Колчак Александр Васильевич - это не только географ, не только морской адмирал, не только исследователь русского Заполярья, не только поэт, но и командующий войсками, кто пытался спасти Россию от большевизма. Какой ценой он ее спасал? Ценой эшелона российского золота, которое он захватил в Перми у Советского казначейства. Ценой того, что стал агентом нескольких государств, включая Англию, США и Японию. Ценой жестокости, с какой казнил не только красноармейцев, но и мирное население Сибири, отказавшееся признать его правителем государства. В конце концов, победителем этой страшной трагедии стал не он, а Владимир Ленин.
Потому и Иркутск с угрюмой тюрьмой. И дорога по льду через стылую Ангару к глубокой, но маленькой Ушаковке с дымящейся прорубью, из которой местные женщины черпают воду для самоваров. И ещё хруст шагов по февральскому снегу семерых бойцов-исполнителей, сопровождавших его к невыкопанной могиле, которую им предстояло самим и копать.
Ночь. Утро наступит ещё не скоро. Начальник тюрьмы, он же ответственное лицо за исполнение приговора, останавливает бойцов. Негромко, не по-военному, даже как-то сонно повелевает:
-Давайте. Здесь и покончим.
Красноармейцы вскидывают стволы. Начальник тюрьмы, как бы щадя обречённого, приказывает бойцам:
- Повязку ему на глаза!
Но Колчак отказывается:
- Не надо.
В эту последнюю из минут своего поединка со смертью хотел бы Колчак попрощаться с той, кого любил пуще жизни. Но до неё было так далеко. Как до звезды, которую он однажды воспел.
Ночь морозная, светлая. В чёрном небе тысячи звёзд. Все незаметные. Лишь одна, в середине Большой Медведицы, отличима от незаметных, и сурово, как избранная, сияет.
Александр Васильевич шевельнул губами. Может быть, он наполнился даже музыкой и от отчаяния запел. Запел не голосом, а каким-то высоким, взыгравшим в нём повелительным кликом:
...Сойдёт ли ночь на землю ясная,
Звёзд много блещет в небесах,
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах...
Сколько он написал красивейших песен! И только эта стала сейчас самой главной, самой необходимой, отвечавшей его разбитому настроению, в котором Колчак учуял родственную стихию, разглядев в ней метнувшегося орла. Орёл не летел. А срывался с огромнейшей высоты, откуда видна была вся Россия, подхватив по пути и его, честолюбивого адмирала. И в этот момент Александр Васильевич разобрал:
- По врагам революции - пли!
Умер Колчак не сразу. Будучи с пулями около сердца, он упал, пожелав прижаться к земле, как к утешительнице своей.
Но земли под ним не было. Лишь затоптанный снег. Снег внизу, а вверху раздражительный голос:
- Закапывать - много чести. Туда его...
Последнего выстрела, каким добивал из личного пистолета начальник тюрьмы, Александр Васильевич не услышал. Оглушило нечто громадное, страшное и чужое, словно свалилась вдруг на него вся страна, со всем её населением, с товарищем Лениным, с отрядами красных бойцов, со всеми её лесами, полями и городами.
Взвод исполнителей, погрузив застреленного на сани, повёз его не на кладбище, где была так и не выкопана могила. А на снежную Ушаковку, прорубь которой дышала холодным паром, и приняла адмирала, как опытного пловца, кто сам подо льдом проложил себе дорогу до Ангары, чтобы оттуда опять подо льдом - к Ледовитому океану, туда, где его никто не найдёт.
7 февраля 1920 года. Состав с золотым запасом страны, который забрали предавшие адмирала чехи, ещё стоял на резервном пути. Куда он пойдёт? И придёт ли по назначению? Об этом в тот день не знал даже сам Всевышний, чьи глаза были заполнены трудной думой, объявляющей всей Вселенной о беспомощности своей.