
…И сам со смертью был на «ты» -
Она вблизи его держала, –
Но всякий раз из темноты
Небытия звала держава.
И он, поднявшись в полный рост,
Шел в рукопашную без страха.
И лишь в груди дышал мороз,
Да сердце билось в ней, как птаха.
…Терял в боях однополчан
Из Курска…Вологды…Рязани…
И сердцу снилось по ночам,
Как плачут вдовы их слезами.
…Пройдя тот жуткий перевал
Войны длиной в четыре года,
Не раз вопрос он задавал:
«А как на родине погода?..
Поди, намаялась земля? –
От рук мужских совсем отбилась?
…Ужель, где хлебные поля, –
Там сорняками всё затмилось?..»
И, взяв в ладони горсть земли,
Понюхал жадно и ноздристо.
И померещилось вдали
Что пашут в поле трактористы…
«Скорей бы дембель – и домой!
А там, эх-м՝а, держитесь, бабы!..
Да и земле, поди, самой
Пора родить и славить свадьбы!»
* * *
Ветеранам и участникам Великой Отечественной войны посвящается…
Позади грозовая эпоха –
Сколько жизней взяла на погост?!
Но никто до последнего вздоха
Не свернул с этих огненных вёрст.
…А живые, кто хмеля отведал
Из кровавого чана войны, –
Вы огромной ценой за Победу
Заплатили для нашей страны…
Вас сегодня осталось немного –
С каждым годом редеет в строю…
Но по воле провидца и Бога –
Я о вас, о героях, пою…
Пели вам и Бернес, и Вуятич
О саднящей тоске журавлей.
И в сумятице дней тех горячих
Мнился мир вам добрей и светлей.
…От души мы желаем вам счастья,
Добрых внуков и солнечных лет,
Чтоб великое ваше участье
Русь хранило от будущих бед!
ЮРКИНА ПОЭМА
1
Встреча у реки
В стылый вечер я набрёл случайно
На костер, пылавший у реки.
Там рыбак сидел и грелся чаем.
Был он стар и без одной руки.
По-отцовски просто он приветил:
«Подходи, сынок, не прогоню!
До чего же нынче лютый ветер! –
Всё живое тянется к огню.
…В н՝епогодь такую – и собаку
Человек не гонит со двора.
Вон луну – и ту, как старый бакен,
Раскачали зябкие ветра»…
Пламя все неистовей плясало –
И под эту пляску в старике
В думах его что-то воскресало
В том, видать, суровом далек՝е.
…И за кружкой чая он поведал
Мне судьбу простого паренька:
«Юркой звали. Ждал он всё Победу…
Да не д՝ожил сорок три денька…
Ты, сынок, рассказ послушай деда!
Время многих не вернёт назад.
А вот Юрка – русый непоседа –
До сих пор живой стоит в глазах…
Бой, бывало, смолкнет лишь за лесом, –
Юрка шутит: «Гитлеру капут!»
И глаза у озорного беса
Нас огнём лукавым обожгут…
А потом, в минутные затишья,
Всё писал, да нам и невдомёк,
Что в его скупых четверостишьях –
Боль людей, спрессованная в слог».
2
Память сердца
Мы прошли через сумрак смерти,
Воскресали из пепла вновь,
Чтоб жил՝ось вам светло, поверьте,
Пусть ценой тому наша кровь».
…И, достав из кармана куртки
Уцелевшей рукой кисет,
Он добавил: «Стихи у Юрки
Понял я через много лет…
Был он парень, скажу, рубаха:
Хлеб и шутку делил на всех.
Только смерть с одного размаха
Оборвала веселый смех.
…А поэму его из боя
Вынес я – и она жива.
Правда, вот в рукаве пустое…
Да к чему уж теперь слова…
Вот она, – протянул мне книжку –
В сердце книжки кровавый след, –
Мы любили того парнишку –
И не знали, что он – поэт»…
Завернув самокрутку ловко,
Постоял, покурил молчком…
«Юрка строки писал винтовкой –
И убит был в бою штыком.
В час суровый он не был гостем –
Люто с нами врага крушил.
…Ты, сынок, сбереги наброски
В память светлой его души».
* * *
Сорок седьмой, послевоенный,
Войны презревший ремесло, –
Мне с этой датой незабвенной
В рожденьи очень повезло…
Дал Красный Май* Земле Свободу, –
И всколосилась детвора.
Звонкоголосому народу
Пришла счастливая пора.
…Я рос уже под мирным небом,
Но не был баловнем страны:
В те годы было трудно с хлебом –
Мы это знали, пацаны…
Но жил в народе дух могучий,
Мир возрождавший из руин,
И песни тысячью созвучий
Вливались в наш победный гимн…
И были необыкновенны
В величье тех суровых лет
Отчизны голос вдохновенный
И мирный солнечный рассвет.
…Мне стали датой сокровенной,
Войны презревшей ремесло, –
Сорок седьмой, послевоенный…
Январь. Десятое число.
Красный Май* – День Победы над фашистской Германией. 9 Мая 1945 года.
ДОКОЛЕ БУДУТ УБИВАТЬ СЫНОВ РОССИИ
Памяти погибших в «горячих» точках
Как будто злобный Чингисхан
Вновь в Диком поле:
В огне Чечня и Дагестан,
И Ставрополье…
По жесту злой его руки
Иль воле рока –
На гибель целые полки
Ушли до срока?!
…Жестокий ливень неземной
Свинцом калёным
На них обрушился стеной,
Вселенским стоном…
А их любовь ещё цвела,
Был мир нетленным…
Рыдают вновь колокола
По убиенным.
…Над гробом горько плачет мать,
Слёз не осилив:
«Доколе будут убивать
Сынов России?!»
У изголовья в горе дед
Зашёлся в крике.
…А внук лежит в расцвете лет –
В руках гвоздики.
ПЛАЧ
Зое Александровне Ян-Фа
Люди есть разные: добрые, грубые,
С праведной совестью, с алчностью лжи.
Солнышко красное, солнышко л՝юбое!
Нас от вражды мировой удержи!
…Сколь понапрасну прол՝или мы кровушки?! –
Реченьки полные без берегов.
Бедные матери, горькие вдовушки
Ищут соколиков в стане врагов…
Ищут, надеются – с горем повенчаны –
Жуткий наёмник их зверски убил, –
Вот и скитаются Русские женщины
В поисках свежих солдатских могил.
* * *
Нам мир крепить на доброте сердечной –
Глухой и чёрной злобе вопреки.
войну похоронить навечно –
И дружбой все сроднить материки!
И пусть друг к другу люди ездят в гости.
…Расти, планета, добрых сыновей!
Чтоб никогда на ядерном погосте
Смерть не блеснула молнией своей!
***
Петр Кузнецов
Память Нюрнберга
Опять фашизм пророс как борщевик
На мирном поле, где цвели мимозы;
Все силы зла слетелись на пикник
Под песни о свободе льются слезы.
Мечты сбылись, исполнился злой рок
Европы, что "сплела эту малину"
Загнать славян под кованый сапог
Концлагеря с названьем Украина.
Да, ох уж этот национализм
Чубы хохлатые безумны и жестоки
Живуч, однако, подлый атавизм
Как борщевик сосновского сидит глубоко.
Во многих землях царствует тиран
Жжёт факелы, по площадям гуляет
Не ведая, что ждет его капкан,
Люд православный долго запрягает.
