О жизни и кончине Князя Императорской Крови Олега Константиновича
Четвертый Августейший сын Великого Князя Константина Константиновича (1858-1915) и Великой Княгини Елизаветы Маврикиевны (1865-1927), урожденной принцессы Дома Саксен-Альтенбург Элизабеты Августы, Князь Императорской Крови Олег Константинович появился на свет 15 (28) ноября 1892 года в Мраморном Дворце Санкт-Петербурга, в День памяти Святых Мучеников и исповедников Гурия, Самона и Авива (199-306).
Августейший правнук Государя Императора Николая I Павловича Князь Императорский Крови Олег Константинович родился через восемь месяцев и два дня по кончине своего державного деда Великого Князя Константина Николаевича (1827-1892).
Державная бабушка Князя Олега Великая Княгиня Александра Иосифовна (1830-1911), урожденная принцесса Фредерика Генриетты Паулина Марианна Елизавета и Августейшая мать происходили из одного немецкого герцогского Дома Саксен-Альтенбург, что было, пожалуй, исключительным явлением для Императорской Фамилии.
По материнской линии Августейшие прапрапрадед Князя Олега Великий герцог Мекленбург-Стрелиц Фридрих Франц I (1756-1837) и дед - герцог Мориц Франц Фридрих Константин Генрих Август Александр Карл (1829-1907) являлись кавалерами высшего Императорского ордена России - ордена Святого Апостола Андрея Первозванного.
Воспитание и образование
В десятилетнем возрасте Князь Олег Константинович зачислен был в кадеты Полоцкого кадетского корпуса и здесь в скором времени выделялся среди других кадетов прилежностью, начитанностью и творческими способностями. Каждый год Князь сдавал переходные экзамены, а в 1910 году после окончания Корпуса поступил в Императорский Александровский лицей.
В том же 1910 году Борис Владимирович Никольский (1870-1919) крупный специалист по римскому праву и русской литературе, поэт и литературный критик приглашен был заниматься с Августейшими сыновьями Великого Князя Константина Константиновича Князем Олегом и Гавриилом. О жизни Князя Олега Борис Никольский оставил воспоминания, в которых характеризовал молодого человека как прилежного, трудолюбивого и богобоязненного ученика.Вот как писал о лицейском периоде жизни Князя Олега Дмитрий Шеваров в книге «Дети 19 октября»:
«Однажды юный Князь Олег Константинович спросил генерала Шильдера: «А вы куда вашего сына готовите? В Корпус?» «Я его готовлю в хорошие люди», - ответил директор Лицея. С тех пор Князь, когда братья спрашивали его о будущем поприще, неизменно отвечал: «Прежде всего я хочу быть хорошим человеком». 17-летнего Князя Олега зачислили в Лицей 18 (31) мая 1910 года. Никаких поблажек на экзаменах ему не делалось. Впрочем, Князь был так талантлив, что в этом не было нужды. Научные проекты Олега до сих пор поражают специалистов своей масштабностью. Его идея факсимильного издания рукописей Пушкина отчасти реализована лишь недавно, к 200-летнему юбилею поэта. Закончив Лицей с серебряной медалью и удостоенный за выпускное сочинение Пушкинской медали, Олег Константинович был зачислен в Лейб-Гвардии Гусарский полк».
И действительно, унаследовав литературное дарование своего Августейшего отца Константина Константиновича, знаменитого на всю Россию поэта К. Р. Князь Олег был удивительно разносторонней личностью. Он серьезно занимался музыкой, живописью, играл в домашних спектаклях и писал замечательные стихи. Горячо любивший русскую литературу и историю, восторженный поклонник А. С. Пушкина, Князь посвящал много времени изучению произведений поэта. Мечтая об издании всех существующих автографов поэта, Князь Олег успел напечатать только небольшую их часть и тем положил начало более широкому изучению рукописей поэта. В 1911 году, к юбилею Царскосельского лицея Князь Олег в неполные 19 лет, издает факсимиле рукописей Пушкина - первый свой труд под названием "Рукописи Пушкина".
Князь Олег Константинович с усердием занимался историей. Задумано им было несколько интересных литературных трудов, которые, к сожалению, не удалось осуществить из-за внезапной болезни Князя, вызвавшей столько волнений в Великокняжеской Семье. Осенью 1913 года Князь Олег заболел воспалением легких и отправлен был в Крым. Зиму провел он в имении Осташево под Москвой.
Отбытие на фронт
После окончания в 1913 году курса Императорского Александровского лицея, Князь Олег Константинович зачислен был в Лейб-Гвардии Гусарский Его Императорского Величества полк, а в 1912 году произведен в корнеты.
В первый же месяц Великой войны (1914-1918), как и все взрослые сыновья Великого Князя Константина Константиновича, ушел на фронт и Князь Олег. Не без восхищения писал он в своем дневнике: "Мы все пять братьев (Иоанн, Константин, Олег, Игорь, Гавриил) идем на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, т.к. это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения...".
Вот еще строчки из последнего письма Князя Олега Августейшим родителям: «Вы себе не можете представить, какая радость бывает у нас, когда привозят сюда посылки... Все моментально делится, потому что каждому стыдно забрать больше, чем другому... Часто, сидя верхом, я вспоминаю вас и думаю, что вот теперь вы ужинаете, или что ты читаешь газету, или мама вышивает...»
В первом же месяце фронтовой жизни Князь Императорской Крови Олег Константинович тяжело был ранен, о чем узнала вся Россия.
Телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего сообщала о его геройском подвиге: «При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович». Телеграмма заканчивалась скорбной вестью о том, что 22-летний Князь ранен. Рана оказалась смертельной.
Гибель Князя
Уникальные подробности последних дней жизни Князя Олега оставил в своих воспоминаниях «Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг.», изданных в Нью-Йорке в 1960-1962 гг. А. И. Спиридович:
«...Вечером 27 сентября стало известно, что Князь Олег Константинович, служивший в Лейб-Гвардии Гусарском Е. В. полку, ранен. Князю шел 22 год. В мае 1913 года он окончил с серебряной медалью лицей и был зачислен корнетом в Гусарский полк. Как и вся молодежь, Князь горел желанием схватиться с врагом, отличиться.
27 сентября, после полудня, вторая гвардейская кавалерийская дивизия наступала по направлению к Владиславову. В авангарде шли два эскадрона Гусарского полка. Проходя близ деревни Шильвишки, передовые части столкнулись с немецкими разъездами. Началась перестрелка. Князь Олег стал просить эскадронного командира разрешить ему со взводом захватить неприятельский разъезд. Тот сперва не соглашался, но, наконец, отдал приказание. Князь Олег полетел со взводом преследовать немцев. Кровная кобыла Диана занесла Князя далеко вперед. И, когда победа была уже достигнута, когда часть немцев была уже перебита, а часть сдалась, один из раненых немецких кавалеристов, лежа, прицелился в Князя. Раздался выстрел, Князь свалился тяжело раненый. Раненого на арбе перевезли в Пильвишки, где он причастился. Затем повезли в Вильно, куда приехали на другой день в 10 час утра. Перевезли в госпиталь, где исследование раны показало начавшееся гнилостное заражение крови. Пуля, войдя в правую ягодицу пробила прямую кишку и застряла в левой. Все-таки прибегли к операции. Оперировал профессор Цеге фон Мантейфель, помогали профессора Мартынов и Оппель, присутствовал, доставивший раненого, дивизионный врач Дитман.
Князь перенес операцию хорошо и, когда, днем, была получена телеграмма от Государя о пожаловании Князю ордена Св. Георгия, он был счастлив и с гордостью показывал телеграмму профессору Оппелю. Генералу Адамовичу Князь радостно говорил: «Я так счастлив, так счастлив. Это нужно было. Это поднимет дух.
В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома». Вечером, когда брат, Князь Игорь, прочел полученную от Верховного Главнокомандующего телеграмму, раненый сиял. Ночью положение стало ухудшаться. С утра 29-го стал впадать в забытье. Около 3-х часов навестил раненого Великий Князь Андрей Владимирович. Затем быстро, пошло на ухудшение. Начался бред. Силы падали. Стали давать шампанское. Вливали в руку соляной раствор. Когда, вечером, приехали родители, Князь узнал их и сказал: «наконец, наконец».
Великий Князь-отец привез крест Св. Георгия, деда раненого. Прикололи к рубашке. Раненый очень обрадовался, целовал Крестик. Стал рассказывать, как была атака, но впал в забытье. Начался бред. Пригласили священника. Торжественная тишина. Чуть слышно шепчет священник отходную. На коленях у изголовья отец бережно закрывает глаза умирающему. Мать безнадежно старается согреть ему руки. В ногах, еле сдерживая рыдания, брат Игорь и старый воспитатель-друг. В 8 час. 20 мин. Князя не стало. Императорский Дом, в лице юного героя, принес на войну первую жертву родине.
3 (16)-го октября Князя похоронили в родном имении Осташево. Общество и пресса отнеслись очень тепло к смерти Князя. В нем видели начинающего большого поэта. Изданный Князем, к юбилею лицея в 1912 году, выпуск 4 «рукописей Пушкина», представляющий факсимиле гениального поэта, сохранившихся в музее лицея - останется памятником о Князе Олеге».
Вот как вспоминала в книге «Мой отец» о том трагическом событии Августейшая сестра Князя Олега, Княжна Императорской Крови Вера Константиновна (1906-2001):
«Когда мы приехали в Павловск, старшие братья уже отправлялись на фронт.
Вскоре пришло страшное известие о ранении брата Олега. Родители поспешили в
Вильну и застали брата еще живым. Он умер через 20 минут на их руках. Смерть
брата Олега была тягчайшим ударом для отца, ибо он из всех нас духовно был к
нему ближе других, разделяя полностью его литературные и умственные интересы.
Эта смерть и все пережитое в первые дни войны, - несомненно, очень отрицательно
отразились на Его здоровье, вероятно, ускорили Его кончину.
Здоровье «Папа», как мы говорили дома, в последние годы перед войной все ухудшалось. У него обнаружили грудную жабу. Приступы становились все чаще и сильнее. Один из этих припадков был настолько силен, что, казалось, наступил конец. Однако, и на этот раз, наступило облегчение, и даже такое, что было решено ехать в наше любимое имение «Осташево», московской губернии, где был похоронен брат Олег».
Боль России
Русская печать действительно широко откликнулась на гибель 29 сентября (12 октября) 1914 года Князя Императорской Крови Олега Константиновича. Откликнулась сердечным сочувствием и состраданием. Вот только выдержка из некролога:
«Свято памятуя слова Высочайшего Манифеста «с жезлом в руках, с крестом в сердце», доблестно разделил почивший герой великую судьбу своих боевых сподвижников, отдавших жизнь за Царя и Родину. Перед лицом Вседержителя в искупительном жертвенном сосуде слилась кровь потомка Царской Семьи и неведомого пахаря, и воедино слились молитвы за них всей России перед Престолом Всевышнего. Русское воинство в безмолвном восхищении склонилось перед памятью героя, русские матери благоговейно склонились перед Августейшими родителями почившего, пославшими на бранное поле всех своих пятерых сыновей, отдавшими на защиту Родины все самое дорогое в жизни».
Тотчас по трагической гибели от ран Князя Олега вся Россия молилась об упокоении его души. 1 (14) октября 1914 года Архиепископ Виленский и Литовский Тихон (Белавин), будущий Святой Патриарх Тихон, служил в Свято-Михайловском храме панихиду по Князю Императорской Крови Олегу Константиновичу. На панихиду приехали из Санкт-Петербурга Августейший отец убиенного Великий Князь Константин Константинович, его державная супруга Елизавета Маврикиевна и трое старших Августейших братьев героя: Иоанн (1886-1918), Гавриил (1887-1955) и Константин (1890-1918). На следующий же день отслужили заупокойную литургию, после которой от паперти церкви траурный кортеж последовал к железнодорожному вокзалу для последующего погребения... По проекту русского зодчего Марианна Мариановича Перетятковича (1872-1916) в усадьбе Осташево Московской губернии в 1916 году на месте первоначального погребения Князя Императорской Крови Олега Константиновича, на берегу реки Рузы построен был храм-усыпальница.
После гибели Князя Олега Августейшая мать героя принесла в дар Императорскому Александровскому лицею одну тысячу рублей, с тем чтобы доход с этого капитала ежегодно шел на изготовление серебряной медали имени Князя Олега Константиновича, которой награждался бы лицеист за лучшее сочинение по отечественной словесности. На медали был начертан лицейский девиз: «Для общей пользы» и слова Князя Олега, написанные им незадолго до гибели: «Жизнь не удовольствие, не развлечение, а крест».
Безспорно, что именно Князь Олег положил начало жертвам Императорской Семьи на переломе эпох в начале XX века. Августейший отец так и не пережив утраты горячо любимого сына, последует за ним в лучший мир 2 (15) июня 1915 года, за три дня до исполнения девяти месяцев, со дня кончины Князя Олега. А спустя три года в г. Алапаевске от рук большевиков погибнут три его Августейших брата Иоанн, Игорь и Константин.
Царствие Небесное, всем мученикам и страстотерпцам из Российского Императорского Дома!
В память о Князе Императорской Крови Олеге Константиновиче публикуем здесь часть откликов на его кончину, сделанные в 1915 и 1925 годы.
Князь Олег Константинович
«Быть писателем - это моя самая большая мечта, и я уверен, убежден, что я никогда не потеряю желания писать».
(Из дневника Князя О. К.).
I.
Где нет страдания, там нет глубокой мысли.
А страдает сильнее тот, кто больше наблюдает и яснее видят радости и печали других людей.
Такие организации не создаются ни воспитанием ни окружающей средой, они, как и поэты, родятся. И затем всю жизнь, несмотря ни на какие условия, рвутся к свету и любви, дающей гораздо больше, чем реальное знание. Живая масса людей, которая на грешной земле нашей заменяет глас Божий, в свою очередь, стихийно угадывает этих духовидцев и своих печальников и говорит:
- Бог он.
Когда был смертельно ранен Князь Олег Константинович, почему-то далеко не все поварили газетным сообщениям, что он ранен легко. Так оно оказалось и на самом деле. Во множестве сочувственных телеграмм, полученных родителями почившего, почти в каждой юноша был назван "светлым". Ведь не сговаривались.
И отозвались люди самых разнообразных общественных положений. И летели эти телеграммы решительно со всех концов России и далее всей Европы. Значит, каждому прежде всего хотелось поставить именно это слово, а между тем напечатаны эти телеграммы не были, и многие совсем не знали убитого лично.
В строго определенном придворном этикете этот нежный, интимный эпитет звучиг редко. А здесь и безграничная и сочувствие великое из края в
край перекинулись и прозвенели серебряным звоном
именно в этом слове.
И еще был замечен один факт: голоса тех некоторых, которые хотели видеть в смерти юноши Олега простую случайность, раздавались недостаточно уверено.
Его смерть вызвала целый ряд стихотворений, статей воспоминаний самых разнообразных авторов в самых разнообразных органах печати, вышедших почти одновременно. И за очень немногими исключениями везде мы видим все тот же эпитет - «светлый».
Не так давно пишущий эти строки встретился в одном доме с уважаемым известным профессором В.
Профессор рассказал следующее: - В тот день, когда было получено известие, что убит Князь Олег, я шел читать лекции и встретил на улице двух своих слушателей. Они спросили, правда ли, что павший в схватке с пруссаками Князь Олег любил и изучал Пушкина, окончил курс юридических наук и писал сам... Я сказал, что правда.
Затем уже в университете студенты решили почтить память почившаго вставанием, и вся аудитория поднялась, как один человек.
Ни те, которые посылали телеграммы, ни те, кто глядел на лицо почившего, ни писатели, ни поэты, ни студенты - не ошиблись.
Среди группы людей образованных, понявших и узнавших подробнее жизнь почившего Князя Олега, возникла мысль издать книгу, в которой были бы собраны отрывки из дневников и некоторые произведения Августейшего писателя.
Материал оказался в высшей степени интересным и в литературно-художественном отношении и как отражение постепенного развития человеческой души, поставленной в не совсем обычные условия.
Шаг за шагом виден рост мысли и развитие критического взгляда к своим действиям.
Не только для широкой публики, но и для педагогов Произведения Князя Олега представляют ценный материал. Книга эта вышла 29-го сентября, - в годовщину смерти автора.
II.
Собственные слова Князя Олега, поставленные эпиграфом перед началом этой статьи, яснее и определеннее всего говорят, к чему он стремился.
И на самом деле, Олег Константинович никогда не терял желания писать - с десяти лет и до последнего вздоха.
Относительно слабое здоровье и литературный занятия не всегда позволяли только что произведенному корнету всецело отдаться полку и военной службе, и познакомился он близко с офицерами уже на походе, после объявления мобилизации.
Но и здесь, на войне, он прежде всего берется за последовательное изложение всех действий полка и ведет летопись всего пережитого гусарами на прусской земле. Как можно ближе старается он подойти к нижним чинам своего эскадрона. По этому поводу создалось много разсказов, но для характеристики Олега Константиновича достаточно будет привести только один, вполне достоверный.
Корнет Князь Олег Константинович сидит на земле и пишет рядовому солдату письмо на родину. Письмо кончено, Князь встал и подал его солдату. Но солдат все еще чего-то ждет и переминается с ноги на ногу.
- Что тебе еще? - спрашивает Князь.
- Да окажите милость, Ваше Высочество, поставьте там, что письмо это писали вы, осчастливьте стариков...
Князь подумал, снова взял карандаш и добавил:
«Настоящее письмо вашего сына писал я, Олег Константинович».
Прежде всего невольно приходит в голову, что солдат вообще не всегда обратится к офицеру с просьбой написать письмо, хотя бы потому, что есть множество хорошо умеющих писать рядовых. Значить, этот солдат на основании каких-то фактов учуял доброту и доступность высокопоставленного корнета, который зря не станет «подтягивать».
Много говорить этот маленький эпизод и о самом светлом юноше, который в приписке обходить слово «князь» и называете себя просто «Олег Константинович», будто стесняется подавить громким титулом тех, которые будут читать это письмо в неведомой деревне.
Был ли Князь Олег на самом деле храбр, не увлекли ли его под пулю в первом боевом деле только аффект и юношеская горячность?
На этот вопрос может быть только один ответ:
- Да, на самом деле был храбр и доказал это не только там, на войне, а и гораздо раньше. Среди документов и рукописей почившего мы встречаемся с очень маленькой книжкой, в которую Князь Олег еще двенадцатилетним ребенком записывал все, что за день сделал с его точки зрения дурного. Смело, ясно и просто называете, он вещи своими именами и не щадить себя.
Человек не храбрый на это неспособен.
III.
Юноша вообще чувствует острее.
Люди не Ангелы, а война не забава. И глядеть безучастно или только разсудочно на все то, что переживает Россия, нелегко и взрослому человеку. Забота о собственном благополучии делается противной и стыдной, и хочется подвига, но далеко не все могут совершить не только подвиг, но даже просто оказаться полезными на грандиозном пожаре.
Как видно из дневников почившего, вечная жажда подвига была его характерной чертой, и когда настал час, Князь Олег меньше всего думал о себе и совершил этот подвиг в большей степени, чем кто-либо другой, и не потому, что поскакал вперед, и не потому, что был не простой смертный.
Во всей его предыдущей жизни искусство вообще и в частности тяготение к художественной литературе и к изучению Пушкина было тем, что можно назвать «Святая Святых». Юноше не хотелось быть только дилетантом, и, чтобы приблизиться к своим идеалам, он работал. В три года прошел курс юридического факультета, издал автографы Пушкина и написал несколько повестей и разсказов, много стихов и вел чрезвычайно интересный дневник, глубокомыслие которого может заставить призадуматься даже и скептиков.
Не хватало времени.
Пусть подумает читающий эти строки, сколько времени отнимало у Князя Олега одно только общественное положение, и станет ясно, что автор всех перечисленных работ за двадцать два года своей жизни сделал не простой студенческий труд, а двойной, тройной, чего без любви к делу достигнуть невозможно.
И эту любовь он привесь в жертву Государю и России.
А ему несомненно хотелось идти дальше и дальше по пути искусства и знать как можно больше, чтобы не остаться на этом свете безполезным.
Шаблонная прописная мораль угнетала его только в детстве. Светлый Олег Константинович меньше всего знал о самом себе.
Не знал, что он не только Божиею милостию Высочество, но что тою же Божиею милостию он еще и художник-писатель. Стоить прочесть несколько страничек из последних его дневников, чтобы это увидеть и еще увидеть великую скромность, верную спутницу всякого таланта.
В художественном творчестве не важно, сколько написано, а важно - как написано. А у Олега Константиновича написано так, что:
1) Не чувствуется никому подражания, т. е. ясно видна индивидуальность автора;
2) везде искренность милая и храбрая;
3) везде тоска о несовершенствах человеческой жизни и отвращение к той внешней культуре, которая искажает в человеке образ и подобие Божие, и
4) везде чудесный стиль.
Эти четыре элемента весьма характерны для того, чтобы не было сомнения, что погиб не только смелый офицер, не только член Императорской Фамилии, но погиб и настоящий художник... Художник, принесший в жертву долгу весь данный ему Богом талант, который вне всякого сомнения так или иначе проявился бы и не только в тетрадях дневников.
IV.
Князь Олег Константиновичу несмотря на свои юношеские годы, часто думал о смерти.
Многие о ней думали и думают... Но, читая его дневники, невольно поражаешься, как он думал и когда думал.
Меньше всего, кажется, это было перед войной и далее на войне, а больше всего в деревне, под синим куполом неба, когда не грозила никакая опасность.
За эти думы хочется ему, милому, руку пожать, хочется взять его портрет и глядеть, глядеть в лицо юноши, так рано себе уяснившему, когда человеческое счастье приходить, и когда и почему оно уходить.
Подъезжая на лошадях к своему любимому Осташову, Олег Константинович вдруг ясно представил себе время, когда здесь, среди зеленых лесов и зеленых полей, вырастут черные трубы фабрики, когда нахальная „культура" завоет своими гудками, призывая людей подышать пропитанным серой дымом... когда застучать топоры по стволам деревьев, как стучать они в Чеховском „Вишневом саду".
Длинным, красивым периодом рисует Князь Олег эту ненавистную его сердцу картину и неожиданно заканчиваете, се словами:
«Дай Бог умереть к этому времени»...
Только у искреннего поэта может вырваться такая фраза.
Автор дневников ясно и смело говорить, что человеку лучше не существовать, когда он отойдет от природы, от Бога живого, а не искусственного.
И за всю свою короткую жизнь сам он ни разу никогда не уходил от Бога живого и, может быть, поэтому так рано и слился с Ним навсегда.
Оборвалась еще одна поэтическая, насыщенная правдой мысль, и сиротами остались его рукописи и объемистые дневники в белых кожаных переплетах.
V.
Замечательно, что так же, как очень задолго до своей смерти покойный Князь думал о ней, так же задолго до начала войны думал он о немцах и их «культуре».
Эти мысли во много раз ценнее и дороже всех статей, которые в изобилии пишутся в наше время. Ценнее потому, что никто не смеет сказать автору: «Юпитеръ, ты сердишься, значить, ты не прав»...
Никакого повода у автора дневников сердиться на немцев тогда не было, и от первого до последнего слова он объективен. И, вероятно, и не подозревал, что эти строки будут напечатаны... А в этом и вся ценность его мысли.
Поезд, в котором возвращается из-за границы Олег Константинович, мчится с огромной скоростью, но путешественнику хочется, чтобы эта скорость еще усилилась, чтобы приблизилось Вержболово, а за ним и родина, необъятная во всех отношениях. Проезжает он через Германию, - через страну, тогда похожую на мирного работника, который еще не заболел психически.
Смотрит Олег Константинович через зеркальное стекло, и вся видимая кругом жизнь представляется ему не живою жизнью, а механической. Все вокруг буржуазно-удобно, каждая тропинка закована в определенное число кирпичей, каждое дерево смазано, чтобы не лазали муравьи, на каждой крыше ровно столько же черепиц, сколько и на следующей.
И кажется немцу-хозяину, что достиг он великого благополучия, а поэту, глядящему из окна вагона, что здесь работает колоссальная машина, цель которой высушивать, как зерно, человеческую душу.
Но высушенное зерно никогда не взойдет и не даст колоса.
И ясно, что такие «культурные» люди не постесняются изобрести машину, которая бы подсушивала и угашала дух их соседей по территории.
И радуется Князь Олег, как ребенок, когда вагон, замедлив ход, останавливается наконец возле перрона русской станции.
Иначе говоря, чуткий автор еще тогда заметил то, что увидели мы только теперь и о чем подумали только теперь...
И, может, знало его сердце, от чьей руки суждено было ему затихнуть навсегда.
Во всех своих переживаниях Олег Константинович горел, и всегда определенно.
Чаще всего волновала светлого Князя фраза, когда-то сказанная его прадедом Имнератором Николаем I:
«Мы, Князья, обязаны высоко нести свой стяг, чтобы оправдать в глазах народа свое происхождение».
И вечно думал Олег Константинович о том, как это осуществить. Еще в детстве он ответил самому себе:
- Работать и учиться, учиться... И затем опять спрашивал себя:
- Но как учиться, чему учиться и где учиться?
Неизменно близкий его сердцу, как поэт и человек, А. С. Пушкин учился в Царскосельском лицее, и Олег Константинович задумывает поступить в лицей и окончить высшее учебное заведение, как простой смертный. Но не таким легким делом оказалось для него это поступление, несмотря на блестящую подготовку...
В этот период своей жизни Олег Константинович похож на светлый горный ручей, который к весне зажурчал сильнее.
Встретил на своем пути целый ряд препятствий, но пробился через них и опять засверкал на солнце.
После окончания лицея, после Великокняжеского совершеннолетия (двадцать лет) и, наконец, после производства в офицеры, вдруг наступила почти полная самостоятельность.
Но вместе с нею должна начаться и новая работа и оправдание перед народом своего происхождения.
Но теперь Олег Константинович уже не спрашивает, в какой области ему трудиться, и ясно формулируете свое призвание:
«Быть писателем - это моя самая большая мечта, и я уверен, убежден, что я никогда не потеряю желания писать»...
VI.
А быть писателем - значить, за радости творчества, за глубокие мысли, выраженный ли в прозаической, стихотворной или драматической форме не только получать лавры... Самым талантливым, самым большим любимцам муз. начиная с Пушкина и Лермонтова, приходилось и приходится платить за это счастье еще и дорогою ценою своего самолюбия.
Но, хорошо знакомый с биографиями многих писателей, Князь Олег не боится этой самой интересной на земном шаре и в то же время самой рискованной дороги.
Его решение идти вперед именно по этому пути остается безповоротным. Он чувствует себя готовым и снова горит желанием осуществить свою мечту.
5 (18)-го мая 1912 года он пишет: «Мне было бы теперь очень глупо умереть, так много поработав над собою». И далее: «Нет, прошло то время, когда можно было ничего не делать»...
Один из близких людей в день совершеннолетия Князя подарил ему Крест, в роде напрестольного. Такой Крест Олег Константинович давно хотел иметь. И, вспоминая в своем дневнике об этом, он пишет: «Да, моя жизнь не удовольствие, не развлечение, а крест».
Во всяком случае с самого раннего детства это была сплошная работа, а под конец, главным образом, литературная.
Двенадцатилетним мальчиком, еще в 1904 году, он начинает рассказ под заглавием «Запорожец Храбренко». Эта вещь осталась незаконченной и сделана по-детски. Но... не была она подражанием никому из писателей и сложилась в голове автора под влиянием разсказов о казачестве его воспитателя Максимова.
В 1907 году в деревне Князь Олег познакомился с одним священником, личная жизнь и личная драма которого его глубоко заинтересовали. В столице ничего подобного нельзя было встретить. И молодой автор опять загорается творческим пылом и начинает повесть «Отец Иван». Эта повесть никогда не могла появиться в печати...
Но руки не опустились.... он написал еще две пьесы.
Летом ему случилось наблюдать жизнь помещика, вся личность которого очень заинтересовала Князя, и молодой автор написал новый рассказ под заглавием «Ковылинъ». В этой вещи чуть слышно влияние Тургенева, но эпоха наша... В 1910 году, т. е. когда автору было восемнадцать лет, он приступает к большой повести, почти роману, который озаглавливаете «Влияния».
Это все этапы, - те годы его жизни, которые духовно зависели от разных воспитателей. Храбро, просто и ясно рассказывает светлый Князь о том, что видел, что передумал и перечувствовал в то время, когда у него весь день бывал распределен так, что не оставалось ни одного свободного получаса.
Затем лицей, и работать нужно не как рядовому студенту. Мало было двадцати четырех часов в сутки. Тут же еще работа над факультетским сочинением и еще работа над изданием автографов Пушкина. Кто видел это издание, тот поймет, сколько в него вложено и труда и любви.
VII.
В 1913 году Олег Константинович пишет целый ряд великолепно сделанных очерков, под общим заглавием: «Сценки из собственной жизни».
В 1914 году, т. е. уже в год своей смерти, он собирается написать биографию своего Августейшего деда Великого Князя Константина Николаевича, который, как человек и государственный деятель, всегда быль его идеалом, был тем, кто осуществил завет: «высоко держать свой стяг» и много передумал над судьбами горячо любимой России.
Идея создать такую биографию-повесть, вероятно, зародилась у Князя Олега во время пребывания в Крыму в «Ореанде», этом лучшем уголке южного берега.
Глядя с высоты знаменитой беседки на бирюзовое, до боли глаз искрящееся, море, нельзя не думать о дорогих отошедших, нельзя не думать о судьбах родины, которая еще необъятнее чем зеленоватое море, и в своих настроениях меняется так же, как и море...
Думали здесь августейшие и дед, и сын, и внук, каждый по-своему...
Часть зимы 1914 года Олег Константинович провел, разбирая дневники и рукописи Великого Князя Константина Николаевича. Материал был богатейший, и будущий автор горел желанием приступить к работе.
Но это был уже 1914 год.
Личная жизнь светлого Князя и жизнь так любимой им России понеслись быстрее, чем тот поезд «Nord Express», в котором он когда-то возвращался изъ-за границы, и понеслись по неведомой еще дороге.
Целый ряд неожиданных событий вдруг опрокинул намерения тех, кто был рожден:
Для звуков сладких
И молитв...
И обратились эти люди в борцов.
Загудел необъятный стихийный смерч и зажег еще сильнее и без того пылавшего Князя Олега. Затем 29-е сентября 1914 года.
Ясный образ Князя стал еще светлее. Пророческие, фатальные слова Некрасова о том, что в жизни каждого писателя:
Что-то есть роковое,
исполнились и здесь и над ним, как и над Пушкиным, как и над Лермонтовым и над многими и многими... И нет, и не может быть утешения... Разве одно, как луч солнца, через крохотную щелочку проходящее, что такому человеку, каким родился Князь Олег Константинович, во всяком случае нелегко жилось бы на земле.
Слишком темно кругом, а он был светлый.
Очерк Бориса Лазаревского
Газета "Нива", № 40, 3 (16) октября 1915 г.
Памяти Князя Олега Константиновича
Первая наша встреча была лет за пять до войны. Я был приглашен Великим Князем Константином к завтраку в Павловский дворец. За столом были Родители, Княжна Татьяна и Князья Константин, Олег и Игорь.
Перед завтраком, Князь Олег, в белой кадетской рубашке и в погонах Полоцкого Корпуса, белокурый и тонкий, прочитал, по обыкновению, молитву «Отче Наш». Но как прочитал! Это было прекрасное сочетание совершенного понимания смысла слов молитвы с тонкой, сдержанной выразительностью и звонкой чистотой еще отроческого голоса.
И потому, что молитву читал не старший и не младший сын в семье, и по взглядам Родителей, и потому как Князю Олегу, тогда еще кадету VI кл., предоставлялось не только участвовать в застольном разговоре, но порой даже направлять его на беззаботно шутливые темы, было видно, что юный Князь отмечен в семье и окружен привычным вниманием. Это и было справедливо: в течение последующих 4-5 лет до войны так часто приходилось слышать об успехах Князя Олега в живописи, музыке, стихосложении, в. выступлениях на сцене, и, в то же время, в окончании курса сначала Корпуса, а затем Лицея; высокоодаренный отец не мог не видеть в этом сыне своего отражений.
Вторая
встреча была полна лучших удостоверений в возвышенности духа и помыслов этого
прекраснейшего отпрыска Дома Романовых в поколении Правнуков Императора Николая
I, но и, тем более глубокой, скорби при виде его на одре страданий.
Война вступила в третий месяц. Вильна, где я служил начальником Военного Училища,
была полна госпиталей.
20 сентября Государь Император прибыл в город для посещения раненых. В этот же день состоялось мое назначение Командиром Лейб-Гвардии Кексгольмского Полка, и я получил повеление Его Величества представиться, до отъезда на войну, в Царском Селе.
Ночью, накануне моей поездки, мне передают по телефону что в «Витебский» госпиталь доставшей раненый Князь Олег Константинович, что до утра свидание невозможно и что предстоит безотлагательно тяжелая операция. Ранним утром я был в госпитале, чтобы увидеть Князя, чтобы узнать, что можно телеграфировать Великому Князю Константину и что доложить ему на другой день в Петербурге. Меня привели к. Князю Игорю, прибывшему с братом (они оба служили Лейб-Гвардии в Гусарском Его Величества Полку), от которого я узнал, что операция сделана и что Князь Олег только что перенесен в отдельную палату.
Профессор, делавший операцию, еще вытирая руки после умывания, разрешил Князю Игорю войти, к брату и ввести меня, как нужного очевидца дли рассказа в. Петербурге; он же шепнул мне, что положение безнадежно.
Князь Олег лежал в светлой комнате, на спине, неподвижно, накрытый белым одеялом или простыней, с руками поверх, протянутыми вдоль бедер. 0н был в полном сознании и встретил нас ясным и живым взглядом. Князь Игорь поцеловал брата и предоставил мне приветствовать Его Высочество. Князь узнал меня. После каких-то первых фраз, которые не сохранились в памяти, я спросил его:
- Ваше Высочество, Вы очень страдаете?
И вот, на этот вопрос, я
услышал ответ, который и составляет всю сущность и бесконечную прелесть моего
воспоминания об этой второй и, увы, последней встрече.
- «Да, я страдаю! Но я невыразимо счастлив: Господь удостоил меня пролить
кровь за Государя и Родину! Когда народ узнает, что один из Романовых пролил
свою кровь за Россию, нас будут больше уважать и любить».
Эти слова были сказаны просто, но чеканно, с тем же сочетанием сознания смысла слов со сдержанной выразительностью, с каким когда-то он читал «Отче наш», но уже не звонким отроческим, а грудным, страдальческим голосом. Заканчивая эти слова, Князь Олег несколько раз спокойно и мерно осенил себя крестным знаменем.
Мне не хочется ни делать пространнее, ни усложнять полнотой и подробностями это драгоценное для меня воспоминание о лежащем на смертном одре юном Князе Романове, едва очнувшемся от наркоза и как бы свидетельствующем крестом свое исповедание, - и я умышленно сокращаю рассказ. Об одном не могу умолчать. Князь Игорь, оставив было нас с глазу на глаз, через несколько минут возвратился с телеграммой в руках.
-Олег,
поздравляю! Слушай, Дядя Николаша тебе пожаловал Георгия!
(Так именовали в Императорской Фамилии Великого Князя Николая Николаевича.)
Князь Олег крестился, а глаза его блестели слезами радости ...
Я тотчас же телеграфировал Великому Князю, а вечером, в поезде, по дороге в Петербург, узнав, что Великий Князь и Великая Княгиня Елисавета Маврикиевна едут навстречу, описал в письме все, что видел и слышал, и передал им через жандарма какой-то станции, которую мы проезжали раньше.
Через два дня, когда Князя Олега уже не было в живых, я рассказал то, что рассказано здесь, в Царском Селе покойному Государю и видел, как ответные слезы навернулись на добрые Царские очи.
7 апреля 1925 г.
Б. Адамович
Из журнала "Кадетская перекличка № 2 1972".
Посмертныя стихотворения Князя Олега Константиновича.
О, дай мне, Боже, вдохновенье,
Поэта пламенную кровь.
О, дай мне кротость и смиренье,
Восторги, песни и любовь.
О, дай мне смелый взгляд орлиный,
Свободных песен соловья,
О, дай полет мне лебединый,
Пророка вещие слова.
О, дай мне прежних мук забвенье
И тихий, грустный, зимний сон,
О, дай мне силу всепрощенья .
И лиры струн печальный звон.
О, дай волнующую радость,
Любовь всем сердцем, всей душой...
Пошли мне ветреную младость,
Пошли мне в старости покой.
31 декабря 1908
Остатки грозной Византии,
Постройки древних христиан,
Где пали гордые витии,
Где мудрый жил Юстиниан -
Вы здесь, свидетели былого,
Стоите в грозной тишине
И точно хмуритесь сурово
На дряхлой греческой стене...
Воспряньте, греки и славяне!
Святыню вырвем у врагов,
И пусть царьградские христиане,
Разбив языческих богов,
Поднимут Крест Святой Софии,
И слава древней Византии
Да устрашит еретиков,
1910
Гроза прошла... Как воздух свеж и чист!
Под каплей дождевой склонился скромный лист,
Не шелохнет и дремлет упоенный,
В небесный дивный дар влюбленный.
Ручей скользит по камешкам кремнистым,
По свежим берегам, по рощицам тенистым...
Отрадно, в сырости пленительной ручья,
Мечтами унестись за трелью соловья...
Гроза прошла... а вместе с ней печаль,
И сладко на душе. Гляжу я смело вдаль,
И вновь зовет к себе отчизна дорогая,
Отчизна бедная, несчастная, святая.
Готов забыть я все: страданье, горе, слезы
И страсти гадкие, любовь и дружбу, грезы
И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,
О, Русь, страдалица Святая, для Тебя.
1911
Уж ночь надвинулась. Усадьба засыпает...
Мы все вокруг стола в столовой собрались,
Смыкаются глаза, но лень нам разойтись,
А сонный пес в углу старательно зевает.
В окно открытое повеяла из сада
Ночная, нужная к нам в комнату прохлада.
Колода новых карт лежит передо мною,
Шипит таинственно горячий самовар,
И вверх седой, прозрачною волною
Ползет и вьется теплый пар.
Баюкает меня рой милых впечатлений,
И сон навеяла тень сонной старины,
И вспомнился мне пушкинский Евгений
В усадьбе Лариных сред той же тишины.
Такой же точно дом, такие же каморки,
Портреты на стенах, шкафы во всех углах,
Диваны, зеркала, фарфор, игрушки, горки
И мухи сонные на белых потолках.
Домниха, 1912-1913
Подготовил Александр Рожинцев
28 ноября 2017 год
Святой град Владикавказ
1. недобдели!