На семи холмах

Повесть. II. Мимо белых-белых берегов

0
524
Время на чтение 15 минут

 

I. Записки сельского учителя

 

Внимательный человек в моих записках обнаружит, что к каждой главе я поставил заголовок. Правда, я долго размышлял – нужно ли это делать? Может быть без этих названий тексту было бы легче, свободней, да и сам он стал бы стройней, энергичней. Но победила моя учительская привычка, ведь любое школьное сочинений всегда начинается с заголовка. И этот заголовок, как верстовой столб, за которым идут все дороги. Их бывает так много – выбирай любую. Вот сегодня они отправляют меня в далёкое детство. Только добавляю, – это будет моё детство и моя родная Сосновка. А уточняю потому, что писать о себе намного труднее, чем о своих друзьях или близких. Ведь всё время кажется, что ты уходишь в какие-то дебри или прячешь лицо. А самое главное – нет уверенности, что твоя исповедь кого-то согреет, вызовет отклик. К тому же однажды я уже был наказан. А случилось вот что: лет десять назад я написал детский рассказ и отправил его в районную газету. Ничего не поделаешь – иногда грешу сочинительством. Так вот: рассказ мой «районка» напечатала, и я ждал откликов, писем. Но ничего не дождался – глухое молчание. А ведь рассказ был о приключениях мальчишки в первую послевоенную весну, и тем мальчишкой был я – Сенечка Стародумов. Кстати, у того рассказа было хорошее, на мой взгляд, название – «Мимо белых, белых берегов…» И вот сейчас я вспомнил о том мальчишке и о той счастливой и тревожной весне первого послевоенного года. Я даже оставляю сейчас всё тот же заголовок, правда в самом тексте будет много изменений. А как же иначе. Ведь тот мальчишка уже стал стариком и скоро ему собираться в последнее плаванье. Кстати, в моём рассказе тоже появится море и настоящий катер, но давайте не будем торопить события, а лучше наберёмся терпения, сделаем паузу. К тому же наша Сосновка жила далеко от моря, потому моря никто не видел, не наблюдал. Оно стояло где-то у дальних гор, почти на краю свете. Но разве не ждёшь чуда, разве не веришь в счастливые мгновения судьбы – вед тогда бы жизнь стала мученьем. А деревня в ту весну пахла ветрами, люди обрадова­лись ранней траве и солнцу, рано утром выходили в ограды и смотрели подолгу в небо. Там вспыхивал розовый луч, и на землю падали свет и тепло. На завалины садились старики и дети, оглядывались озарённо, высоко задирали хвосты собаки, хватая бабочек за мохнатые крылья, а по ночам в деревне ста­ли петь песни. Недавно прошла война, и многие песни забыли. Теперь вспоминали, выговаривая каждое слово. Пели простор­но, без гармошки и принуждения, лица у женщин были серь­езны.

И кто-то на весну обиделся. Вдруг скрылось солнце, при­шли тучи, и в начале мая налетели на деревню шальные вет­ры. Вода в реке поднялась высоко, заговорила, под черным яром кружились воронки, а старики сокрушались: «Ошалел Тобол. Поди, к беде...» А накануне ночью прошла сквозь небо кривая звезда. Над бором рассыпалась. Вспыхнули на миг сосны и подняли в ложбине лошадь. Она вскочила, разорвала путы и метнулась в степь. Старый конюх Матвей поклялся: «Ждите беду, ребята», – он был такой старый, что всех звал ребятами. Люди виделись ему малыми, глупыми, и ему верили, считая отцом.

Прошла неделя, беды не случилось. Матвей всем грозил пальцем, в глазах светилось ожиданье. И приплыл катер, как ветром принесло, – не ждали. Его прислали из города на случай большой воды перевозить людей. Начинался сев, пашни-то за рекой. Но люди ночевали и жили в поле, и катер скоро заскучал и собрался обратно. Идти – недалеко: с высоких крыш городские дымки видно. Но уйти так просто он не мог. К нему в деревне привыкли, и расставанье стало б всего страшней. Особенно это больно для нас, ребятишек.

Нам едва исполнилось по десять лет, и катеру, видно, столько же: на его сухих постаревших боках еле значилось – «Чайка». Катер заводили длинной железной ручкой. Делал это моторист дядя Степан, маленький мужик, молчаливый и черный. Мы не знали, – добрый ли дядя Степан или злой: на нас он смотрел редко, не разговаривал, – зачем сильному человеку видеть, что происходит у него в ногах?

Он заводил мотор по утрам. Вначале начинался короткий  треск, потом мотор гудел, и этот звук пугал уснувших на берегу гусей. Дядя Степа закуривал и подолгу смотрел вдаль, глаза сощурены и не узнать, что там лежит, разгорается, что придумывают они на случай беды или радости. И нам хотелось заговорить с ним, постоять рядом на корме, но он нас не звал. «Чайка» медленно плыла на тот берег, потом – обратно. Издали она еще лучше, стремительней, чем вблизи. Катер походил на корабль, река – на море, Степан – на черного пирата, изнывающего от тоски. Ему было скучно жить, видно его глаза узнали весь мир и теперь только вспоминали, но в прошлом не видели утешения. На средине реки он вставал во весь свой рост, поднимал голову и начинал петь. Это была песня без слов – какой-то тягучий и бесконечный звук, в котором была тоска. Отчего-то Степан страдал. И за это страданье, за синюю тельняшку под пиджаком, за тёмные нездешние глаза мы особенно любили его, но этого он не знал. Нас было на берегу человек шесть, не хотелось в школу, в длинный удушливый класс. Хотелось смотреть на «Чайку», на быструю весеннюю воду, и не отрывать от Степана глаз.

И вот все кончилось, отпелось. В тот вечер он рано причалил к берегу, еще солнце не спустилось за сосны на другом берегу, заглушил мотор и сказал:

– Завтра поутрянке обратно... – Видно, говорил он сам с собой, но мы перестали дышать.

– Как обратно?

– Как да как, назад-то как... – Он увел мимо печальные глаза, положил рукоятку под бачок на корме и пошел спать в сельсовет. Мы двинулись следом. Он ступал осторожно, как по убегающей палубе и что-то насвистывал очень зло и разбойно. На штанах желтела заплата, кирзовые сапоги в иле, правая нога делала шаг чуть короче левой, и тело наклонялось вперед. Завернул в магазин, наткнулся на очередь. Молчала очередь, как будто что-то ждала. У продавщицы горела лампа-мигалка, в углах ходил сумрак, лица у всех похожи, без глаз. А Степан полез прямо к весам:

– Дорогу фронтовику!

– Баской больно! – крикнула передняя бабёнка, и очередь вздрогнула, зашевелилась, и лампа стала дымить. Но он плечом развернулся, сжал губы, и народ расступился. Бабёнка внезапно раскрыла руки, глаза блеснули:

– Лезь, лезь, обниму! – Степан совсем озлился и заворочал глазами.

– У нас с Маруськой обоих положили, а ты на ногах. Уважай!.. – тихо сказала продавщица. И Степан придавленно согнулся к прилавку. Но тут закричала опять передняя бабёнка:

– Катер засвоил! Какой купец! – А рядом уже другие крики:

– Шшоки наел! На наших-то харчах…

– Да он же прямо нахал. – И слова сыпались, как горох из ведра. И Степан отшатнулся от прилавка и словно бы онемел. А потом вдруг что-то понял и стал пробиваться к выходу. Но дорогу загородила та, которую звали Маруськой. Губы у ней дрожали, а слова, как колючки:

– На кого надулся? Чего возомнил! Ишь ты, какой чистяк! Она ещё что-то буркнула, а потом топнула ногой и опять закричала:

– Ой, бабы! А чё я придумала! – Она замолчала и вдруг захохотала, как пьяная:

– А давайте его у нас поженим? Аха! Аха! Пустим на развод петуха! Морячки пойдут – одно загляденье… – И она толкнула его в бок, а потом все, как сговорились, и стали щипать его, тискать и прижимать к прилавку. И вдруг кто-то крикнул:

– Качай морако-ов! – и его подхватили, кинули, – он взлет к потолку, опустился, опять взлетел, растопырив руки, все хохотали, галдели, и в дикой радости утонули крики, – он отбивался, из горла выскакивали слова и сразу терялись. Огонь в лампе запрыгал. Только продавщица стояла тихо, в смятенье, что-то вспомнив из длинной жизни. Ресницы её при огне шевелились, обнажая блестящие глаза с прямыми зрачками. Всё нарастало веселье, точно гуляли свадьбу и люди обезумели от вина, разбоя души и солнца, идущего от невесты, и вот кровь сорвалась, не уняться, – и Степан взлетал, падал на руки.

И тут слетел страшный визг.

– Ба-а-а-бы! Нога-то… И толпа опешила, качнулась назад, – и Степан рухнул на пол. А нога осталась в руках бойкой Маруськи. По её лицу ещё бежало веселье, глаза сияли, но кругом стихли, – и руки разжались. Протез выпал, в нём что-то треснуло, как разбилось яйцо, и Степан, опираясь о стену, запрыгал к нему, сильно взмахивая плечами. Потом долго пристёгивал ногу, она не слушалась, громко стучала, да и мешало дыханье. Оно разносилось по всему магазину, надсадное, с мокрым хрипом, так дышат люди, придавленные в лесу тяжёлой сосной.

А люди не расходились. Только открыли широко двери, и сразу зашёл свежий хороший воздух. И Степану стало полегче, он даже поднялся. Все замерли: что-то будет. Но всё обошлось, – Степан осторожно шагнул вперёд и слегка зашатался, но устоял, только чутко раздулись ноздри и сжались губы. Он видно слушал свою боль, упрашивая её отойти, отпустить хоть на время. Было видно – Степан что-то задумал. И в этот миг он шагнул за порог. За ним потянулись другие. Последней была продавщица. Лицо у ней стало каким-то растерянным, виноватым. Она точно что-то потеряла и сейчас корила себя за эту потерю. Да и сдали, конечно, нервы. И сейчас кто-то из моих читателей скажет – ну как же ты всё это увидел, запомнил, дорогой Стародумов? Ведь ты был тогда мальчишкой? А я на это отвечу: детская память – самая отличная память. Да и помогают мои земляки, – они ведь всё помнят и ничего не забывают. А мой удел – записать… Что я сейчас и делаю и потому продолжаю.

А остановился я на том, что Степан уже вышел из магазина и свернул в переулок. И шёл он быстро, совсем не качался, и правая нога не отставала, может, он не отпускал ее совсем от себя и чувствовал теперь, как живую.

– Эх, люди... – вздохнула продавщица. И вдруг из толпы вынырнул дед Матвей.

Он давно уж не ходил шагом, только мелкой рысью, ноги семенили, как у заведенной игрушки. Может, он спешил побывать в разных местах деревни, чтоб наглядеться навсегда на людей, запомнить их лица и уйти спокойно в другой мир и отдохнуть там, в воспоминаньях; может, он опять стал быстрым ребенком, ведь ноги совсем высохли, полегчали, и несли легко пустое тело. И когда дул ветер в спину, его несло ещё быстрей, и он натыкался на углы, на жерди, на идущих рядом людей – глаза видели серую пелену вместо света...

А день между тем угасал. Но в  улице было еще светло, с деревьев стекала влага, и стволы дымились. На повороте Степан оглянулся, и тогда бросилась к нему та веселая Маруська. Длинный подол стянул колени, она упала. Встала медленно и стыдливо. Женщины онемели. Дед Матвей, узнав ее, крикнул вслед весело;

– Догоню, Маруська! Голяки-то видно…

Она была уже возле Степана. Тот сразу остановился. Маруська опустила голову и что-то говорила. Степан слушал, кивал головой нервно, пугливо. Она задела его плечо, он отдернулся и опустил голову. Потом пошли рядом. Издали были маленькие, как школьники, плечи сцепились. Но Степан все равно обогнал её, она ухватила его локоть. Направились к сельсовету. У магазина сразу зашумели, дед Матвей улыбался и клянчил:

– Ребята, покурить нету? – и, не дождавшись, вынул из кармана толстую папироску и прикурил.

Стало смеркаться. С продавщицей сделалось плохо, её повели под руки, сзади трусил дед Матвей с серьезным лицом. На пути ему встал жеребёнок. Он ждал его, видно, давно и теперь танцевал и задирал морду. Матвей рассердился и погрозил ему: «Вот оженим тебя, тогда попрыгай». Жеребёнок пошёл сзади, за родным запахом, тыкаясь в спину мордой. Я шёл рядом с жеребёнком и видел большие светлые глаза его, по которым стекали ресницы. Глаза менялись и мигали уже сонно и грустно. Ему, видно, было жаль Матвея, как мне жаль дядю Степана и катер, который уплывёт безвозвратно, исчезнет в сознанье. Я был жеребёнка выше, сильнее, но он меня не боялся, не прятал глаз, не выгибал шею. И вдруг Матвея стало оттягивать назад – в лицо нам кинулся сильный внезапный ветер. Он подул из-за реки, с севера, где собиралась мгла. И в этот миг позади нас – чьи-то крики. Это билась в чьих-то руках продавщица и звала погибшего мужа.

В тот вечер и начался неожиданно снег. К ночи разошёлся сильней. Я стоял у окна, смотрел, как падают хлопья, черные в свете ночи. Если уйдёт завтра катер, навсегда уйдёт с ним синее чудо, тельняшка, нездешние глаза Степана, и уж никогда больше не повторится это, смолкнет, и верилось в несчастье, потому что ночь стояла, и снег падал хлопьями – и всё было печально: и катер, и Степан, и казалось, что всё это враз оборвется. По комнате мать ходила с таким же тёмным, печальным лицом. Она точно чувствовала какое-то горе, несчастье и потому страдала. И мне хотелось её успокоить, утешить, но все слова куда-то спрятались от меня, убежали, и я молчал, не подходил к ней, а она тяжело вздыхала.

И так прошло минут десять-пятнадцать. А потом я что-то задумал. И вначале я даже испугался своих мыслей. Но они преследовали меня, не отступали, – и я сдался. И сказал себе – будь что будет, ведь я решил стащить ту железную ручку от катера. Ведь без неё не завести Степану мотор, – и катеру не сдвинуться с места.

Но раз решил – отступать нельзя. И я выбежал на крыльцо и там чуть не упал. У меня перехватило дыхание и остановилось сердце. Но это длилось недолго, а потом волнение прошло, и я огляделся. Деревня спала, и снег уже перестал. Я поднял глаза, а там на небе стояла луна. Она была какая-то незнакомая и чужая и немножко покатая на один бок. Она точно следила за мной и готовила наказание. «Ну и пусть! Пусть!.. А я всё равно не боюсь!..» – Это храбрилась моя душа и гнала всё вперёд и вперёд. И вот я уже у катера. А рукоятка лежала на каких-то тряпках прямо на палубе. Я схватил её и спрыгнул на берег. И сразу сделалось страшно, и мне казалось, что в спину уже кто-то дышит, и это даже не человек, а какой-то чёрт или волк, и сейчас он меня схватит и повалит на снег. И этот страх заставил меня бежать. И я без конца подгонял себя – «давай быстрее, быстрее!..» И вот сейчас, когда я пишу об этом и вспоминаю, мне опять стало страшно, и всё опять поднялось в глазах. Ведь я бежал тогда один, а словно бы бежало нас двое, – что-то раздвоилось во мне, билось у горла. И когда я был уже у крыльца – совсем не стало дыханья, рукоятка громко застучала по ступенькам так громко, что слышала вся деревня. Но заснул я счастливый уже под утро, когда окна открылись белые, наверно от снега. Разбудили меня быстрые голоса и шорох. Когда глаза открылись, опять стало больно в горле. Над головой поднялся дядя Степан, а рядом мать, в длинной шали. Он придвинулся ещё ближе, плотнее, я вскрикнул, но он положил на лоб руку. Я услышал сухие горячие пальцы и горький запах бензина и снега.

– По следам нашел, по снежку-то и привели...

Я сжался в комок от страха, от обиды на себя, но пальцы его все время гладили мой лоб.

– Ты на память возьми её... ну, рукоятку-то. У меня другая есть. Да ты не сердись! Я ж так, попрощаться. Я ж против тебя – ничего... Ну вот, расквалило... Ещё этого не хватало.

Почему-то мать плакала, щёки закрыла шалью. Я тоже тер глаза, в горле было жарко.

Потом пошли к берегу. Уже начинало светать, улицы стояли пустые, в домах затопляли печи, и дым был утренний – синий. Степан мне в глаза не смотрел, и я ему – тоже. С катера снег стаял, на воде он стоял прочно, не сдвинешь. По берегу ходила женщина, очень маленькая у большой воды, среди снега.

– Ты здесь, Маруся!

– Провожу тебя, Степа... Можно?

– Как не можно...

На голове у нее новый платок, сама спокойная, совсем молодая. Утро рождалось теплое, с туманом – весна вернулась. Туман задевал волосы, мешал смотреть Марусе. Она гладила по лицу ладонью, как умывалась, волосы вышли из-под платка и навивались на пальцы, Глаза Степана следили за ней, светились тайной. Она ловила их, не отпускала. Подошла к катеру, на миг остановилась, подняла голову, и лоб нервно сжался, но Степан крикнул весело, шутливо:

– Включай мотор, Маруся!

– Ой ты!..

Она засмеялась и прыгнула через борт. Нагнулась к воде и нашла там свое лицо и долго смотрела, наверное думала о Степане. Потом опять спрыгнула на берег и встала возле меня.

– Ну, прощай, мужичок, – сказал Степан, – поди свидимся – не умрем...

Я схватил его за руку, потом за пиджак, за плечи. Не по-мужски это; стало стыдно, да и Маруся стояла рядом.

– Ас тобой не прощаюсь, – он взглянул на Марусю долгим радостным взглядом, и та покраснела.

Катер отошёл от берега, вырулил на середину, и тогда возник на берегу Матвей и поднял для прощанья руку. Как только узнал он! Придёт беда или радость – от него не скроешь. Придёт к людям, и возле них трётся. Его рука поднялась неподвижно, и казалось, что Матвей не прощается, а встречает. Туман вставал выше, и несло теплом и сгорающим снегом. Маруся сняла платок и взмахнула им над головой, – будто трепыхнулась белая птица. Рука Матвея медленно опускалась, и он покатился от берега, прямой и весёлый, видно представил, что их всё равно встретит в какой-то неясной дали. Маруся всё ещё махала платком, а я вглядывался в Степана.

– Прощай, мужичок! Пиши, Маруся... Пиши-и! – кричал, и голос его все слабел в тумане, все слабел. Только стучал мотор, видно радовался катер воле, простору, новой дороге, видно отдохнул он у нас от прошлой тяжелой жизни, и хотелось ему плыть быстрее-быстрее мимо белых берегов.

Поднялось солнце, меньше стало тумана, сильней засияли берега. Я боялся, что сейчас растает снег и стихнет мотор.

Видно, нет ничего печальней расставаний на рассвете, невозможности куда-то убежать, уехать к большим кораблям, к синему морю.

Потом я видел и большие корабли и настоящее море. Видел их в солнце и в ветре, в ясный день и в туманный. Плыли они то далеко, то близко, но мне не жаль было с ними расставаться, потому что им тоже не хотелось иметь со мной никакого дела. Их гнали в путь свои заботы, быстрое могучее теченье, они не могли увидеть моего лица, услышать моего крика – они шли по большой дороге. Только дома, у могилы Матвея, на родном Тоболе, как увижу старый узенький катерок, так почудятся там глаза Степана, Маруси. И я иду за ними следом, мне машут руками, смеются. Уже и катера нет, а я все равно иду, пока не устану

Вот и конец этой истории. И мне грустно и хочется на что-то отвлечься. И я открываю томик Николая Рубцова. Открываю наугад – что-то выпадет – то и примет душа. Так я порой гадаю. И мне выпадает:

С улыбкой на лице и со слезами

Осталась ты на пристани морской,

И снова шторм играет парусами

И всей моей любовью и тоской…

О, Господи, как это странно, точно в волшебном сне. Ведь поэт сказал так, как будто видел мою Марусю. Она ведь тоже тогда осталась на берегу «с улыбкой на лице и со слезами…» Но что эти слёзы, печали – всё равно катер уже был далеко-далеко – там, где берега сливаются с облаками. Да, катера уже нет, но всё равно осталась надежда. И тогда Маруся «сняла платок и взмахнула им над головой, будто трепыхнулась «белая птица». И сейчас признаюсь – моя «белая птица» – это, конечно, надежда. Да, моя большая надежда, – продолжить эти истории. И я верю, что так и будет. К тому же моя ладонь перелистывает новую страницу и пишет заголовок. И он будет – «А гуси летели, летели…»

(Продолжение следует)

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Виктор Федорович Потанин
На семи холмах
XV- XVIII. Яшенька. Наш праздник. Последние слова…
25.01.2021
На семи холмах
XIII-XIV. В гостях в друга. Приезжая
17.01.2021
На семи холмах
XI-XII. Бесплатная лекция. Вредный старик
13.12.2020
На семи холмах
IX-X. Дон Кихот из Обрядовки. Ночной сторож
09.12.2020
На семи холмах
Повесть. VIII. Последний солдат
30.11.2020
Все статьи Виктор Федорович Потанин
Последние комментарии
Историософия как ядро политики исторической памяти
Новый комментарий от Константин В.
08.12.2024 15:17
Халява скоро закончится, сэр!
Новый комментарий от Александр Уфаев
08.12.2024 15:10
Нужна ли нам мобилизация общества?
Новый комментарий от Человек
08.12.2024 14:04
Не получается верить в Христа – почему?
Новый комментарий от Человек
08.12.2024 13:46
Приятный яд тщеславия
Новый комментарий от Константин В.
08.12.2024 13:38
Иначе Россия рискует утерять функцию Удерживающего
Новый комментарий от Русский танкист
08.12.2024 11:48
Третий Рим
Новый комментарий от Vladislav
08.12.2024 11:28