* * *
Что было, никуда не делось,
Внутри сознания и вне,
Свернулось змейкою, угрелось
И вспоминается во сне.
А настоящее – повсюду:
Во мне, со мною, я в тисках;
Как кровеносные сосуды,
Колотит пульсом на висках.
Я наблюдаю эту странность
И миг, что, умирая, жив, –
Ход времени, покой пространства
В единой мысли ощутив.
* * *
Спустилось небо; мокрые ботинки
Не защитить спасительным зонтом.
Из низких клочьев круглые дождинки
Хватает пашня пересохшим ртом.
Обычно дождь, холодный в эту пору,
Кусает, как играющие псы,
А этот – ровный и какой-то хворый,
Зашелестел без бури и грозы.
Всё влагой напитал, душа сырая,
Согнал с размокших комьев вороньё, –
И моросит, путей не разбирая
И по привычке думая своё.
* * *
Чуть помечтай, ослабь поводья, –
И тиной зарастёшь внутри.
Лукавый грех чревоугодья
Мне в счёт поставят мытари
И то, что был несдержан в гневе
И гордо шёл против рожна.
Я нахожу: немало плевел
Во мне посеял сатана.
Они обильно дали всходы,
Перетерпели летний зной,
В душе, как часть моей природы,
Непоправимо стали мной.
Мой нищий храм полуразрушен,
Но есть ещё благая часть:
Как блудный сын, спасая душу,
К Отцу Небесному припасть.
* * *
Таже ударяют во вся кампаны и тяжкая и клеплют довольно (Типикон)
В воскресенье утром белым
Ухнул в колокол язык,
Долгим гулом загудело:
"Славьте Бога, Он велик!"
И пошёл по сонным весям
Монастырский ровный бой:
"Бог вос-кре-се, Бог воскресе!" –
Дрогнул колокол другой.
Встрепенулись колокольцы,
Услыхав тяжёлый бас,
Словно дети-богомольцы:
"Гос-по-ди, по-ми-луй нас!"
Дух восторжен, сердцу сладко,
Звонари в кампаны бьют.
Атеист, крестясь украдкой,
Вспоминает Страшный Суд.
* * *
В детстве меня не драли;
Стегнут иногда, браня.
А в юности много печали
Увидели от меня.
Детство забылось скоро,
Помню лишь старый двор,
А юность горит укором,
Тревожа меня до сих пор.
* * *
Человек – двуногое существо без перьев (Платон)
Как в Аттике учёные мужи,
И я имел желание благое
Определять одно через другое,
Как именинный торт через коржи.
Я созерцал единое и нус
И выражал в торжественном экспромте.
Теперь без слов я отрезаю ломтик
И в жадном чувстве открываю вкус.
И этот вкус всё ставит на места,
Я потерял к философам доверье:
Мечтатели двуногие без перьев,
Не знающие сущности торта!
* * *
Нас погубят довольство и пища,
Барахла драгоценный навоз.
Это морок, а правда – кладби́ще
Под желтеющей сенью берёз.
Зá три года кресты стали гуще,
Вдоль ограды добавился ряд.
Кто-то метил в небесные кущи
И, возможно, отправился в ад.
По-осеннему влажно и ветер,
Я продрог и немного намок.
«Здесь, в оградке, покоится Петя».
«Кто-то стóящий? » – «Нет, дурачок.
Но при жизни в округе известен,
Отчего ж не запомнился вам?
Дурачкам не сидится на месте,
И он вечно бродил по церквам;
Не слыхал, что такое простуда,
Но погреться ходил на вокзал.
"Гражданин, вы откуда?" – "Оттуда", –
И на небо перстом указал».
О, тогда, за все страсти в ответе,
Мы воспрянем, давая ростки,
Если в Царстве Небесном, как Петя,
Бога молят о нас дурачки!
* * *
Как кельи полночью тревожной
Искусно разоряет вор,
Так в душу демон злохудожный
Привносит пагубный раздор,
Коснется взором каждой вещи,
Всё передвинет, осквернит,
Творца бесстыдно оклевещет
И Божью милость очернит,
А я вослед ему послушно
Блуждаю в мерзости и лжи.
Господь, прости, я малодушно
Без боя сдал все рубежи,
Молитвой не стоял на страже
И невниманьем согрешил,
Доверьем принял помысл вражий,
И он мой храм опустошил.
* * *
Чудесна свежесть мая
И пенье соловья!
Он, верно, что-то знает,
Чего не знаю я,
Что видел он воочью,
Что слышал при устах,
Свистит об этом ночью
В ракитовых кустах,
Он тысячу вопросов
Положит в десять нот,
О сущем, как философ,
Восторженно споёт.
А на соседних ветках
Мечтает с соловьём
Соловушка о детках
И гнёздышке своём.
* * *
Поэт написал о России:
Рассудком её не понять.
Дороги, по виду прямые,
Кружа, возвращаются вспять
К Руси, где под титлами числа,
Где тёсом мостят города...
Славян со времён Гостомысла
Одна донимает беда,
Главу поразила коростой,
Занозой засела в груди:
Немирные духом подростки
За буйство даются в вожди.
Не святость, а дерзкая сила
Их садит на быстрых коней, –
И знают, что нужно России,
Загадки не чувствуя в ней,
Кнутом и вожжами управят
Её терпеливый народ.
Один её дыбом поставит,
Другой ей подол задерёт.
Бахвалятся, вытянув вожжи,
Сноровкой по спинам хлестать.
В немой ли покорности, Боже,
России особая стать?
