Молитвенник
"Однажды в скит к монахам,
Как в Божий вертоград,
Пришёл, спасаясь страхом,
Благоговейный брат,
Вздыхал о жизни вечной
И прилежал слезам", –
О, дивный мой Отечник,
Целительный бальзам!
Мы немощны, но где-то
Есть человек святой,
Рождённый быть аскетом,
Как Памво и Матой.
Одна овца найдётся
Среди паршивых стад!
Его молитва льётся
И нерассеян взгляд,
Он молится о мире
Один, в глуши лесной...
А, может быть, в квартире
За гипсовой стеной.
* * *
С той поры, когда бес развлеченья
Возведён на особый почёт,
Развлеченье широким теченьем
Любопытных в дорогу влечёт,
Чтоб увидеть причуды Востока,
Богатящийся красками Юг;
Не насытится зрением око,
Не наполнится слышаньем слух.
Но к чему мне норвежские фьорды,
Мне на вёслах по морю не плыть,
И дворец, где надменные лорды
Обсуждают, как нам насолить?
Мне костёл в католической Вене
По открыткам заочно знаком, –
Ну и что, что на эти ступени
Не ступал я своим башмаком?
Я приветствую сумрак часовен,
Где для входа не нужно ключей,
Где отёсаны стены из брёвен,
А подсвечник – с песком для свечей,
Где молитва насущнее хлеба,
Где вздохнёшь о себе, о родных,
О едином, что есть на потребу
И превыше соблазнов земных.
Тётя Нюра
Ни лицом не вышла, ни фигурой,
Но крепка в работе, – из села;
Почему-то звали тётей Нюрой,
А в крещенье Анною была.
В комнатке всё чистенько и просто,
И к чему богатство без семьи?
Иногда наведывалась к сёстрам:
Не чужие всё-таки, свои;
Пододвинут стол поближе к свету,
У окна за чаем просидят,
А она московские конфеты
Привезёт для сестриных внучат.
–––
Где она теперь: в раю ли, в муке?
Прожила без мужа, без детей,
Но чужие выросшие внуки
Иногда помолятся о ней.
9 мая
Сушил пригрев соломенные крыши,
Ещё топили печи по весне;
Из изоб вышли женщины, услышав,
Как пролетел мальчишка на коне,
Как детский голос полем разносился:
"Победа"! Привставая в стремена,
Он проскакал; кто плакал, кто крестился:
Ну слава Богу, кончилась война!
Война, когда врага остановили
Не хитростью, а жертвой и числом,
Когда болота вброд переходили
И шли на дзот пехотой напролом:
Должны бойцы, победу приближая,
Ценою жизни выполнить приказ!
"Солдат довольно, бабы нарожают", –
Какой-то гений высказал о нас.
Как древле шёл через Чермнóе море
Народ упрямый буйною толпой, –
Господь провёл народ наш через горе,
Чтоб вразумить и вывести в покой.
Одни вернулись, поболтать здоровы,
За байкой языки поразминать.
А дед пришёл, – и о войне ни слова;
Он не любил об этом вспоминать.
* * *
Далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф
(Н. Гумилёв)
Товаром и скарбом набиты тюки,
В проливе гудят корабли;
Зачем северянам чужие пески,
Верблюды, Каир, Сомали?
Но страстная тяга к опасным местам
Живёт в беспокойном певце:
Там чёрная мамба скользит по кустам
И водится муха цеце,
В камнях – водопада разбойничий гул,
Звериный внизу водопой;
И водит ушами выносливый мул,
Ступая скалистой тропой.
И, смуглым от солнца палящего став,
В саванне у чадских болот,
Поэт созерцает, как дивный жираф
Над морем акаций плывёт.
* * *
Не хочу я в город,
Сыт до тошноты.
Город – это морок
Шумной колготы.
Каждый за краюху
Жилы рвать готов,
Только жить по духу
Нету могутов.
Город – это давка.
Я хочу как встарь:
Сядь со мной на лавку,
Выпей, погутарь.
––
Отвернётся гневно
Просвещённый взгляд…
Но у нас в деревне
Все так говорят.
* * *
Пока здоров, – отвсюду ждёшь вестей,
Вагон никчёмных сообщений,
А станешь болен, – и не до людей,
Не до звонков и посещений.
Я благодарен, Отче, за недуг!
Свободу, понятую ложно,
Он ограничил; всё, что недосуг,
Вдруг стало нужно и возможно.
Мне важно знать, без повода к тоске,
Что смерть проходит где-то рядом, –
Тогда молюсь, вися на волоске,
Как раб, подвешенный над адом.
Диванные войска
Раньше было тяжко
В поле воевать:
Дашь себе поблажку, –
И несдобровать,
В схватке наипаче
Супротив штыка.
А теперь иначе
Действуют войска.
Чтоб вернее шкуру
В битвах уберечь,
Им клавиатура
Заменяет меч;
Нападают с гиком
И издалека
За трусливым "ником"
Храбрые войска.
