Галина СВИРОБОВИЧ
Герой
нашего повествования Дмитрий Яковлевич Богоявленский родился 14 октября
1868 г. не в Жемайтии, а в Новом Осколе Курской губернии, - это ведь
тоже в пространстве «русской земли» А. Пушкина, «от финских хладных скал
до пламенной Колхиды». Но для Ковенской губернии он всегда был
приезжим, то есть мигрантом... И сколько бы мы ни твердили, что во Христе
нет «ни эллина, ни иудея», - на общественный статус наш это не
подействует. Ибо тут и Христос - свой, не русский и не православный.
Лишь
грустную улыбку вызывает тот факт, что в литовском языке - очень
архаичном славянском, самый древний субстрат христианства связан с
Русью: церковь называется «бажнича» («божница»), Пасха - «Великос»
(«Велик День»), сочельник - «кучос» («кутья») и т.д. Кого сегодня
интересует, что и все литовские летописи, и законы писались по-русски!
Сегодня у нас другие законы!
Долго
не предполагал Д.Я. Богоявленский, что его жизнь до конца будет связана
с означенной проблематикой. Окончив в 1889 г. Курскую духовную
семинарию, он десять лет служил в сельском приходе и лишь овдовев (1900)
и поступив в Санкт-Петербургскую духовную академию, принял монашеский
постриг под именем Елевферия. Окончив академию со степенью кандидата
богословия, он получил назначение в Каменец-Подольскую духовную
семинарию, где преподавал гомилетику (1904-1906 гг., гомилетика - раздел
богословия, рассматривающий вопросы теории и практики церковной
проповеди), после чего служил инспектором в Холмской духовной семинарии,
а затем возглавлял Смоленскую духовную семинарию в звании ректора и
сане архимандрита.
В
Каменце и Холме он и столкнулся вплотную с проблематикой
геополитического разлома, делящего Европу на Восточную и Западную. Эта
очень расплывчатая граница обладает, тем не менее, прослеживаемой в
веках устойчивостью - от рубежа, за который не перешло крещение Киевской
Руси («рубеж Владимира Крестителя») до известной в ХХ веке «линии
Керзона» (примечательно, что и Сталин, вывел границу советского
государства в основном на ту же линию).
«Внимательно
изучая проблему, можно убедиться, что отказ от присоединения к
территории России стран Запада - это своего рода геополитический закон,
действовавший в продолжении столетий...
Найдутся,
конечно же, оппоненты, которые, быть может, даже не без гнева заявят,
что Россия в тот или иной период захватывала расположенные к западу от
неё Польшу, Финляндию, Литву, Латвию, Эстонию и Бессарабию. Однако при
объективном и конкретном осмыслении этих «захватов» (каждый из которых
имел существенное своеобразие) картина получается совсем иная... Помимо
прочего, обращение к этой проблеме важно и потому, что дело идёт о
западной геополитической границе России...
Показателен
с этой точки зрения состав населения Вильны (в котором с 1596 г. - с
Брестской унии, - духовно господствовали поляки) по переписи 1897 года:
поляки - 30,1%, русские - 25,5 %, литовцы - всего лишь 2,1 % (!). И
спустя почти сто лет, в 1989 году: поляки - 18,7 %, русские - 20,2 %, а
литовцы - 50,2 % (!), в основном за счёт убитых и бежавших во время
последней войны евреев.
Накануне
великой войны, по мнению русского историка В.В. Кожинов эти страны
неотвратимо должны были занять либо Германия, которая уже 22 марта 1939
года (т.е. за полгода до очередного «раздела» Польши) захватила район
Клайпеды-Мемеля, либо СССР-Россия».
Иногда
говорят, что эта граница обусловлена климатом (на запад от неё средняя
температура января выше нуля, на восток - ниже). Иногда её усматривают
просто в соотнесении этнических масс, тяготеющих или к Западу, или к
Востоку. Но она проявляется ещё с того времени, когда дядя Владимира
Крестителя Добрыня, поглядев на западных пленных, сказал: «Эти нам дани
не дадут. Пойдём, поищем себе лапотников» («Повесть временных лет»).
Русь
за эту границу заходила крайне неохотно и по очень большой нужде -
скажем, преследуя разгромленных агрессоров или стремясь подавить
постоянно тлеющие очаги польской экспансии - постоянного (со времён
Болеслава Храброго и Святополка Окаянного) «натиска на Восток», носящего
тоже геополитический характер, ибо он проявляется и у германцев,
теснящих поляков, и у Руси, у которой тоже есть свой (и весьма обширный)
Восток. В высшей степени примечательно, что российские императоры
всегда осознавали особый статус западных окраин (ещё Столыпин планировал
автономию Прибалтики, с полным отделением Польши).
Великое
Княжество Литовское образовалось (всё-таки в XIV веке, а не при
Миндовге, как сегодня утверждают в Литве люди при власти) как раз на
этом разломе. И уже прямые потомки Гедимина убедились, как трудно
сохранить самостоятельность «лимитрофам». Поначалу Кревская уния 1385 г.
воспринималась как «натиск на Запад», тем более, что через 25 лет
последовал Грюнвальд (по-литовски Жальгирис), но уже Городельская уния
1413 г. ввела верховенство «короны», и полонизация Литовской Руси
двинулась, набирая размах, к Люблинской (1569) и Брестской (1596) униям.
Далее - войны и эпидемии 1605-1667 (которые писатель П.Кукольник считал
карой Божией за унии) и Вечный мир 1686 г., за время которого Русь
постепенно восстанавливала своё влияние на земле Гедимина, на что поляки
реагировали весьма жестоко - и антирусскими законами, и резнёй.
Проблематика,
как видим, древняя, уходящая корнями в почву, в историю и географию. И
Елевферий (Богоявленский) наверняка имел возможность ознакомиться с ней
по книгам. Но только на месте, в пространстве между Каменцем-Подольским и
Холмом (который теперь находится в Польше, хотя является центром
«Холмской Руси») он мог реально ощутить неуловимый геополитический
фактор - как явственно сходит на нет влияние русской культуры и всё
ощутимее возрастает присутствие культуры польской.
С
этим фактором ему пришлось вплотную и на всю оставшуюся жизнь
встретиться в Ковенской губернии, куда он был переведён в 1911 г. на
должность викария Литовской епархии в сане епископа Ковенского.
Возведение
в сан епископа состоялось 21 августа 1911 г. в соборе Петербургской
Александро-Невской лавры. Интересно отметить, что архипастырский жезл
преосвященный Елевферий принял от архиерея Сергия (Страгородского),
который в ту пору был архиепископом Финляндским, но в 1900-1904 гг.
руководил Санкт-Петербургской духовной академией, то есть был его
духовным наставником в годы учёбы. И это у них была отнюдь не последняя
встреча!
Если
угодно - ещё несколько фактов, которые не без сарказма отмечает
виленский протоиерей Лев Савицкий в своей неизданной, хранящейся в
библиотеке Виленского православного Свято-Духова монастыря «Летописи
церковной жизни Литовской епархии»: в Холме в те годы, когда там жил
Елевферий, архиереем был епископ Евлогий (Георгиевский), с которым пути
пересеклись в 30-е годы в Париже, а ректором Холмской семинарии состоял
архимандрит Дионисий (Валединский), возглавлявший впоследствии
Православную Церковь в Польше. В Смоленской же епархии 1909-1911 гг.
правящим епископом состоял владыка Феодосий (Федосьев), который с 1923
г. стал антагонистом Елевферия на весь межвоенный период. Факты,
возможно, не очень значимые, но в высшей степени примечательно, что до
революции все эти архипастыри входили «во Едину Святую, Соборную и
Апостольскую Церковь». А затем «разбросала нас судьба.
Петропавловский собор на центральном проспекте г. Каунаса, фото конца 2-го десятилетия прошлого века.
Ковенская
епархия находилась в границах образованной в 1842 г Ковенской губернии,
в которых до 1939 г. размещалась столица межвоенной «Сметоновской»
Литва. Площадь составляла 35316 кв. вёрст, население в 1911 г. - 1
774006 человек, из них в городах - всего 169652. Города эти (имеющие
сплошь славное историческое прошлое) представляли собой «городки»
(по-польски «мястэчко», по-еврейски «штэттл»). Выделялись лишь быстро
растущие Шавли (ныне Шяуляй) и Ковна (ныне Каунас). Литовские историки
сегодня без стеснения пишут о «русификации Каунаса», но обрусение
города (бывшей таможни) шло самым явным образом за счёт его роста:
фабрики, заводы, другие промышленные и торговые предприятия, две
железные дороги, речной транспорт - для обслуживания всё это местного
крестьянского населения, конечно же, не хватало. Да и уровень
образованности местных людей был весьма низким. Кроме того, здесь была
построена первоклассная военная крепость большого стратегического
значения (недаром в гербе города был памятник 1812 г. с девизом: «На
начинающего Бог». Здесь стоял солидный военный гарнизон, тоже не
литовский. Это был бурно развивающийся город империи на перекрёстке
больших дорог, и он говорил по-русски и по-еврейски.
Русское
население в любых краях ожидает духовного окормления от Русской
Православной Церкви, и Церковь располагала к тому весьма развитой
структурой. В крае действовали три монастыря, из которых Сурдегский (30
вёрст от Поневежа) с XVI века отстаивал и православие, и русский дух. В
губернии действовало 64 церкви и 8 часовен (не считая единоверческих и
старообрядческих храмов и молелен), при церквах 43 приходские школы
(плюс 52 двуклассных). Вообще, просвещение в Ковне уже с конца XIX в.
было на очень хорошем уровне: на 80 233 жителей (в 1912 г.) - 1 мужская
гимназия, 2 женские, 1 реальное училище, 55 начальных...
Но
вся эта русская культура была крохотным островком в исконном крае
Литвы и Жмуди. Численность католиков (1279991 в 1912 г) в 20 с лишним
раз превосходила численность православных (59947) - что почти
соответствовало проценту великорусов в губернии (4,7 проц.).
Католических храмов насчитывалось 321 (в 5 раз больше православных).
Но
главное - литовский этнос, обитавший здесь с доисторических времён,
очень плохо знал русский язык. Плотная масса крестьянства, получившая
землю польских панов от графа И.Н.Муравьёва-Виленского и укрепившая
свои хозяйства в результате реформы П.А. Столыпина (который в юности жил
в Литве и знал литовский народ), очень настороженно относился к
приезжим чужакам.
В
отличие о русских, немцы малые народы традиционно «обезглавливали»,
уничтожая местную культурную элиту - недаром ненависть к ним в
Прибалтике исстари была ещё гораздо больше, чем к русским. Поляки же с
XIV века старались растворить литовскую культуру в польской и изрядно в
том преуспели, но... сказывался всё тот же геополитический разлом, что и
на Западной Украине: в городах уже сплошь говорили по-польски, но
деревня упрямо ненавидела «панов» и при каждом удобном случае это
показывала. Примечательно, что и сегодня довольно значительные массы
литовцев проживают в современной Польше, но о литовском национализме там
что-то не слыхать. О нём знаем только мы, русские на «Нямунасе», и то в
Москве его стараются не замечать.
Ещё
одно примечание: в принципе такой мелкомасштабный нацизм свойствен не
только Прибалтике - сколько таких «народов» обитает хотя бы в
Великобритании! И бомбы кидают до сих пор, и борются за свои языки - не
менее, кстати, славные и романтичные, чем литовский. Но независимости
сепаратистам никто там не даёт. Ибо «аще царство на ся разделится, не
может стати» (Мр 3, 24)
Как же понимал новый викарий свою роль в этом очень непростом крае?
Пожалуй,
в соответствии с заветами П.А.Столыпина, который считал, что в
западно-русском земстве «священники должны быть не только участниками
земского управления, но как бы культурными представителями народа,
охранителями русских национальных интересов в земстве» (ВВПСДБ, 1911, №
18, с 335). Уже осенью 1911 г. его стараниями был образован
епархиальный миссионерский комитет. На учредительном заседании
последнего 24 октября 1911г. епископ Елевферий выступил с речью, которая
«произвела сильное впечатление на слушателей» (ВВПСДБ, 1911, № 18, с.
407). «Теперь, когда воинствующий католицизм и сектантство чёрной тучей
надвигаются на нашу православную церковь, всем православным должно стать
на страже своей веры и своей народности... Духовная война неизбежна»
В принципе, духовная война неизбежна на каждом шагу - «Не мир я вам
принёс, но меч». Но впереди у людей того времени была ещё одна война
(вернее, целый ряд взаимосвязанных войн, которые не прекращаются и по
сей день) - война за Отечество. 
Парад
польской конницы 19 апреля 1921 г. по центральному проспекту
исторической столицы Литвы в ознаменование второй годовщины взятия
Вильны войсками Ю.Пилсудского
Деятельность
Елевферия в период между Первой и Второй мировыми войнами ХХ века
заслуживает внимания исследователя хотя бы уж потому, что она наименее
освещена в историографии Русской Православной Церкви. На фоне
грандиозных социально-политических и геополитических катастроф и сдвигов
прямо-таки тектонического характера межвоенный Каунас привлекает
наименьшее внимание. Сами литовцы назвали его «временной столицей» до
марта 1938 г., когда правительство А.Сметоны отказалось от претензий на
Вильнюс. Правда, через полтора года, согласно пресловутому соглашению
между Москвой и Берлином от 23 августа 1939 г., в октябре того же года
А.Сметона принял Вильну и Виленский край в состав Литовской Республики.
Все узлы геополитических (и националистических) страстей завязывались
вокруг Вильны - таково изначальное русское название этого города. Но
сама древняя столица Литвы для митрополита Елевферия, экзарха Западной
Европы стала лишь местом последнего упокоения.
Тем
не менее, Русская Православная Церковь в любой точке земного шара и в
любую эпоху - всё та же Церковь с большой судьбой, какой стала ещё в Х
веке. Недаром «линия Керзона» в 1919-1939 гг. прошла по древнему «рубежу
Владимира Крестителя», отделяющему Западную Европу от Восточной. И что
происходит с нами на этом рубеже в каждую эпоху - бесконечно интересно
для понимания судеб русского народа, который, для РПЦ является базовым.
С
этим бесконечным интересом и всматриваемся мы в крохотную историческую
паузу между двумя мировыми войнами, протекавшую на рубеже тысячелетних
геополитических платформ. Прибалтика - вообще сплошное «белое пятно» и
«тёмное место», если смотреть на неё из столицы какой-нибудь державы
(ещё совсем недавно американцы называли литовских баскетболистов
«русские»). Но когда всмотришься - обнаруживаешь и интереснейший (да
просто прекраснейший!) край, и замечательнейших людей, которые в
невероятно тяжёлых условиях мужественно выполняли свой христианский и
пастырский долг. И, надо сразу сказать, с честью его выполнили. А если
не всё получалось так, как они хотели (а потом и вообще всё получилось
не так!), - не их в том вина.
Патриарх Московский и всея Руси Тихон
Вторая Отечественная война
Именно
так назвал её в июле 1914 года архиепископ Виленский и Литовский Тихон
(1865-1925), впоследствии, с 21 ноября 1917 г., патриарх Русской
Православной Церкви. Хотя сегодня мы упрямо называем её Первой мировой.
Не хотим вспоминать, за что сражались и что потеряли?
Началась
она, как и все отечественные войны России (а может, и все войны,
которые вела Россия) со страшных поражений. По сути, уже в 1914 г.
полегла вся кадровая армия - около миллиона человек. В 1915 г
оказалось, что армия израсходовала все запасы снарядов (!) - немцы
обрушивали на русские позиции ураганный огонь, армия отходила,
предпринимая контратаки. 8 августа пала крепость Ковна, а 15 сентября
немцы вошли в Вильну. Российская империя в Литве кончилась. 
Ковна, август 1915 г. Переход немецких войск по временному мосту через Нёман
Интересно описывает её эвакуацию белорусский писатель Максим Горецкий, очевидец тех событий:
«Каждый
день отправляли эшелон за эшелоном. Выехал губернатор, архиерей,
выехали чиновники, попы, жандармы, полицейские, шпики, многие
состоятельные евреи... вывезли мощи из Духова монастыря, наиболее ценные
архивные документы, редкие старинные книги, денежные запасы из банков,
скульптуры Екатерины Великой, графа М.Н.Муравьёва-виленского... Поедешь на
вокзал - горы вещей: сундуки, корзины, тюки, горшки с цветами,
православные иконы... Тут же няньки, дети, собаки. Люди состоятельные
занимают купе целиком. Жрут, пьют, ровно перед голодом. И подбадривают
себя:
-Ненадолго!
-Ещё погуляем в красавице Вильне!
Вывозят заводское оборудование, машины...
И
польские, и литовские националисты, мечтая об избавлении от русских,
уже не скрывали своей немецкой ориентации. Все рабочие из числа моих
знакомых тоже ждали, чтобы русских разбили»
И так же откровенно описывает наступивший затем голод и прочие ужасы оккупации.
Осенью
фронт всё-таки остановился на линии Рига-Двинск-Каменец-Подольский,
зарылся в землю, отгородился от врага минами и колючей проволокой (на
этом рубеже, в Дисне, до 1917 года находился и епископ Елевферий,
заботясь о духовном окормлении воинства). Но напрасно «тёмный
авантюрист» Г.Распутин убеждал царя, что в этой войне победит лишь тот,
кто вытерпит («Претерпевший же до конца спасётся») - в стране нарастало
отчаянье и неверие в царя. И, наконец, прорвалось заговором генералов и
думских депутатов. В самом начале марта 1917 г. царя свергли. Наступило
всеобщее ликование.
Увы - не осталась в стороне от всеобщего ликования и Русская Церковь:
«Пробил
час общественной свободы Руси. Вся страна, из конца в конец, единым
сердцем и единой душой возликовала о новых светлых днях своей жизни, о
новом, благоприятном для неё лете Господнем» (Послание Св.Синода
22.7.1917. Церковные ведомости. 1917 № 30, с 231-232)
«Святотатственная
рука нечестивого Петра свела первосвятителя Российского с его векового
места в Успенском соборе» (цитируется по «Истории Русской Церкви
1917-1997» прот. В. Цыпина. М. 1997. с. 25) Святотатцем и нечестивцем
здесь назван православный Божий Помазанник, основатель государства,
которое 200 с лишним лет являлось оплотом православия на всей планете.
Есть над чем задуматься...
5
ноября-1917, под гром большевицких пушек, бивших по Кремлю,
«святотатство» и «нечестивость» кончились: Поместный Собор РПЦ снова
избрал Патриарха. Им стал один из замечательнейших сынов Церкви -
архиепископ Виленский и Литовский Тихон. Сразу же после избрания он
обратился к русскому народу с проникновеннейшим призывом объединить
духовные силы для борьбы с разрушением и распадом. Но вскоре (как и
первый русский Патриарх - Иов) убедился, что зверь не укрощается
красноречием.
В
январе 1918 г. было разогнано Учредительное Собрание, затем в начале
марта 1918 г. был подписан Брестский мир, называнный «похабным» (но в
1922 г. Украину и Белоруссию выкраивали из Руси в тех же брестских
границах). Было провозглашено «право народов на самоопределение»
(которое Р. Люксембург называла «надувательством», прикрывающим
«государственный развал России»). После терактов в Петрограде вначале
зимы 1917 г., провозгласил «красный террор». (В середине июля 1918 г.
был зверски расстрелян Российский Государь Николай II, вместе со всей
семьёй и службой. На все эти надругательства над честью и смыслом
государства патриарх Тихон отвечал очень гневными протестами.
А
между тем, исполнилось пророчество «тёмного авантюриста»: победили те, у
кого оказалось больше терпения. Последнего не хватило... немцам: в
ноябре-1918 восстали их матросы, солдаты и рабочие, кайзер, не желая
участи русского царя, бежал из страны, и Германия капитулировала. В
силу чего в ноябре 1918 г. в Вильне объявился высокопреосвященнейший
Елевферий, которого Св. Синод РПЦ ещё в июне 1917 г. утвердил на посту
архиепископа Виленского и Литовского.
Президент Литовской Республики А.Сметона на балконе президентского дворца в Каунасе , 1938 г.
Долгая дорога в Каунас
«Перед
Первой мировой войной в пределах независимой Литовской Республики
находилось 48 православных приходов, три монастыря, а также 18 военных
церквей и 41 филиал (часовни школ, больниц, тюрем, кладбищ), всего 110
церквей. Штат каждой из них обычно составляли настоятель, псаломщик и
дьякон, получавшие жалованье от российских властей. Кроме того,
настоятели имели доход от прихода и недвижимого имущества: православным
храмам принадлежали земельные угодья, леса, озёра, мельницы и т.п., чаще
всего конфискованные после закрытия католических монастырей и храмов,
подаренные землевладельцами, демонстрировавшими верность властям. В
церковный комплекс, кроме самого храма, обычно входили различные жилые и
хозяйственные строения.
В
1915 г. это имущество осталось без хозяев, ибо большинство жителей
русской национальности уехали вглубь России. Уезжало и духовенство,
эвакуировались монастыри. Священники-беженцы чаще всего становились
капелланами в действующей армии, в военных госпиталях, а после
расформирования воинских частей в 1918 году получили от своего духовного
начальства приказ вернуться в прежние приходы.
После
войны численность русского населения в Литве сократилась наполовину,
хотя здесь поселилось немало белых эмигрантов. Не вернулись чиновники,
учителя, армия. Возвращающиеся из России чаще всего находили церковное
имущество в руках католиков. Германские власти, использовавшие во время
войны церковные строения для своих нужд (чаще всего как склады),
передавали ключи от храмов комитетам местных властей или плебанам.
Православные
приходы сформировались не сразу. Когда в 1919 году правительство Литвы
призвало их регистрироваться (до 15 сентября, после чего священникам
запрещалось служить без регистрации), уполномоченный епископа представил
департаменту вероисповеданий МВД список из 10 приходов. За несколько
лет их число увеличилось, в середине 30-х годов реально действовал 31
приход, однако государство игнорировало их существование, отказывая и в
регистрации, не выделяла жалованье всем священникам».
К
тому времени край уже испытал все «прелести» трёхлетней германской
оккупации, которые весьма наглядно описаны в воспоминаниях М.Горецкого
(«Виленские коммунары»): жестокость оккупационных законов, реквизиции
продовольствия, голод, голодные смерти, крысоедство...Те, кто сегодня
вопит в Литве о «советской оккупации», явно забыли, как выглядит
настоящая оккупация. Или не хотят вспоминать. «Урожай 1917 года выдался
на Виленщине плохой. И в начале осени, когда продуктов на рынке обычно
появляется больше, в этом году, наоборот, голод дошёл до того, что
беднота ела собак, кошек и даже крыс. Попробовал и я крысятинки...Хорошо
вымочив и просолив, можно есть даже без хлеба. Отличное мясо!... Помню,
как я впервые увидел труп умершего от голода. В июле или августе, в
еврейском квартале на Рудницкой улице... Иду - вижу: лежит, скорчившись у
стены, мёртвый, еврей, в лохмотьях, обросший, жёлтый, распухший... Я так и
замер... Постоял немного и пошёл своей дорогой. А сам думаю: он всю ночь
пролежал здесь или уже сегодня вылез на солнышко? Между прочим,
еврейская делегация, кажется, по инициативе доктора-сиониста Махлярчика,
ходила к немецкому командованию просить помощи еврейской бедноте.
Немецкий генерал, человек упитанный и тоже не дурак, принял делегацию
весьма любезно. И написал записку в пожарный обоз: «Выделить
дополнительно ещё одну лошадь для уборки трупов на улицах».
Отметим:
такое же собирание трупов происходило и в XVII веке, когда Вильну
методично истребляли то войны, то пожары, то эпидемии (в подземельях
католического костёла Святого Духа до сих пор лежат собранные тогда на
улицах трупы - туда экскурсии ходят). Писатель Павел Кукольник считал те
бедствия Божьей карой за уход литовской православной церкви в унию с
Западом. Мы сегодня уже воздерживаемся от таких категоричных суждений,
однако нельзя не согласиться: войны и эпидемии проходят по нашему краю с
большой жестокостью и всегда как следствие нарушения «рубежа
Крестителя».
В
Вильне владыка ознакомился с положением на местах. Его
посланцы-священники (а их в крае остались считаные единицы) побывали во
всех довоенных приходах и храмах. Сведения были неутешительные.
Численность русского населения в Литве уменьшилась наполовину (если не
больше). Часть храмов и церковного имущества была реквизирована немцами
(в виленской церкви Константины и Елены - «Романовской» - помещали
задержанных при ночных облавах), всё, что когда-то было католическим,
вернула себе Римско-Католическая церковь (впрочем, Сурдегский монастырь -
тоже, хотя он всегда был православным), кое-что было попросту, как
ничьё, захвачено и разграблено местным населением. Предстояла долгая (во
многих случаях - до сих пор) борьба за возвращение имущества
православной церкви.
Просьбу
вернуть Русской православной Церкви утраченное имущество владыка
направил вначале германским оккупационным властям, которые ещё в
какой-то мере осуществляли контроль над территорией, но немцы уже
уходили, оставляя власть правительству М. Сляжявичюса. Однако литовцев в
Виленском крае было всего две тысячи (два процента от общего числа
местного населения), так что Сляжявичюсу пришлось выехать в «Каунас»
(вместе с немцами), где литовцев было 20 тысяч (четверть тогдашнего
населения города: евреи, поляки, русские и т.д.). В Вильне же власть
менялась ещё по меньшей мере 7 раз (польские легионеры - Красная армия -
Литовская Советская республика - Литовско-Белорусская советская
республика - снова поляки - снова литовцы - снова Желиговский) и лишь с
февраля 1922 г. здешняя власть полностью закрепилась за Польшей до
сентября 1939 г. 
Начальник Польского государства Ю.Пилсудский осматривает польские войска на Лукишской площади в Вильно, апрель 1919 г.
В
1919 г владыка создал в Вильне Литовский Епархиальный Совет. Его члены
неутомимо посещали заброшенные приходы - по 6-8 приходов каждый.
Легендарный о. Понтий Рупышев, несмотря на слабое здоровье и сильное
истощение, совершал службы по хатам, утешал отчаявшихся людей, ловко
уворачивался от чекистов и польских легионеров, перебираясь при
необходимости и на литовскую сторону (владыка называл его труды
«апостольскими»). В Каунасе так же активно действовал протоиерей Николай
Савицкий (тоже, как и о. Понтий, уехавший из Советской России), а
затем о. Евстафий Калисский, организовавший в 1921 г. Каунасское
Православное Духовное управление. Через него и некоторых частных лиц
владыка направлял правительству Литовской Республики просьбы и заявления
о правах Православной Церкви на храмы и прочее имущество.
Литовское
государство на эти обращения поначалу не реагировало никак, поскольку
не признавало за московским архиереем никаких юридических полномочий, в
том числе и права преемственности. Считалось, что Российская империя
прекратила своё существование, а все организации «после 1917 года» -
новые. В отношении Православной церкви меры принимались только
конфискационного характера. Ещё в 1919 г. государство приняло в своё
ведение все костёлы и монастыри, когда-либо конфискованные российскими
властями. В 1922 г. всё это было возвращено тем религиозным организациям
по закону о земельной реформе. В 1919 г земельной собственности в Литве
лишились «колонисты и их наследники» (т.е. все переселенцы из России и
Польши). Этот закон ударил и по православным общинам, хотя храмам
безземельных приходов выделялись участки, но только тем храмам, которые
имели не менее 2000 прихожан, а таких приходов не было. Ещё о. Н.
Савицкий, обращаясь к властям по поводу обязательной регистрации
приходов, просил регистрировать общины, объединяющие около 200 человек в
Каунасе и по 50 в других местностях, но власти требовали, чтобы на
каждого священника приходилось по 2304 верующих (позже по 2000) - как
на католического священника.
Борьба
за храмы и имущество (движимое и недвижимое) прекрасно описана в
монографиях А.Марцинкявичюса, С.Каубриса и Р.Лаукайтите. Но всё это
разнообразие судеб, ситуаций и казусов сводилось к древней формуле
варваров (за 4 века до Рождества Христова): «Горе побеждённым!» .
«Вообще,
католики на местах и волостные власти почти повсюду считали церкви и их
имущество «казённой собственностью» и стремились использовать в своих
целях. Долго внедряемая враждебность национального возрождения к
«москалям», «пришельцам», «поселенцам» пустила глубокие корни.
Возрождающиеся приходы православных, зачастую небольшие по численности,
во многих местах сталкивались с нескрываемой враждебностью литовцев.
Так, жители Круониса, заняв церковь, не позволили православным вынести
литургические принадлежности в приходское помещение и устроить там
молитвенный дом. Аникщяйский волостной совет, решив использовать здание
церкви для нужд школы, обвинял православных в том, что они «незаконно»
отремонтировали храм и стали совершать в нём службы. «Нет сомнений, что
наши власти взяли бы под свою опеку русских пришельцев и вернули бы им
привилегированные места», - писали в департамент по вероисповеданиям
организаторы Кибартайского католического прихода, претендуя на
православный храм, его строения и землю. «И если бы власти дали
таурагским православным такую богатую жертву (вернули бы им церковь), то
мы все остались бы в обиде, увидев, что наша литовская власть
продолжает русскую систему, покровительствуя православным [...] Это
имущество скорее должно быть отдано католикам, чем православным, как
возмещение за все обиды не только во время войны, но и раньше»,- писал
таурагский плебан Витаутас Дихавичюс.
Подобной
логикой руководствовалось абсолютное большинство католиков, такое
понимание справедливости формировала пресса. «Но что должны были делать
литовцы с храмами, которые строили москали? Они сделали то, что должны
были сделать, совершенно справедливо говоря: москали пришли в Литву
непрошенные, строили церкви без позволения литовцев, обижали литовцев,
желая лишить их национальности и сделать русскими, применяли насилие,
занимая под церкви самые красивые места, собирая деньги на
строительство. Теперь они ушли к себе «на родину», а что оставили -
осталось подлинному хозяину- литовцам (...) Дело удалось всюду, где
деятели не вертели головами, а действовали. А где не успели, церковь
опять стала больным местом для общества, ибо вновь, откуда ни возьмись,
явился поп и говорит, что он хозяин, как воробей в гнезде у ласточки» -
писала газета Тельшяйской курии «Жямайчю приетелис». В высшей степени
примечательно, что «Приетелис» означает «друг» - от русского слова
«приятель»)
Почему-то
до сих пор никто не только не выставляет ответного счёта, но не
осмеливается и возразить - например, проанализировать, почему эти
«народы» сохранились только в Российской империи, а не в австрийских и
прусских (да и польских!) владениях. Горе побеждённым?
И ещё одна цитата из письма вилкавишкского плебана в департамент вероисповеданий:
«Не
меньше был бы грех перед нацией, если бы кто-то взялся и помог малому
числу православных дать церковь и попа, который бы действовал среди
литовцев, распространял православие, готовил шпионов для Москвы - врагов
и недругов («няприетелю») Литвы. Такая работа ежедневно напоминала бы
местным жителям ту кровавую обиду, которой порабощали и мучили Литву
столько лет москали»
Это
очень характерно: ни немца, ни поляка, ни еврея у нас в шпионаже не
подозревают (впрочем, о роли евреев в коммунистической партии уже
знают). Обвинение в шпионаже - только для русских! Ещё Виленских
Мучеников казнили не столько за православие, сколько по подозрению в
склонности к Москве (с которой тогда Ольгерд сильно враждовал). И в 1997
г., накануне визита Патриарха Алексия II в Вильнюс, газеты писали:
«Едет главный кагебешник» («kagebešnikas»)...
«Причины
нетерпимости к русским, вызванные историческими, политическими
реминисценциями, сплетались с национализмом, религиозной нетерпимостью, в
конце концов - с материальной заинтересованностью, - пишет Р.
Лаукайтите, приводя целый ряд примеров такой нетерпимости (Laukaitytė
Regina. Stačiatikių bažnyčia Lietuvoje XX amžiuje. Lietuvos istorijos
institutas. Vilnius, 2003. стр.33-34). - Власти Литвы должны были
выдерживать равновесие между мнением большинства населения, имеющим
значение для стабильности самой власти, и правами православных,
защищаемых Конституцией и законами. Государство не было заинтересовано в
том, чтобы третировать иноверцев и загонять в оппозицию по сути
лояльных граждан. Не могло оно и игнорировать религиозные потребности,
тем более, что религия трактовалась как важнейший фактор воспитания
нравственности»
Да,
в отличие от польских властей, сразу же перешедших на традиционный
польский геноцид (о котором сегодня тоже как-то умалчивают), литовские
государственные деятели (многие из которых получили образование и статус
именно в России) вообще не проявляли склонности к террору (хотя
шовинизма, конечно, было хоть отбавляй. Как и в наше время). Постепенно
они уяснили, что у православных приходов Литвы должен быть канонический
руководитель (архипастырь), и Елевферий - лучшая кандидатура на этот
пост (тем более, что до войны помогал литовцам в их борьбе с польским
засильем в костёлах), и ничего, что у православных главный - в Москве
(у католиков - тоже не в Тельшяй), простили и незнание литовского языка
(хотя сначала требовали, чтобы выучил перед тем, как въезжать). 29 марта
1922 Кабинет Министров рассмотрел вопрос о юридическом статусе
Православной Церкви в Литве и постановил признать (временно, пока не
определились восточные границы Литвы. Кстати, 12 июля 1920 г. Московским
договором между Литвой и РСФСР эти границы уже были определены, и
доходили до Лиды и Гродно) юрисдикцию Московского патриарха для
Православной церкви в Литве. Архиепископ Елевферий был признан епископом
православных в Литве (хотя и подчёркивалось, что это делается в порядке
исключения и не должно составлять прецедента). Всё складывалось в
лучшую сторону. Но внезапно осложнилось. Вместо Каунаса Елевферий
очутился внезапно под Краковом. 
Краков, Вавель, замок польских королей
Современное фото.
Почему Краков
С
началом 1922 г. большевики разработали провокацию, имевшую целью
«проучить» ненавистную им Церковь. Появился декрет об изъятии церковных
ценностей «в помощь голодающим», а затем начались расстрелы тех, кто
якобы «сопротивлялся». В мае был заключён в тюрьму Патриарх Тихон, и
стало понятно, что его Церковь, в которой Русь пребывала с Х века,
прекращает существование. И тогда все православные общины за рубежом
стали думать об автокефалии (самостоятельности).
Справедливости
ради, следует заметить, что эти мысли сплошь и рядом внушались
правительствами новообразованных государств, которым было очень важно
разъединить русские общины, не допустить создания единой «России в
изгнании». Но характерно, что на решение обособиться от Московского
патриарха, а заодно и друг от друга, пошли почти все зарубежные
архиереи. Кроме Елевферия.
В
Польше к таким действиям приступил - при активном содействии властей -
бывший архиепископ Минский и Туровский Георгий (Ярошевский), получивший
от Московской Патриархии сперва назначение Патриаршим Экзархом, а затем
митрополитом Варшавским и Привислинским. Возглавляемый им Синод
Православной Митрополии в Польше взял курс на автокефалию. Виленский и
Литовский владыка стал возражать против раскола - возражал в полном
соответствии с канонами Церкви! Тем не менее, именно его стали считать
раскольником и смутьяном. 6 сентября-1922 митрополит Георгий (через
полгода получивший пулю от ректора Холмской духовной семинарии -
«твёрдого противника автокефальных тенденций») собрал Синод Православной
Митрополии в Польше, на котором поставил вопрос «о вредной и угрожающей
Церкви смутой деятельности архиепископа Виленского Елевферия». Первый
из 15 пунктов обвинения гласил:
«Ставши
довольно неожиданно из епископов ковенским викарием - наместником РПЦ, -
сразу архиепископом Виленским, преосвященный Елевферий вообразил себя
почему-то распорядителем судеб Польской Православной Церкви... Так, он
созвал Собор 17 сентября старого стиля 1921 года в Вильно и занялся
устроением Церковной Области другого государства»
Церковь
едина, но государство - другое... Стало быть, по одёжке протягивай ножки...
Исходя из этой логики, Синод постановил: «Ввиду изложенной и
документально доказанной антиканонической деятельности архиепископа
Елевферия... уволить архиепископа Елевферия от управления Литовской и
Виленской епархией» - а затем обратился польскому правительству «для
соответствующих с его стороны распоряжений» (все три цитаты - из
«Очерка» о.В.Новинского, стр 395-396). В средние века, когда инквизиторы
передавали свою жертву палачам, обычно добавлялось: «Но без пролития
крови». Здесь без такой просьбы обошлись.
Справедливости
ради, следует вспомнить, что аналогичное обращение - относительно
Патриарха Тихона - было направлено от имени, так называемого, Высшего
Церковного Управления советскому правительству. Так что не в Варшаве
первыми прибегли к такому «синедрионскому» демаршу.
Польское
правительство откликнулось на просьбу преосвященных. 14 октября 1922
года Елевферий сразу же после Всенощного бдения, совершенного им в
Свято-Духовом монастыре, был арестован и под конвоем вывезен в Белянский
монастырь камалдулов под Краковом. И тут литовское правительство
осознало, что «поп», которого ещё летом - 1922 не хотели впускать в
Литву ввиду «иностранного происхождения» и незнания литовского языка,
пострадал за то, что считает Виленский край принадлежащим Литве! То
есть, союзник в борьбе за «Вильнюс», против аннексировавшего в марте
1922 г. Польшей Виленского края!
Союзника
надо выручать. И Литовское правительство предприняло весьма энергичные
шаги на международной арене. В ноябре 1922г. литовский представитель
выступил в Лиге Наций с заявлением протеста против насилия над литовским
священником Восточной христианской церкви. Председатель Совета Лиги
Наций получил ноту с просьбой об «интервенции». О событиях вокруг
Елевферия были проинформированы все посольства Литвы, и литовские
дипломаты развернули соответственную работу по информированию мировой
общественности. В результате 6 февраля (24 января по ст. стилю) 1923г.
освобождённый из заточения архиепископ прибыл из Берлина на
железнодорожный вокзал Каунаса. Здесь его встретили официальные лица
республики, оркестр исполнил национальный гимн.
Президент А.Сметона посещает католический собор Св.Архангела Михаила в Каунасе (бывший - Петропавловский)
В Литве
«В
годы независимости Литвы православная епископия осталась частью
Московской Патриархии. Предусматривая возможное недовольство со стороны
литовского правительства, митрополит Елевферий ещё в 1919 г. направил
премьер-министру письмо, в котором разъяснил суть дела: автокефалию
Православной церкви Литвы мог предоставить только Собор всей РПЦ. Но
последний Поместный Собор (1917-1918) был закрыт под давлением
большевиков.
Литовское
правительство, хотя и не было довольно подчинением православных Москве,
на отделении от Московской патриархии, всё же особенно не настаивало.
Однако вскоре Православная церковь Литвы осталась единственной в составе
Московской патриархии среди государств, образовавшихся на западном краю
бывшей Российской империи. Поэтому в 1926 г. министр внутренних дел
Владас Пожела предложил архиепископу Елевферию «предпринять шаги к
получению автокефальных прав». Однако последний не захотел действовать
против канонов и убедил министра, что правительству также не следует
нарушать конституцию, добиваясь автокефалии в границах тогдашнего
литовского государства (без Виленского края). Ведь, теряя титул
архиепископа Виленского и Литовского, он лишился бы канонического права
управлять Православной церковью Вильнюсского края, оккупированного и
аннексированного поляками: «Ввиду неканонической автокефалии в нынешних
границах Литовского государства я лишился бы права окормлять ныне
зарубежную часть моей епархии, что, разумеется, не отвечает целям
Литовского государства». Этот аргумент убедил литовское правительство
отложить планы автокефальности, тем более, что спустя несколько лет сам
Елевферий сделал шаг к усилению самостоятельности Православной церкви
Литвы».
«Освобождённый
архиепископ.... сразу стал persona grata в политических слоях Каунаса,
особенно в министерстве иностранных дел. Последнее, будучи
заинтересовано в добром имени архиепископа, позднее митрополита и в
успехе его деятельности, доброжелательно открывало ему дипломатические
каналы по делам Западного Экзархата, финансировало зарубежные поездки и
т.п. ... И всё-таки важной политической фигурой митрополит мог чувствовать
себя только в МИДе, но не в Министерстве внутренних дел.
Исключительное внимание власти Литвы оказывали только ему, а не
православным верующим...», - пишет Р.Лаукайтите в упомянутой своей книге.
Вначале
Департамент по вероисповеданиям намеревался оставить православным в
Каунасе четыре церкви - на Воскресенском (Русском) кладбище, на
Жалякальнисе (бывшая Зелёная Гора), в Шанчяй и Фреде, но, в конечном
счёте, оставил лишь две - на «Зелёной горе» и на кладбище у
Воскресенской церкви.
Относительно
православного Петропавловского собора, расположенного в Каунасе на
центральной аллее Свободы, Р.Лаукайтите пишет: «Прошения о возвращении
кафедрального собора, похожие на меморандумы, были переданы осенью 1926
г. Президенту Республики Казимерасу Гринису, премьер-министру, министру
внутренних дел и каунасскому архиепископу Сквиряцкасу. «Вам, -
говорилось в тех прошениях,- известно, что Петропавловский собор в
Каунасе- православный храм. На его постройку, помимо казённых средств,
использовались и пожертвования от частных лиц. Весь собор и по стилю, и
по прочим чертам - православный... Поэтому права православных верующих
здесь неоспоримы и неотъемлемы». Однако всё осталось так, как прежде.
Ибо 25 июля 1919 года решением совета министров Литовской
Демократической республики «русский собор» был признан собственностью
литовского государства и передан военному гарнизону литовских войск - 8
августа 1919 г. Он был освящён католическими иерархами и назван в честь
Св. Архангела Михаила.
Кладбищенская
- Воскресенская церковь была всё-таки лишь часовней, однако именно она
стала в 20-е годы... кафедральным собором: в ней служил архиерей, а
верующие, как правило, толпились у входа, поскольку внутри места не
было. Сам владыка поселился тоже при кладбище, в приходском доме, где
занял одну комнатку. В остальных разместился причт обоих оставшихся
храмов. Епархиальный совет (Литовский Православный Епархиальный Совет -
ЛПЕС) заседал в соседствующей с кладбищем русской гимназии. Там же
собиралась и редакция крохотного издания «Голос Литовской епархии».
Этот «Голос», как отмечает литовский историк, «пропагандировал
конформизм»: «Мы верим, что Господь даст верующим утешение за унижение и
покорность воле Божией, за то, что они молятся за своих врагов, и то
зло, которое последние причиняют, Господь претворит в добро» (ГЛПЕ,
1927, № 9/10)
В
принципе, этот «конформизм» не выходит за пределы заветов Господа:
«Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите
ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф 5, 44).
Другое дело - что в миру этот завет выполняется с очень большим трудом и
подчас просто невозможен для выполнения. Однако беда (и мудрость
пастырей!) заставила Русскую церковь в Литве вступить на этот
тернистый путь - и совершать торжественные молебны в праздники
«восстановления Литовского государства» 16 февраля, и посылать
поздравительные телеграммы чиновникам по случаю разных светских
праздников, и даже договориться до того, что «имя Антанаса Сметоны будет
вписано золотыми буквами в историю Литовского Народа». (ГЛПЕ, 1934, №
8) И как не вспомнить при этом, что в том же 1923 г., когда владыка
Елевферий вступил на землю «независимой Литвы», в самом сердце Русской
Земли - в Москве! - его бывший начальник по Литовской Епархии Святейший
Патриарх Тихон писал: «Я раскаиваюсь в своих поступках против
государственного строя и прошу изменить мне меру пресечения, т.е.
освободить меня из-под стражи... Я отныне Советской власти не враг»
(добавим: в Литве никто не стал мучеником за Христа по благословению
Елевферия!) «Горе побеждённым!»
Литовский епархиальный совет. 3-й слева - митрополит Елевферий (Богоявленский)
слева
от него - председатель совета прот. И. Корчинский и юрист А. Соколов,
справа - прот. Б. Калисский, свящ. С.Семенов, юрист-консул И.Татаринцев.
Фотография. Конца 20-х гг. XX в.
Структура в структуре
Литовские
власти (как и все люди) не очень доверяли словам. Каждый представитель
русского духовенства подвергался проверке на лояльность со стороны МВД.
Целому ряду священников просто не позволили въехать в Литву, как
«нежелательным элементам». Те, кто был допущен к церковной деятельности,
постоянно испытывали дискриминацию, как «москали» и «наследники
царского режима». Однако упорно и без злобы совершали своё духовное дело
(примечательно, что ни один из них не подвергся репрессиям за все 20
междувоенных лет). В годы испытаний они проявили очень хорошие качества
характера. И бесспорно, что немалая заслуга в такой организации дела
принадлежит архиерею.
Все,
кто знал владыку, отмечали его кроткий и миролюбивый нрав. Но при этом
как-то не замечалось, что в вопросах, касающихся веры и Церкви, он был
очень неуступчив (вспомним, что из всех окраин бывшей Российской империи
только Литва сохранила каноническую связь с Московской патриархией). И,
когда дело касалось вышеупомянутых вопросов, развивал весьма энергичную
деятельность.
Через
неделю после приезда в начале февраля 1923 г. в Каунас владыка созвал
епархиальное собрание. Явилось 12 священников, 3 псаломщика и 13
представителей от приходов. Три дня (14-16 февраля) обсуждали
накопившиеся вопросы. Избрали новый Епархиальный совет (взамен того,
который действовал до переезда владыки в Каунас). В него вошли 5 человек
- трое духовных (прот. Иоанн Корчинский, прот. Евстафий Калисский,
свящ. Василий Недвецкий) и два мирянина (Всеволод Николаевич Боев,
которого затем заменил проф. Н.Н.Покровский) и Анатолий Сергеевич
Соколов. Совет избрал председателя (И.Корчинский), вице-председателя,
казначея и секретаря. Перестроили управление епархией, которую разделили
на три благочинных округа - деканаты Ковенский (благочинный -
протоиерей Евстафий Калисский), Поневежский (протоиерей Михаил
Трофимович) и Шавельско-Тельшевский (протоиерей Александр Дружиловский).
Постановили периодически проводить епархиальные собрания, решения
которых были бы обязательны для всех священников и верующих. Признали
крайне необходимым выпускать своё информационное издание, чтобы
накапливать в нём информацию, как о жизни приходов, так и о
положении Православной церкви в Литве и в мире. В ноябре 1923 г., после
больших хлопот Е. Калисского и благодаря поддержке приходов появился
печатный орган - вначале как «Литовские епархиальные ведомости», а
позднее «Голос Литовской православной епархии». И, как писала одна
американская газета («Свет» 18-01-1934) «был единственным по чистоте
церковно-принципиальной линии духовным органом, в котором только и можно
найти правдивое отражение церковной жизни России и всей РПЦ за
границей».
Примечательный
момент: вскоре после решения организационных вопросов по деятельности
духовенства в епархии в Каунасе образуется женское Мариинское
благотворительное общество с задачей содержать «приюты для стариков и
сирот» (действовало до 1940 г). А через год возрождается
Свято-Никольское братство, заботящееся о благополучии приходов и о
благотворительности. То есть: структурируется не только духовная, но и
церковная деятельность в миру!
Эта
организационная и общественная деятельность продолжалась неуклонно все
20-е и 30-е годы, при постоянном участии владыки, который каждый год
объезжал приходы и контролировал положение на местах. По ходу дела
выявлялись и другие задачи и направления (необходимость подготовки
пастырских кадров, диаконов и псаломщиков, учреждение кооператива, кассы
взаимопомощи и т.д. и т.п.) - они также решались при участии архиерея,
но главную роль исполнителей решений отводилась всему активу верующих, с
опорой на максимально широкие круги (хотя, конечно, 22 тысячи верующих
на всю Литву, и около 4 тысяч в Каунасе - действительно не очень много).
Владыка
Елевферий, как видим, это хорошо понимал. Деятельность Русской
Православной Церкви в Литве протекала в очень враждебной среде молодого
национального государства, где национальное сознание политиков
принципиально, по определению заряжено фобиями и злобой к людям другой
национальности. В государстве, которое провозгласило себя национальным,
другие «народы» могут рассчитывать лишь на уровень «низших каст» и
«метэков» (этим древнегреческим термином времён Перикла обозначали
русских белоэмигрантов во Франции). Что, собственно, и наблюдалось (и
до сих пор никуда не исчезло) во всех национальных государствах ХХ века.
Так что структуре, которую разворачивал владыка Елевферий, предстояла
очень сложная задача - вписаться в чужую, заведомо враждебную структуру,
которая в лучшем случае тебя терпит.
В
мае 1923 г. литовские власти, поставленные перед фактом активизации
православных, приняли временные «Правила, нормирующие отношения
Православной церкви в Литве к Литовскому Правительству», но больше
вопросами юридического статуса не занимались. Жалованье из казны было
выделено настоятелям 10 зарегистрированных приходов, а когда к 1930 году
приходов стало 30, департамент отказался выделить дополнительные
ставки, и пришлось делить на всех 10 государственных ставок поровну (сам
владыка тоже помогал нуждающимся из своего жалованья). Бедствовали
священники, бедствовали и приходы, лишившиеся всего недвижимого
имущества по линии «борьбы с империалистическим и колониальным
наследием».
Официальная
цензура бдительно контролировала все высказывания русских как в печати,
так и устно. Негласный надзор осуществлялся за всеми. Одно время
протоиерея Николая Савицкого хотели выслать из страны за то, что он
где-то заявил: «Где сила, там и право», хотя эта правовая формула
известна со времён Древнего Рима. И всё же не выслали, поскольку состава
преступления не нашли. И никто из православных русских не был уличен в
противогосударственной деятельности. Их покорность новым властям и
новым законам была не лицемерной, а христианской! «Мы не колонисты,
как нас называли, не пришельцы, не пасынки Литвы. Мы жители Литвы».
(ГЛПЕ, 1928, №2)
_1.jpg)
