Чем более человек изучает христианство, тем более он удивляется - насколько основные положения христианской веры уникальны и отличны от положений других религий и философских систем. В своем послании святой Апостол Иоанн Богослов говорит: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4: 16) и эта (простая казалось бы) идея с большим трудом и мизерным успехом принимается не только сторонними людьми но даже некоторыми христианами и подчас рождает даже насмешки с их стороны. В их понимании Бог непременно есть строгий судья, который непременно наказывает грешников за их грехи. И все бы ничего (педагогика в рамках христианской традиции никогда не была строго догматичной), только вышеозвученное положение произносится «ревнителями» Божьей кары с какой-то жестокостью, а подчас и со злорадством.
В истории религий невозможно найти примеров, где данная идея (Бог есть любовь) была бы выражена в столь яркой и настойчивой форме, как в христианстве. Религиозная мысль рисовала Бога милостивым, т. е. любящим человека, дарующим ему различные блага; справедливым, т. е. карающим грешников и награждающим праведников. Таким Бог был представлен в Ветхом Завете, таким же Аллах представлен в исламе. Однако и в первом и во втором случае Бог находится над миром, Его бытие никак не соприкасается с бытием человека, Его всемогущество выражается в абсолютной власти, - как миловать, так и наказывать! Христианство же открыло миру нечто совсем иное: милость Божья не является исключительно следствием Его всемогущества и конкретного пожелания, само существо Бога есть любовь! Быть может, следующее выражение покажется кому-то не вполне богословски корректным, но Бог не может не любить человека, не может не миловать его! В Евангелии мы находимо очень сильные слова, выражающие это Божественное свойство: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Вся земная жизнь Иисуса Христа - начиная с кэносиса (самоуничижения) в событии Боговоплощения и заканчивая шествием на позорную казнь, самим фактом Крестной Жертвой Бога выражает эту великую идею Нового Завета.
Языческое сознание категорически не могло воспринять идею того, чтобы Всесильный Бог мог снизойти до такой степени смирения ради любви к Своему творению, чтобы отдать Себя на жестокое убиение. Апостол Павел касательно этого пишет: «мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1Кор. 1:23). В греко-римской культуре история о том, как настоящий Бог воплотился и ради любви к человеку унизился до позорной смерти, воспринималась, как речь сумасшедшего! В глазах просвещенных язычников той эпохи учение о том, что подобным образом Бог спасает мир, попахивало «диагнозом» в отношении его проповедников!
Представим себе какого-нибудь долларового мультимиллиардера, которому ничего не стоит облагодетельствовать нищего, подать ему сто или тысячу рублей, а если нужно, то и десятки тысяч и даже миллион. Он может себе этого позволить, ибо его «небесный счет» никогда не оскудевает. А теперь представим, как этот мегабогач идет к нищему и селится рядом ним в такой же лачуге, работает, по-нищенски страдает, переносит все невзгоды. А когда за этим нищим приходят судебные приставы, т. к. он повинен в тяжком преступлении и влачат этого нищего на казнь, то миллиардер вступается за него, «дает признательные показания» (т. е. берет его вину на себя) и принимает смерть. В нехристианских религиях милость Бога - это подаяние того мультимиллиардера, которому ничего не стоит раздать по сотне каждому нищему. Совсем иной характер милости Божией мы можем наблюдать в христианстве - Невинный Бог претерпевает жуткие мучения и отдает Сам Себя на позорную смерть ради спасения грешников.
Данная идея является центральной и основополагающей в христианской сотериологии, однако, именно она (как уже говорилось выше) с большим трудом воспринималась даже внутри христианского мира. Римская церковь все более склонялась к ветхозаветной модели и сам принцип отношения между Богом и людьми стала рассматривать в юридическом ключе, на правовой основе - человек совершает преступление (грех) и Бог его наказывает, человек совершает добрый поступок (добродетель) и Бог его вознаграждает. Подобный принцип наказаний и наград, заслуг и сатисфакций в аспекте отношений между Богом и людьми в рамках римо-католического богословия является основополагающим правилом духовной жизни. Бог, оскорбленный грехом человека, гневается на него и потому посылает ему соответствующие наказания, следовательно, чтобы обратить Божий гнев на милость, необходимо принести Богу удовлетворение за грех (satisfactio) и тем самым избежать временных наказаний (poenae temporales). В рамках римо-католицизма само спасение мыслится, прежде всего, как избавление от наказаний за грехи, а не как освобождение от самого греха. В данном контексте весьма сложно говорить о любви человека к Богу. Современный греческий богослов Александр Каломирос писал касательно этого: «Кто же сможет любить мучителя? Даже те, кто пытаются спастись от гнева Божия, вряд ли могут действительно любить Его. Их мнимая любовь вынуждена: они надеются избежать мести и достичь вечного блаженства только благодаря тому, что старались умилостивить этого грозного и чрезвычайно опасного Создателя»[i].
Для получения же блаженной жизни римо-католику необходимы заслуги (merita) перед Богом с коей целью он совершает добродетели. Но что делать, если старательный католик совершил добрых дел много больше, нежели необходимо для «зеленого света» в рай? В мире римского права никогда и ничего не пропадает бесследно! Римо-католические схоласты разрабатывают идею т. н. сверхдолжных заслугах (merita superrogationis). Совокупность merita superrogationis вместе с заслугой Христа (meritum Christi) «образует» т. н. сокровищницу заслуг или сокровищницу добрых дел (thesaurus meritorum / operum superrogationis) из которой Ватикан черпает «благодать» для изглаждения грехов своих менее старательных верующих. Из этой идеи возникает учение об индульгенции. Если мы вспомним нашу аллегорию о мультимиллиардере, который пошел на казнь за нищего преступника, то возникает вопрос - какие «сверхдолжные» заслуги могут быть у последнего перед первым? Для православного сознания сама мысль о том, что у человека могут быть какие-то заслуги (тем более «сверхдолжные») перед Богом выглядит (на примере вышеприведенной аллегории), как абсурдная и даже кощунственная.
Нам могут возразить. Если мы возьмем Священное Писание (особенно Ветхий Завет, но и Новый тоже), Предание Церкви (сочинения святых отцов), то мы увидим, что Сам Иисус Христос в Своих притчах и святые отцы в своих творениях и проповедях многократно в самых различных формах говорят о наказании и наградах, которые исходят от Бога в соответствие с жизнью людей. Кажется, только что говорилось о недостаточности, неполноте и несовершенстве т. н. юридической теории, однако таковая повсеместно присутствует в христианской письменности. Имеющее возможность возникнуть недоразумение вполне уместно разрешить словами самих святых отцов, которые одновременно показывают свое понимание сущности Бога-Любви и объясняют мотивацию христианских подвижников в употреблении таких терминов, как «наказание» и даже «месть».
Прп. Антоний Великий пишет: «Бог благ и бесстрастен и неизменен. Если кто, признавая благословным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает однако же, как Он (будучи таков) о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним, то на сие надобно сказать, что Бог не радуется и не гневается, ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтоб Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми становимся отверженными от Него, а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять делаемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть тоже, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения»[ii].
Итак, согласно мысли прп. Антония Бог не гневается на человека, «ибо радость и гнев суть страсти», а «Бог благ и бесстрастен и неизменен... пребывая всегда одинаковым», Бог не оскорбляется человеческим грехом и не требует «возмещения», «сатисфакции», заслуг ибо «Нелепо думать, чтоб Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих». Бог есть любовь и, будучи неизменным всегда любовью является - Он не гневается на согрешившего человека и не мстит ему за грехи и к праведникам проявляет милость не менее, чем к грешникам. Личным грехом человек отворачивает свои глаза от Солнца правды (как именуется Иисус Христос в тропаре праздника Рождества), теряет способность воспринимать Его свет (грех закрывает Бога от человека), однако Солнце по-прежнему светит в той же степени. Покаяние способствует тому, что бельмо на глазах рассасывается, и лучи Божественной любви вновь согревают сердце человека. Совсем не случайно в Евангелии говориться о том, что «Бог повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Бог всегда есть любовь, однако, человек в силу различного состояния души склонен по-разному воспринимать одно и то же действие Божественной любви: иногда как награду, иногда как гнев и наказание.
Священномученик Петр Дамаскин говорит: «Мы все в равной мере получаем Божественное благословение. Но некоторые из нас, принимая огонь Божий, то есть Его слово, становятся мягкими как пчелиный воск, в то время как другие подобно глине каменеют. Если мы не желаем принимать Бога, Он не принуждает никого из нас, но подобно солнцу Он посылает Свои лучи и освещает весь мир, и тот, кто хочет Его созерцать, созерцает, того же, кто не хочет созерцать Его, Он не принуждает к этому. Так что никто не несет ответственность за недостаток света, кроме тех, кто не хочет им обладать. Бог создал солнце и глаз, а видеть или не видеть солнечный свет, человек свободно решает сам... Бог всем посылает свет знания, словно солнечные лучи; вместе с тем Он дает всем нам и дар веры, словно глаз. Тот, кто хочет получить знание через веру, поддерживает ее собственными трудами, мы же говорим, что Бог благоволит ему, дает ему знание и силу»[iii]. Сщмч. Ириней Лионский пишет: «Отделение от Бога есть смерть, как отделение от света есть тьма... однако это не значит, что это свет наложил на слепых наказание пребывать во тьме»[iv].
Патриарх Сергий (Страгородский) на основании изучения святоотеческих трудов подчеркивает, что «по мысли св. Василия, Господь Весь устремляется к человеку, "Пребывает в каждом, как ему одному присущий", всякому "изливает всецелую благодать", и, если степени созерцания и блаженства различны, то причина не в том, что Дух не сообщает всем, "по мере возможного Ему", а в том, что степень "собственной приемлемости" не у всех одинакова, что зависит от неодинакового душевного развития каждого»[v]. Александр Каломирос пишет: «Он не удаляет Своего милосердия и Своей любви ни от одного из разумных существ, несмотря на их различное отношение к этому бесконечному милосердию и этой любви, - именно в этом различии граница между раем и адом»[vi]. Также этот греческий богослов приводит такую интересную аллегорию: «Здоровым глазам солнечный свет доставляет радость, с его помощью они ясно видят красоту окружающего их мира. Больным глазам больно от солнечного света, они страдают, хотят спрятаться, - спрятаться от того же света, который доставляет великое наслаждение тем, чьи глаза здоровы... В одном и том же горниле сталь сияет как солнце и плавится, в то время как глина темнеет и затвердевает...»[vii]
Итак, Бог есть любовь и всегда любовь, однако это не любовь человеческая. Дело в том, что саму любовь человек склонен воспринимать слишком субъективно, чувственно и даже страстно. Любовь ассоциируется с такими понятиями, как ласка, нежность, приветливое отношение, добрые слова. «Меня любят - значит меня хвалят, мной восторгаются, мне делают подарки, мне доставляют удовольствие, меня жалеют». Вот, пожалуй, та «формула любви», которую человек готов воспринять в отношении самого себя. В отношении иных людей любовь проявляется тоже субъективно и страстно. Человек может совершать чрезвычайные благодеяния некоему лицу вовсе не потому, что оное лицо действительно нуждается в оных благодеяниях, а потому что человек испытывает к нему (или к ней) природную симпатию. Те же лица, которые не симпатичны этому человеку вовек не дождутся его благодеяний, хотя бы и нуждались в них премного! В связи с этим человеческая любовь «грешит» тем, что жалеет, прощает, а иной раз поощряет возлюбленного (или возлюбленную) тогда, когда обстоятельства жизни последнего требуют бескомпромиссное и последовательное отрицание и осуждение какого-то порока.
Божественная любовь бесстрастна и объективна (т. е. благо-датна, благо дает), она не хвалит и не восторгается человеком, цель ее действования - благо для человека. И если для достижения оного человека требуется наказать, чего-то лишить, в чем-то ограничить, то Божественная любовь «наказывает» человека. Однако, данное «наказание» нельзя рассматривать, как месть Бога, как Его гнев (в смысле эмоции), как удовлетворение Им попранной справедливости или возмещение упущенной выгоды. Прп. Исаак Сирин пишет: «любовь праведна, и она не изменяется как страстная в самозащиту»[viii]. Действия Бога Любви можно уподобить действиям врача, который назначает то или иное лечение разным людям в зависимости и от диагноза каждого. Одному пациенту доктор рекомендует съездить на солнечный курорт, другого «кладет под нож» в операционную или назначает жесткую химиотерапию. Однако абсурдно полагать, что в первом случае пациент как-то особо услужил доктору, чем и заслужил путевку на Багамы, а во втором, напротив, прогневал врача и оказался на больничных «нарах» под скальпелем хирурга. И в первом и во втором случае врач желает блага для своих пациентов и назначает лечение адекватное их соматическому состоянию. Свт. Василий Великий пишет: «И как врач есть благодетель больного, даже если причиняет боль и страдание его телу, ибо борется он с болезнью, а не с самим больным, так и Бог есть благодетель, ибо посредством определенных наказаний Он предписывает всем только спасение»[ix].
Кстати, в контексте вышеприведенной аллегории в несколько ином свете видится опасность юридической трактовки отношений Бога и людей. Ведь если принять ту идею, что Бог награждает праведников, а грешников наказывает, то любое несчастье, происходящее с человеком, дает повод к его осуждению со стороны прочих «христиан», ведь если он понес «наказание», значит он «грешник», соответственно «так ему и надо». Фабула подобных суждений, мягко говоря, не соответствует тому, что написано в Евангелии, но она неизбежно возникает в сознании тех, кто буквально принимает правовой принцип отношений между Богом и людьми. В Евангелии есть такой эпизод, когда Христос говорит «трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19: 23), то ученики в изумлении вопрошают: «так кто же может спастись?» (Мф. 19: 25). Этот вопрос непонятен современному читателю Нового Завета, так как он вырос все ж таки в нравственной парадигме христианской культуры, к тому же коммунистическое наследие приучало его с недоверием и презрением относиться к богатым. Как раз современному человеку данное высказывание Иисуса Христа очень даже понятно и по-своему близко - «Какой этим сволочам еще рай, здесь достаточно наворовали». Но иначе было с людьми Ветхого Завета. В их юридической системе отношений Бога и людей богатство человека - Божия награда и милость за его праведность. Соответственно, богатый человек априори праведник, возлюбленный Богом, «святой» и если ему трудно войти в Царство Небесное, то чего же может ожидать обычный человек?
Но почему же христианская традиция употребляет понятия «удовольствие», «милость», «гнев», «наказание»? На этот вопрос отвечает свт. Григорий Нисский: «Ибо что неблагочестиво почитать естество Божие подверженным какой-либо страсти удовольствия или милости, или гнева, этого никто не будет отрицать даже из мало внимательных к познанию истины Сущего. Но хотя и говорится, что Бог веселится о рабах Своих и гневается яростью на падший народ, потом, что Он милует, его же аще милует, также щедрит (Исх.33,19), но каждым, думаю, из таковых изречений общепризнанное слово громогласно учит нас, что посредством наших свойств провидение Божие приспособляется к нашей немощи, чтобы наклонные ко греху по страху наказания удерживали себя от зла, увлеченные прежде грехом не отчаивались в возвращении через покаяние, взирая на милость...»[x] Свт. Василий Великий пишет: «Сказано так (речь идет об употреблении антропоморфных юридических терминов - А. С.) потому, что страх наставляет простых людей, и это справедливо не только в отношении последних, но и вообще всех нас. После нашего падения мы нуждаемся в страхе, чтобы сделать хоть что-нибудь полезное и благое для себя и других. Чтобы понять Св. Писание, говорят Отцы, мы должны иметь в сознании его цель - наше спасение и приведение нас шаг за шагом к познанию Творца и нашего собственного негодного состояния»[xi]. Прп. Исаак Сирин пишет: «Очень часто Священное Писание говорит о многих вещах и в нем используются многие имена в переносном смысле... те, у кого есть ум, понимают это»[xii]. Александр Каломирос подчеркивает: «Св. Писание говорит на нашем языке, на языке, который мы понимаем в нашем падшем состоянии»[xiii], свт. Григорий Богослов пишет «в соответствии с нашим собственным пониманием мы дали наши определения Богу»[xiv], а прп. Иоанн Дамаскин поясняет, что сказанное в Священном Писании «о Боге телесным образом говорится символически... имеет некоторый сокровенный смысл, посредством того, что свойственно нашей природе, научающий нас тому, что превышает нашу природу»[xv].
Христианское богословие всегда отличало догматику от педагогики. То, что говорится пастырем в плане практических нравственных наставлений «простым людям» в конкретной ситуации, может быть не вполне корректным с точки зрения строго догматического богословия. Свт. Григорий подчеркивает, что юридические термины, которыми мы выражаем действия Бога по отношению к человеку, догматически не отражают подлинную сущность этих Божественных действий. Однако таковые употребляются с педагогической целью «чтобы наклонные ко греху по страху наказания удерживали себя от зла», т. к., к сожалению, многие слушатели (простые люди) достаточно далеки от какой-то содержательной рефлексии касательно пагубности самого греха и какой-то воспитательный результат достижим только в рамках фабулы «преступление - наказание».
Свт. Иоанн Златоуст (который в своих назиданиях как раз очень много пишет о гневе Божьем, о наказании за грех) поясняет: «Когда ты слышишь слова: «ярость и гнев», в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых»[xvi]. Именно педагогическая снисходительность (имеющая целью правильное практическое восприятие христианского опыта жизни «простых людей») руководила свт. Иоанном в том, что он использовал различные антропоморфные юридические конструкции в описании отношений Бога и человека и сам святитель об этом свидетельствует. Авторству прп. Исаака Сирина приписывают очень сильный и точный христианский афоризм: «мы не должны требовать от Бога справедливости, потому что если бы Он был справедлив, то никто из нас не дожил бы до вечера». Тот же прп. Исаак пишет: «Не называйте Бога справедливым, так как Его справедливость неочевидна в вещах, касающихся вас. И если Давид показывает Его справедливым и честным, Его Сын открывает нам, что Он благ и добр. Он благ, говорит Он, к злым и нечестивым»[xvii].
«Как можно называть Бога справедливым, - восклицает прп. Исаак Сирин, - когда читаешь отрывок о плате, данной работникам: Друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр (Мф. 20, 13-15)? Как можно именовать Бога справедливым, - продолжает прп. Исаак, - когда читаешь отрывок о блудном сыне, который расточил свое состояние, живя неправедно, и все же за одно только раскаяние, явленное им, отец выбежал ему навстречу, пал на шею его и дал ему власть над всем своим богатством (см. Лк. 15, 20-22)? Не кто-то иной произнес о Боге эти слова, но Сам Сын Его засвидетельствовал это о Нем, чтобы мы не сомневались. В чем же тогда справедливость Божия? В том, что мы были грешниками, а Христос за нас умер?»[xviii]
Апостол Петр говорит: «Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных» (1 Пет. 3: 18). И действительно, с чисто юридической точки зрения человек всегда находится в неоплатном долгу перед своим Создателем и Спасителем, поэтому ни о каких «заслугах» со стороны человека и «наградах» со стороны Всевышнего речи идти не может до тех пор, пока человек не отдаст свой долг, а не отдаст он его никогда. Свт. Василий Великий пишет: «Тленный род человеческий достоин тысячи смертей, поскольку пребывает во грехах»[xix]. Другими словами, «правовые отношения» между Богом и человеком в данном контексте с точки зрения прикладной юриспруденции должны быть признаны «в высшей степени несостоятельными».
Дело в том, что Православный Восток никогда не знал каких-то идей близких к атеизму, напротив, деизм, агностицизм и, наконец, атеизм появляются именно в западной культуре мысли. Александр Каломирос полагает, что причина данной тенденции постепенного «ухода от Бога» является как раз таки торжество жестокого юридизма в западном богословии. Он пишет, что в рамках западной культуры люди склонны рассматривать Бога «как угрозу, как неизбежную и бесконечную опасность, как противника, как прокурора и вечного преследователя... Для них Господь - уже не всемогущий Врач, который воплотился, чтобы спасти их от болезни и смерти, а, скорее, жестокий судья и мстительный инквизитор»[xx]. В результате «люди... воспринимают Бога как врага в собственном смысле этого слова. Отрицание Бога - это месть, атеизм - реванш»[xxi]. Это чисто языческое представление о Боге и об это, в частности, очень ярко пишет Патриарх Сергий Страгородский: «Правосудие Божье, по их (язычников - А. С.) мнению, означало такое свойство в Боге, по которому Он не может простить ни одного греха без соответствующего удовлетворения. Между тем христианство провозгласило, что Господь есть любовь и что Он простит человеку все, лишь бы только он обратился и принял предлагаемый ему дар. Конечно, этим само собою отрицалось привычное язычнику понятие о карающей Фемиде, которая не допускает никому никакого снисхождения»[xxii]. Если пойти дальше, то логично предположить, что Сам Бог - причина вечной духовной смерти, т. е. создатель ада, и все злое, что случается с нами в жизни также своей причиной имеет Бога, Его «месть», Его «право удовлетворить Свой гнев». И к подобным выводам некоторых читателей может подтолкнуть Священное Писание.
На подобные ошибочные умозаключения свт. Василий Великий отвечает следующее: «Но говорят, если Бог не виновен в зле, то почему же сказано: Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия (Ис. 45, 7). И еще говорится: Ибо сошло бедствие от Господа к воротам Иерусалима (Мих. 1, 12). И: Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы? (Ам. 3, 6). И в великой песне Моисеевой сказано: Я - и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю, и никто не избавит от руки Моей (Втор. 32, 39). Но для разумеющих глубинный смысл Писания ни одно из этих мест не заключает в себе обвинения Богу в том, что Он будто бы виновник и творец зла. Ибо Сказавший: Я есть тот, Кто создает свет и тьму, объявляет через это о Себе как о Создателе вселенной, а не как о творце зла... Он производит бедствия - означает, что Бог преобразует зло и приводит к лучшему, чтобы оно, перестав быть злом, приняло в себя свойства добра»[xxiii]. Также свт. Василий дает очень точное замечание: «адские муки не имеют своей причиной Бога, но нас самих» и в борьбе с дьяволом Бог всегда на стороне человека.
Апостол Иаков говорит: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак. 1: 13-14). По свидетельству блаженного Феофилакта Болгарского[xxiv] под искушениями в данном отрывке Священного Писания отцы понимали, в том числе различные скорби, неприятности, болезни и страдания, которые случаются в жизни каждого человека. У пророка Иеремии есть такие слова о зле и неприятностях в жизни человека: «Не причинил ли ты себе это тем, что оставил Господа, Бога твоего, в то время когда Он путеводил тебя? И ныне для чего тебе путь в Египет - чтобы пить воду из Нила? И для чего тебе путь в Ассирию - чтобы пить воду из реки ее? Накажет тебя нечестие твое, и отступничество твое обличит тебя» (Иер. 2: 17-19). Также читаем еще в Ветхом Завете, что Господь «любит миловать» (Мих. 7:18) и что „Он не по изволению сердца Своего наказывает и огорчает сынов человеческих» (Плач Иepeм. 3: 33).
Как же нам тогда понимать «наказание» Божие? Существует такое понятие как промысел Божий. Выше мы подробно говорили о том, что врач каждому больному прописывает различное лечение в соответствии с тем, какие болезни и в какой степени мучают каждого конкретного пациента. Перенося этот образ в сферу духовную, можно сказать, что попускаемые Богом те или иные происшествия должны послужить исцелением для той или иной страсти, гнездящейся в сердце каждого конкретного человека. Другими словами, Промысел Божий состоит в том, чтобы посредством внешних обстоятельств жизни поставить человека в наилучшую ситуацию для спасения его души. Под наилучшей ситуацией следует понимать то положение вещей, при котором человеку открывается максимальная возможность познания самого себя - своих страстей и духовных немощей. Познание человеком собственных страстей и собственных фактических сил в борьбе с таковыми (а лучше сказать - катастрофической слабости этих «сил») открывает человеку самое важное и необходимое для дела его спасения - искреннее и неподдельное покаяние. Бог делает человеку больно для того, чтобы человек знал - где у него болит, чтобы страсти его терзающее «закричали» болью!
Дело в том, что одна из особенностей жизни человека в рамках «кожаных одежд» (как особого состояния природы после грехопадение) - духовное бесчувствие. Душа человека слишком «толстокожа» и она подчас не способна воспринимать страсть как болезнь, как источник боли, страданий и жизненных нестроений. В обыденной обстановке человек не склонен рассматривать грех, содеваемый им, в качестве причины каких-то несчастий и вообще подчас не способен чувствовать грех, как болезнь. Более того, каждый человек «стремительно» склонен к самооправданию даже в тех случаях, когда фактор его вины не вызывает ни малейшего сомнения даже у него самого. Даже верующий человек может знать, что им обладают те или иные страсти, но в силу свое теплохладности или духовной «толстокожести» оставаться к ним (страстям) безучастным, вполне мирно сосуществовать с ними, ибо они «не так уж и мешают». И Господь языком обстоятельств ставит этого человека в такие жизненные условия, при котором страсти начинают мешать ему жить, обнаруживают свое «острие», «колют» совесть, и человек «взвивается» от боли. Таким образом, обнаруживаются страсти в человеке и обнаруживаются не как слова из духовных книжек, а как жгучие болячки, имеющие убийственный характер, терзающие душу человека и являющие собой подлинные причины всех его страданий.
Итак, подведем итог всему вышесказанному - Бог есть любовь, всегда и ко всем любовь и всякий, кто посмеет отрицать подобное, автоматически отвергнет догмат о неизменяемости Бога, чем столь же автоматически поставит себя вне христианства. Прп. Исаак Сирин свидетельствует: «Да не помыслим никогда такого беззакония, что Бог может стать немилостивым: божественные свойства не изменяются подобно смертному. Бог не приобретает того, чего у Него не было ранее, не лишается того, что имеет, и не получает приращения, подобно сотворенным Им существам»[xxv]. Те же явления, которые человек именует наказанием Божиим (равно как и гневом Божиим) есть так же проявления Божественной любви, а не мести, не «ответки». Прп. Антоний Великий говорит: «Бог благ, и что бы Он ни делал, Он делает ради блага человека»[xxvi]. Грех разрушает человека (и духовно и физически), опустошает его и Бог попускает произойти этому наказанию, хотя и не является подлинным источником оного.
Русская классическая литература отлично демонстрирует этот принцип, когда наказание заключается в самом грехе, в последствиях самого злодеяния в первую очередь для самого злодея. «Наполеоновская теория» Родиона Раскольникова рушится как «карточный домик», вся его жизненная псевдофилософия «Тварь ли я дрожащая или право имею?» сгорает как сухая трава от неумолимого жжения совести, от Света Божественной Любви. Кстати, у Патриарха Сергия (Страгородского) мы находим такую мысль «Свет Израиля для грешников делается „огнем и Святый его пламенем" (Ис.10:17). Тот же смысл имеют и выражения, подобные Ос. 14:10: „правы пути Господни и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них»[xxvii]. Могут возразить: Ф. М. Достоевский привел очень высокий образ совестливого и метущегося человека, своеобразного «искателя правды» в то время, как большинство злодеев в реальном мире не содержат в своем сознании ни первого, ни второго, ни третьего. Верно, однако, покаяние, раскаяние (и во всех произведениях Федора Михайловича на это делается особый акцент) есть средство исцеляющее грех и его последствия. Отсутствие оного не отменяет, а лишь ужесточает закон: грех рождает боль, страсти несут страдания. Александр Каломирос пишет: «В любви заключено блаженство, в ненависти - отчаяние, горечь, мука, печаль, злоба, тревога, смятение, тьма и все прочие внутренние состояния, которые и составляют ад»[xxviii].
Для убедительной иллюстрации того, что Бог есть любовь и только любовь вполне уместно привести Евангельскую притчу о блудном сыне, но привести в пример не младшего (собственно блудного) сына (пример его раскаяния и отцовской любви вполне понятны и очевидны), а старшего («верного») сына. Он имел участие в имении отца и, собственно, все отчее состояние фактически принадлежало ему. Сам отец умолял его принять участие в радостном пире по случаю возвращения непутевого младшего братца, однако старший отказал, не принял радости отца, ибо не любил ни его, ни брата. Что же отделяло его от ликующих домочадцев? Разве отец или хотя бы младший брат перестали его любить? Не собственная ли злоба и зависть, гнездящиеся в его сердце, была причиной его несчастья? Не великая ли и бескорыстная любовь отца к сыну, которая возгорелась от слов раскаяния младшего брата, обнаружила, «высветила» вместе с тем и печаль брата старшего. Огорчение и ропот при виде невинной радости, сердечная злоба в ответ на исцеляющую и окружающую любовь заставляет грешника искать мучительного одиночества, превращает его жизнь буквально в ад, что в собственном смысле и является наказанием для него.
В Священном Писании (притом в Ветхом Завете) есть многие точные слова, открывающие нам подлинную природу наказания за грех: «Вы беременны сеном, разродитесь соломою, дыхание ваше - огонь, который пожрет вас. И будут народы, как горящая известь, как срубленный терновник, будут сожжены на огне» (Ис: 33. 11 - 12); «Вот все вы, которые возжигаете огонь, вооруженные зажигательными стрелами, - идите в пламень огня вашего и стрел разженных вами» (Ис. 50: 11). Также в Притчах Соломона читаем: «за то, что они возненавидели знание и не избрали для себя страха Господня, не приняли совета моего, презрели все обличения мои, за то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов их. Потому что упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их» (Притч. 1: 29-31). «Для каждого, - говорит свт. Василий Великий, - будут дела его причиною мучительности наказания; потому что сами себя приуготовляем к тому, чтобы стать годными к сожжению, и, как искры огненные, возгнетаем в себе страсти душевные для возгорения геенского пламени, как и палимый жаждою в пламени богатый томим был за собственные удовольствия. Ибо, по мере приемлемых в себя стрел лукавого, подвергаемся большему или меньшему жжению»[xxix]. Прп. Исаак Сирин пишет: «Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение большее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания»[xxx]. У Александра Каломироса есть очень точные слова: «Грех разрушает нашу душу независимо от любви Божией (т.е. не имея своей причиной Божественную любовь и самого Бога - А. С.). Грех - это, прежде всего, уводящий от Бога путь. Грех воздвигает стену между нами и Богом. Грех калечит наши духовные очи и делает нас неспособными видеть божественный Свет»[xxxi]. К этому стоит добавить, что духовная болезнь, духовный недуг всегда, так или иначе, отражается и на психической и соматической сферах человека.
В Священном Писании и в святоотеческих творениях Божественная любовь очень часто уподобляется огню и тот, кто в этой жизни испытывал любовь, согласится с правомочностью такого сравнения. «Не обманывайте себя, - говорит прп. Симеон Новый Богослов, - Бог есть огонь, и когда Он пришел в мир и стал Человеком, огонь этот излился на землю, как Сам Он говорит об этом; этот огонь ищет вещества - то есть нашего благого произволения, чтобы, соединившись с ним, воспламениться; и в тех, в ком этот огонь зажжется, он разгорается в великое пламя, достигающее Небес... это пламя сначала очищает нас от страстей, а затем оно становится в нас пищей, и питьем, и светом, и радостью и делает нас самих светлыми, поскольку мы соединяемся с Его светом». Эту же идею более кратко высказывает Александр Каломирос. Этот Огонь по его слову «попаляет всех тех, которые не являются огнем, и делает сияющими тех, кто сами есть огонь (ср. Евр. 12, 29)»[xxxii], т. е. любовь. Сам Господь говорит: «Я пришел послать огонь на землю, и как Я хочу, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12, 49-50) и в данном случае позволительно слово «огонь» синонимировать со словом «любовь», ибо, по словам прп. Иоанна Лествичника «любовь - источник духовного огня»[xxxiii]. Об этом же состоянии Божественной любви свидетельствуют апостолы по Воскресении Христовом - «Не горело ли в нас сердце наше (говорили они друг другу), когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (Лк. 24: 32).
В контексте вышесказанного следует отметить, что заповеди Божии также не вполне корректно воспринимать, как некие ультимативные приказы, уголовный кодекс и т. п. Заповеди есть Божественные указания (в смысле «дорожные знаки», рекомендации) человеку как жить правильно, т. е. по-настоящему радостно, счастливо, как не навредить себе и другим. Евангельские заповеди описывают нам качества нормального человека, здоровой души, которая не заражена страстями зависти, тщеславия, чревоугодия, блуда и. т. д. При этом Бог не касается свободы человека, хотя будучи Всесильным, мог бы заставить его не грешить, мог парализовать свободу грешника в осуществлении злых намерений, «отменить» недолжные мысли в «ветреной голове», создать духовные и телесные «цепи». Однако любовь всегда подразумевает уважение, ибо там, где нет уважения, нет любви. И Господь бесконечно уважает человека, уважает Им же дарованную свободу. Но любовь подразумевает также заботу, и Господь проявляет эту заботу, не нарушая свободы. Этот принцип и именуется Промыслом Божиим.
«Наказания» и «награды» Божии есть лишь неминуемые антропоморфизмы, необходимо используемые для воспитания нашего атрофированного нравственного чувства, деградировавшего духа. Бог всегда и каждую секунду источает всю силу Своей благодати на каждого человека, только разные люди (в силу различного духовного устроения) по разному «открывают» для себя ее действия. При этом Бог, будучи настоящей любовью, всегда дает человеку только то, что будет полезно ему в деле его спасения. Поэтому очень часто вполне искренние человеческие просьбы к Богу остаются без удовлетворения: просимое может навредить. Человек очень часто не видит принципов действия духовных законов жизни и не знает, что именно будет для него полезным, а что способно погубить. Мы часто, к сожалению, видим, как власть или известность портят человека, даже незначительное подчас повышение по службе и весьма скромная известность в интернете может изменить человека до неузнаваемости. Что же тут говорить о дарах прозрения, исцеления, чудотворения? В какое чудовище может превратиться страстный человек, обладающий такими сверхъестественными возможностями и каких «чудес» натворить? Совсем не зря прп. Иоанн Лествичник говорит: «Людям великим свойственно... выслушивать похвалу без вреда»[xxxiv]. Этот же принцип проходит красной нитью через все Священное Писание: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Притч. 3:34; Иак. 4: 6; 1 Пет. 5:5). Смирение есть реальное познание человеком самого себя, своей греховности и поврежденностей, своей неспособности самому (своими силами) соответствовать тому высокому призванию, которое (опять же он сам) сознает за собой. Смирение является той почвой в душе человека, которая способна принимать преизобильную благодать Божию без вреда для человека.
Прп. Марк Подвижник говорит удивительную мысль: «Вина (подлинная причина - А. С.) всякого скорбного случая, встречающегося с нами, суть помыслы каждого из нас»[xxxv]. И буквально через несколько страниц подчеркивает: «Все злое и скорбное... приключается нам за возношение наше»[xxxvi]. Другими словами гордость (или возношение) есть то греховное состояние души, которое полностью закрывает человека от Бога и Его Божественной благодати. Поэтому, по словам свт. Афанасия Великого «Люди, отвергшие вечное и по совету диавола обратившиеся к вещам тленным, сами для себя стали причиной тления в смерть»[xxxvii]. Отсюда можно сделать вполне практический вывод: если человек не хочет испытать на себе «гнев Божий» (т. е. скорби и болезни), то он должен всеми силами своей души бороться с гордыней, возношением, самомнением. Данная «линия жизни» категорически не совпадает со всей той «житейской мудростью», на которой настаивает окружающее христиан человечество, однако именно жизнь согласно Евангелию, которое учит смирению, позволяет рассеять все те тучи скорбей и неудач, который подчас в таком изобилии обрушиваются на человека.
[i] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[ii] Добротолюбие. Т.1. §150.
[iii] Добротолюбие /греческое издание/. Т. 3, 8.
[iv] Ириней Лионский, сщмч. Против ересей 5, 27, 2.
[v] Сергий (Страгородский), архим. Православное учение о спасении
[vi] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[vii] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[viii] Исаак Сирин, прп. Слово 73 (по греческому изданию).
[ix] Василий Великий, свт. EPE 7, 94
[x] Григорий Нисский, свт. Против Евномия. Творения. Ч.VI, кн.2, М., 1864, с.428-429.
[xi] Василий Великий, свт. Беседа 36.
[xii] Исаак Сирин, прп. Слово 83, 317.
[xiii] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[xiv] Григорий Богослов, свт. Пятое слово о богословии 22. PG 36, 157.
[xv] Иоанн Дамаскин, прп., ТИПВ 1, 11, 13.
[xvi] Иоанн Златоуст, свт. Беседа на Псалом 6, 2. См. Т. 3, с. 100 на Первое послание Коринфянам 31.
[xvii] Исаак Сирин, прп. Слово 90.
[xviii] Исаак Сирин, прп. Слово 90.
[xix] Василий Великий, свт. т I, 223. По. XXXII, 5. Изд. 3-е. 1891 г.
[xx] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[xxi] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[xxii] Сергий (Страгородский), архим. Православное учение о спасении
[xxiii] Василий Великий, свт. Беседа 36
[xxiv] См. https://azbyka.ru/otechnik/Feofilakt_Bolgarskij/tolkovanie-na-pervoe-sobornoe-poslanie-apostola-iakova/1#sel=14:136,14:138.
[xxv] Исаак Сирин, прп. Слово 90.
[xxvi] Добротолюбие. Т.1. §121.
[xxvii] Сергий (Страгородский), архим. Православное учение о спасении
[xxviii] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[xxix] Василий Великий, свт. Т. II, 75. Толк. на Ис. 1, 31.
[xxx] Исаак Сирин, прп. Слово 84.
[xxxi] Каломирос Александр, Река огненная, http://verapravoslavnaya.ru/?Aleksandr_Kalomiros_Reka_ognennaya
[xxxii] Каломирос Александр, Река огненная
[xxxiii] Иоанн Лествичник, прп. Лествица. 30, 18.
[xxxiv] Иоанн Лествичник, прп. Лествица. Слово 22.
[xxxv] Добротолюбие. Т.1, с. 375.
[xxxvi] Добротолюбие. Т.1, с. 379.
[xxxvii] Афанасий Великий, свт. О воплощении 5. Migne. PG 25, 104-105.
2. Re: Христианское понимание Бога: Бог есть любовь
1. Re: Христианское понимание Бога: Бог есть любовь