Святотатственное похищение в ночь с 28 на 29 июня (по старому стилю) 1904 г. из Казанского Богородицкого женского (девичьего) монастыря (КБЖМ) чудотворной Казанской иконы Божией Матери и образа Спасителя стало настоящим потрясением для всей России, но особенно болезненно это преступление отозвалось в сердцах православных казанцев.
Инициатором поиска похищенных святынь выступила одна из наиболее авторитетных и многочисленных общественных организаций Казанской губернии, строившая свою деятельность на консервативно-православных началах, – «Казанское Общество Трезвости» (КОТ), на базе которого в конце 1904 – 1905 гг. была создана первая в городе правомонархическая (черносотенная) организация – Казанский отдел «Русского Собрания» (КОРС).
Возглавлял КОТ (в качестве председателя Комитета), а затем и КОРС (в качестве председателя Совета), известный общественный деятель, казначей Императорского Казанского университета (ИКУ) А.Т. Соловьёв (1853 – 1918). При этом одним из наиболее деятельных членов трезвеннического общества – товарищем (заместителем) председателя Комитета и почётным членом КОТ – являлся тогдашний Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов – непосредственный руководитель розыскных мероприятий.
Необходимо особо отметить при этом, что П.Б. Панфилов внёс значительный вклад в развитие местного трезвеннического движения. Так, например, впоследствии в «Отчёте Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1909 г. по 1 января 1910 г., читанном в Общем Собрании членов общества 14 февраля 1910 года», отмечалось, что: «П.Б. Панфилов, бывший Казанский полицеймейстер, принимал деятельное участие в устройстве ночлежного приюта, привлекал пожертвования на содержание чайно-столовой, особенно в дни больших праздников, отправлял неимущих на родину бесплатно. Он был товарищем председателя всё время, пока оставался на службе, принимал деятельное участие в отыскании Казанской Иконы Божией матери, и преступники им были все разысканы. Он вызывал благотворительную помощь со стороны и оказывал возможное содействие к процветанию Общества» [33, с. 21].
Одновременно обращает на себя внимание участие в этом деле ещё двух известных членов КОТ. Первый из них – архимандрит Казанского Спасо-Преображенского монастыря Андрей (князь А.А. Ухтомский) (1872 / 1873 – 1937) – будущий епископ Мамадышский, затем – епископ Сухумский, а впоследствии – архиепископ Уфимский и Мензелинский, расстрелянный в 1937 г. и канонизированный в 1981 г. Русской Православной Церковью Заграницей.
Второй – Казанский губернский и первый епархиальный архитектор Казанской епархии Ф.Н. Малиновский (1864 – после 1917) – выдающийся зодчий, сформировавший, согласно выводам современного исследователя С.В. Новикова, «архитектурный образ культовой архитектуры региона на рубеже XIX – XX вв.» [25, с. 9].
В некоторых сообщениях о сборе средств на выплату вознаграждения тем, кто укажет местонахождение чудотворной Казанской иконы Божией Матери и поможет найти преступников, фигурировал также М.М. Данилов. Вероятно, это был директор Николаевского детского приюта в г. Казани, член учётного комитета Казанского городского общественного банка, попечитель образцовой одноклассной церковно-приходской школы при Казанской духовной семинарии, потомственный почётный гражданин Михаил Мартынович Данилов.
Именно этим тесным взаимодействием единомышленников, позволившим объединить усилия полиции и общественности, во многом было обусловлено оперативное раскрытие столь резонансного преступления и быстрая поимка преступников. Но сами иконы, как известно, обнаружить, к сожалению, так и не удалось…
«Председатель с согласия некоторых членов комитета объявил о выдаче 300 руб. тому, кто укажет местонахождение иконы»
1 июля 1904 г. в газете «Казанский Телеграф» – самом популярном в то время местном повременном издании – была опубликована неподписанная заметка под названием «Святотатство в монастыре», в которой сообщалось о том, о чём по слухам знали уже практически все казанцы – похищении чудотворной Казанской иконы Божией Матери и образа Спасителя. В конце заметки содержалась обнадёживающая информация о том, что: «Полицией производятся энергичные розыски виновников этого святотатства. Несколько лиц, подозреваемых в соучастии этого преступления, задержаны. Двое из задержанных узнаны монастырским сторожем [Ф.] Захаровым. Но, как эти двое, так и остальные задержанные, отрицают своё участие в преступлении, доказывая alibi» [47, с. 3].
Заметку предваряло «Обращение к жителям» Казанского полицмейстера П.Б. Панфилова, гласившее: «В ночь на 29 июня из Казанского Богородицкого женского монастыря злоумышленниками похищена чудотворная икона Казанской Божией Матери и Образ Спасителя в драгоценных ризах. Доводя до всеобщего сведения об этом, полициймейстер г. Казани обращается ко всем истинно русским православным лицам с усерднейшею просьбой помочь в розыске Свв[ятых] Икон и виновных в похищении этих Икон. Всякое указание, могущее послужить к розыску похищенного и обнаружению виновных, будет принято во всякое время.
При единодушном содействии общества можно надеяться на успех розыска. Не откажите же в помощи» [17, с. 3].
Два этих материала, вместе с датированной 1 июля 1904 г. информацией Казанского полицмейстера П.Б. Панфилова «Подробное описание Чудотворной иконы Казанской Божией Матери и образа Спасителя, похищенных в ночь на 29 Июня 1904 года из холодного храма Богородицкого женского монастыря в городе Казани» [18, с. 2 – 3], были также опубликованы 3 июля 1904 г. в «Казанских губернских ведомостях» [16, с. 2.; 46, с. 2].
Одновременно с этим казанские трезвенники начали сбор средств на вознаграждение тем, кто укажет местонахождение похищенных икон.
2 июля 1904 г. – А.Т. Соловьёв заявил на очередном заседании КОТ, что «Казань и всю Россию постигло великое несчастие: украдена Казанская икона Божией Матери из Казанского Монастыря». При этом, как указывалось в протоколе заседания: «Председатель с согласия некоторых членов комитета объявил о выдаче 300 руб[лей] тому, кто укажет местонахождение иконы, причём, Архимандрит Спасо-Преображенского Монастыря о. Андрей изъявил желание 200 руб[лей] внести из своих средств, и членом общества Ф.Н. Малиновским собрано 3100 руб[лей], которые он выдаст в дополнение к сумме общества. Постановлено: распоряжение председателя одобрить и выразить благодарность о. Андрею» [42, с. 327].
В тот же день в «Казанском Телеграфе» – в разделе «Казанская хроника» – было опубликовано короткое объявление за подписью А.Т. Соловьёва о том, что: «Казанское общество трезвости выдаст 300 рублей тому, кто укажет место нахождения похищенной иконы Казанской Божией Матери» [39, с. 3].
7 июля 1904 г. появилось новое объявление, гласившее: «Председателю общества трезвости заявлено от Казанского Богородицкого девичьего монастыря, что лицу, которое укажет место нахождение похищенной иконы Казанской Божией Матери, будет выдано в дополнение к ассигнованным обществом 300 руб[лям] ещё 500 руб[лей]» [10, с. 3].
Позднее в типографии ИКУ была выпущена «листовка», дозволенная к печати 13 июля 1904 г. Казанским полицмейстером П.Б. Панфиловым, текст которой гласил: «Казанское Общество Трезвости тому, кто укажет местонахождение похищенной 28 июня Казанской иконы Божией Матери, выдаст с поступившими из Москвы от неизвестного 200 рублями 500 рублей, кроме тех 3000 руб[лей], которые собраны и будут выданы [Ф.Н.] Малиновским и [М.М.] Даниловым, и 500 руб[лей] Казанским Монастырём. Указавший местонахождение похищенных икон Казанской Божией Матери и Спасителя всего получит 4000 руб[лей].
Председатель А. Соловьёв» [19, л. 1].
Тогда же – 13 июля – в «Казанском Телеграфе» было объявлено, что: «Чрез Н.Е. Пермякова из Москвы от неизвестного купца в общество трезвости поступило 200 руб[лей] на выдачу тому, кто отыщет икону Казанской Божией Матери, и 100 руб[лей] на публикацию для отыскания иконы.
Таким образом, лицо, которое обнаружит местонахождение похищенной иконы, может получить теперь 4000 руб[лей]» [24, с. 3].
Впоследствии – в «Отчёте Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1904 г. по 1 января 1905 г., читанном в Общем Собрании членов общества 30 января 1905 года» – прямо указывалось, что большая часть этой внушительной по тем временам суммы не просто «собрана», а М.М. Даниловым и Ф.Н. Малиновским, а выделена лично ими («частные лица Ф.Н. Малиновский и М.М. Данилов пожелали дать на это 3000 руб[лей]») [29, с. 5].
При этом выделенные «на расходы по производству розысков Казанской Иконы Божией Матери» (на публикацию воззваний и объявлений) 100 рублей, как уведомил Комитет КОТ 17 июля 1904 г. Казанский губернатор П.А. Полторацкий (Полторацкой), были переданы Казанскому полицмейстеру П.Б. Панфилову [41, с. 374].
Упоминания об оказанном казанскими трезвенниками содействии в розыске похищенных образов и поимке преступников удалось обнаружить в нескольких публикациях и отчётах, в том числе, в изданной в 1905 г., в качестве приложения к печатному органу КОТ – журналу «Деятель», брошюре под названием «О похищении Казанской Иконы Божией Матери» [26] (первоначально «подшитой» – в объёме 22 страниц – к № 9 «Деятеля» за март 1905 г.). К сожалению, из разысканного мной экземпляра журнала «Деятель» с «подшитой» к нему брошюрой, трудно понять её истинный объём. Отсутствует на нём и упоминание об авторе (составителе) брошюры.
Вместе с тем, в «Отчёте Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1909 г. по 1 января 1910 г., читанном в Общем Собрании членов общества 14 февраля 1910 года», в числе изданий КОТ упоминаются: «О похищении Казанской иконы Божией Матери. Победа Христа над Антихристом. Е.Ф. Сосунцова» [33, с. 5]. Таким образом, можно считать установленным, что автором вышеупомянутой брошюры, также имевшим, судя по всему, определённое отношение к поискам икон и преступников, являлся известный казанский священник и публицист Евгений Фёдорович Сосунцов (1870 – 1930), долгое время священствовавший в Троицкой церкви г. Казани, – личность столь же яркая и незаурядная, сколь и весьма неоднозначная и противоречивая.
Так, в опубликованном недавно документе из архива УФСБ РФ по Республике Татарстан (РТ), в котором содержатся сведения о положении дел в Казанской епархии в 1918 – 1924 гг., про Е.Ф. Сосунцова сообщалось, в частности, следующее: «[Е.Ф.] Сосунцов, по внешнему виду весьма похожий на седовласого старца Карла Маркса, в дореволюционное время считался одним из передовых и умнейших священников в Казани; после отступления белых он симулировал душевнобольного и просидел в сумасшедшем доме всю зиму 1918 – 1919 г., спасшись этим от ареста и преследований. В течение ряда лет (1919 – 1922 [гг.]) о нём не было ничего слышно, и вдруг он выплыл в качестве вождя живоцерковного движения» [50, с. 286].
Между тем, опубликованные в «дообновленческий» период статьи Е.Ф. Сосунцова отличаются достаточно высоким аналитическим содержанием и нередко насыщены интересными фактами.
В данной связи следует отметить также, что с учётом имеющейся в открытом доступе информации об активном участии КОТ в розыске похищенных святынь и поимке преступников, вызывает недоумение игнорирование фактов об общественном участии в раскрытии рассматриваемого преступления некоторыми авторами, пишущими о его расследовании.
Так, например, в одной из статей, со слов писателя Николая Свечина (Н.В. Инкина), перу которого принадлежит «исторический детектив» под названием «По остывшим следам» (2018 г.) – о расследовании дела о похищении чудотворной Казанской иконы Божией Матери, сообщается, что: «Полиция напала на след после того, как пообещала награду за помощь в поимке воров – 300 рублей. Свою лепту внесли и купцы, увеличив сумму до четырёх тысяч рублей» [23]. Очевидно, что утверждение о полицейской «награде» в 300 рублей не соответствует действительности.
Ничего не сообщается об участии в этом деле КОТ и в изданной в 2019 г. книге заместителя Председателя Верховного Суда РТ по уголовным делам, доктора юридических наук М.В. Беляева «Бандитский Татарстан-2», в отдельной главе которой («Варфоломеевская ночь») повествуется о преступлении в КБЖМ и его расследовании. Автор упоминает только об опубликованном 1 июля 1904 г. в «Казанском Телеграфе» обращении Казанского полицмейстера П.Б. Панфилова, коротко присовокупляя, что: «За содействие была обещана солидная премия в 4 тысячи рублей» [2, с. 37].
Вместе с тем, получая информацию о розыске похищенных святынь и преступников от самого Казанского полицмейстера П.Б. Панфилова и имея корреспондентскую сеть по всей Казани, Комитет КОТ, судя по всему, проводил собственное дополнительное расследование данного дела. Подтверждением этому может служить, в частности, сделанное в брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери» указание на то, что материалом для неё «послужило всё то, что говорилось в Казани в местных газетах по поводу похищения иконы и проверено при беседах с людьми, дело знающими» [26, с. 22]. Очевидно, что самым «знающим дело» среди них был товарищ (заместитель) председателя Комитета КОТ Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов.
«Весть о похищении из Казанского женского монастыря дорогой русскому, православному сердцу святыни с быстротой молнии облетела город»
Кража чудотворной Казанской иконы Божией Матери и образа Спасителя была совершена во время ежегодных многодневных церковных торжеств – принесения из окрестных монастырей и нахождения в г. Казани высокочтимых святынь, главной из которых являлась чудотворная Смоленская Седмиозерная (Седмиезерная) икона Божией Матери (приносилась 26 июня на целый месяц), а также празднования явления (обретения) самой Казанской иконы Божией Матери (8 июля). В это время город наводняли многие тысячи паломников не только из Казанской и соседних с ней губерний, но из многих других мест Российской Империи.
Местные газеты регулярно публиковали заметки о предстоящих торжествах и извещения под названием «Порядок, в каком обносятся Св[ятые] Иконы: Чудотворная Смоленская Седмиозерная икона Божией Матери, Кизических мучеников и Святителей Казанских по церквам и приходам г. Казани в 1904 году». Из таковых явствовало, в частности, что торжественная встреча икон крестным ходом была намечена, по традиции, на 26 июня 1904 г. у «моста на реке Казанке», после чего их – также крестным ходом – несли в находящийся неподалёку в Казанском Кремле («Крепости») Благовещенский кафедральный собор [3, с. 3]. При этом, в «Порядке…», опубликованном 26 июня 1904 г., было определено пребывание приносимых икон: «Июня 28 – 29 – в Казанском девичьем монастыре и в Пятницкой церкви с домовыми церквами: первой Гимназии, Казематскою, Городской больницы и Ложкинской богадельни» [36, с. 3]. В следующем «Порядке…» указывалось, что иконы будут пребывать: «Июня 30 – 31 – в Евдокиинской церкви и Феодоровском монастыре.
Июля 1 – 2 – в Покровской церкви с церковью Училища Духовного ведомства: 2-го же числа в 8 с пол[овиной] час[ов] утра с Чудотворной иконой совершается крестный ход из Кафедрального Собора в Иоанно-Предтеченский монастырь» [37, с. 3].
Согласно показаниям нескольких свидетельниц по делу о краже в КБЖМ, главарь шайки, подготовившей и осуществившей это преступление, – вор-рецидивист В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин) (28-летний крестьянин с. Жеребец, Александровского уезда Екатеринославской губернии) – присутствовал в монастыре во время встречи Смоленской Седмиозерной (Седмиезерной) иконы Божией Матери и, вместе со своей сожительницей П.К. Кучеровой (Чайкиной) (25-летней мещанкой г. Мариуполя Екатеринославской губернии), даже интересовался, можно ли к ней приложится [15, с. 95, 97].
Товарищ (заместитель) прокурора Казанской судебной палаты И.Ф. Покровский в своей речи на состоявшемся 25 – 29 ноября 1904 г. судебном процессе по делу о краже в КБЖМ (которое, по его мнению, надлежало квалифицировать как «два преступления» – святотатство и вооружённую кражу 365 рублей), особо отметил, что: «Преступления эти совершены с необыкновенной ловкостью и быстротой, – что указывает на то, что преступниками были люди высшей воровской школы, с громадным опытом в этом деле. Момент для кражи был выбран ими самый – насколько возможно – удобный: 25, 26, 27 и 28 июня, по случаю приноса в город иконы Смоленской Божией Матери, в монастыре были продолжительные, праздничные служения; ночью на 27 число икону носили по келиям монахинь, в то же время случились похороны монахини. К 28-му июня икона Смоленской Божией Матери была унесена из монастыря. В половине 10 часа вечера того же числа окончилось в монастыре всенощное бдение, а в 10 ч[асов] были заперты монастырские ворота, и утомлённые монахини заснули коротким, но крепким сном, которым так зло воспользовались хищники. Подготовка для совершения этих преступлений сделана ими всесторонняя: не только был сделан особый инструмент для бесшумного снятия больших замков с церковных дверей и предусмотрен свободный выход из запертого монастыря, но, как мы увидим дальше, преступниками был привлечён на свою сторону и старый сторож церковного храма, [Ф.] Захаров.
До половины 1 часа ночи храм был неприкосновенен, а в ¼ 3 час[а] утра обнаружилось ужасное преступление. В этот короткий промежуток времени хищники успели побывать в храме, сделали своё, недостойное облика человеческого, дело и скрылись бесследно» [15, с. 132].
В дальнейшем, со слов дочери П.К. Кучеровой (Чайкиной) – 9-летней Е.С. («Жени») Кучеровой – стало известно, что В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин), его сожительница П.К. Кучерова (Чайкина), её мать – 49-летняя (в других источниках – 52-летняя) Е.И. Шиллинг (мещанка г. Ногайска Таврической губернии), а также главный подельник В.А. Стояна (Ф.И. Чайкина) – 30-летний вор-рецидивист А.Т. Комов (крестьянин с. Долженково Обоянского уезда Курской губернии), некоторое время присматривались к чудотворным Казанской и Смоленской Седмиозерной (Седмиезерной) иконам Божией Матери.
«Как мама, так и папа, а потом и бабушка, – передавались её показания в брошюре (статье) “О похищении Казанской Иконы Божией Материˮ, – одевались в монашескую одежду и ходили в женский монастырь, осматривали икону, монастырь и познакомились со сторожем Фёдором Захаровым, который рассказывал про икону, какие на ней камни, драгоценности, водил по монастырю; это они приготовлялись к краже, а затем послали телеграмму в Обоян [А.Т.] Комову, чтобы он приезжал скорее в Казань, и [А.Т.] Комов приехал накануне встречи Смоленской иконы Божией Матери; […]. По приезде [А.Т.] Комова в Казань, ездили кататься, ходили в Швейцарию (роща /парк/ в г. Казани. – И.А.) и хотели украсть ризу с Смоленской иконы Божией Матери, которую оценили в 4 ½ тысячи руб[лей]. Ездили на тройке, подрезали где-то стекло, ездили в Седмиозерную пустынь и останавливались там в номерах» [26, с. 16 – 17].
При этом можно предположить также, что преступники не могли знать о всех деталях пребывания в КБЖМ Смоленской Седмиозерной (Седмиезерной) иконы Божией Матери, но, очевидно, были осведомлены из газетных сообщений о том, что 28 – 29 июня 1904 г. образ будет находиться «в Казанском девичьем монастыре и в Пятницкой церкви с домовыми церквами». В этом случае целью преступления, совершённого в ночь с 28 на 29 июня, помимо чудотворной Казанской иконы Божией Матери, могла стать и другая высокочтимая святыня – Смоленская Седмиозерная (Седмиезерная) икона Божией Матери. Однако последняя оказалась для них уже недоступна.
Демонстративно-дерзкая кража главной казанской православной святыни, внёсшая смятение в умы верующих, могла обернуться в условиях массового стечения народа непредсказуемыми последствиями.
«Весть о похищении из Казанского женского монастыря дорогой русскому, православному сердцу святыни с быстротой молнии облетела город, – писал 2 июля 1904 г. “Казанский Телеграфˮ, – и толпа народа уже с раннего утра 29 июня окружала монастырь, заполнив собою храм, паперть и монастырский двор. Ужас и скорбь выражались на лице каждого. Удручённые монахини со слезами на глазах рассказывали любопытствующим подробности этого печального события в жизни монастыря» [11, с. 3].
Здесь же впервые были опубликованы свидетельства очевидцев совершённого преступления. «В злополучную ночь в зимнем монастырском храме находилось тело умершей накануне монахини Марии, – сообщалось в “Казанском Телеграфеˮ. – У гроба покойницы всю ночь пребывало несколько монахинь и послушниц, читавших псалтырь. Чтицы несколько раз сменялись, выходили из храма во двор, проходили и мимо собора, где совершена была кража икон, но ни шума, ни крика, ни даже какого-либо подозрительного шороха никто из них не слыхал.
Как раз напротив собора помещается монастырская больница, где находилась больная монахиня, и при ней послушница-сиделка. В больнице, несмотря на такое близкое соседство с собором, тоже ничего ночью слышно не было.
Ничего не слыхали подозрительного и в монастырской сторожке, где жило около 5 чел[овек] рабочих. Не спал только ночной дворовой сторож 60-тилетний старик [Ф.] Захаров. По словам этого сторожа, он, проходя мимо собора, незадолго после полуночи, заметил несколько человек у придельных дверей собора, выходящих в более глухую часть двора против соборной колокольни. Ночь была тёмная, моросил дождь. [Ф.] Захарову сперва показалось, что это стоят монахини, он окликнул их. Но не успел старик закончить свой оклик, как неизвестные быстро соскочили с паперти, окружили его и под угрозой смерти приказали молчать» [11, с. 3].
Сразу же стали появляться версии и о заказном характере похищения икон. «Случаи церковных икон в России не редки, – писал 2 июля 1904 г. “Казанский Телеграфˮ. – Но редки случаи похищения самих икон. Настоящее похищение невольно наводит на мысль, что, помимо чисто наживной цели, цели обогащения дорогими бриллиантами, жемчугом и друг[ими] камнями, которыми изобильно был осыпан чудотворный образ, – могла быть цель и другая. Ведь, грабитель, мог не отягощать себя лишней ношей. При этом, для того, чтобы выломать и вынуть обе иконы, нужно было немало времени. Если бы он шёл с целью похитить лишь ценности, то ограничился бы драгоценными камнями, снял бы, наконец, ризы. Тут же лежало большое евангелие в литом золотом переплёте, золотые сосуды, кресты и проч. Но всё это осталось нетронутым, и похищено только два этих образа, да из свечного ящика до 300 руб[лей] денег» [11, с. 3].
Вместе с тем, впоследствии в показаниях Е.С. («Жени») Кучеровой появились указания на причины, по которым похитители забрали с собой иконы. Как сообщалось, в частности, в брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери», «из разговоров Чайкина и Анания (Комова. – И.А.) девочка узнала», что те «перед кражей спрятались на колокольне, они хотели только снять ризы с икон, но сторож заторопил, и они захватили иконы с ризами» [26, с. 17 – 18].
В «Порядке…», опубликованном 1 июля 1904 г., помимо прочего определялось, что в день празднования явления (обретения) чудотворной Казанской иконы Божией Матери – 8 июля 1904 г. – «в 9 часов утра, пред началом литургии, Св[ятая] Чудотворная Икона в крестном ходу несётся из Кафедрального Собора в Казанский девичий монастырь» [35, с. 4].
Необходимо было не только оперативно раскрыть преступление, чтобы успокоить население и паломников, но и предотвратить возможное повторение кражи в отношении чудотворной Смоленской Седмиозерной (Седмиезерной) иконы Божией Матери и других приносимых образов.
В этой связи Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов принял самые энергичные меры по поимке преступников и обеспечению сохранности пребывающих в городе святынь.
Помимо прочего, им был отдан «приказ по полиции», опубликованный, в частности, 6 июля 1904 г. в «Казанском Телеграфе» под заголовком «Усиление охраны чудотворной иконы»: «Настоятельно требую от гг[оспод] приставов принять строгие меры к охране Смоленской иконы Божией Матери, которую в настоящее время обносят по домам. Всё время, пока Святая икона будет находиться в городе, около неё должны безотлучно дежурить местный околоточный (в оригинале – “околодочныйˮ. – И.А.) надзиратель и при нём двое городовых. Пристава обязаны лично проверять эти наряды, в особенности по ночам, когда Св[ятая] икона находится в частных домах. Отсутствие околоточного (в оригинале – “околодочногоˮ. – И.А.) надзирателя и городовых повлечёт немедленное их увольнение от службы» [55, с. 3].
При этом, в дальнейшем – на судебном процессе – П.Б. Панфилов по каким-то соображениям не стал акцентировать внимание на данном обстоятельстве. Отвечая на вопрос о том, правда ли перед совершением преступления в КБЖМ были сообщения, что «готовятся церковные кражи», он ответил: «С моей стороны отданы были распоряжения чинам полиции перед встречей Смоленской Божией Матери; это из года в год я нахожу необходимым предупреждать, не только всех настоятелей церквей, монастырей, но и ювелиров, владельцев магазинов и домовладельцев, чтобы они имели в виду громадное стечение народа, на встрече Смоленской Божией Матери из разных губерний. Относительно предполагаемых в церквах краж – не слыхал» [15, с. 119 – 120].
В брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери» так сообщалось о мерах по розыску похищенных святынь: «Слух о краже Чудотворной Казанской Иконы Божией Матери в ночь с 28 на 29 июня 1904 года быстро облетел всю Казань и породил различные толки, в которых трудно было разобраться в первые дни. Казанское Общество Трезвости, отзывавшееся на все бедствия Казани и Казанской губернии, объявило награду в 300 руб[лей] тому, кто укажет место нахождения похищенной Казанской Иконы Божией Матери, и вскоре было получено письмо из Нижнего [Новгорода] от крестьянина, которое было передано для расследования. Одновременно Полициймейстер П.Б. Панфилов обратился с воззванием к жителям г. Казани об оказании содействия к отысканию преступников, в то же время им были посланы сыщики в разные города, которые привезли 2-х преступников, бежавших из мест заключения, и в Суконной улице арестована шайка пароходных грабителей. Затем Ф.Н. Малиновский и М.М. Данилов собрали 3000 руб[лей] и Казанский монастырь ассигновал 500 руб[лей] в дополнение к сумме, назначенной Обществом Трезвости, и неизвестный купец из Москвы выслал Обществу 200 руб[лей] в дополнение к награде и 100 руб[лей] на публикацию по розысканию иконы, последние были препровождены на усмотрение г[осподина] Губернатора, и им передано Полициймейстеру. Таким образом цифра вознаграждения тому, кто укажет место нахождения иконы, достигла до 4000 руб[лей]» [26, с. 1].
При этом разъяснений, касающихся упомянутого выше письма «от крестьянина» из Нижнего Новгорода, мне обнаружить не удалось.
Казань буквально лихорадило от самых невероятных слухов, однако спровоцированный кощунственной кражей рост социального напряжения, к счастью, не привёл к открытым эксцессам. Вместе с тем, отголоски тех событий давали знать о себе ещё долго время.
Как пишет М.В. Беляев в своей книге «Бандитский Татарстан-2»: «Впечатлительные горожане сообщали, что во сне видели Чудотворную в диване каюты [В.А.] Стояна, в могилах окрестных кладбищ… Каждая из версий тщательно проверялись, но результатов не дала. Толпы верующих так изрыли Казань в те дни, что домовладельцы вынуждены были обратиться к властям ввиду порчи территории дворов, тротуаров и даже фундаментов» [2, с. 45 – 46].
Сразу же заговорили о «старообрядческом следе» в этом преступлении (в который, однако, зачастую отказывались верить даже некоторые принципиальные противники «раскольников»), о «еврейском следе» (что было совсем неудивительно, учитывая еврейское окружение В.А. Стояна /Ф.И. Чайкина/), а также о других – совсем уже экзотических – «заказчиках» кражи в КБЖМ.
Так, в перепечатанной 13 июля 1904 г. «Казанским Телеграфом» статье из «Нового Времени» под названием «Святотатство» сообщалось, в частности, что: «Народные толки договариваются до абсурда, – до японцев, которые, мол, таким образом хотели поселить в народе смуту. Но не говоря уже о всей нелепости такого предположения, надо совершенно не знать русского народа, допустить подобную мысль. В том-то и дело, что народ смотрит на эту пропажу чтимой иконы, как на новое духовное испытание. Горе их простое, глубокое. Там вера не то, что у нас с вами. Там святотатство недопустимо даже в мыслях. Ведь стерёг же один старик-сторож все монастырские драгоценности. А почему? Да потому, что надёжным оплотом была вера народная. “Богородица за Себя постоит!ˮ И в религиозном представлении толпы настоящее исчезновение чудотворной иконы есть не искус, не колебание, а именно испытание. Кто бы ни украл: русский ли, инородец ли – всё равно. Они – слуги тьмы диавола. А случилось попущение за людские грехи волей самой Богоматери.
Носятся тоже слухи, что это могли сделать раскольники. Это опять-таки полное непонимание народного религиозного духа. Быть может, подобные фантазии навеял поэтический рассказ покойного [Н.С.] Лескова “Запечатленный ангелˮ. Но там дело обстояло совсем иначе. Подозревать раскольников в настоящей краже безбожно и бесчеловечно. Они-то – самые ревностные хранители церковных заветов – и вдруг решились на такое преступление? С какою целью? Чтобы иметь в своих молельнях древнюю икону? Но ведь присутствие иконы будет немедленно обнаружено. Да и разве мыслим такой кощунственный способ добывания святыни, как в данном случае? Говорят: “Раскольники могли дать деньги, а грабители кощунствовали самиˮ. Но разве так уже сильно в настоящее время раскольничье движение и разве раскольники, узнав о кощунстве, не поспешили бы открыть иконы, боясь Божией кары?» [45, с. 3].
«Помимо сплетен о возможных похитителях, – пишет М.В. Беляев, – в монастырь по почте поступило анонимное письмо о том, что он заминирован и вскоре будет взорван. Смятение клира и народное волнение могли успокоить только слаженные действия казанской полиции» [2, с. 36].
Многочисленные подробности того, как были разысканы преступники, помимо вышеупомянутой брошюры (статьи) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери», содержатся в «издании редакции журнала» Казанской духовной академии (КДА) «Православный собеседник» 1904 г. под названием «Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери» («Полный стенографический отчёт с приложением всех судебных речей») [52]. В следующем – 1905 г. – эти же материалы были размещены в «Православном собеседнике» в «номерах» за январь, февраль, март, апрель, май и июль – август [53]. В 2012 г. «Судебный процесс…» был переиздан – в репринтном исполнении – в г. Казани в «Издательстве Сергея Бузукина» [15, с. 1 – 233].
Подробно пересказывать таковые, как представляется, нет особой необходимости. Вместе с тем, следует ещё раз акцентировать внимание на том важном обстоятельстве, что оперативное раскрытие столь резонансного преступления явилось результатом совместных усилий правоохранительных органов и общественности, что для того времени было делом весьма редким.
В этой связи также обращает на себя внимание неподписанная заметка под названием «По поводу “воззванияˮ полициймейстера», помещённая в № 10 за сентябрь 1904 г. журнала «Деятель», в которой отмечалось, что: «Воззвание Казанского полициймейстера П.Б. Панфилова к обществу о содействии при отыскании Казанской иконы Божией Матери имело, как видно из всего хода дела, решающее значение для открытия следов преступления. Это показывает нам с несомненностью, что помощь общества существенно необходима во всех таких случаях; что обнаружение преступления есть дело не одной полиции и судебной власти, но и всех, кто хочет быть не на словах, но на деле сыном отечества, слугою государства; что одна власть, несмотря на опытность и ловкость сыщиков, изворотливость юристов, здесь совершенно бессильна, ибо сюда вполне приложима пословица: “один в поле – не воинˮ. Весьма желательно, чтобы подобные обращения к содействию общества вошли в практику и сделались необходимою принадлежностью судебной процедуры; чтобы общество таким образом привыкло смотреть на себя не так, что будто бы это не его дело, а подлежащего ведомства, по пословице: “моя хата с краю, ничего не знаюˮ, но смотрело на себя, как на ближайшим образом заинтересованное и ответственное во всех случаях преступления; чтобы оно не устраняло себя от обязанности отыскивать и наказывать преступление (разумеем общественное призрение и т.п.); но принимало в этом прямое участие. Всякий член государства призывается к этому потому одному, что он верноподданнической присягой обязал себя всеми возможными мерами служить благу государства и бороться с тем злом, нарождающимся и уже народившимся, которое препятствует достижению этого блага. При таком порядке дела, когда каждый будет принимать непосредственное участие в деле отыскания и наказания преступников – для последних очевидно будет, что они – враги всего общества; что они осуждены не по капризу судей, но волею всего народа (а глас народа – глас Божий); тогда не останется места для такого рода обвинений, что будто наш суд есть дело несправедливости, насилия, что говорят наши самозваные учителя вроде Л.Н. Толстого. Тогда для всех будет ясно, что здесь не один человек судит другого (что имеется в виду словами Евангелия: “не судите, да не судимы будетеˮ), а общество людей, составляющих церковь, – суд же этого общества есть выражение на земле праведного суда Божия и имеет оправдание в словах: “аще церковь, т.е. общество верующих, преслушает, буди тебе яко язычник и мытарьˮ» [34, с. 330 – 331].
Сам П.Б. Панфилов так, в частности, описывал это в своих показаниях на судебном процессе по делу о похищении Казанской иконы Божией Матери – в заседании 26 ноября 1904 г.: «29 июня в 3 ч[аса] утра помощник мой доложил, что в Казанском монастыре совершена кража икон. Я сейчас же сделал распоряжение, чтобы были вызваны чины полиции, и сам отправился на место происшествия. В монастыре публики, кроме монахинь, никого не было. В церкви были разломаны свечные ящики, царские врата полуоткрыты, из иконостасов с правой и левой стороны похищены иконы. Видел и двери, чрез которые проникли злоумышленники. Я спросил, кто видел злоумышленников. Мне указали на [Ф.] Захарова (сторожа монастыря. – И.А.), которого я допросил, как было дело. Он сообщил, что, обходя монастырь, когда подошёл к колокольне, то увидел сзади собора со стороны западных ворот людей. Он окликнул, и один из них бросился бежать, а трое, или четверо, кинулись на него, зажали рот и, грозя револьвером, скрутили назад руки и потащили. Он кричал, но его крик не был услышан. Заметил, что на одном была надета жокейская “фуражка с пуговкойˮ. Выслушав показания [Ф.] Захарова, я велел обыскать сады, примыкающие к монастырю, и самый монастырь, а также собрать всех лиц, известных полиции своею неблагонамеренностью; послал на вокзал, словом принял общеполицейские меры. Кроме того, путём печати я обратился к жителям с просьбой сообщать всё относящееся до покражи и отыскания икон. 1 июля моё обращение было напечатано в “Казанском Телеграфеˮ. Тотчас же стали поступать заявления» [15, с. 41 – 42].
В ночь со 2 на 3 июля 1904 г., по заявлению смотрителя Александровского ремесленного училища В.Н. Вольмана, был задержан 37-летний ювелир («запасный младший унтер-офицер из казанских цеховых», чувашин) Н.С. Максимов, заказавший у него 22 июня по поручению В.А. Стояна (Ф.И. Чайкина) и забравший 25 июня «щипцы-разжим» («клещи»), «посредством которых разломан был запор дверей храма Казанского монастыря» [7, с. 3.; 15, с. 9, 29 – 30.; 51, с. 1525].
На основании данных Н.С. Максимовым показаний, полицией во главе с П.Б. Панфиловым 3 июля 1904 г. был произведён предварительный обыск в находившемся в Академической слободке г. Казани «доме Шевлягина» [15, с. 10], в котором на правах съёмщиков квартиры проживали В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин) и его сожительница П.К. Кучерова (Чайкина), незадолго до этого уплывшие на пароходе «Ниагара» в Нижний Новгород, а также оставшиеся в г. Казани мать и дочь П.К. Кучеровой (Чайкиной) – Е.И. Шиллинг и Е.С. («Женя») Кучерова.
Выяснив, куда направились В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин) и П.К. Кучерова (Чайкина), «тотчас же полициймейстер послал телеграмму Козмодемьянскому исправнику, рассчитывая, что пароход прибудет в Козмодемьянск в 8 ч[асов] утра, описал подробно приметы Чайкиных, вещи при них, просил задержать, обыскать и выслать в Казань». Телеграмма «была вручена исправнику в 7 ч[асов] утра, но Чайкиных в Козмодемьянске не обнаружили и только благодаря телеграмме Казанского губернатора, посланной г[осподину] Нижегородскому губернатору, Чайкиных удалось задержать в Нижнем Новгороде, но уже не под фамилией Чайкиных, а под фамилией Сорокиных» [26, с. 4].
В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин) и П.К. Кучерова (Чайкина) были выслежены и задержаны полицейскими во главе с Нижегородским полицмейстером бароном А.А. Таубе 5 июля («4 июля, в 3 часа по полуночи») «в момент прибытия в Н[ижний]-Новгород с нижнего плеса Волги пассажирского парохода О[бщест]ва “Надеждаˮ “Ниагараˮ» [14, с. 3], и уже 7 июля 1904 г. разными пароходами доставлены в г. Казань [15, с. 46].
На второй день в с. Долженково Обоянского уезда Курской губернии был задержан непосредственно участвовавший в краже в КБЖМ подельник В.А. Стояна (Ф.И. Чайкина) – А.Т. Комов, также успевший уехать из г. Казани [15, с. 13, 16].
Таким образом, к 8 июля – дню празднования явления (обретения) Казанской иконы Божией Матери – преступники были уже задержаны и изобличены.
В это же время были оперативно выявлены лица, скупавшие у преступников снятые с икон жемчуг и драгоценные камни, произведены обыски и изъятия, а также обследования местности. Причём, первые же результаты розыска похищенных икон дали повод для самых мрачных предположений.
Во время вышеупомянутого предварительного обыска, произведённого в «доме Шевлягина», «ничего из похищенного найдено не было» [15, с. 10]. Однако при произведённом «вслед за сим судебным следователем по важнейшим делам Шапошниковым в присутствии Прокурора Окружного Суда подробном, четырёхдневном обыске в квартире Чайкиных удалось обнаружить следующие, спрятанные там в кухне, на полу русской печи и в других местах вещи: куски пережжённой проволоки; 205 зёрен жемчуга, перламутровое зерно, камешек розового цвета, обломок серебра с двумя розочками, 26 обломков серебряных украшений с камнями, кусочек зелота, 72 золотых обрезка от ризы, завёрнутые в рукав какого-то платья, 63 серебряных обрезка ризы и венца, пластинка с надписью “Спас Нерукотворенныйˮ, серебряный убрус, смятый в комок и другие подобные предметы; а при тщательном осмотре одного, стоявшего в зале переддиванного стола, было замечено отверстие, выдолбленное снизу в колонке стола и заделанное дощечкой; по вскрытии этого отверстия там оказались завёрнутые в семи бумагах 6 ниток жемчуга, весом более 35 золотников, 246 отдельных жемчужин, 439 разноцветных камней, несколько серебряных гаек и обломков украшений и проволока; при этом на трёх из бумаг, в которые был завёрнут жемчуг, были надписи чернилами о весе и цене жемчуга; в чулане заднего крыльца квартиры найдены ещё 3 жемчужины и серебряная проволока, в железной печи – 17 петель, 4 обгорелых жемчужины, кусочки слюды, 2 гвоздика, 2 проволоки, обгорелый газ, загрунтовка с позолотки и обгорелые куски материи; в сенях, в котле с водой – серебряная гаечка и обломок украшения с двумя камешками; на дворе расколотый камешек и обрывки серебряных ниток; наконец, в сарае, в сору на поддонке – камешки, мелкий жемчуг, гаечки, обкомки украшений, проволочки и металлическая пластинка» [15, с. 11 – 12].
Большинство найденных предметов тут же было опознано насельницами КБЖМ. «Из найденных в квартире Чайкина вещей, – сообщалось в “Полном стенографическом отчёте…ˮ, – монахиня Варвара и послушница Евдокия Акинфеева признали обрезки риз, жемчуг, камни, обломки украшений, серебряные гаечки и проволочки за предметы, снятые с похищенных икон Божией Матери и Спасителя; кусочки же тесьмы, обгорелая материя, белый газ, петельки, кусочки слюды и перегорелые гвоздики, по показанию монахини Варвары, также сходны с принадлежностями похищенных икон.
В овраге же вблизи дома Шевлягина были найдены послушницей Казанского монастыря Хошевой остальной обломок, 3 долота, ножницы для резки металлов и 2 фофьки, из коих, как впоследствии было установлено, одна была куплена [Н.С.] Максимовым 30 июня 1904 г. у Арона Оберман, а ножницы куплены у того же Оберман Чайкиным» [52, с. 12].
Как обобщалось в брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери»: «Жемчуг и драгоценности, сдираемые с икон, [В.А.] Стоян сбывал в Казани евреям, и комиссионером его был татарин Ахмодей Якупов, который брал жемчуг для продажи, выкупал по квитанциям из ломбарда, и [Н.С.] Максимов, продававший жемчуг евреям. Жемчуг, проданный [А.] Якуповым, был отобран, а также жемчуг у еврея Вичуга, Поляк, Барон и др.» [26, с. 2].
Что же касается судьбы самих похищенных икон, то уже из первых показаний Н.С. Максимова, Е.И. Шиллинг, а также Е.С. («Жени») Кучеровой (хотя и достаточно противоречивых) стало известно об их уничтожении.
Так, Н.С. Максимов объяснил, в частности, что «в бытность Чайкина, он узнал, что иконы из Казанского женского монастыря и деньги похитил он, Чайкин, с своими приверженцами, коих он, [Н.С.] Максимов, не знает; драгоценные украшения с икон Чайкин снял и спрятал, а Св[ятые] иконы расколол на дрова, бросил в печь и приказал старухе [Е.И.] Шиллинг сжечь» [26, с. 6 – 7]. «Старуха, – пересказывались далее показания Н.С. Максимова в брошюре (статье) “О похищении Казанской Иконы Божией Материˮ, – исполнила требование Чайкина и пепел из печки от Св[ятых] икон высыпала в отхожее место. Чайкин сознался ему, [Н.С.] Максимову, и в том, что в прошлом году в Кафедральном соборе и в Спасском монастыре (Спасо-Преображенском монастыре г. Казани, находившемся в Казанском Кремле /“Крепостиˮ/. – И.А.) кражи совершены им, причём в последнем Чайкин намеревался вынуть из раки мощи Св[ятителя] Варсонофия и бросить их к выходным дверям храма, но не исполнил этого только потому, что забыл захватить какое-то орудие взлома. Часть вещей, большей частью переломанных, найдена в городском сортире на Чёрном озере во время его чистки» [26, с. 9].
«Одновременно с этим, – сообщалось там же, – дочь сожительницы Чайкина – Женя рассказывала, что бабушка её расколола на дрова икону Божией Матери, а папа – образ Спасителя с длинными волосами. Затем бросил расколотые иконы в печку, и бабушка сожгла их, пепел выбросили, затем бабушка влезала в печку и что-то там прятала. Вследствие этого печь тщательно была осмотрена и усмотрено, что под печки замазан свежей глиной; это дало повод взломать несколько кирпичей, и под ними найдены спрятанными разломанные на куски золотая риза Нерукотворенного образа Спасителя и значительное количество камней, снятых с икон Спасителя и Божией Матери.
При обыске следователем старухи [Е.И.] Шиллинг, с шеи её снята нитка жемчуга с Казанской иконы Божией Матери, затем она высказала, что иконы действительно сожжены и пепел выброшен в отхожее место. Осмотром ретирада объяснение старухи подтвердилось – пепел там найден. Эта же старуха указала, что в ножке круглого стола, стоящего в зале квартиры Чайкина, в самом низу устроен потайной ящик, в котором спрятаны драгоценности с иконы; перевернув стол, нашли потайной ящик и вынули из него пять свёртков различного жемчуга с икон и два свёртка с драгоценными камнями, снятыми с икон, которые игуменьей монастыря признаны за драгоценности, бывшие на св[ятых] иконах» [26, с. 7 – 8].
То, что в действиях В.А. Стояна (Ф.И. Чайкина), помимо стремления к наживе, присутствовали откровенно кощунственные мотивы, свидетельствовало в пользу того, что он вполне мог уничтожить похищенные святыни. Тем более, по словам той же Е.С. («Жени») Кучеровой, подобные случаи уже имели место в прошлом. «Весной нынешнего года, – свидетельствовала она, – Чайкин, мама и я ездили в Самару, там мы остановились в № 3 номеров Анаева, но уже под фамилией не Чайкина, а с паспортом Чернышёва. В Самару приехал дядя Вася (брат П.К. Кучеровой /Чайкиной/. – И.А.), остановился в других номерах, но не под фамилией Шелухина или Шиллинг, а с паспортом Михаила Васильева Андреева. Здесь они обокрали какую-то церковь, принесли четыре иконы: Казанской Божией Матери, Спасителя и ещё две какие-то, в ризах, с жемчугом и камнями. Эти иконы взяли с собой и уехали на Волгу вместе с мамой и со мной, там выбирали жемчуг, камни, сгибали ризы. Затем развели костёр, иконы раскололи и сожгли, а затем вернулись все обратно в город» [26, с. 16].
«Ныне же наш великий Казанский праздник превратился в скорбь невыразимую, в горе тяжкое, в печаль безысходную»
8 июля 1904 г. – в день празднования явления (обретения) Казанской иконы Божией Матери, как и предполагалось, в г. Казани прошли церковные торжества, кульминацией которых стали Божественная литургия и молебен в «соборном храме» (соборе Казанской иконы Божией Матери) КБЖМ.
Как сообщалось в «Известиях по Казанской Епархии», издававшихся КДА: «После молебна в храме, совершён был ещё, по желанию множества оставшихся во время литургии вне храма, – молебен ко Пресвятой Богородице вне храма, на погосте» [49, с. (905)].
По этому случаю архиепископ Казанский и Свияжский Димитрий (М.Г. Ковальницкий) (1839 – 1913) произнёс «слово», начав своё выступление с возвышенно-трагической ноты. «В каком небывало-великом множестве собрались вы ныне в этом святом храме, – сказал он, – наполнивши его до последней возможности! А сколько ещё стоит вне храма, – полон погост монастырский! С каким трогательным единодушием стекались вы сюда, на великий славный, знаменательный праздник чудесного явления Казанской чудотворной иконы Божией Матери!
Но непразднично на душе у всех нас, собравшихся ныне здесь: и священнослужителей, и молящихся, и, в особенности, сестёр сей Святой Обители.
Как благоговела всегда Казань пред своей великой святыней! Как дорожила она этим явленным знаком особой милости к своему граду Царицы Небесной! Кто из тысяч и тысяч Казанцев в течение трёх веков, – Казанцев верных, православных, – не молился пред чудотворной Казанской иконой Богородицы в храмах этой Святой Обители? Сколько здесь, пред святой иконой, слышалось вздохов в беде и напастях! Сколько пролито пред Пречистым Образом слёз в тяжком горе и печали! Вздохов глубоких, слёз горьких! Но и сколько облегчения, сколько утешения и радости духовной уносили отсюда все, с крепкой верой и несомненной надеждой притекавшие к Покрову Девы, душу свою изливавшие пред Её чудной иконой! Как торжественны-радостны всегда были годичные праздники в честь иконы Казанской.
Ныне же наш великий Казанский праздник превратился в скорбь невыразимую, в горе тяжкое, в печаль безысходную. Помрачилась полнота нашей светлой радости духовной. В горестный навсегда день 29 июня учинено неслыханно-тяжкое святотатственное преступление» [49, с. 906].
При этом особо обращает на себя внимание то обстоятельство, что правящий архиерей перед огромной толпой верующих несколько раз признал в своём «слове», что чудотворная Казанская икона Божией Матери была уничтожена, хотя, судя по оговоркам, сам не хотел в это верить.
«Дикий изверг человечества, – передавали его слова “Известия по Казанской Епархииˮ, – похитил святыню, ограбил с неё драгоценные украшения, и, – страшно вымолвить, но, по-видимому, теперь несомненно, – святую икону сжёг (здесь и далее выделено мною. – И.А.)»! [49, с. 906]
Далее он ещё неоднократно акцентировал на этом внимание, заявив: «Казанская икона – Честный Покров Богоматери не над Казанью только, но над всей Россией.
И на такую великую святыню Казани, на историческую святыню всей России, посягнула рука нечестивца! И такое бесценное сокровище, быть может, навсегда для нас потеряно.
Как утолить жгучую боль печали при мысли о таком ужасном поругании святыни? Где искать утешения в тяжкой скорби об утрате дивного знамения милосердия к нам Пресвятой Богородицы?
“Утешения не имам, разве Тебе, Владычице мира!ˮ “Моление тёплое и стена необоримая, милости источниче, мирови прибежище!ˮ “На Тебе надеемся и Тобою хвалимсяˮ. Такое утешение указывает нам в своих трогательных песнях-молитвах святая церковь.
Попущением Божиим злой человек похитил у нас наше сокровище, и, быть может, истребил. Но мы крепко надеемся, что Пресвятая Дева не лишила нас своей милости. Здесь, на этом месте, она явила свой чудный образ, в молитве пред которым в течение столетий верующие искали и получали утешение и помощь. И мы верим, что Матерь Божия и впредь не оставит своею милостию это священное место, на котором она благоизволила осенить наш град и страну честным Своим Покровом» [49, с. 907].
В утешение архиепископ Казанский и Свияжский Димитрий (М.Г. Ковальницкий) призвал верующих смягчить скорбь о тяжёлой утрате «молитвенным памятованием о всех милостях, явленных Пречистою на этом месте в течение многих и многих лет». «Спешите вы, – призвал он, – по-прежнему, сюда, в это, освящённое милостивым призрением Богородицы, место, для умиленных молитвенных излияний. Чудотворного образа Казанского телесными очами вы уже не увидите, но возчувствуете в душе своей облегчение, утешение и радость, осеняемые невидимым покровом Богоматери, возлюбившей место сие. – Православные всей России с благоговейным усердием молятся Казанской Божией Матери, быть может, никогда не видавши подлинного чудотворного образа Казанского. Они изливают наполняющие их души чувства пред списками чудотворного образа, и, по силе веры и молитвы, получают просимое. Наша честная Обитель Богородицы имеет точные списки явленной иконы Богоматери. Всегда помня Чудотворный Образ Пречистой, с глубоким умилением и верою молитесь Пресвятой Деве и пред этими, освящёнными церковью, списками Её явленной иконы, и молитва ваша будет услышана Пречистою: и печаль ваша утолится, горе рассеется, надежда окрылит вас. И вы будете уносить отсюда мир души, радость сердца.
Праздник явления чудотворной иконы Казанской, 8 июля, всегда был для Казани праздником сугубой радости духовной. Ежегодно в этот день благочестивые жители нашего города имели великое утешение молиться в этом храме пред двумя чудными святынями Казанской земли, – иконами Богоматери: Казанской и Седмиозерной. Ныне мы молитвенно окружим здесь подлинную Седмиозерную и рядом с нею – только список Казанской. Настоящий день – единственный в жизни Казани: радуемся и скорбим» [49, с.908].
«Осиротелый храм Казанского монастыря – это образ осиротелой Казани», – констатировалось в неподписанной заметке под названием «Похищение Святых Икон», помещённой в том же номере «Известий по Казанской Епархии» [38, с. 909].
Но, несмотря на все эти заявления, многие верующие отказывались признавать, что чудотворная Казанская икона Божией Матери была уничтожена, для чего имелись свои основания.
Главный обвиняемый – В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин) – с самого начала упорно не признавал обвинения в уничтожении похищенных им с подельниками в КБЖМ чудотворной Казанской иконы Божией Матери и образа Спасителя.
Весьма неопределённо на сей счёт высказывалась его сожительница – П.К. Кучерова (Чайкина), показавшая: «Что Феодор клал в печку и сжигал, я положительно не знаю, изрубил ли он иконы или какие простые ящики, сказать не могу» [26, с. 11].
Вместе с тем, как сообщалось, например, в брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери»: «Относительно иконы Божией Матери [П.К.] Кучерова высказала предположение, что она цела, так как, когда она с Чайкиным ехала на пароходе, он рассказал случай, как еврей украл икону, снял с неё драгоценную ризу, а икону бросил в воду и указал православным, православные были рады, что нашли свою святыню, а еврей получил прибыль, и [П.К.] Кучерова думает, что Чайкин пустил икону в воду, так как 29 июня, выспавшись, он куда-то ходил с Ананием Комовым, и, когда спросили Чайкина, то он сказал, что 29 ходил в монастырь и расспрашивал о краже иконы, а затем говорил, что гулял по оврагам с собаками» [26, с. (12)].
Ещё более обнадёживающими были показания Е.С. («Жени») Кучеровой, однако многие не воспринимали их всерьёз, так в разное время она говорила совершенно противоположное.
«Девочку Женю, – докладывал на судебном процессе по делу о краже в КБЖМ Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов, – до 13 июля я расспрашивал урывками, и она по поводу икон давала различные объяснения; как будто, всё старалась выгородить мать и Фёдора. 7 или 8 июля она была отдана на поруки смотрителю арестантского отделения. Смотритель пришёл ко мне и доложил, как девочка говорила ему, что “полиция икон никогда не найдётˮ, что “одна из них сожженаˮ, а “другую она (Женя) выхватилаˮ, когда “с неё стали срывать ризу и хотели её исколотьˮ; что она говорила при этом: “эта икона явленная, и пусть она будет мне благословениемˮ; что отец тогда “вырвал у неё икону и плюнул на неёˮ; но что “она взяла полотенце, вытерла и сказала: я эту икону спрячуˮ; что они спросили её: “кудаˮ, а она им ответила: “на полочкуˮ; что они расхохотались на это и сказали: “ну уж если прятать, то как следуетˮ и с этими словами взяли ящик, положили икону на подушку и замазали ящик в печку. Когда вместе с прокурором стали проверять это показание девочки, то в печке ничего нигде не нашли, а девочка сказала: “должно быть, бабушка куда-нибудь спряталаˮ» [15, с. 48 – 49].
«Раньше, – сообщалось на сей счёт в брошюре “О похищении Казанской Иконы Божией Материˮ, – Евгения Кучерова говорила, что икону Божией Матери не найдёт полиция и говорила, что, когда Чайкин изрубил Икону Спасителя, а Ананий Комов хотел рубить икону Божией Матери, с которой ещё не была содрана риза, я выхватила икону и сказала: не дам эту икону, бабушка мне сказала, что она явленная, эта икона пусть останется мне благословением. Чайкин выхватил икону, оплевал её, я заплакала, взяла полотенце и отёрла. Ему, должно быть, стало жаль меня, и он спросил: “Да куда же её спрячешьˮ? “На полкуˮ, – ответила я. Чайкин и [А.Т.] Комов расхохотались и сказали: “Нет уж, прятать, так надо прятать дальше, а не на полкуˮ. Они взяли железный ящик, я положила туда свою маленькую подушечку, на неё положила икону, заперли и замазали в печи, где иконы не оказалось, и Евгения объяснила, что бабушка, должно быть, перепрятала, так как, когда уехал Чайкин, бабушка куда-то далеко ходила.
Чайкин говорил, что в Казань больше не приедет и велел бабушке купить рогожи, запаковать круглый стол и кровать, и когда приедет [П.К.] Кучерова, то скажет, куда их отправить. Затем девочка рассказывала, что все ездили кататься по Кабану на пароходе в архиерейский лес, брали с собой мешок, а оттуда возвратились поздно вечером и мешка не привозили» [26, с. 18].
Вместе с тем, согласно показаниям Казанского полицмейстера П.Б. Панфилова, уже 17 июля 1904 г. девочка подтвердила, что Казанская икона Божией Матери и образ Спасителя были уничтожены: «Дальше девочка показала: встала я и видела, как отец рубил икону топором. На столе лежали камни; когда ризу отняли от иконы, мама отбирала жемчуг, а бабушка собирала камни, мама мыла их нашатырным спиртом; один камень упал, и я его подняла, а после на другой день подарила своей подруге Зое. Куда всё это спрятали – не знаю; слышала только разговор: боялись, “как бы сторож не увидал дыма так рано, когда сжигали иконыˮ» [15, с. 50].
В дальнейшем: «Евгения была взята отцом [С.В.] Кучеровым и увезена в Мариуполь, и его, как свидетеля, не допрашивали» [26, с. 18]. Е.С. («Женя») Кучерова – одна из главных свидетельниц – на самом процессе также не присутствовала (указав на отправленной ей повестке: «явиться не желаю») [20, с. 3], но её показания неоднократно упоминались.
Вместе с тем, девочку (по словам П.Б. Панфилова, развитую «не по летам» и, одновременно, «испорченную до крайности») [15, с. 49, 55] практически единодушно сочли лгуньей, а её показания – не заслуживающими серьёзного доверия.
В этих рассказах Е.С. («Жени») Кучеровой, помимо прочего, можно усмотреть и некую мистическую «перекличку» с известным сказанием «Повесть и чюдеса Пречистые Богородицы, честнаго и славнаго Ея явления образа, иже в Казани».
Если принять на веру рассказ Е.С. («Жени») Кучеровой о том, как ей удалось уговорить преступников не уничтожать чудотворный образ, то обнаруживаются следующие «аллюзии»: спустя 325 лет явленная (обретённая) на месте, где раньше находилась обгоревшая во время пожара печь, десятилетней Матроной чудотворная Казанская икона Божией Матери была спасена её сверстницей от уничтожения в огне, «вернувшись» на время «в печь». Впрочем, всё это могло быть фантазией Жени Кучеровой на тему явления (обретения) чудотворного образа, об обстоятельствах которого она, вероятно, хорошо знала из рассказов местных монахинь, с коим часто общалась.
Любопытно, что М.В. Беляев в своей книге «Бандитский Татарстан-2» также находит «аналогии» с означенным свидетельством о явлении (обретении) чудотворной Казанской иконы Божией Матери. Принимая за очевидный факт утверждения фигурантов дела и доказательства её уничтожения В.А. Стояном (Ф.И. Чайкиным), он пишет: «В результате варварства этого безбожника святыня, найденная 325 лет назад после большого казанского пожара девочкой Матроной рядом с обгоревшей печью, символично ушла в огонь другой топки на глазах её сверстницы. Как и в знаменитом романе Михаила Булгакова “Мастер и Маргаритаˮ, зловещий “огонь, с которого всё началось и которым мы все заканчиваемˮ, поглотил святой лик дышащий жаром алой пастью, навеки оставив в сердцах верующих тлеющую надежду на то, что “рукописи не горятˮ» [2, с. 44].
Однако, второе из сделанных М.В. Беляевым «сравнений» здесь, мягко говоря, представляется не вполне уместным, учитывая, что у М.А. Булгакова в данном случае, скорее всего, имелось в виду адское пламя.
В вышеупомянутой речи на состоявшемся 25 – 29 ноября 1904 г. судебном процессе по делу о краже в КБЖМ товарищ (заместитель) прокурора Казанской судебной палаты И.Ф. Покровский прямо заявил: «При исследовании обгорелых остатков, взятых из железной печки, в них кроме петель, несомненно от чудотворной иконы Казанской Божией Матери, вы сами изволили видеть куски бархата и тесьмы, а также слюды и разной величины кусочки грунтовки с позолотой. Как ни тяжело, как ни безотрадно, но надо признать, что иконы сожжены. Если бы преступник хотел воспользоваться самой иконой, то он не стал бы срывать с неё бархат, которым она, за исключением лика, вся была зашита. Да и времени у преступников не было бы для сбыта икон, – они были задержаны, как говорится, по горячим следам. На вопрос о том, где святые иконы, подсудимые теперь упорно молчат и молчат, как мне кажется, потому, что у них не хватает духу, несмотря на всю их дерзость, открыто, в присутствии всех сказать, что святые иконы ими сожжены» [15, с. 135].
Как отмечал в отношении Е.С. («Жени») Кучеровой Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов: «В её показаниях много правды, но ещё больше лжи. “Две третиˮ показаний, по-моему, составляют её собственные выдумки» [15, с. 55].
Тем не менее, Е.Ф. Сосунцов в брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери» сделал на сей счёт следующий вывод: «Показания Жени Кучеровой, по-моему, правдоподобны, так как они подтверждены, как преступниками, так и свидетелями» [26, с. 22].
«Про чудотворную икону Казанской Божией Матери, – писал священник С. Васюков в статье “Мысли по поводу злодеяний”, опубликованной в № 12 за ноябрь 1904 г. журнала “Деятель”, – [В.А.] Стоян сначала говорил, что сжёг её, но после добавлял: “меня всё равно осудят, выдам я икону или нет, для меня тут нет выгоды. Выпустите меня на свободу, тогда я укажу, где иконаˮ. Правда, о том, что икона была сожжена, показывали старуха и девочка, жившие со [В.А.] Стояном, во время обыска его квартиры по их указанию даже был найден в печи полицией пепел с признаками слюды, но ведь [В.А.] Стоян для отвода глаз старухи и девочки мог сжечь совсем другие иконы, что же касается чудотворной иконы, то не такой он наивный вор, чтобы не знал ей цены» [48, с. 428 – 429].
Показательно, что Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов также не прекращал поиски похищенной чудотворной Казанской иконы Божией Матери. Так, отвечая 26 ноября 1904 г. на процессе по делу о краже в КБЖМ: «Вы не прекращали розысков иконы и после возникновения настоящего дела? Продолжаете их?», – он ответил: «Да. Было предложение, что злоумышленники зарыли икону в могилу. Разрывали и могилы, но ничего не нашли.
На мой призыв к обществу о помощи в розыске св[ятых] икон продолжают поступать заявления всякого рода. Я принимаю всякое заявление такое и серьёзно отношусь к ним. Было, напр[имер], такое заявление, сделанное мне письмом из Вятки: извещает какой-то богобоязненный человек, что его дочери явилась во сне Божия Матерь и объявили, что похищенный из Казанского монастыря чудотворный образ её спрятан злоумышленниками в диване каюты парохода “Надеждаˮ, на котором были задержаны Чайкины. Я по телеграфу снесся с нижегородской полицией, каюта была осмотрена, обыскана. Но иконы не оказалось» [21, с. 3].
При этом похищенная чудотворная Казанская икона Божией Матери «объявлялась» не только в самой Казани. Как сообщал, например, 24 июля 1904 г. «Казанский Телеграф» со ссылкой на «Русское Слово»: «Рано утром 13 июля среди жителей “Горˮ (окраина Саратова) пронесся слух, что на Соколовой горе явилась икона Казанской Божией Матери. Одни говорили, что это та самая икона, которая украдена на днях из монастыря в Казани, другие утверждали, что “новоявленнаяˮ икона из Курска и т.д.» [54, с. 3]. На самой вершине горы кем-то был поставлен «обыкновенный крест из листового железа, окрашенный под берёзу, похожий на кресты, ставящиеся на могилах», в середине которого находился «небольшой киот, а в последнем – икона Казанской Божией Матери, длиною не более четверти, написанная на кипарисовой доске» [54, с. 3]. Появление иконы вызвало большой религиозный ажиотаж и «возбудило массу толков». Икона, «по распоряжению местных духовных властей», была «взята в церковь», а полиция в связи с «таинственными» обстоятельствами её «обретения» начала расследование [54, с. 3].
«Общество приобрело дом, где жил похититель иконы»
Тема поисков святынь и розыска преступников нашла отражение и в «Отчёте Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1904 г. по 1 января 1905 г., читанном в Общем Собрании членов общества 30 января 1905 года», где, в частности, сообщалось, что: «Великое горе, постигшее Казань и всю Россию, похищение иконы Божией Матери из Казанского монастыря, заставило Комитет принять деятельное участие в этом деле […] [29, с. 5]». Тут же констатировалось, что: «Следы, по которым были найдены преступники, были указаны и, благодаря энергии товарища председателя, полициймейстера П.Б. Панфилова, преступники были разысканы и преданы суду, но икона до сих пор не разыскана» [29, с. 5]. При этом средства, которые поступали и расходовались «на розыск Казанской иконы Божией Матери», были включены в казначейский отчёт КОТ [29, с. 8, 9].
Не удовлетворившись финансовым участием в поисках святынь и результатами производившихся обысков и обследований местности, Комитет КОТ принял достаточно нетривиальное решение – приобрести «дом Шевлягина», находившийся на изобиловавшей крутыми оврагами городской окраине.
При этом в качестве точного местоположения «дома Шевлягина» назывались то Кирпично-Заводская улица [15, с. 10], то близлежащая 1-я Академическая [9, с. 6] (или просто «Академическая») [43, с. 403] улица. Однако, как утверждает, например, известный казанский краевед А.М. Елдашев, со ссылкой на исследователя истории г. Казани Г.А. Милашевского (1953 – 2010), отыскавшего в Национальном (ныне – Государственном) архиве РТ «проект на постройку» в 1901 г. П.А. Шевлягиным «деревянных 2-х этажн[ого] дома и служб с сушилами», «дом Шевлягина» находился «по ул[ице] Муратовской и Односторонке Кирпично Заводской» (ныне – на пересечении улиц Лесгафта и Вишневского), [22] что было отражено непосредственно в названии «проекта». При этом, как утверждает А.М. Елдашев, «дом Шевлягина» был снесён в конце 1970-х гг. [22] (около 1977 г.), и сейчас это – дворовая территория между домами № 30 по улице Лесгафта и № 10 по улице Вишневского (в Вахитовском районе г. Казани).
После похищения чудотворной Казанской иконы Божией Матери и образа Спасителя мало примечательный «Дом Шевлягина» – по драматическому стечению обстоятельств – в одночасье превратился в своего рода сакральное место, приковавшее к себе внимание общественности. Как пишет М.В. Беляев: «Появилась даже идея выкупить и уничтожить дом, где были сожжены иконы, чтобы воздвигнуть на его месте часовню, но позже от неё отказались в надежде на чудесное возвращение образов» [2, с. 45].
Но, на самом деле, дом всё-таки был выкуплен. Надеясь на то, что чудотворная Казанская икона Божией Матери была не сожжена, а спрятана где-то в доме или на прилегавшей к нему территории, казанские трезвенники решили досконально исследовать это место.
Сам домовладелец – Павел Андреевич Шевлягин («сын чиновника») [26, с. 19], проживавший в другом месте – «на Московской улице, в номерах Васильевой, квартире № 19», утверждал, что ни коим образом не подозревал о происходившем в его доме. Он объяснил, что «Чайкины сняли у него квартиру в 20 числах марта месяца сего года, переехали четверо: старуха Шиллинг, маленькая девочка и сам Чайкин с женой».
«Шевлягин приходил к ним только за получением денег, – сообщалось в брошюре “О похищении Казанской Иконы Божией Материˮ. – Ему известно, что старуха уезжала в конце апреля или начале мая на родину месяца на полтора. В день встречи иконы Смоленской Божией Матери, 26 июня, он, [П.А.] Шевлягин, пришёл к Чайкину за получением денег, дома не застал их и зашёл в соседнюю с квартирой их лавочку, здесь услыхал, что квартиранты ежедневно ходят купаться, вероятно и сегодня ушли купаться, но уже давно и, вероятно, скоро вернутся. Прождав почти до 10 час[ов] вечера, он вышел от лавочника и направился было домой, но увидел жену Чайкину, едущую на извозчике, которая везла свою дочь. Он остановился у крыльца своего дома, спросил Чайкину, что случилось с девочкой, на что Чайкина ответила, что они ездили на лодке кататься по Казанке, и девочка захворала. Её вынесли на руках из пролётки и отнесли на кровать. Минут чрез пять пришёл Чайкин с каким-то неизвестным ему молодым человеком, худощавым, среднего роста, одетым в серую или чесунчовую пару, который прямо прошёл в комнату, а он с Чайкиным вошёл на террасу и спросил деньги за квартиру. Он ему отдал только за полмесяца, объяснив, что, по всей вероятности, уедут из Казани. [П.А.] Шевлягин вышел от Чайкина ровно в 10 часов вечера. Затем дня через три, четыре, он, [П.А.] Шевлягин, проходил мимо своего дома и увидел неизвестного ему молодого человека, который стучал в окно к Чайкиным, он спросил его, кого ему нужно, неизвестный ответил: “Фёдора Ивановичаˮ, тогда [П.А.] Шевлягин предложил ему позвонить в парадное крыльцо. Чайкин отворил и впустил молодого человека в комнаты, а он, [П.А.] Шевлягин, поздоровавшись, с своим квартирантом, пошёл во двор посмотреть погреба. Когда стоял [П.А.] Шевлягин с неизвестным на крыльце и ждал, когда отворят двери, то неизвестный спросил его, кто он такой, и [П.А.] Шевлягин ответил, что он хозяин этого дома, неизвестный же не отрекомендовался ему. Было ли что в руках у неизвестного человека, или под мышкою, он совершенно не обратил внимания и полагает, что если бы у него были какие-либо пакеты или узлы, то он во всяком случае их бы заметил. В настоящее время он знает, что это был ювелир [Н.С.] Максимов. 29 июня, он, [П.А.] Шевлягин, хорошо это помнит, в квартире у Чайкиных не был, а полагает, что был у них на 2-й или 3-й день после Петрова дня. К сему [П.А.] Шевлягин добавил, что он от своего квартиранта брал его годовой паспорт, в котором значилось: жена его Павлина Константиновна и двое детей. Паспорт этот был заявлен в 4 части города Казани из дома Буевой, а также был на нём штемпель о явке в Симбирск. Этот паспорт взяла у него в тот же день жена Чайкина, заявив, что мужу нужно ехать экстренно из Казани, это было 25 или 26 марта сего года» [26, с. 19 – 20].
П.А. Шевлягин выступал в качестве свидетеля на судебном процессе по делу о краже в КБЖМ, но никакой ясности в части судьбы похищенных святынь, по причине неосведомлённости, не внёс.
На заседании Комитета КОТ 4 июня 1905 г. его председатель А.Т. Соловьёв доложил, что «необходимо устроить читальню-библиотеку в академической улице, где нет такого учреждения и не устраиваются народные чтения». При этом: «Председатель остановился на доме Шевлягина, в котором жили похитители Казанской иконы Божией Матери, чтобы кстати продолжить розыски похищенной иконы, и дом этот приобретён за 1600 руб[лей], потребует ремонта на 200 руб[лей]» [43, с. 403].
Однако уже в скором времени, ничего не обнаружив в «доме Шевлягина», КОТ продало его. «В прошлом году, – сообщалось в “Отчёте Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1905 г. по 1 января 1906 г., читанном в Общем Собрании членов общества 2 февраля 1906 годаˮ, – желая продолжать отыскание Казанской иконы Божией Матери, Общество приобрело дом, где жил похититель иконы, предполагая поместить в нём одно из учреждений Общества; но, произведя ремонт, с целью отыскания иконы и, не найдя её, Комитет нашёл неудобным помешать свои учреждения в этом доме и продал его, не получив убытка» [30, с. 5].
К сожалению, подробного описания того, что происходило в «доме Шевлягина» после его приобретения КОТ, мне обнаружить не удалось.
Некоторые дополнительные детали, связанные с обследованием казанскими трезвенниками и черносотенцами бывшего «дома Шевлягина», можно почерпнуть из «Отчёта Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1909 г. по 1 января 1910 г., читанного в Общем Собрании членов общества 14 февраля 1910 года».
«Великое горе, – сообщалось там, – постигло Казань и всю Россию: была похищена Казанская Икона Божией Матери из Казанского Монастыря, что заставило комитет принять деятельное участие в разыскании иконы, и было объявлено 300 р[ублей] награды тому, кто укажет место нахождения иконы Божией Матери. Это объявление вызвало указание на следы, по которым П.Б. Панфилов отыскал преступников, и похититель Чайкин-Стоян был пойман около Нижнего [Новгорода] и возвращён в Казань. Обществом была издана брошюра, в которой было подробно изложено всё дело о похищении иконы.
Общество Трезвости, получив сведения, что преступник Чайкин-Стоян после похищения иконы что-то рыл на дворе дома, где он жил, купило дом, где жил Чайкин, переделало его, перерыло и перепахало землю около дома и, не находя нужды в этом доме, продало его, не получив убытка» [33, с. 16].
Любопытно, что в начале 2000-х гг., в связи с очередными поисками похищенной в 1904 г. из КБЖМ чудотворной Казанской иконы Божией Матери, «всплыло» имя некоего «купца Шевлягина», уехавшего после революции из России.
По одной из версий, «купец Шевлягин» продал «южноамериканскому миллионеру Солли Джоэлу» некую «древнюю икону Казанской Богоматери», попавшую к «купцу» «после похищения в 1904 году». В настоящее время этот образ известен как «Ватиканский» список Казанской иконы Божией Матери, который в итоге в 2005 г. был «возвращён» в г. Казань [1]. Однако, как было установлено, этот список написан в XVIII в., что уже само по себе делает несостоятельными любые «новообретенческие» версии, в том числе, связанные с якобы вывезенной «купцом Шевлягиным» за рубеж похищенной в 1904 г. чудотворной Казанской иконы Божией Матери.
«Антропометрическое изучение шести обвиняемых по этому делу … привело В[ладислава] Ф[ранцови]ча к заключению, что четверо из них – Стоянов, Комов, Кучерова и её мать Шиллинг – являются прирождёнными преступниками»
К расследованию дела о преступлении в КБЖМ, помимо А.Т. Соловьёва и его соратников по КОТ и КОРС, оказался косвенно причастным и другой известный казанский правый деятель – профессор ИКУ В.Ф. Залеский (1861 – 1922) – правовед, экономист, домовладелец, возглавивший созданное в декабре 1905 г. правомонархическое (черносотенное) «Казанское Царско-народное русское общество».
Любопытно, что именно в его доме, находившемся в непосредственной близости от здания ИКУ, был обнаружен Н.С. Максимов, показания которого и положили начало раскрытию совершённого преступления. «На Университетской ул[ице] в доме Залесского Антонов (пристав I части г. Казани. – И.А.) разыскал казанского цехового Николая Семёнова Максимова, – сообщалось, в частности, в брошюре (статье) “О похищении Казанской Иконы Божией Материˮ, – потребовал от него клещи, но [Н.С.] Максимов отказался возвратить их и заявил, что никаких клещей у него нет, и в Александровском училище он не был и не заказывал. Когда по требованию полициймейстера [Н.С.] Максимов явился и стал отрицать появление своё в ремесленном училище, то г[осподин] полициймейстер заявил ему, что он был в училище 22 июня и кроме клещей отдал исправить 4 лобзика» [26, с. 2 – 3]. Вскоре Н.С. Максимов выдал В.А. Стояна (Ф.И. Чайкина) [26, с. 3].
Заинтересовавшись совершившими кражу в КБЖМ преступниками, «из-за их дерзости и ловкости», профессор В.Ф. Залеский произвёл в сентябре 1904 г. антропометрический анализ их данных по «системе Ломброзо» [57, p. 586].
В это время он осуществил обстоятельное историко-юридическое исследование деяний известных преступников-душегубов первой половины XIX в. – уроженца Казанской губернии Д.И. Быкова и уроженца Черниговской губернии С.В. Чайкина, которые, согласно приговору суда, были подвергнуты в г. Казани наказанию шпицрутенами и умерли сразу после экзекуции 4 июня 1849 г. Причём, их тела не были погребены, а оправлены в анатомический театр ИКУ, вследствие чего скелеты сохранились. На основании произведённого им антропометрического анализа В.Ф. Залеский утверждал, что казнён был не настоящий С.В. Чайкин, а неизвестный бродяга, назвавшийся его именем.
По злой иронии истории (а, возможно, и сознательно) «Чайкиным» называл себя (указывая это в поддельных документах) и главный фигурант дела о похищении первоявленного Казанского образа Пресвятой Богородицы – В.А. Стоян. Профессор В.Ф. Залеский в своих исследованиях по уголовной антропологии фактически поставил преступные деяния «казанских разбойников» Д.И. Быкова и С.В. Чайкина и похитителей чудотворной Казанской иконы Божией Матери и образа Спасителя на одну доску.
Результаты антропометрического исследования В.Ф. Залеского скелетов Д.И. Быкова и предполагаемого С.В. Чайкина, а также – антропометрических данных членов шайки, похитившей чудотворную Казанскую икону Божией Матери, были опубликованы (вместе с соответствующими фотоснимками) в журнале «Archivio di psichiatra, neuropatologia, antropologia criminale e medicina legale» (г. Турин) в статьях «Come possa l’antropologia criminale rivelare la colpevolezza o l’innocenza di un uomo anche dallo scheletro. Il brigante Casanese Bykow e il vagabondo chiamato Ciajkin» (vol. XXV) (1904 г.) [56] и «Una banda di sacrileghi professionali» (vol. XXVI) (1905 г.) [57] с примечаниями его издателя – всемирно известного итальянский психиатра, родоначальник антропологического направления в криминологии и уголовном праве профессора Чезаре Ломброзо (1835 – 1909). В 1905 г. в «Журнале Министерства народного просвещения» была также напечатана обширная статья В.Ф. Залеского «Казанский разбойник Быков и бродяга, назвавшийся Чайкиным. (Историко-юридическое исследование)» [12].
«Имея не только юридическое, но и естественно-историческое образование, – указывалось, в частности, в “Опыте характеристики” профессора В.Ф. Залеского, – В[ладислав] Ф[ранцович] занимался, между прочим, специальными исследованиями в области уголовной антропологии.
Хранящиеся в музее анатомического института Казанского университета скелеты вышеупомянутых [Д.И.] Быкова и [С.В.] Чайкина были В[ладиславом] Ф[ранцови]чем подвергнуты антропометрическому изучению, причём оказалось, что в скелете [С.В.] Чайкина никаких аномалий не имеется, а в скелете [Д.И.] Быкова нашлось шесть Ломброзовских признаков прирождённого преступника – несимметрия черепа, сильное развитие скуловых костей, выдающиеся челюсти, сращение черепных швов, обилие так называемых вормиевых косточек в черепных швах и непомерно длинные, почти до колен, руки.
Результаты этого антропометрического исследования с указанием на замечательное их совпадение с данными судебных дел о [Д.И.] Быкове и [С.В.] Чайкине были опубликованы, с приложением собственноручно исполненных фотографических снимков, В[ладиславом] Ф[ранцови]чем в издаваемом проф[ессором] Ломброзо специальном журнале, в статье “Come possa l’antropologia criminale rivelare la colpevolezza o l’innocenza di un uomo anche dallo scheletro”* [...] (* “Как может криминальная антропология разоблачить виновность или невиновность человека даже по скелету”). К этой статье Ломброзо приложил вступительное примечание: “Cosi la Russia che ci ha dato col Drill, colla Tarnowski, collo Tschich tanti pregiati lavori di Antropologia criminale, ne da ora un nuovo e dei piu pregiati. C. L.”* (* “Таким образом Россия, давшая столько ценных трудов по криминальной антропологии, авторами которых являлись [Д.А.] Дрилль, [П.Н.] Тарновская, [В.Ф.] Чиж, ныне даёт ещё новую работу – и из наиболее ценных”).
В том же журнале помещена В[ладиславом] Ф[ранцови]чем статья “Una banda di sacrileghi professionali”* […] (* “Шайка профессиональных святотатцев”), также с фотографическими снимками, посвящённая антропометрическому исследованию членов шайки, ограбившей в 1904 году Казанский Богородицкий женский монастырь и похитившей чудотворную Казанскую икону Божьей Матери и почти на сто тысяч рублей драгоценностей.
Антропометрическое изучение шести обвиняемых по этому делу, произведённое до суда, привело В[ладислава] Ф[ранцови]ча к заключению, что четверо из них – [В.А.] Стоянов, [А.Т.] Комов, [П.К.] Кучерова и её мать [Е.И.] Шиллинг – являются прирождёнными преступниками; остальные же двое – [Н.С.] Максимов и [Ф.] Захаров – признаков прирождённого преступника не имеют. По вердикту присяжных и приговору суда [В.А.] Стоянов, [А.Т.] Комов, [П.К.] Кучерова и [Е.И.] Шиллинг оказались членами шайки преступников; [Н.С.] Максимов обвинён лишь в покупке краденного, а [Ф.] Захаров оправдан.
Означенной статье В[ладислава] Ф[ранцови]ча было профессором Ломброзе предпослано примечание: “Siamo fieri di dare, nella nostra lingua, questa nota dell’illustro autore”* (* “Мы гордимся возможностью напечатать эту, написанную на нашем языке, статью знаменитого автора”)» [6, с. 48 – 49].
«Преступник должен быть предан военному суду, так как он подрывает основы русского государства, укрепу его – веру»
В 1904 – 1906 гг. в печатном органе КОТ – журнале «Деятель» – был размещён целый ряд статей и заметок, в которых затрагивалась тема похищения чудотворной Казанской иконы Божией Матери и непреходящего значения этого образа для России. Помимо вышеозначенных неподписанной заметки «По поводу “воззванияˮ полициймейстера» (№ 10 за сентябрь 1904 г.), статьи священника С. Васюкова «Мысли по поводу злодеяний» (№ 12 за ноябрь 1904 г.), брошюры (статьи) Е.Ф. Сосунцова «О похищении Казанской Иконы Божией Матери» (приложение к № 9 за март 1905 г.), были, в частности, опубликованы: неподписанная статья «О похищении св[ятых] икон» (№ 11 за октябрь 1904 г.) [27] и «Поучение в день Празднования Казанской иконе Божией Матери» протоиерея А.П. Яблокова (№ 12 за декабрь 1906 г.) [44].
Помимо прочего, в большинстве из них проводилась мысли о недопустимости приравнивать «святотатственное похищение церковных вещей и, в том числе, св[ятых] икон (и значит похищение чудотворного казанского образа Божией Матери) к простой обыкновенной краже», о необходимости ужесточения мер ответственности за данные преступления, об онтологическом характере совершённого злодеяния и его прямой связи с переживаемой страной кровавой общественной смутой.
«В законе нет, кажется, статьи, карающей за уничтожение святыни, – утверждалось в брошюре (статье) “О похищении Казанской Иконы Божией Материˮ, – и Русь православная должна требовать удовлетворения, и, по мнению большинства, преступник должен быть предан военному суду, так как он подрывает основы русского государства, укрепу его – веру. Кроме того, должно быть увеличено наказание за ограбление церквей, так как это преступление растёт по всей России» [26, с. 2].
«Вселяясь в отдельные личности, злой дух управляет ими по своему произволу, – то употребляет в дело их волю, то разум, – писал священник С. Васюков. – “Им же кто побеждён бывает, сему и работает” (Петр. 2, 19), поэтому человек, принявший в себя злого духа, не может уже противиться ему. Он обезволивается, и, хотя может казаться умственно нормальным, но на деле только и думает, как бы поаккуратнее выполнить волю злого духа в том или другом преступлении» [48, с. 426]. Именно таковым, по его мнению, являлся «настоящий враг Казани, а с ней и всей Руси, малороссийский кузнец Варфоломей Стоян, он же Чайкин, Сорокин и проч.» [48, с. 426].
«У Стояна, – указывал С. Васюков, – имён много, как у гадаринского бесноватого.
Чудотворный образ Казанской Божией Матери, почитаемый и прославляемый всей страной, не давал покоя исконному врагу рода человеческого. Он со дня явления образа до последних дней только и мечтал об одном, как бы лишить христиан этой Радости, этой их Защиты, и, хотя сознавал, что сделать это ему невозможно, но и не дремал, так как был уверен, что всё то, что не мог он сделать сам, – мог сделать за него человек, и вот чрез массу преступлений, содеянных [В.А.] Стояном, он почти совершенно воплощается в него, – и совершается похищение образа. [...] Похищение святых икон Казанской Божией Матери и Спасителя потрясло не только православных жителей Казани, но отозвалось и в сердце всего русского народа» [48, с. 426].
Судебный процесс по делу о краже в КБЖМ, проходивший 25 – 29 ноября 1904 г. в Казанском окружном суде (КОС), как хорошо известно, завершился следующим приговором: «Вследствие обвинительного решения присяжных заседателей, крестьянин Варфоломей Андреев Стоян, 28 лет, и крестьянин Ананий Тарасов Комов, 30 лет, приговорены к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы: [В.А.] Стоян на 12 лет, а [А.Т.] Комов на 10 лет. Николай Семёнов Максимов, отставной младший унтер-офицер, приговорён к лишению всех особых, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и воинского звания и отдан в исправительные арестантские отделения на 2 года 8 месяцев. Мещанка Прасковья Константиновна Кучерова, 25 л[ет], и мещанка Елена Ивановна Шиллинг, 49 л[ет], приговорена к заключению в тюрьму на 5 месяцев и 10 дней каждая. Мещанин Фёдор Захаров оправдан» [15, с. 233].
Ранее – 29 сентября 1904 г. – в г. Казань из г. Мариуполя был также доставлен (вместе с женой) брат сожительницы В.А. Стояна (Ф.И. Чайкина) П.К. Кучеровой (Чайкиной), сын Е.И. Шиллинг – В.К. Шиллинг (Шелухин) [13, с. 3], также промышлявший грабежом храмов и монастырей, однако его причастность к данному преступлению установлена не была. Несмотря на это, в брошюре (статье) «О похищении Казанской Иконы Божией Матери», помимо прочего, указывалось, что: «Должны были быть привлечены к тому же делу Хаим (Х. Куфман – один из предполагаемых участников преступления. – И.А.) и Василий Шиллинг» [26, с. 22].
Как сообщил 3 декабря 1904 г. «Казанский Телеграф», председатель КОС С.В. Дьяченко «прислал на имя казанского полицеймейстера П.Б. Панфилова письмо с выражением глубокой признательности ему и казанской полиции вообще за то громадное и высоко-заботливое содействие суду, которое г[осподин] полицеймейстер с подчинёнными ему лицами оказал в течение процесса по делу [В.А.] Стояна и других, обвиняемых в святотатстве» [40, с. 3]. На это письмо П.Б. Панфилов «ответил лично от себя и от чинов городской полиции выражением признательности за внимание» [40, с. 3].
Вместе с тем, казанские трезвенники и черносотенцы не теряли надежду отыскать похищенную чудотворную Казанскую икону Божией Матери. Причём, одновременно с этим они принимали активное участие в розыске и других похищенных святынь.
Так, в 1906 г. КОТ выдало награду в 25 рублей «полицейским служителям», отыскавшим похищенную из Кизического Введенского монастыря г. Казани чудотворную икону [31, с. (3)]. На протяжении нескольких лет в годовых отчётах о деятельности КОТ – в «отчёте казначея» – фигурировала графа «На устройство церкви и отыскание Иконы», в которой, по состоянию на 1 января 1908 г., значилось 3420 рублей 50 копеек [32, с. 5].
Примечательным фактом является также возбуждённое «Объединёнными монархическими обществами и союзами при Казанском отделе “Русского Собранияˮ» ходатайство о запрещении приёма в ломбардах и незаконной продажи с аукционных торгов крестов и риз, которые «при продаже публично ломают». Помимо этого, как сообщал 20 мая 1910 г. «Казанский Телеграф», было решено ассигновать средства для приобретения по цене залога уже заложенных крестов и риз и передавать их в храм Во Имя Всемилостивого Спаса при КОТ (открывшийся 27 апреля 1908 г.) [4, с. 3].
Особенно при этом казанских трезвенников и черносотенцев беспокоило то обстоятельства, что церковные реликвии таким образом попадают в руки иноверцев и подвергаются поруганию. «В последнем заседании объединённых обществ при русском собрании доложено, – писал, в частности, 16 октября 1910 г. “Казанский Телеграфˮ, – доложено, что в городском ломбарде продолжают продавать с аукциона ризы с икон татарам. Постановлено возбудить ходатайство о запрещении принимать в залог ризы и продажу их с аукциона, а относительно уже заложенных обратиться к обществу трезвости изыскать средства о выкупе заложенных вещей христианского почитания для хранения в храме Всемилостивого Спаса» [5, с. 3].
При этом КОТ и казанские черносотенцы никогда не теряли надежду на то, что похищенная в 1904 г. чудотворная Казанская икона Божией Матери вернётся в г. Казань. Однако, к сожалению, этого так и не произошло…
Игорь Евгеньевич Алексеев – кандидат исторических наук (г. Казань)
Список сокращений
ИКУ – Императорский Казанский университет.
КБЖМ – Казанский Богородицкий женский монастырь.
КДА – Казанская духовная академия.
КОРС – Казанский отдел «Русского Собрания».
КОС – Казанский окружный суд.
КОТ – «Казанское Общество Трезвости».
РТ – Республика Татарстан.
УФСБ – Управление Федеральной службы безопасности.
Источники и литература
- Агеева Л. Казанская икона Божией Матери из покоев Папы Римского // Каз@нские истории (21 июля 2010 г.). (дата обращения: 11.02.2020).
- Беляев М.В. Бандитский Татарстан-2. – Казань: Типография АО «ТАТМЕДИА» «ПИК Идел-Пресс», 2019. – 306 с., илл.
- В день встречи Смоленской Иконы Божией Матери… // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3446 (25 июня). – С. 3.
- В последнем заседании… // Казанский Телеграф. – 1910. – № 5139 (20 мая). – С. 3.
- В последнем заседании... // Казанский Телеграф. – 1910. – № 5258 (16 октября). – С. 3.
- Владислав Францович Залеский. Опыт характеристики // Отдельный оттиск из журнала «Мирный Труд», 1913. – Харьков: Типография «Мирный Труд», 1914. – 76 с.
- Вольман Вл.Н. По поводу кражи Св. Икон из женского Богородицкого монастыря // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3457 (10 июля). – С. 3.
- Государственный архив РТ. Ф. 98. Оп. 4. Д. 424. Л.л. 15 – 16 об.
- Дело Чайкина // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3577 (26 ноября). – С. 5 – 6.
- Денежная награда от монастыря // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3455 (7 июля). – С. 3.
- Ещё о святототатственной краже из Казанского монастыря // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3451 (2 июля). – С. 3.
- Залеский В.Ф. Казанский разбойник Быков и бродяга, назвавшийся Чайкиным. (Историко-юридическое исследование) // Журнал Министерства народного просвещения. – Седьмое десятилетие. – Часть CCCLX. – 1905. – Июль. – Санкт-Петербург: Сенатская типография, 1905. – С. (59) – 137.
- К делу Чайкина-Сорокина-Стоянова // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3525 (30 сентября). – С. 3.
- К святотатственной краже из Казанского монастыря … // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3458 (11 июля). – С. 3.
- Казанский Богородицкий девичь монастырь. История и современное его состояние. Священника Евфимия Малова. 1879 г. / Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери. Полный стенографический отчёт с приложением всех судебных речей. 1904 г. – Репринтное издание. – Казань: Издательство Сергея Бузукина, 2012. – (6), (4), 141, XIX, (2), 233, (1) с.; ил.
- Казанский полициймейстер Панфилов. Обращение к жителям // Казанские губернские ведомости. – 1904. – № 70 (3 июля). – С. 2.
- Казанский полициймейстер Панфилов. Обращение к жителям // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3450 (1 июля). – С. 3.
- Казанский Полициймейстер П. Панфилов. Подробное описание Чудотворной иконы Казанской Божией Матери и образа Спасителя, похищенных в ночь на 29 Июня 1904 года из холодного храма Богородицкого женского монастыря в городе Казани // Казанские губернские ведомости. – 1904. – № 70 (3 июля). – С. 2 – 3.
- Казанское Общество Трезвости… . – Казань: Типография Императорского Университета, 1904. – 1 л.
- Кража чудотворных икон из Казанского девичьего монастыря // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3577 (26 ноября). – С. 3.
- Кража чудотворных икон из Казанского девичьего монастыря (Продолжение) // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3579 (28 ноября). – С. 2 – 3.
- Лебедев А. Анатолий Елдашев: А вдруг построим собор – и икона вернётся?.. // «Республика Татарстан» – общественно-политическая газета (электронная версия) (опубликовано 23 октября 2018 г.) (дата обращения: 7.02.2020).
- Любимова О. Кто похитил чудотворный образ? О краже Казанской иконы написали детектив // «Аргументы и факты» («АиФ – Татарстан»). – 2018. – № 26 (27 июня). – (дата обращения: 28.01.2020).
- Награда за отыскание иконы // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3459 (13 июля). – С. 3.
- Новиков С.В. Творчество первого казанского епархиального архитектора, гражданского инженера Ф.Н. Малиновского: дис. … канд. архитектуры. – Том I. – Казань, 2018. – 159 с.
- О похищении Казанской Иконы Божией Матери. Приложение к журналу Деятель. За 1905 год. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1905. – 22 с.
- О похищении св. икон // Деятель. – 1904. – № 11 (октябрь). – С. 384 – 385.
- Отчёт Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1902 г. по 1-е января 1903 г. Читанный в Общем Собрании членов общества 26 января 1903 года. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1903. – 16, (1) с., (13) с. вкл.
- Отчёт Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1904 г. по 1 января 1905 г., читанный в Общем Собрании членов общества 30 января 1905 года. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1905. – 10 с.
- Отчёт Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1905 г. по 1 января 1906 г., читанный в Общем Собрании членов общества 2 февраля 1906 года. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1906. – 11 с.
- Отчёт Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1906 г. по 1 января 1907 г., читанный в Общем Собрании членов общества 4 февраля 1907 года. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1907. – 8 с.
- Отчёт Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1907 г. по 1 января 1908 г., читанный в Общем Собрании членов общества 3 февраля 1908 года. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1908. – 6 с.
- Отчёт Казанского Общества Трезвости с 1-го января 1909 г. по 1 января 1910 г., читанный в Общем Собрании членов общества 14 февраля 1910 года. – Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1910. – 24, (1) с.
- По поводу «воззвания» полициймейстера // Деятель. – 1904. – № 10 (сентябрь). – С. 330 – 331.
- Порядок, в каком обносятся Св. Иконы: Чудотворная Смоленская Седмиозерная икона Божией Матери, Кизических мучеников и Святителей Казанских по церквам и приходам г. Казани в 1904 году // Казанские губернские ведомости. – 1904. – № 69 (1 июля). – С. 4.
- Порядок, в каком обносятся Св. Иконы: Чудотворная Смоленская Седмиозерная икона Божией Матери, Кизических мучеников и Святителей Казанских по церквам и приходам г. Казани в 1904 году // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3447 (26 июня). – С. 3.
- Порядок, в каком обносятся Св. Иконы: Чудотворная Смоленская Седмиозерная икона Божией Матери, Кизических мучеников и Святителей Казанских по церквам и приходам г. Казани в 1904 году // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3449 (29 июня). – С. 3.
- Похищение Святых Икон // Известия по Казанской Епархии. – 1904. – № 27 – 28 (15 – 22 июля). – С. 909.
- Председатель А. Соловьёв. К делу о краже из Казанского монастыря // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3451 (2 июля). – С. 3.
- Председатель казанского окружного суда… // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3584 (3 декабря). – С. 3.
- Протокол заседания Казанского Общества Трезвости // Деятель. – 1904. – № 10 (сентябрь). – С. 374 – 376.
- Протокол очередного заседания Казанского Общества Трезвости 2 июля // Деятель. – 1904. – № 9 (августа). – С. 327 – 328.
- Протокол очередного заседания Комитета Казанского Общества Трезвости 4 июня // Деятель. – 1905. – № 17 (июль). – С. 400 – 404.
- Протоиерей А. Яблоков. Поучение в день празднования Казанской иконе Божией Матери // Деятель. – 1906. – № 12 (декабрь). – С. 12 – 18.
- Святотатство // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3459 (13 июля). – С. 3.
- Святотатство в монастыре // Казанские губернские ведомости. – 1904. – № 70 (3 июля). – С. 2.
- Святотатство в монастыре // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3450 (1 июля). – С. 3.
- Священник С. Васюков. Мысли по поводу злодеяний // Деятель. – 1904. – № 12 (ноябрь). – С. 426 – 435.
- Слово, сказанное Архиепископом Казанским Димитрием 8 июля 1904 года, в праздник явления Казанской чудотворной иконы Божией Матери, в конце литургии пред молебном, в соборном храме Казанского Богородичного монастыря // Известия по Казанской Епархии. – 1904. – № 27 – 28 (15 – 22 июля). – С. (905) – 908.
- Степанов А.Ф. История Казанской епархии в 1918 – 1924 гг. в свидетельствах современника // Вестник церковной истории. – 2016. – № 1 – 2 (41 – 42). – С. 233 – 298.
- Судебное заседание по делу об ограблении Казанского монастыря 29 июня 1904 года // Известия по Казанской Епархии. – 1904. – № 45 (1 декабря). – С. 1523 – 1526.
- Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери. Издание редакции журнала «Православный собеседник». Полный стенографический отчёт с приложением всех судебных речей. – Казань: Центральная типография, 1904. – 233 с.
- Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери. Издание редакции журнала «Православный собеседник». Полный стенографический отчёт с приложением всех судебных речей. Казань: Центральная типография, 1904. // Православный собеседник. – 1905. – Январь. – С. (1) – 32.; – Февраль. – С. 33 – 64.; – Март. – С. 65 – 128.; – Апрель. – С. 129 – 160.; – Май. – С. 161 – 196.; – Июль – Август. – С. 197 – 233.
- Таинственная икона // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3468 (24 июля). – С. 3.
- Усиление охраны чудотворной иконы // Казанский Телеграф. – 1904. – № 3454 (6 июля). – С. 3.
- Ladislao Zaleski. Come possa l’antropologia criminale rivelare la colpevolezza o l’innocenza di un uomo anche dallo scheletro. Il brigante Casanese Bykow e il vagabondo chiamato Ciajkin // Archivio di psichiatra, neuropatologia, antropologia criminale e medicina legale. – Vol. XXV (Vol. I della Serie III) (con 3 tavole e 63 figure nel testo). – Torino: Fratelli Bocca – editori (Milano – Firenze – Roma), 1904. – P. (1) – 10.
- Una banda di sacrileghi professionali di Ladislao Zaleski, Professore dell’Univesità di Kazan (Con una figura) // Archivio di psichiatra, neuropatologia, antropologia criminale e medicina legale. – Vol. XXVI (Vol. II della Serie III) (con 5 tavole e 44 figure nel testo). – Torino: Fratelli Bocca, editori (Milano – Roma – Firenze), 1905. – P. (585) – 593.
Иллюстрации
1. Казанский полицмейстер П.Б. Панфилов – товарищ (заместитель) председателя Комитета КОТ и почётный член КОТ [28, вкладка (12)].
2.Председатель Комитета КОТ, начальник типографии ИКУ А.Т. Соловьёв [28, вкладка (11)].
3.Листовка КОТ за подписью председателя Комитета КОТ А.Т. Соловьёва [19, л. 1].
4.Проект на постройку деревянных 2-х этаж. дома и служб с сушилами, Павлу Андреевичу Шевлягину в 4-й час. гор. Казани по ул. Муратовской и Односторонке Кирпично Заводской кв. 98-й» (фрагмент) [8].
5.Комбинированное фото фигурантов судебного процесса по делу о краже в КБЖМ из статьи В.Ф. Залеского «Una banda di sacrileghi professionali» («Шайка профессиональных святотатцев»): 1) П.К. Кучерова; 2) Е.И. Шиллинг; 3) Ф. Захаров; 4) В.А. Стоян (Ф.И. Чайкин) (в статье фигурирует как «Stojanow» – «Стоянов». – И.А.); 5) А.Т. Комов; 6) Н.С. Максимов [57, p. (589)].
