К дискуссии о служении пассий

 

...Тут ритор мой, дав волю слов теченью,
Не находил конца нравоученью.
Но что ж? Пока его он пел,
Кот-Васька всё жаркое съел.

А я бы повару иному
Велел на стенке зарубить:
Чтоб там речей не тратить попустому,
Где нужно власть употребить.

      И.А. Крылов, «Кот и повар»

 

Представленный документ вызывает впечатление странной нелогичности. Он составлен с явным намерением легализовать пассию «как элемент современного православного богослужения». Эта цель прописана в самом его названии и содержится в итоговом заключении: «В тех приходах и монастырях, где такой обычай сложился, пассии могут совершаться в соответствии с одной из нижеизложенных схем» (т.е. «с акафистом», «без акафиста» и «без чтения Евангелия»).

Однако этот вывод выглядит неожиданным, поскольку никак не вытекает из содержания документа. 

Ни одного аргумента «за» пассию проект документа не содержит. Доводов же «против» пассии (как явных, так и прикровенных) в нём можно насчитать немало.

Примечательно, что никакой «новой нормы», которую можно было бы включить в гипотетический «Новый типикон», документ не предлагает, констатируя лишь, что чин совершения пассии «не имеет единообразия».

Отмечается, что пассии «получили широкое распространение в Русской Православной Церкви», а также, что их совершение «не предусмотрено богослужебным уставом». Следовательно, речь идёт об анализе такого явления, как массовое отклонение богослужебной практики от нормы действующего Типикона.

Самым слабым в проекте документа является то, что в нём отсутствует духовная оценка пассии как нового богослужебного феномена. Остаётся непонятным, чем пассия хороша (а значит - оправдана!) и чем плоха (а значит - не может быть оправдана!). Восполним этот изъян.

 

1. Начнём с позитива. Что в пассиях хорошего?

Распространено мнение, согласно которому пассия представляет собой доступный всем верующим способ  «сердечно помолиться». В пассиях, бесспорно, присутствует элемент «умиления». Можно даже сказать, что смысл пассии сводится к возгреванию чувственных эмоций по поводу переживания Страстей Христовых.

Евангельские зачала, повествующие о Страданиях Господа... Зримый образ большого Распятия посреди храма... Распев, как в Великий Пяток: «Сла́ва долготерпе́нию Твоему́, Го́споди!..» Благоговейное чтение акафиста... Можно тихо поплакать и даже порыдать...

Однако за всей этой «чувственностью» и «умилительностью» скрывается не православная, а католическая духовность. Налицо некий болезненный перегиб, чуждый святоотеческой традиции, но нашедший себе «благоприятную» почву в западной мистике и западной душевной молитвенной практике. Святитель Игнатий (Брянчанинов) называл подобное «благочестие» одной из форм духовной прелести, то есть искажением аскетической нормы Православия.

Таким образом, выражение: «пассия - это хорошо» может быть дополнено маленьким уточнением: «...хорошо, как у католиков».

 

2. Документ верно указывает на истоки пассий. Начало их проникновения в нашу Церковь зафиксировано ещё до Переяславской Рады, в 1629 году в Киеве, когда Украина входила в состав католического государства, и православная вера находилась под сильнейшим давлением униатства.

Таким образом, следует ясно осознавать католическое («греко-католическое») происхождение пассий.

 

3. Наша оценка подтверждается и иными словами разбираемого документа: «пассия воспринималась как местный обычай юго-западных (т.е. униатских) епархий».

Коль скоро это так - нет повода поощрять введение униатской практики в России. Вопрос о «дозволении» или «недозволении» антиуставных пассий может рассматриваться только для юго-западных епархий, где сильно (а в последние годы, увы, стало ещё сильнее) влияние униатства.

 

4. Это находит косвенное подтверждение также и в следующем свидетельстве документа: «Русская Православная Церковь Заграницей не содержит пассий в своём приходском обиходе».

Примечательно, что в современной Америке проведение пассий характерно для «карпаторосских» новостильных приходов Американской Автокефальной Православной Церкви, а не для приходов РПЦЗ, ориентирующихся на традиционные формы благочестия.

 

5. Главное ядро пассий - акафист «Божественным Страстям Христовым» - составлен в середине XIX века. Это было время массового сочинительства акафистов, когда синодальные органы церковной цензуры буквально не справлялись с лавиной кое-как состряпанных текстов. Эпидемия подражательного псевдолитургического творчества происходила на фоне явного упадка уставного богослужения во многих приходах и монастырях. Качество духовных гимнов  было, как правило, на весьма невысоком поэтическом и догматическом (!) уровне. Новые «творения» не сопоставимы ни с такими шедеврами, как «Взбранной Воеводе» и «Иисусу Сладчайшему», ни с классическими акафистами «Успению Пресвятой Богородицы» и «Святителю Николаю». Созданием акафистов в XIX веке занялись многие - от архиереев до малограмотных женщин, не знающих, что «радуйся!» по-гречески означает «здравствуй!».

Мы не ставим своей задачей давать оценку какому-либо отдельному акафисту, появившемуся в дореволюционные годы, ни, тем более, «всем» тогдашним акафистам, ни, в частности, творению святителя Иннокентия Херсонского - акафисту «Божественным Страстям Христовым». Достаточно сказать лишь, что всё это творчество, очевидно, следует относить к категории «душевного», а не «духовного». Уточним: «душевное» означает не «плохое», но - «не соответствующее уровню православного храмового богослужения».

 

6. В документе засвидетельствовано: «В начале XX века акафист Божественным Страстям Христовым стал включаться в чинопоследование пассии».

Не было ли это нововведение одним из литургических проявлений общего церковного кризиса предреволюционной эпохи? Не следует ли рассматривать эту «творческую инициативу», как один из актов тогдашней печально известной  обновленческо-реформаторской деятельности?

Как известно, уставным является лишь единственный акафист «Взбранной Воеводе», воспеваемый на утрене в субботу 5-й седмицы Великого поста. Все остальные исполняемые в храме акафисты имеют необязательное или, лучше сказать, «требное» значение.

Пассия с акафистом «Божественным Страстям Христовым», проводимая четырежды за Пост, воспринимается вовсе не как «треба» и даже не как дополнительный молебен «для желающих». В тех храмах, где пассия укоренилась, она, несомненно, имеет статус «богослужения». Причём такого значимого и яркого, что оно конкурирует со службой Похвалы Пресвятой Богородицы в Субботу акафиста. И каждый раз (четверократно!) подавляет её, предлагая альтернативу уставному акафисту.

 

7. В документе сказано: «В годы гонений пассии получили более широкое распространение, при этом сохранялось разнообразие обычаев их совершения».

Годы гонений никак не могут рассматриваться, как время, благоприятствующее развитию богослужебного творчества. То была эпоха литургического упадка, когда Церковь не развивалась, а пыталась выжить, причём с огромными невосполнимыми потерями.

При массовых арестах духовенства и закрытиях храмов благочестивые люди переносили молитвенный акцент на келейные «катакомбные» формы. При таком домашнем богослужении акафисты более уместны и оправданы, чем, к примеру, служение уставной вечерни и утрени.

На храмовое богослужение заметное влияние оказали два фактора. Во-первых, проникновение обновленческих тенденций (чему способствовала как политическая ситуация в стране, так и внутрицерковные болезни). Во-вторых, в послевоенные годы во многих российских храмах на месте репрессированных священников оказались выходцы из Западной Украины - носители униатской традиции пассий.

Не объясняется ли отмеченное «широкое распространение» пассий действием этих двух ощутимых поныне факторов?

 

8. Приведём следующую цитату из документа, с которой мы, безусловно, согласны: «Последование пассии включает в себя отдельные песнопения служб Великого пятка и Великой субботы, что нарушает внутреннюю логику последовательности великопостных богослужений».

Священные тексты упомянутых песнопений Церковь использует в одном-единственном случае - когда совершается реальное переживание Страданий и Смерти Христа Богочеловека. А именно - в Великий Пяток, в тот день, когда мы ежегодно воспоминаем это уникальное неповторимое и спасительное событие. В иные дни года - в праздники, в будни, в посты - эти тексты и соответствующие им распевы не применяются.

Уместна аналогия с Пасхой и другими крупными праздниками. Кроме Светлой Седмицы, согласно Типикону, никогда не проводится богослужение с открытыми царскими вратами. После отдания Пасхи господская плащаница непременно снимается с престола. Это - нормы, узаконенные в Православной Церкви. Нарушать их никому не позволительно. Никто не поёт рождественские песнопения без связи с Рождеством Христовым или успенские стихиры без связи с Успением Пресвятой Богородицы.

Почему же песнопения Великого Пятка кое-кто считает допустимым исполнять в дни, когда Церковь воспоминает совершенно иные события?

Подобная практика весьма серьёзно искажает «внутреннюю логику и последовательность» Постной Триоди.

Отмеченные нарушения касаются как Страстной Седмицы, так и Великой Четыредесятницы.

 

9. Страстная Седмица.

Дни предпасхальной Седмицы перестают быть неповторимым молитвенным периодом церковного года. Благодаря пассиям важнейшие элементы страстного богослужения дублируются неоднократно и несвоевременно. Растворяясь в долгих неделях Великого поста, они становятся привычными и теряют свою уникальность.

Это касается и используемых в богослужении распевов. Страстные распевы Великого Пятка - «Сла́ва долготерпе́нию Твоему́, Го́споди!» не встречаются в другие дни церковного года.

То же можно сказать про содержание и мелодическое решение стихир «Тебе, одеющагося» и «Приидите, ублажим Иосифа».

В пассиях названные стихиры и названные распевы используются сознательно, и это умаляет значение Православного богослужения Великого Пятка и Великой Субботы.    

 

10. Великая Четыредесятница.

Включение пассии в богослужение Великой Четыредесятницы серьёзно нарушает стройный цикл седмичного богослужения, определяемый Постной Триодью. Согласно Типикону, ритм Великого поста должен быть следующим. В Прощёное воскресенье вечером мы входим в первую  седмицу Поста. Строго и аскетично проводим её - с земными поклонами, с особым богослужебным чином, исключающим Евхаристию, с использованием  специального постового распева...

Далее следуют день седьмый (как дань ветхозаветному Божьему установлению о субботнем покое) и день осьмый (как утверждение главного содержания веры христиан в Господа Воскресшего), в которые служится Божественная литургия. В эти два дня пост ослабляется: поклоны упраздняются, дозволяется пища с елеем и вином. Между прочим, в воскресный день, согласно Типикону, положены две трапезы: после Литургии и после вечерни (для сравнения, в будние дни Поста предусмотрена лишь одна трапеза после вечерни).

После двух дней «передышки от поста» в неделю вечером, по Уставу, положены краткая лаконичная вечерня и малое повечерие. Это - самые короткие и лёгкие службы за всю седмицу. Одновременно с тем, это - подготовка к аскетическому подвигу перед очередной постовой седмицей.

Пассия искажает этот седмичный круг.

Пассию никто не назовёт службой «переходной». Это - впечатляющая «мистерия». В результате её служения в седмице возникает иной притягательный смысловой акцент, требующий от верующих напряжения сил и внимания. Далеко не каждый выдержит полноценное участие в Литургии, всенощной, а плюс к тому ещё, как обязательная добавка - и в пассии! Кто-то из прихожан выберет пассию вместо Литургии, кто-то - вместо всенощной, кто-то предпочтёт пассию и Литургии, и всенощной. И этот перекос неизбежен. Для семейных людей надо когда-то отдыхать, когда-то заниматься домашним хозяйством...

Подчеркнём: пассия не просто «добавляется», но конкурирует с «более спокойными» службами - воскресной Литургией, всенощным бдением, великопостным чинопоследованием. Своей яркостью пассия затмевает и умаляет значение уставного богослужения. В этом заключается её несомненный духовный вред.

 

11. О порядке евангельских чтений.

Документ справедливо отмечает: «Чтение Евангельских зачал не соответствует нормам устава, который не предполагает включение текстов Нового Завета в великопостное будничное богослужение».

Это действительно так.

Но следует сделать важное добавление. Речь должна идти не о новозаветных чтениях «вообще», но об особых евангельских чтениях, именуемых Страстными. Они никогда не назначаются в качестве рядовых или праздничных. Согласно Типикону, они читаются в один исключительный день - в Великий Пяток на службе 12 Страстных Евангелий и Часах.

Единственное исключение представляют собой, пожалуй, лишь «длинные» литургические чтения в понедельник, вторник и четверг Сырной седмицы, которые можно, в известном смысле, рассматривать как «заговенье на слушание Нового Завета» накануне Великой Четыредесятницы. Во всяком случае, распространять тему Страстных Евангелий на произвольные дни (в частности, почему-то, на постовые воскресенья) Типикон не позволяет. И делать этого не следует.

Уместна аналогия с 11-ю воскресными зачалами, которым Типикон определяет исключительное место в «столпах евангельских» и которые также не должны читаться в иные дни, даже «аще изволит настоятель».

 

12. Иногда пассию пытаются оправдать как средство «подготовки» верующих к Страстной Седмице.

Однако этот мотив не знаком традиции Православной Церкви, и даже противоречит ей. Как нет никакого «предпразднства» у Пасхи, так нет и не может быть никакого «предпразднства» у Великого Пятка (во отличие, например, от Рождества Христова).

Поэтому серьёзным духовным искажением следует считать восприятие Великой Четыредесятницы как «подготовку» к теме Страстей. Это совершенно не связанные между собой по содержанию периоды. Четыредесятница - время, когда человеку следует осознать свою ветхую падшую природу, очистить свою душу покаянием, увидеть свои страсти и научиться бороться с ними. В эти дни, согласно Типикону, Евангелие на буднях не читается. Зато помимо ветхозаветных чтений (Псалтирь, Бытие, Исайя, Притчи) назначаются уставные аскетические чтения преподобных отцов Ефрема Сирина, Феодора Студита и Иоанна Лествичника, а также Лавсаик. Это особое (может быть - единственное!) время года, когда следует размышлять не о Христе как Новом Адаме, но плакать о себе как ветхом адаме.

На Страстной Седмице, напротив, следует «забыть о себе» и погрузиться со всей Церковью в тему Искупительных Страданий Господа.

Пассия, проводимая во время Великой Четыредесятницы, дезориентирует христиан, несвоевременно предлагая тему Страданий Христовых. Пассия Постом столь же неуместна, как в любое другое время церковного года.

Единственный день в году, когда пассия  могла бы быть оправдана - Великий Пяток. Но в этот день уставное православное богослужение столь полно и проникновенно, что для пассий просто не остаётся места. Она оказывается лишней и избыточной (не говоря уже о её «неконкурентоспособности» со службой 12 Евангелий, Часами Великого Пятка и прочими службами).

 

13. Как мы видим, пассия заметно искажает и годовой, и седмичный, и суточный круги богослужения. Фактически введение пассий в церковный обиход означает ломку всего строя уставного православного богослужения. Поясним сказанное следующим наблюдением.

О Воскресении Христовом Церковь напоминает нам в течение всего года: каждая неделя, даже в Великую Четыредесятницу - это «малая Пасха». О страданиях Христовых православные вспоминают один раз в году - в Великий Пяток на Страстной седмице. И искажать это, хранимое Типиконом, соотношение не следует никому.

Служение пассий неоправданно разрушает эту совершенную пропорцию, неоправданно увеличивая тему «человеческих страданий» Спасителя за счёт темы «Божественного Воскресения».

 

Заключение.

Итак, «за» пассию документ не приводит ни одного довода. «Против» же пассии, как мы убедились выше, - целый ряд. Какой же удивительный вывод делают из этого авторы, уважаемые члены Комиссии Межсоборного Присутствия?

- «Учитывая неуставной характер пассий, их совершение не следует считать обязательным»!

Вместо того чтобы восстановить нарушенный с конца XIX века порядок в Церкви и привести богослужение в соответствие с уставной нормой, вместо того чтобы указать на Типикон как на книгу, регламентирующую православное богослужение, вместо того чтобы призвать архиереев с отцами благочинными и настоятелями к радению о соблюдении правильного чинопоследования - нам предлагают утешаться тем, что совершение неуставных служб (пока) «не следует считать обязательным»...

Скоро мы станем радоваться тому, что «необязательным» будет признано служение на русском языке, как и многие другие распространившиеся в современной церковной практике модернистские нововведения (вроде «необязательной» литургии ап. Иакова или «необязательных» эстрадных и спортивных представлений в освящённом храме). «Необязательным» скоро будет признаваться нарушение законных и обязательных для всех требований Типикона.

Для того чтобы наша мысль была понята до конца, проведём аналогию с Уголовным кодексом или любым другим сводом Законов (не исключая 10 заповедей Моисеевых). Предлагаем дать оценку следующей позиции:

- Учитывая, что некоторые преступления (убийства, кражи, разврат и т.п.) явно противоречат Закону, «их совершение не следует считать обязательным»...

Но, может быть, всё-таки было бы правильнее не потакать развитию «неуставных» (т.е. незаконных) чинопоследований, а, как сказано в известной крыловской басне, «власть употребить»?..

К примеру - указать на духовную порочность пассий, на желательное их искоренение из церковного обихода и на недопустимость их служения в Русской Православной Церкви (кроме, возможно, отдельных епархий Западной Украины).

Отрадно, что проект документа напоминает о здоровой духовной норме: «Священнослужители призваны иметь попечение о благоговейном и ревностном совершении уставных богослужений Великого поста и Страстной седмицы, побуждая прихожан к возможно более полному и осознанному участию в них».