4 марта 2021 года в доме И.Остроухова в Трубниках в Москве открылась выставка «Быть Фетом», она посвящена 200-летию поэта. Её организатором выступил Государственный музей истории российской литературы имени В.И.Даля.
I
Иногда у лучших русских поэтов встречаются стихи особого свойства. Достаточно прочесть один раз вслух, и они входит в тебя навсегда. Это справедливо и в отношении творчества Афанасия Фета.
Ещё со школьной скамьи сердце хранит чарующие строки:
Я пришёл к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало.
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся,
И весенней полон жаждой;
Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришёл я снова,
Что душа всё так же счастью
И тебе служить готова.
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь, - но только песня зреет.
Стихотворение Афанасий написал в двадцать три года. Время быстротечно. Теперь мы, потомки, ценители таланта, удостоились встретить «круглый юбилей»
Фет – глубинный лирический поэт. Творчество его ещё не до конца прочувствовано, ещё не соотнесено с вызовами нашей эпохи.
Оно - огромное духовное богатство!
Эта оценка относится и к поэзии, и к прозе, а также переводам Афанасия Афанасьевича известных зарубежных авторов.
Фет родился 5 декабря 1820 года (23 ноября по старому стилю) в деревне Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии. Имение принадлежало отцу будущего поэта, отставному офицеру Афанасию Шеншину. Жену Шарлотту-Елизавету он привёз из Германии, где проходил лечение. Она, супруга дармштатского чиновника, влюбилась в русского офицера и уехала из родных мест в Россию.
В селе Воробьёвка под Курском, где поэт провёл последние пятнадцать лет, прошёл больной литературный праздник. Усадьбу реставрировали и передали в областной краеведческий музей. В ней восстановили кабинет поэта, библиотеку, бильярдную, комнаты для приезжих – словом, всё, как при хозяине. Прибывшие на юбилей гости осмотрели усадьбу, а вечером состоялся концерт. Романсы на стихи Фета исполнил Олег Погудин. Народный артист признался, что любит романс «Сияла ночь», где «лирический герой» представлен «красиво и могуче».
Черноземье – край исконный для Фета. Он любил здешние места горячо, искренне, как и всю русскую землю. В повести «Ранние годы моей жизни» вспоминал: «Когда мы за Нейхаузеном, перешедши через мосток, очутились на русской земле, я не мог совладать с закипевшим у меня в груди восторгом: слез с лошади и бросился целовать родную земля…».
А чуть позже в письме, адресованном Льву Николаевичу Толстому, с которым Фета связывала крепкая дружба, признался: «Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, которую я теперь рою и в которой я буду лежать. Жена набренькивает чудные мелодии Mendelson, а мне хочется плакать…
Сегодня посадил целую аллею итальянских тополей аршин по 5 ростом, и рад, как ребёнок…». 47/.
Почтили земляка и в Орле, где, повторюсь, в Мценском уезде поэт появился на свет. В областном центре прошли праздничные мероприятия. Достойных представителей местной культуры даже наградили медалями в честь юбилея А.А.Фета. Событие отметили и в областном литературном музее имени И.С.Тургенева.
Упомянули юбилей в Санкт-Петербурге. В Российской национальной библиотеке показали документы, проясняющие «белые пятна» в биографии поэта. Подобную выставку провели и в Пушкинской Доме (Институт русской литературы). Всё - камерного свойства, особо не привлекло посетителей. В Москве, похоже, и такого не удосужились. В либеральной газетке тиснули интервью с профессором, где он вещал «о безумии в жизни поэта, его душевной травме, трагическом отголоске любви», об «атеизме Фета» и прочих «душевных особенностях». «Независимая» радиостанция «Серебряный дождь» представила слушателям поэта «не в своём уме». Мол, Фет стремился к богатству, и вот стал помещиком. Утром объезжал владения на ослике. А как звали ослика? Никто из слушателей не ответил. Тогда ведущий радостно сообщил – Некрасов…
Ну, слава Богу, хоть устроили в Трубниках выставку «Быть Фетом».
II
Судьбу и творчество Фета часто оценивали, не скупясь на ярлыки. Иные относили его к «чистому искусству», сочинителю «поэзии ради поэзии», другие уверяли, будто «Фет раздвоен», а третьи называли «убеждённым помещиком»…
Лишь немногие поднимались до поэтических высот Фета.
В их числе – замечательный русский поэт Владимир Соколов (1928-1997), уроженец г. Лихославля на тверской земле. В 1960 году он написал стихотворение.
Вдали от всех парнасов
И мелочных сует
Со мной опять Некрасов
И Афанасий Фет.
Они со мной ночуют
В моём селе глухом.
Они меня врачуют
Классическим стихом.
Звучат, гоня химеры
Пустого баловства,
Прозрачные размеры,
Обычные слова.
И хорошо мне… В долах
Летит морозный пух.
Высокий лунный холод
Захватывает дух.
Он соединил, вроде бы, то, что никак не соединить: ярого критика существующей власти, заступника крестьян и всего простого народа Николая Некрасова и тихого, неприметного лирика Афанасия Фета. На самом деле противоречия нет. Некрасов и Фет являли разные стороны русской поэзии, не противореча друг другу, а дополняя. У Соколова не случайное признание: «Они меня врачуют классическим стихом».
Врачевание души – истинное назначение высокой поэзии.
Чтобы не возвращаться больше к ярлыкам, приведу довольно пространный отзыв о Фете одного из лучших русских поэтов Константина Бальмонта.
«Между двух своих зорь, утренней юностью, сразу угадавшей своё назначение, и юностью закатной, - ибо Фет всю долгую жизнь свою провёл влюблённым юношей и не знал, что значит некрасивая зрелость, и не знал, что значит безобразная старость, - заревой свирельник, звёздный вестник никогда не терял связи с числами неба, пред ним была раскрыта верховная огненная книга, правящая судьбами верховными и низинными, не покидали его эти алмазные калифы, внушали ему, чтобы дух, летая струнным звуком над беззвучьем, бабочкой над цветами, однодневкой над земными днями, просился в беззакатный день – в семьдесят лет, за два года до смерти, он бредил о том же, говоря угасшим звёздам:
Долго ль впивать мне мерцание ваше,
Синего неба пытливые очи?
Долго ли чуять, что выше и краше
Вас ничего нет во храмине ночи?
Может быть, нет вас под теми огнями:
Давняя вас погасила эпоха, -
Так и по смерти лететь к вам стихами,
К призракам звёзд, буду призраком вздоха!
Звёздное зрение приучает душу к быстрым перебегам через огромные пространства, от одного желания к другому чему-то, что будит желание, от одной яркой цели к другой блистательной мечте. Так, долго смотря на неисчерпаемую россыпь светов Млечного Пути, тот, кто любит звёзды и переживает их ворожбу, за усладительным оцепенением быстро и резко повёртывается, чтобы увидеть в другом месте неба любимое созвездие, впить душой троезвучье Ориона.
В творчестве Фета всюду можно усмотреть этот быстрый перебег от прекрасного к прекраснейшему, от основы, которая создала вещее состояние души, к закрепляющей впечатление, дальней, но чёткой, острой подробности, которая, схватив, уже не отпускает…
Давно сказано, сказал Страхов, сказали другие: «Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию». О пробный камень ломаются многие острия. Всё время, пока Фет пролагал и вёл свою лучезарную дорогу, вкруг этого пышного сада, где земное кажется неземным, вкруг этого чертога красоты – и через красоту просветлённого миропознания, - вкруг этой неувядаемой розы возникали лжеумствования и лжеглаголания…». 48/.
В судьбе творческой личности порой происходит встреча с кем-либо, раз и навсегда определяющая призвание. Такое случилось и у Фета. Взяв свои рукописи, он поехал из усадьбы отца в соседнее имение, к хозяину, уже известному в литературных кругах, – Ивану Тургеневу.
У них состоялся разговор.
« -Продолжайте, продолжайте! Как скоро закончите оды, я сочту своим долгом и заслугой перед нашей словесностью напечатать ваш перевод. С вами ничего более нет? – спросил он.
- Есть небольшая комедия.
- Читайте, ещё успеем до обеда.
Когда я кончил, Тургенев дружелюбно посмотрел мне в глаза и сказал:
- Не пишите ничего драматического. В вас этой жилки совершенно нет.
Сколько раз после того приходилось мне вспоминать это верное замечание Тургенева, и ныне, положа руку на сердце, я готов прибавить: ни драматической, ни эпической». 49/.
Признание Афанасия Афанасьевича красноречиво!
Будущий классик, угадав в Фете талант, «отсёк» всё лишнее в его литературных устремлениях и посоветовал направить пыл души на поэзию, на дар, полученный от Бога. Тургенев оказался прав. Сколько сил потратил бы Фет на драматургию, прозу или другие жанры? А так - поэтический мир стал для него главным.
Однажды Татьяна Львовна, дочь Льва Николаевича Толстого, с которым Фет подружился, попросила его написать в «Альбом признаний». На вопрос: «В чём счастье?», Афанасий ответил: «Видеть плоды усилий». Отдав сердце стихам, Фет, вне сомнения, ощущал эти плоды.
Ну, а Тургенев не оставлял заботы о нём. Когда Фет поступил в армию и проходил службу в селе Красном под Петербургом, Иван Сергеевич ввёл офицера в журнал «Современник». Вместе с другими сотрудниками Тургенев помог Фету подготовить первый сборник стихов, изданный в 1856 году. Поэт чувствовал себя сопричастным к кругу талантливых русских писателей, и это окрыляло.
В качестве редактора Тургенев иногда настойчиво понуждал поэта «переделывать» «неудачные строки». Он старался приблизить творчество молодого поэта к традициям Александра Сергеевича Пушкина, сделать ясным, классическим простым. Но Фет по душевному складу был другим, ставил перед собой другие творческие задачи. Поэтому не переносил «нажима» или «давления» ни от кого, в том числе и от Ивана Сергеевича. Между ними порой возникало краткое «охлаждение», но дружбу они сохранили до конца дней.
III
Беда настигла, как часто бывает, неожиданно. В чём она? Немало людей и в России, да и в иных странах утратили чувство любви, понимание любви, желание любви. Взамен они жаждут комфорта, пылают страстями к наживе, погоней за успехом и роскошью, стремлением выделиться, пусть даже некрасивыми поступками; ищут утешения в домашних животных, ставя их выше всего...
Способно что-либо заменить любовь?
В своё время советский поэт Николая Доризо написал стихи, а композитор Марк Фрадкин сочинил музыку, родилась популярная песня «На тот большак, на перекрёсток».
На тот большак, на перекрёсток
Уже не надо больше мне спешить.
Жить без любви, быть может, просто
Но как на свете без любви прожить?
Не надо мне, не надо было
Любви навстречу столько лет спешить.
Я б никогда не полюбила,
Но как на свете без любви прожить?
Действительно, как? Такое невозможно!
Что означает любовь? В чём она? Почему и как существует?
В творчестве Афанасия Афанасьевича Фета не трудно найти ответы.
И они для современного читателя – мощный источник любви, источник, неиссякающий, все жаждущие могут припасть к нему.
«Заревой свирельник», пожалуй, как никто другой в русской поэзии второй половины ХIХ века, воспевал любовь во всём её многообразии, во всей её сложности, с высочайшим мастерством. Если немало современников Фета, поэтов и прозаиков, увлекались общественной борьбой, идеями революции, «шли в народ», то Фет стоял в стороне от «страстей бытия». Это, казалось, странным, за что его упрекали журнальные критики. На самом деле, ничего странного в том не было. Одарённый художник слова Фет обращал взор на внутренний мир, на «потаенного человека» в себе и в других.
Наверное, во всех стихах встречаем изображение чувств, а не событий. И вот что удивительно! Будучи озарены душевным светом, как бы неожиданно под пером Фета чувства и становятся событиями и фактами Поэзии. И уже они, в отличие от обыденных фактов, не подвержены тлению, существуют в пространстве и времени.
Яркое подтверждение - стихотворение «Alter ego», написанное в 1878 году, где выделяются строки:
И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,
Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить.
Та трава, что вдали на могиле твоей,
Здесь на сердце, чем старее оно, тем свежей.
И я знаю, взглянувши на звёзды порой,
Что взирали на них мы как боги с тобой.
У любви есть слова, те слова не умрут,
Нас с тобой ожидает особенный суд:
Он сумеет нас сразу в толпе различить,
И мы вместе придём, нас нельзя разлучить!
Лев Николаевич Толстой, когда прочёл это стихотворение, написал Фету:
«Оно прекрасно! На нём есть тот особенный характер, который есть в ваших последних – столь редких стихотворениях. Очень они компактны, и сияние от них идёт далёкое. Видно, на них тратится ужасно много поэтического запаса. Долго накопляется, пока кристаллизуется…».
Трудно не согласиться с мнением классика.
Не однажды поэт пробовал определить любовь. В одном из ранних стихотворений, описывая своё настроение и возлюбленную, которую он видел в окошко, признался, что ему хотелось её обнять, обнять также и брата-шалуна, он изучал грамматику в ближней комнате.
Как отворялися двери, расслушать я мог, что
учитель
Каждый отдельный глагол прятал в отдельный
залог.
Он говорил, что любить есть действие - не
состоянье.
Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь
ни зги;
Я говорю, что любить – состоянье, ещё и какое!
Чудное, полное нег!.. Дай Бог нам вечно
любить!
Выразить в художественном слове «состоянье, ещё и какое!» - творческая сверхзадача для Фета. И он блестяще её решал – изо дня в день, из года в год, не уставая удивляться любви и воспевать её.
Тебе в молчании я простираю руку,
И детских укоризн в грядущем не страшусь.
Ты в тайне поняла души смешную муку;
Усталых прихотей ты разгадала скуку:
Мы вместе – и судьбе я молча предаюсь.
Здесь и радость, и счастье близости, и страдание, и боль разлуки – словом, всё, чем богата любовь.
Прости! Во мгле воспоминанья
Весь вечер помню я один, -
Тебя одну среди молчанья
И твой пылающий камин.
Глядя в огонь, я забывался,
Волшебный круг меня томил,
И чем-то горько отзывался
Избыток счастия и сил.
Что за раздумие у цели?
Куда безумство завлекло?
В какие дебри и метели
Я уносил твоё тепло?
Где ты? Ужель, ошеломлённый,
Кругом не видя ничего,
Застывший, вьюгой убелённый,
Стучусь у сердца твоего?..
Поражает разнообразие интонаций, мотивов, образов в любовной лирике Фета. Похоже, ни в чём и никогда он не повторялся, что требовало виртуозного поэтического мастерства.
Ещё люблю, ещё томлюсь
Перед всемирной красотою
И ни за что не отрекусь
От ласк, ниспосланных тобою.
Покуда на груди земной
Хотя с трудом дышать я буду,
Весь трепет жизни молодой
Мне будет внятен отовсюду…
Любовь существует не сама по себе, рядом с ней неизменно соседствуют добро и зло – и в конкретных случаях, и в широком значении понятий. Поэтому в лирике Фета мы найдём немало стихотворений, где отражена тема Добра и Зла.
Два мира властвуют от века,
Два равноправных бытия:
Один объемлет человека,
Другой – душа и мысль моя.
И как в росинке чуть заметной
Весь солнца лик ты узнаёшь,
Так слитно в глубине заветной
Всё мирозданье ты найдёшь.
Не лжива юная отвага:
Согнись над роковым трудом –
И мир свои раскроет блага;
Но быть не мысли Божеством.
И даже в час отдохновенья,
Подъемля потное чело,
Не бойся горького сравненья
И различай добро и зло…
До сих пор не утихают споры: был поэт верующим или нет. Одни отвечают положительно, другие зачисляют Фета в «закоренелые атеисты». Думаю, всё это более чем нелепо. Откройте стихи, почитайте, всё будет ясно.
Но просветлённый и немой,
Овеян властью неземной,
Стою не в этот миг тяжёлый,
А в час, когда, как бы во сне,
Твой светлый ангел шепчет мне
Неизречённые глаголы.
Я загораюсь, я горю
Я порываюсь и парю
В томленьях крайнего усилья
И верю сердцем, что растут
И тотчас в небо унесут
Меня раскинутые крылья.
Однажды в письме к великому князю К.К. Романову Афанасий Фет сделал признание:
«…То, что Чайковский говорит – для меня потому уже многозначительно, что он как бы подсмотрел художественное направление, по которому меня постоянно тянуло и про которое покойный Тургенев говаривал, что ждёт от меня стихотворения, в котором окончательный куплет надо будет передавать безмолвным шевелением губ.
Чайковский тысячу раз прав, так как меня всегда из определённой области слов тянуло в неопределенную область музыки, в которую я уходил, насколько хватало сил моих. Поэтому в истинных художественных произведениях я под содержанием разумею не нравоучение, наставление или вывод, а производимые ими впечатления. Нельзя же сказать, что мазурки Шопена лишены содержания, - дай Бог любым произведениям словесности подобного…». 50/.
Стремление передать состояние души «безмолвным шевелением губ» и тяга «в неопределенную область музыки» - два свойства поэзии Фета, которые выражает одно определение - музыкальность. Вспомните знаменитое стихотворение без единого глагола, над ним потешались некоторые современники и часто пародировали.
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица.
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слёзы,
И заря, заря!..
Поэт сочинил шедевр, когда ему было тридцать лет.
Напевность лирики привлекала выдающихся русских композиторов. На стихи Фета создали романсы Александр Варламов – «На заре ты её не буди», «Давно ль под волшебные звуки»; Александр Гурилёв – «Я говорил при расставаньи»; Пётр Булахов – «Знаю я, что ты, малютка»; Пётр Чайковский – «Мой гений, мой ангел, мой друг…», «Я тебе ничего не скажу…», а также Николай Римский-Корсаков, Сергей Рахманинов и другие.
Духовное богатство, к сожалению, мало используют в музыкальном обиходе в демократической России. Якобы, «неинтересно» правителям и публике. Им подавай «западную какофонию» и «тяжёлый рок». Романсы на стихи Фета редко звучат по радио, на концертах эстрады в столице, городах и сёлах. Тем самым обедняется общая культура людей, их отучают от «родной почвы».
IV
Ещё одна грань таланта Афанасия Фета, оказавшая неоценимую услугу русской литературе. Имею в виду письма к друзьям-писателям и книги прозы «Ранние годы моей жизни» и «Мои воспоминания». Отсюда получаем объёмное представление о самом авторе, той эпохе, литературном процессе, известных русских литераторах - сотрудниках журнала «Современник»: Николае Некрасове, Иване Панаеве, Александре Дружинине, Михаиле Логинове, Иване Гончарове, Дмитрии Григоровиче, Андрее Краевском…
Афанасий Афанасьевич вёл отсчёт творческой деятельности от 1839 года. Тогда «тетрадку» с его стихами одобрил Николай Гоголь, авторитет в русской литературе. Поддержка окрылила начинающего стихотворца, ему было 19 лет. Напомню также, что существенную роль в творческом становлении Фета сыграл Иван Сергеевич Тургенев.
Ему и посвящено немало страниц книги «Мои воспоминания». Она увидела свет в 1890 году в двух томах. В советскую эпоху её практически не знали, лишь в конце ХХ века переиздали с изрядными купюрами – исключили из текста письма к Фету Ивана Тургенева, Льва Толстого, Якова Полонского и ещё целого ряда литераторов. Но и в «урезанном виде» мемуары уникальны по содержанию и авторскому стилю.
Пожалуй, никому не удалось сохранить живой, реальный образ Тургенева столь ярко, как сделал Фет. Тургенев предстаёт со своим характером, привычками, увлечениями, наклонностями, творческими пристрастиями. Мы видим Ивана Сергеевича в родовом имении, в Москве и Петербурге, в Париже, на охоте, за письменным столом. Узнаём житейские подробности о великом писателе, значительно расширяющие наше представление о нём. Скажем, то, что основную часть книги «Записки охотника» Тургенев писал в холоде, в голоде, в отрыве от родных мест, как говорится, «в экстремальных условиях».
Выразительно нарисовал Фет и Льва Николаевича Толстого, его он искренне любил, часто встречался, вёл переписку. «К чему мы в настоящий момент пришли? – спрашивал Фет в 1879 году в одном из писем к Толстому. – Мне кажется, к одному и тому же убеждению, высказываемому в разных формах, что в таком хаосе понятий, стремлений, условий жизни, какие нас окружают, никакое государство, народ, общество, семейство, человек жить не могут. Нужна другая форма. Какая? Это другой вопрос. Мы, как во время бури, швыряем за борт, как одурённые, всё, что под руку попадёт, и ненужный груз, и образа, и компас, и руль, и паруса, и канаты, и собственных детей. Когда это кончится? Бог знает. И чем?».
Написано почти за сорок лет до двух революций, потрясших историческую Россию в 1917 году.
Какие пророческие слова!
Увы, читателям Фет часто представлялся чуждым какой-либо общественной деятельности, равнодушным обывателем, пописывающим «стишки» да следящим за помещичьими угодьями.
Ложное понимание!
Его волновали «острые» вопросы, более того, он пытался их разрешить. Имею в виду событие, которое он определял «эпохой, отделяющей предыдущий период жизни и в нравственном, и в материальном отношении от последующего». Что же случилось? Фета избрали путём свободных выборов мировым судьей. Представьте себе! Он получил «цепь третьего мирового участка, почти в середине которого приходилась Степановка, куда я и отправился, приискав письмоводителя…».
Не имея юридического образования, поэт вступил на путь правосудия, поскольку видел вокруг много несправедливости. «Я уверен, что читатель, удостоивший до сих пор мои воспоминания своего внимания, не испугается небольшого ряда судебных случаев, приводимых здесь мною в качестве лестницы, по которой я, руководимый наглядным опытом мало-помалу в течение 10 ½ лет спускался с идеальных высот моих упований до самого низменного и безотрадного уровня действительности. Как ни тяжко было иное разочарование человека, до той поры совершенно незнакомого с народными массами и их мировоззрением, я всё-таки с благодарностью озираюсь на время моего постепенного отрезвления, так как правда в жизни дороже всякой высокопарной лжи». 51/.
Записки Фета-судьи, который вёл дела в Мценском уезде, и доныне не потеряли значения откровенностью, достоверностью, поучительностью.
Афанасию Фету посчастливилось быть современником Фёдора Тютчева, знать его лично, вместе «пить кофе», когда тот возвращался с прогулки. Их связывала поэзия, чуткое отношение к родному языку, любовь к России. Фет называл Тютчева одним «из величайших лириков, существовавших не земле», «самое воздушное воплощение поэта», посвятил ему несколько тёплых стихотворений. И едва ли не первым отозвался на небольшую книжку стихотворений Тютчева, появившуюся в 1854 году и «наделавшую шуму в тесных кружках любителей изящного». Он написал довольно пространную статью, вернее – литературный очерк «О стихотворениях Ф.Тютчева», где дал очень высокую оценку творчества Фёдора Ивановича. Очерк был опубликован в журнале «Русское слово» (№ 2, 1859).
«Поэзия, или вообще художество, - утверждал Фет, - есть чистое воспроизведение не предмета, а только одностороннего его идеала»; «но в том-то и дело, что художнику дорога только одна сторона предметов: их красота…».
Принципам Фет не изменял до конца дней – искренний лирик, мастер слова.
Чем он и дорог нам!
ВОЛОГДА, декабрь 2020 – март 2021 гг.
