УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ «РУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИНИИ»!
К 75-летней годовщине нашей Победы в Великой Отечественной Войне 1941- 1945 годов я собрал в цикл мои стихотворения, которые публиковались на РНЛ в разные годы и посвящены участию в этой войне моих родных, их и моим переживаниям. Здесь также приложены фото моих родителей начала 1940-ых лет: лейтенанта, командира взвода связи Евгения Ивановича Семёнова и младшего лейтенанта медицинской службы Нины Ивановны Семёновой, поженившихся в 1940 году. Мой отец родился в 1915 году, во время Первой мировой войны, в которой участвовал его отец и мой дед Иван Иванович Семёнов (на фото 1914 года он вместе с супругой Марией Ивановной Семёновой, матерью моего отца и моей бабушкой, замечательным по доброте православным человеком). А я родился в 1942 году во время Второй мировой войны, в которой участвовал мой отец и мама. Так связываются и перекликаются судьбы человеческие.
Автор
***
1.
О, памяти первые проблески
рожденного в сорок втором!...
Вот брезжится: чрево погреба,
а сверху - какой-то гром.
Вот видится: пламя коптилки
в бескрайней кромешной тьме.
И в давке вагонной дикой
рыдания мамы моей…
Мне помнятся женские лики
и мало детей, стариков.
И только одно -- на снимке –
мужское лицо средь снегов.
И это лицо улыбалось,
но жалко мне было до слёз:
«В одной гимнастёрке папа
на улице где-то, в мороз»
И помню совсем уже ясно:
все вместе стоим над Невой,
и гроздья зелёно-красные
салюта -- над головой.
О, детская память, рождённых
в смертельных сороковых!
Война -- в наших глубях нейронных
и вспышки салюта -- в крови!
2.
Медаль отца «За оборону Ленинграда»
я в детстве так разглядывать любил.
На ней солдат, матрос, рабочий, санитарка
идут на бой, как мой отец ходил.
Он воевал на рубеже блокадном,
в Синявинском кошмаре выживал,
форсировал Вуоксу под железным градом:
товарищ слева, справа -- наповал!
Всё это я узнал значительно позднее --
о чём не любят говорить фронтовики.
Их души выгорали, каменели…
И возрождались аду вопреки!
3.
Мой прадед, и дед, и отец воевали,
и мама, а я -- не участник войны.
Однако, родился, приют, где нам дали,
в военное время у добрых родных…
А после наш Питер и тяготы жизни,
бабушка, мама, отец, родня,
работа и бедность, рожденья и тризны --
как в старом, двухцветном кино суетня.
Да, жизнь в коммуналке, где слышно и тесно, --
но послевоенное чувство родства.
И эти застольные русские песни,
любви и печали живые слова!
Они в даль бескрайнюю нас уносили,
в просторы и недра народной души,
где люди не к злату -- к мечте стремились…
И в детское сердце навеки вошли!
4.
Читаю отцовские воспоминанья:
война без проклятий и без прикрас.
Связист рассказал то, что видел и знает…
И слёзы мои подступали не раз.
Я был зарождён перед самой войною,
как фельдшера, маму призвали на фронт,
а я уже в ней, что страшит её вдвое,
но в бой, всё равно, моя мама пойдёт.
Отец мой сражается под Ленинградом --
лишь в письмах до них долетает любовь…
В разлуке пять лет… И безмерная радость --
вернулась семья в лучший из городов.
И бабушка с нами: войну всю молилась
за нас и Победу -- и выжили мы.
Такая дарована Божия милость, --
чтоб с верою верными быть людьми!
5.
К полковнику заходят, и звонят, и пишут --
пусть он ослеп и просто очень стар.
Своею жизнью и заботою о ближних
он заслужил ответный этот дар.
Ослепший воин слушает приёмник:
«Ну, что творят!» -- волнуется старик.
Он видит прошлое без кинохроник:
вот переправа, взрывы. Чей-то вскрик!..
Год сорок первый. Мать листок с молитвой
ему дала: «Возьми, сынок, на фронт».
И надо же, за всю войну: обстрелы, битвы -
серьёзно даже не был ранен он.
Жену любимую он часто вспоминает,
отца -- солдата Первой мировой…
Невестка о святых Руси ему читает --
он крестится нетвёрдою рукой.
Он стар и слеп, но бреется на ощупь,
упорно спорит с сыном о былом.
И чует воздух в той осенней роще,
где тянет связь под пулями ползком…
Восторг Победы! Труд. Командировки.
Военный инженер -- он щит страны.
Изобретенья. Испытанья. Сроки.
Есть общий смысл. И все вокруг равны.
А ныне что?... Страна распалась.
На юге вновь и вновь теракты и бои.
Культ денег гнусный. Олигархов наглость.
Гнёт США… И кто теперь «свои» ?...
Полковнику всё реже и звонят, и пишут,
редеет круг товарищей, родных.
И вести долетают всё трудней и тише…
Но памяти живёт спасительный родник!