В ночь на 1 сентября (14 сентября по новому стилю) 1914 года в шести километрах к востоку от города Мариамполя (ныне - на территории Республики Литва) произошло чудо. В ноябрьском выпуске № 21 «Вестника военного и морского духовенства» об этом событии было рассказано так: «1-го сентября с.г. в 11 часов ночи обоз 2-го разряда бригады Лейб-Гвардии Кирасир Его и Ея Императорских Величеств, находившихся близ города Мариамполь, внезапно был застигнут немцами: получено было донесение, что неприятель на автомобилях с пулемётами и пушками находится вблизи на шоссе. Не надеясь отразить врага своими силами, многие из воинов обратились с молением о помощи к Державной Заступнице, крепкой в бранех Помощнице. И что же? Матерь Божия услышала молитву их. Воины увидели на небе необыкновенно яркую звезду, из которой постепенно образовалось сияние из маленьких звезд, и чудный образ Богоматери с Предвечным Младенцем, причём Божия Матерь указывала рукою на Запад.
Кирасиры пригласили из квартиры г. поручика Зернец. С живым благоговением воины взирали на чудное явление, продолжавшееся около ½ часа и призывали на помощь Матерь Божию. Когда явление исчезло, на месте явления воссияла та же яркая звезда.
После этого общей радости не было предела: неприятеля уже не оказалось и обоз благополучно совершал дальнейшее следование».[i]
Автором заметки был полковой священник церкви святителя Николая Лейб-Гвардии Кирасирского Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полка Иоанн Стратанович. От редакции было напечатано краткое предисловие следующего содержания: «В начале сентября нынешнего года в некоторых газетах появилось коротенькое сообщение о чудесном явлении на небе Богоматери, очевидцами которого были наши русские кирасиры. Редакция «Вестника военного и морского духовенства не решалась делать до сих пор сообщения об этом чудесном видении, так как не получала сведений от непосредственных очевидцев события. Но на днях она получила сообщение от священника той воинской части, в которой произошло событие.
Мы помещаем его письмо без всяких изменений и дополнений; считаем нужным только отметить то обстоятельство, что в письме прямо названа фамилия одного офицера, указана воинская часть, а также время и место события, а это совершенно устраняет предположение о вымысле».
В Российском Государственном историческом архиве находится дело Святейшего Правительствующего Синода «О расследовании чудесного явления Божией Матери русским войскам под гор. Августовом», начатое 30 сентября (13 октября по н.ст.) 1914 года[ii]. Документы, собранные в этом деле, беспристрастно свидетельствуют о том, как по указу Его Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод приказал протопресвитеру военного и морского духовенства Георгию Шавельскому произвести расследование о чудесном событии, и как это расследование проводилось. Несмотря на продолжающиеся боевые действия, свидетели явления Божией Матери вблизи города Мариамполя были найдены и опрошены. В условиях продолжающейся войны поиск и опрос свидетелей и тщательное изучение полученных сведений заняли больше года времени. Наконец, 31 марта 1916 года Святейший Синод принял решение: «Святейший Синод, воздав хвалу и благодарение Господу Богу, дивно промышляющему по молитвам Пречистой Своей Матери, о всех обращающихся к Нему с усердною и искреннюю молитвою, признаёт необходимым запечатлеть памятное событие явления Божией Матери в памяти последующих поколений русского народа и посему определяет: благословить чествование в храмах Божиих и домах верующих икон, изображающих означенное явление Божией Матери русским воинам вблизи города Мариамполя...»[iii]
Иконы, изображающие это явление, именуются в наши дни отнюдь не «Мариампольскими», как то следовало ожидать, а «Августовскими». В церковных календарях на 2014 год, напечатанных Издательством Московской Патриархии, среди юбилейных и памятных дат указано: «100 лет - явление Божией Матери русским воинам под городом Августов (1.IX.1914)». Город Августов, находящийся ныне на территории Польши, отстоит от Мариамполя на весьма значительном расстоянии, около ста километров. В чём причина такого несоответствия названия иконы с местом изображенного на ней явления? В чём причина привязки иконы к городу Августову, отстоящему от реального места явления Божией Матери на сто километров?
В редакционном предисловии к заметке, помещенной в «Вестнике военного и морского духовенства», говорилось, что в сентябре 1914 года (учитываем старый стиль) в некоторых светских газетах была уже помещена информация о чудесном явлении Божией Матери русским воинам. При этом в них не были указаны точные место и дата этого явления. Так вот, достоверно установлено, что первой информацию о явлении Божией Матери поместила на своих страницах столичная газета «Биржевые ведомости» опубликовавшая в вечернем выпуске 25 сентября / 8 октября 1914 года заметку «Чудо». Приведём её полный текст:
«Исключительное по интересу письмо получено от генерала Ш., командующего отдельной частью на прусском театре военных действий. Написано оно 18 сентября, почти накануне битвы под Августовом. Приводим из него выдержку буквально:
«...После нашего отступления наш офицер, с целым полуэскадроном, видел видение. Они только расположились на бивуаке. Было 11 часов вечера. Тогда прибегает рядовой с обалделым лицом и говорит: «Ваше благородие, идите». Поручик Р. пошел и вдруг видит на небе Божию Матерь с Иисусом Христом на руках, а одной рукой Она указывает на запад. Все нижние чины стоят на коленях и молятся. Он долго смотрел на видение. Потом это видение изменилось в большой крест и исчезло...» После этого разыгралось большое сражение под Августовом, ознаменовавшееся большой победой».[iv]
Расследование Святейшим Синодом чудесного явления Божией Матери русским воинам и было вызвано информацией, помещенной в «Биржевых ведомостях». Мы видим, что единственный населенный пункт, указанный в этой заметке - город Августов. Он указан даже дважды, что создаёт у читателя впечатление, будто явление Божией Матери было под Августовом. С этой короткой заметки в «Биржевых ведомостях» всё и началось. Её перепечатали многие иные газеты и журналы, и благодаря воздействию СМИ российский читатель навсегда связал явление Богородицы, случившееся под Мариамполем, с победой в Августовском сражении. Перепечатки заметки «Чудо» часто сопровождались различными иллюстрациями. Так, в журнале «Нива» (№ 45 за 1914 год) был помещён черно-белый рисунок киевского иконописца и художника Ивана Ижакевича под названием «Знамение Августовской победы». Этот рисунок впоследствии стал прототипом для написания многих икон, получивших название «Августовская». Таким образом, причина несоответствия названия иконы месту явления Божией Матери выясняется довольно быстро. А выяснившаяся причинно-следственная связь между явлением Божией Матери и последующей громкой победой в Августовском сражении побуждает забыть все недоуменные вопросы.
Хотя, почему все? Заметка в «Биржевых ведомостях» упоминала о «битве под Августовом», о «большом сражении под Августовом, ознаменовавшемся большой победой». Но в наши дни желающие узнать что-либо про Августовскую победу будут разочарованы. Например, статьи «Августовское сражение» в Википедии нет вовсе. Информация про Августовское сражение в исторической литературе скудна и противоречива. Странно получается: в сентябре 1914 года читатели «Биржевых ведомостей» с энтузиазмом восприняли весть о большой победе в Августовской битве, а спустя сто лет даже достоверную информацию об этом сражении трудно найти. Знамением чего стало явление Божией Матери? 100-летний юбилей события побуждает заняться изучением всех обстоятельств этой истории.
Давайте-ка, для начала взглянем внимательно на то средство массовой информации, которое первым поведало российскому читателю про явление Богородицы на Северо-Западном фронте и установило причинно-следственную связь между этим явлением и последующей «большой победой» в «большом сражении под Августовом».
Знает ли современный православный читатель о том, что газета «Биржевые ведомости», первой опубликовавшая информацию о явлении Божией Матери якобы непосредственно перед Августовской победой, имела в своё время славу масонского, антиправительственного издания? Александр Селянинов в своей книге «Тайная сила масонства» (С.Петербург, Отечественная типография, Шпалерная, 26, 1911) так написал об одной публикации в «Биржевых ведомостях» № 11806 (вечерний выпуск):
«Португалия к началу 1910 года была покрыта тайными масонскими обществами, и об этом задолго до происшедшего там государственного переворота писала у нас газета «Биржевые Ведомости», не стесняющаяся открыто выказывать свои симпатии масонству и, по-видимому, осведомленная в его делах.
«Члены тайных союзов в Португалии, - писала эта газета, как бы гордясь успехами масонства, - образуют группы по четыре человека. Каждый из этих четырех входит в новую группу. Три группы образуют высшую группу. Во главе стоит верховный совет. Члены союза называют друг друга «примо», что означает двоюродный брат. Это приветствие является вместе с тем и условным знаком, по которому республиканцы узнают друг друга.
«Союз, насчитывающий несколько тысяч членов, так искусно организован, что арест за последнее время около ста лиц не привел полицию к сколько-нибудь важным открытиям».
Далее в своей книге Селянинов уличает «Биржевые ведомости» в рекламе масонского ордена «добрых храмовников»:
«Другая разновидность масонства занялась делом... народной трезвости. Все помнят, какой богохульный характер принял собравшийся осенью 1909 года в Петербурге всероссийский съезд по борьбе с пьянством, но мало кто знает, откуда шло это направление. Оказывается, со слов « Биржевых Ведомостей», что «на съезде в числе других почему-то присутствовали делегаты международного ордена добрых храмовников, во главе со своим «всемирным шефом» Эдуардом Вавринским и «гроссмейстером» Альфредом Смитом.
«Девизом ордена, - говорит еврейская газета, - являются: трезвость, добро и просвещение... Орден не только интернационален, но и, если так можно выразиться, надрелигиозен, ибо в число его входит много членов и нехристиан (евреев?); его некоторые религиозные начала такого гибкого свойства, что свободно объединяют людей разных религий и верований... Каждая губерния или область образуют областную ложу; затем все ложи данного государства образуют государственную ложу, во главе которой стоит гроссмейстер, избираемый на три года. В Германии имеются две ложи: первая объединяет северные государства Германии, вторая - все остальные. Представители всех больших лож собираются ежегодно на всемирный конгресс, где избирается главный руководитель ордена, называемый всемирным шефом. В настоящее время им является г. Вавринский, гроссмейстер шведской большой ложи; в Швецию теперь поэтому перенесено главное управление орденом, бывшее раньше в Соединенных Штатах и Англии. Вступление в члены ордена обставляется исполнением целого ритуала, сходного с церемониями масонских лож. Желающий вступить в орден должен быть рекомендован несколькими старыми членами его. В назначенный день члены ордена собираются. Приводится и кандидат, который находится в другой комнате. Во время его отсутствия члены ложи с особыми лентами через плечо поют стоя молитву ордена. В молитве упоминается Бог лишь как «великий дух» и говорится о высшей нравственности. Затем вводят кандидата. При подобающей обстановке ему прочитываются правила, устав ордена и условия, которые он должен в присутствии всех подписать. Первое время за ним ведется продолжительное наблюдение, исполняет ли он правила ордена, и, в случае их неисполнения, он немедленно исключается. Когда все справки и наблюдения дают благоприятные результаты и кандидат считается «достойно выдержавшим испытание», он принимается окончательно в орден».
В настоящее время отделы ордена имеются положительно во всех частях земного шара... Особенно ведется пропаганда их в войсках... «солдаты, принадлежащие к ордену, - рассказывает г. Вавринский, - являются, по отзывам офицеров, более энергичными, деятельными, смелыми и сильными (sic!). Правительство Англии не только не мешает нам проводить наши идеи в армии, но даже в прошлом году разрешило мне устроить несколько собраний на броненосцах».
«В России до настоящего времени орден «добрые храмовники» насчитывает несколько десятков человек, главным образом в Западном крае... Попытки устроить в России отдел ордена делались несколько раз... В сентябре 1908 года г. Вавринский приезжал специально в Россию, имел беседу с председателем совета министров П. А. Столыпиным, в которой просил разрешить открыть отдел ордена в России. Несмотря на любезный прием и сочувственное отношение к основным идеям ордена, открыть отдел П. А. Столыпин не разрешил до тех пор, пока не изменятся обстоятельства. В свой нынешний приезд г. Вавринский вторично посетил министерство внутренних дел, но там ему ответили, что правительство находит, что пропаганда идей ордена в России еще не представляет возможности».
«На съезде по борьбе с пьянством ордену «добрые храмовники» удалось организовать группу лиц, пожелавших сделаться членами ордена. Так как в группу вошли очень влиятельные лица, надеются, что удастся добиться разрешения для открытия отдела. В противном случае будут сделаны шаги для легализации ордена в виде религиозной секты».
Вот отзыв еврейской газеты «Биржевые Ведомости» (вечерний выпуск) об ордене «добрых храмовников». Предоставляем каждому решить, что в действительности представляет собой эта организация».
Как видим, Селянинову показалось мало обличения масонских симпатий «Биржевых ведомостей». Он ещё прикрепил к этому изданию ярлык «еврейской газеты». Но, несмотря на подобные обличения, «Биржевые ведомости» продолжали рекламировать масонство. Например, известный философ Николай Бердяев в № 15813 «Биржевых ведомостей» от 16 сентября 1916 года опубликовал рекламную статью «По поводу новой книги о масонстве»:
«Вышла книга А. Н. Пыпина «Русское масонство. XVIII и первая четверть XIX вв.» В ней собраны старые статьи, проредактированные современным специалистом по масонству Г. В. Вернадским и снабженные его примечаниями. Хотелось бы сказать несколько слов об этой книге не со специально исторической точки зрения. В настоящее время интерес к этой теме очень возрос и появление осведомительного труда в этой области очень своевременно. В культурном слое замечется повышение интереса к тайным обществам, к мистике и оккультизму. Работ же по истории такого рода духовных течений очень мало. Мистические течения в русском обществе конца XVIII и начала XIX века все еще остаются в тени, недостаточно известны и недостаточно понятны. Между тем как мы присутствуем при возрождении такого рода течений. Достаточно указать на рост теософического движения. К сожалению, понятие «масонства» все еще остается невыясненным и употребляется в слишком широком смысле. В последнее же время в нашей черносотенной литературе термином этим пользуются совершенно безответственно (см. любопытную книгу Селянинова «Тайная сила масонства») и в делах политических. Вся мистическая литература Александровской эпохи получила у нас наименование масонской литературы, хотя в ней есть много книг, не имеющих никакого отношения к истории масонства в собственном смысле слова. И в книге Пыпина, которая дает много ценных сведений и материалов, слово «масонство» употребляется в очень расширенном смысле. Автор много говорит и об истории мистики, оккультных учений и орденов, и о Я. Бёме и Сен-Мартене, и об алхимии и магии, и о розенкрейцерстве и иллюминатстве. Типологических исследований о существенном различии между мистикой и оккультизмом почти не существует еще...»
Дальнейшее цитировать не буду. При особом желании текст этой статьи можно найти в Интернете. Отметим, что Бердяев в этой статье упоминает книгу Селянинова, относя её к «черносотенной литературе», но признавая «любопытной». Опровергать принадлежность «Биржевых ведомостей» к числу масонских газет Бердяев не стал, ограничившись фразой о безответственном употреблении самого термина «масонство» в «нашей черносотенной литературе». Стоит ли удивляться, что и сегодня некоторые историки, например, Олег Платонов, категорически утверждают о принадлежности газеты «Биржевые ведомости» масонам? Впрочем, я-то как раз не являюсь специалистом в этом вопросе и мне не ведомо, состоял ли Проппер (владелец «Биржевых ведомостей») в какой-либо масонской ложе, или он просто был связан с ними общими интересами. Более любопытными мне видятся наблюдения Михаила Константиновича Лемке, военного цензора в Ставке верховного главнокомандующего:
«Фактический редактор "Биржевых ведомостей" Михаил Михайлович Гаккебуш (по новой моде - Горелов) принял меня у себя на дому с подчеркнутой любезностью и мещанской деликатностью. Он похож на человека, который во время помпезного обеда жует из рук колбасу, веря больше в то, к чему привык с нищего детства, чем в семиблюдный обед, который готов глотать только для поддержания тона, ему совершенно чуждого. Вся его небрежная фигура, костюм, повадка не согласуются с грубой роскошью обстановки его квартиры, где все кричит нежилой расставленностью приготовленной сцены и вдруг разбогатевшим parvenu. Он не преминул сказать мне, что получает от Проппера 30 000 рублей в год. Шумский (псевдоним Константина Макаровича Соломонова, военного обозревателя) получает у них по 3000 р. в месяц и еще в "Ниве" 1000 р. за четыре обзора в месяц. Заведующий хроникой в "Биржевке" получает 1000 р. в месяц, средний репортер - 500, порядочный - 800. Да, за десять лет после революции 1905 года газетное дело стало выгодным, обратилось в доходную профессию неучей и окончательно выкинуло за борт мечты об общественной кафедре, с которой еще недавно люди моего времени работали за меньшие вдесятеро гонорары и были горды своей деятельностью.
Проппер получает с газеты 300 000 рублей в год чистых»[v].
Отметим для себя тот факт, что в «Биржевых ведомостях» существовал штатный военный обозреватель. Им был Константин Маркович (у Лемке - Макарович) Соломонов, бывший офицер Российской императорской армии, участник обороны Порт-Артура. В 1910 году окончил академию Генштаба, но уже в 1913 году вышел в отставку с производством в подполковники. Журналистскую деятельность он начал ещё в 1903 году в тех самых «Биржевых ведомостях», а в 1914 году стал в этой газете официальным военным обозревателем. Позднее вошёл в состав группы из 10 корреспондентов, допущенных в действующую армию. Писал под псевдонимом Шумский. Скорее всего, именно через него прошёл материал о явлении Богородицы на Северо-Западном фронте.
О стиле работы Соломонова-Шумского мы можем узнать из воспоминаний Николая Александровича Карпова «В литературном болоте». Карпов с начала войны работал в этих самых «Биржевых ведомостях» в провинциальном отделе. Итак:
«Военные обзоры в утреннем выпуске «Биржевки» писал герой русско-японской войны, порт-артурец, награжденный георгиевским оружием, подполковник Соломонов, писавший под псевдонимом Шумский. В своих обзорах он искусно доказывал, что отступление русской армии перед германцами не более как искусный стратегический маневр, что неудачи наши чуть ли не являются военной хитростью, и что в ближайшем будущем должен наступить коренной перелом и русская армия пойдет на Берлин. Подобные же обзоры Шумский писал и в «Литературных приложениях» к «Ниве», зарабатывая тысячи две в месяц. Сотрудники «Биржевки» читая его обзоры, смеялись:
- Ну, Шумский, и наворотил! Русская армия храбро бежит назад, а немцы в панике бегут за ней. Уничтожили немцы в Восточной Пруссии самсоновскую армию и, оказывается, на свою голову. Взяли Варшаву и не знают, бедные, что с ней делать, куда ее деть!
Как я слышал уже после революции, Шумский якобы оказался германским шпионом»[vi].
С «германским шпионом Шумским» Карпова, возможно, ввели в заблуждение. Соломонов-Шумский очень своевременно эмигрировал в 1917 году, но умер он в 1938 году всё же во Франции, а не в Германии. Так что лишнего на него наговаривать не будем. Вполне хватит и того, что есть. Подчеркнём, что к моменту публикации в «Биржевых ведомостях» сообщения о чуде представители прессы на фронт допущены ещё не были. Андрей Фарберов в своей книге особо подчёркивает, что «именно на следующий день после опубликования краткой газетной заметки «Чудо» - 26 сентября 1914 года (по ст.ст.) - состоялась первая поездка корреспондентов из Ставки под Барановичами в действующую армию».[vii] Таким образом, Соломонов-Шумский мог только обработать и подготовить к публикации материал, полученный из действующей армии. Автором письма в газетной заметке был назван некий таинственный «генерал Ш.». И, если названный в письме свидетель чуда «поручик Р.» был легко найден в ходе расследования (им оказался поручик Кирасирского Ея Величества полка Александр Николаевич Зернец), то генерал Ш. до сих пор по имени не назван. В своей книге Андрей Фарберов написал: «Честь и хвала подобает и тому неизвестному русскому воину, кто первым сообщил о чуде, и так и остался в памяти потомков под именем генерала Ш.».[viii] А ведь страна должна знать своих героев. Автора письма из действующей армии в «Биржевые ведомости» следует представить читателю. Это мог быть только генерал-квартирмейстер Северо-Западного фронта Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич!
Я понимаю, что от такого утверждения кое-кому станет тошно. Но прятать голову в песок подобно страусу не есть полезно. Кстати, кто такой генерал-квартирмейстер? В своей книге «Вся власть Советам!» Бонч-Бруевич скромно писал о своих возможностях:
«Должности генерал-квартирмейстера, которые я последовательно занимал, сначала в 3-й армии, а затем в штабе Северо-Западного фронта, открывали передо мной завесу, этично прикрытую для всех. По существовавшему в войсках положению, в ведении генерал-квартирмейстера находились разведка и контрразведка. Тайная война, которая велась параллельно явной, была мало кому известна. <...> О тайной войне знали немногие. В органах, которые занимались ею, все было строжайшим образом засекречено. Я по должности имел постоянный доступ к этим тайнам и волей-неволей видел то, о чем другие и не подозревали».[ix]
Бонч-Бруевич по своей должности следил и за соблюдением положения о военной цензуре, не допуская никаких корреспонденций и писем из частей Северо-Западного фронта в газеты о военных действиях. И при этом он единственный сам мог скрытно и безнаказанно направить любую необходимую информацию в российские газеты. Все необходимые связи для этого он имел. Например, в 1907 году он преподавал тактику в академии Генерального штаба. В своих воспоминаниях «Вся власть Советам!» Бонч-Бруевич именует себя профессором академии Генштаба. Наконец, с 9 января 1910 года он занял должность штаб-офицера, заведующего обучающимися в академии Генштаба офицерами. Таким образом, Соломонова-Шумского, военного обозревателя «Биржевых ведомостей», закончившего академию в 1910 году, он выпускал из академии, а потому знал лично.
Сегодня секретом не является тот факт, что командующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский ещё до начала Первой мировой войны был принят в т.н. «Военную ложу». Его двоюродный брат Дмитрий Павлович Рузский, преподаватель Санкт-Петербургского политехнического института, также числился в масонах, был венераблем одной из масонских лож, членом местного петербургского совета Великого Востока народов России и даже его секретарём.
Относительно «Военной ложи» можно процитировать отрывок из книги Керсновского «История русской армии»: «Еще задолго до войны члену Думы Гучкову удалось создать военно-политический центр - так называемую «Военную ложу», - проводивший идеи всероссийской оппозиции в среде молодых карьеристов Главного управления Генерального штаба. Происшедшая в 1908 году в Турции революция младотурок навела Гучкова на мысль произвести подобного рода переворот и в России. Для ознакомления с техникой переворота Гучков ездил тогда же в Константинополь. По возвращении его в Россию и родилась «Военная ложа», организованная по образцу масонских лож. Не будучи масонской по существу, «Военная ложа» была связана тем не менее - через того же Гучкова - с думской ложей определенно масонского повиновения. Соучредителями Гучкова по «Военной ложе» были генералы Поливанов, Лукомский, Гурко. Тесная дружба между Василием Иосифовичем Гурко и Гучковым началась со времени Трансваальской войны, на которой оба они участвовали на стороне буров.
Заседания ложи происходили на квартире Гурко - Гучков пользовался генералом Гурко, как ширмой. Удаление генерала Гурко в Москву на должность начальника 1-й кавалерийской дивизии было следствием доклада генерала Сухомлинова Государю о деятельности ложи. Как мы видели, члены вербовались преимущественно среди молодых карьеристов Главного управления Генерального штаба (одним из них был, например, Бонч-Бруевич). Сухомлинов, а через него и Государь, узнали о существовании этого военно-политического центра. Император Николай Александрович не пожелал крутых мер. Ложу оставили существовать, ограничившись переводом ее членов из столицы на первые же открывшиеся вакансии. Таким образом, к началу войны ложу удалось в значительной степени обезвредить».[x]
Из вышесказанного можно предположить причину особой ненависти членов «Военной ложи» к Сухомлинову, но об этом - позже. Пока же отметим, что начавшаяся в том же 1914 году война дала входившим в «Военную ложу» офицерам новый шанс.
Следует также вспомнить, что российские масоны в 1914 году приняли решение активнейшим образом участвовать в патриотической пропаганде. Дело в том, что российское масонство в начале 20-го века воссоздавалось как филиал Великого Востока Франции. Поэтому мобилизация России на защиту Франции была для масонов самым естественным поступком. Кроме того, разжигание всеобщей войны в Европе вполне отвечало их глобальным планам сокрушения всех европейских империй. При этом для достижения своих далеко идущих целей они в ходе войны стали продвигать своих людей на ключевые посты в армии. Стоит ли удивляться феноменальной военной карьере генерала Рузского? Не будем удивляться и тому, что, на каком бы посту он не оказывался, рядом с ним всегда был Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, родной брат которого, Владимир, был ближайшим сподвижником Ленина.
Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич - профессиональный революционер, большевик, сотрудник «Искры» и иных большевистских газет, участник революции 1905-1907 гг., при этом - исследователь религиозного сектантства. Его перу принадлежит множество работ по различным сектам и по истории Православной Церкви. Им составлена картотека (более 250 тысяч названий) по истории российских общественно-религиозных движений. Таким образом, Владимира Бонч-Бруевича можно считать виднейшим специалистом своего времени по формированию религиозной психологии больших и малых групп людей. Этот факт надо хорошо запомнить. Отметим попутно, что в «Биржевых ведомостях» о научных интересах Владимира Бонч-Бруевича было известно, и его знаниями газета пользовалась. Так, Карпов вспоминал:
«Вы знакомы с Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем?» - спросил меня как-то при встрече Эттингер [Карл Яковлевич Эттингер - заведующий отделом хроники «Биржевых ведомостей» - п.Г.].
С Бонч-Бруевичем я знаком не был, но познакомился с его женой Верой Михайловной Величкиной и побывал в его квартире вот по какому случаю <...> Ее мужа Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича я не встречал. Слыхал лишь, что он старый революционер, известный знаток сектантства, составивший антологию русской поэзии. Поэтому я ответил Эттингеру:
- Нет, я с ним не знаком, но мы - соседи.
- Ну, все равно, - сказал Эттингер. - Видите ли, в чем дело. Сегодня в «Новом времени» появилась заметка об изуверах-сектантах, которые сожгли на костре живого члена своей секты. Нам необходима статья или заметка, поясняющая, что это за сектанты. Я послал бы к Бонч-Бруевичу репортера, но боюсь - он его не примет. Поезжайте вы. Что бы он ни написал, мы напечатаем и заплатим какой угодно гонорар. Передайте ему, что мы согласны на все его условия заранее. В крайнем случае, если он откажется, - составьте заметку с его слов.
Вечером я отправился на Херсонскую улицу. Владимир Дмитриевич встретил меня очень любезно, но дать статью категорически отказался:
- В «Биржевые ведомости»? В эту грязную газетку? Ни за что! Единственно, что я могу сделать, - это рассказать вам об этих сектантах, а вы пишите сами. Но прошу вас моей фамилии не упоминать. [Конспирация? - п.Г.]
Я записал все, что он мне рассказал. Он вручил мне для ориентировки оттиск со своей статьи о сектантах, напечатанной в журнале «Современный мир».[xi]
Остальное в жизни этого соратника Ильича также немаловажно. Активнейший участник Февральской и Октябрьской революций, в октябре 1917 года - комендант района Смольный-Таврический дворец; организовал охрану Смольного. Помощник начальника штаба ВРК, организовал подвоз пушек и снарядов под Пулково для отражения наступления войск Краснова-Керенского. С ноября 1917 года по октябрь 1920 года - управляющий делами Совета народных комиссаров. На этой должности Бонч-Бруевич подписывал все постановления СНК, включая знаменитое «О красном терроре». (Генерал Рузский и был в 1918 году расстрелян согласно этого декрета). Организовал переезд советского правительства в Москву. С 1930 года возглавлял созданный им Литературный институт, а с 1946 года - директор Музея истории религии и атеизма АН СССР в Ленинграде. Первая жена, Вера Михайловна Величкина, была одним из врачей, лечащих Ленина. После её смерти в 1918 году Владимир Дмитриевич женился на Анне Семеновне Тинкер, бывшей в первом браке за Соломоном Исаевичем Черномордиком, основателем и первым директором Музея революции.
Так вот, старший брат этого пламенного революционера и исследователя религии, полковник Генерального штаба Михаил Бонч-Бруевич, оставил в марте 1914 года преподавание в академии Генштаба и был назначен командовать 176-м пехотным Переволоченским полком, расположенным где-то под Черниговом. Можно понять этот перевод только в связи с докладом Сухомлинова государю о наличии «Военной ложи», и последующем её «обезвреживании». Отметим заодно, что в своей книге «Вся власть Советам!» Бонч-Бруевич вскользь вспоминает, что, будучи полковником царской армии, он с братом-революционером общался:
«...Оставались только большевики... Я не был от них так далек, как это могло казаться. Мой младший брат, Владимир Дмитриевич, примкнул к Ленину и ушел в революционное большевистское подполье еще в конце прошлого века. С братом, несмотря на разницу в мировоззрении и политических убеждениях, мы всегда дружили, и, конечно, он многое сделал, чтобы направить меня на новый и трудный путь».[xii]
С началом Первой Мировой войны Михаил Бонч-Бруевич вроде бы выступил с полком на фронт, но... По его словам, приглянулся он чем-то генералу Рузскому, назначенному командовать 3-й армией Юго-Западного фронта. Да и жена Бонч-Бруевича, Елена Петровна, успела, якобы, подружиться с женой Рузского. Сам Михаил Дмитриевич написал: «Дружба Елены Петровны с женой Рузского как бы дополняла дружеские мои с ним отношения, возникшие в результате совместной службы в штабе Киевского военного округа. Я давно привык чувствовать себя у Рузских, как дома...» Ладно, пускай будет дружба семьями. Конечно же, это не масонские связи! Примем это объяснение и не будем удивляться тому, что Рузский ещё до начала активных военных действий освободил Бонч-Бруевича от командования полком (т.е. от непосредственного участия в боях и риска быть раненым, а то и убитым) и назначил генерал-квартирмейстером своей 3-й армии. И стали они жить и работать душа в душу! Лемке отмечает в своей книге:
«Рузский, командуя армией в Галиции на Юго-Западном фронте, проделал штуку, которая очень характерна вообще для наших больших военных: во-первых, забыл об интересах русской армии и очень помнил об интересах генерала Рузского;
во-вторых, не исполнил отданного ему приказания, сознательно его нарушив.
Главнокомандующий фронтом Иванов, вернее, Алексеев, бывший его начальником штаба, долго подготавливал план охвата австрийцев и, наконец, достиг того, что главную их армию можно было захватить в ножницы. Наш фронт состоял из двух частей под углом; Иванов требовал, чтобы Рузский шел в направлении во фланг и тыл главной австрийской армии, наседавшей на Люблин - Холм в количестве 600 000 чел., на ходу оттесняя австрийский заслон, стоявший восточнее Львова в количестве 200 000 чел. Рузский отказался, считая это громадной ошибкой, и продолжал идти прямо на Львов... Иванов вторично приказал ему исполнить свое приказание. Тогда Рузский донес, что исполнит его... "в меру возможности", а сам все-таки пошел на Львов. Начальник его штаба генерал Владимир Драгомиров находил этот шаг громадной ошибкой и отказался писать приказ войскам о наступлении на Львов. "Хорошо! - сказал Рузский. - Я сам напишу!" - и написал и издал свой приказ.
В официальных «сообщениях» штаба Верховного вся львовская операция, случайная и по существу крайне вредная, изложена была так, что Рузский сразу сделался героем войны. Была и просто ложь: «Наши войска ворвались на львовский вокзал на плечах отступавших австрийцев», а тех там давно уже не было...
...Но и до сих пор русский народ не знает, что австрийская армия в 600 000 человек преблагополучно выскользнула из приготовлявшихся ей ножниц, не сжатых своевременно Рузским, который и виноват в ее спасении.
Между тем стоило ему начать заходить левым флангом, слегка осаживая правый, и план Алексеева при поддержке Брусилова был бы выполнен. Но это был бы триумф Иванова и Алексеева...
Он сознательно раздувал дело в Галиции и сумел его раздуть... Рузский умеет быть популярным, и только в этом действительно его большое искусство, особенно, если послушать разговоры о его простоте и скромности. Он всегда умел поддержать выгодные для себя отношения с печатью, особенно с Немировичем-Данченко наших нетурецких дней - с Брешко-Брешковским...»[xiii]
Мир тесен... Николай Николаевич Брешко-Брешковский подрабатывал в 1914 году всё в тех же «Биржевых ведомостях». Карпов («В литературном болоте») вспоминает и его:
«В редакции «Биржевки» часто бывал сын известной «бабушки русской контрреволюции» Николай Николаевич Брешко-Брешковский. Во время войны он щеголял в форме «земгусара», лихо звенел шпорами и рассказывал невероятные истории о своих геройских подвигах на фронте. Репортеры острили:
- У нас в России два хороших военных корреспондента, да и те - Немирович-Вральченко и Брехун-Брехуновский!»[xiv]
Про историю со взятием Львова командующий русской 8-й армией генерал Брусилов вспоминал:
«Рядом с 8-й армией действовала 3-я армия, во главе которой стоял генерал Рузский, человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались. В качестве яркого примера могу привести тот факт, что он не опроверг резкой неточности, появившейся в русской печати в первых же телеграммах, о наших армиях и о взятии Львова.
Взятие Львова описывалось в печати в совершенно неправдоподобных тонах: сообщалось, что «доблестные войска генерала Рузского продвигались по улицам города по колено в крови». А на самом деле ни во Львове, ни вблизи него уж дня три никаких сражений не было. Армия Рузского была еще далеко от города, когда 8-я армия, продвинувшись южнее далеко вперед, заставила австрийцев очистить Львов.
Когда я ехал в автомобиле на совещание с генералом Рузским в 3-ю армию, сопровождавшие меня полковники граф Гейден и Яхонтов вследствие порчи шин отстали от меня. Пока чинилась их машина, они обратили внимание на множество русин, идущих со стороны Львова.
- Вы откуда? - поинтересовались они.
- Из Львова.
- А что, там много войска?
- Нема никого, вси утекли.
Оба мои полковника, заинтересовавшись, решили проверить это показание. Все равно догнать меня они уже не могли. Их автомобиль беспрепятственно докатил до предместий самого Львова, где они столкнулись с отдельными мелкими частями 3-й армии, собиравшимися туда входить и ожидавшими только городских властей. Въехав вместе с ними в город, они позавтракали с большим аппетитом в гостинице Жоржа и купили конфет в кондитерской. Вот насколько правильно осведомлялась русская публика о подробностях событий, происходивших на театре войны!»[xv]
Реклама, устроенная Рузскому прессой, сделала своё дело. Он был награждён за Львовскую операцию сразу двумя орденами Святого Георгия: четвертой и третьей степеней!!! А затем получил третью награду: пошёл на повышение и был назначен командовать Северо-Западным фронтом вместо Жилинского. Приняв новую должность, Рузский сразу же вызвал Бонч-Бруевича в своё распоряжение с перспективой занять должность генерал-квартирмейстера штаба фронта. А дальше пошло... В книге «Вся власть Советам!» Бонч-Бруевич вспоминает:
«...тотчас же после моего прибытия в штаб фронта Рузский поручил мне выяснить численный состав и боеспособность 1-й армии. Из представленного мною письменного доклада было видно, что армия Ренненкмпфа совершенно растрепана; почти во всех пехотных полках не хватало одного, а то и двух батальонов, в батареях - орудий; многие части остались без обозов, потеряв их в Восточной Пруссии; во время панического отступления были брошены зарядные ящики...
Вопреки заявлению Ренненкампфа, свой доклад я заканчивал выводом о том, что «1-я армия неспособна к наступлению». Внимательно выслушав меня. Рузский отдал приказ об отводе главных сил армии на правый берег Немана. Одновременно, основываясь на моем докладе, главнокомандующий потребовал срочного укомплектования ее людьми, лошадьми и всеми видами материальной части и снабжения.
К чести военного министерства и интендантства все затребованное Рузским было доставлено полностью и в срок»[xvi].
Итак, первым заданием Бонч-Бруевичу было объехать части армии Ренненкампфа и определить состояние их боеготовности. При выполнении этого задания он и мог узнать о чуде явления Божией Матери кирасирам в ночь на 14 сентября (по н.ст.) под Мариамполем. Но услышанное им было отложено на некоторое время, про запас.
Доклад Бонч-Бруевича реальной обстановке отвечал не в полной мере. Понеся довольно серьёзные потери при отходе из Восточной Пруссии 1-я русская армия генерала Ренненкампфа тем не менее свою боеспособность сохранила. А чудесное явление в ночь на 14 сентября Божией Матери под Мариамполем совпало по времени с коренным изменением соотношения сил на Северо-Западном фронте. Именно 14 сентября германское командование приняло решение прекратить бесперспективное преследование армии Ренненкампфа, приводящее к речным оборонительным линиям русских, усиленным крепостями. Две трети сил из Восточной Пруссии было решено немедленно перебросить в Силезию, создать там ударную группу для наступления на среднюю Вислу с целью форсирования реки и удара во фланг и тыл русским армиям Юго-Западного фронта, преследующим австрийцев. При успехе этого маневра Гинденбург мог окружить южные русские армии. Приказ верховного немецкого командования об отправлении четырёх корпусов и одной кавалерийской дивизии на новый театр войны был получен в германской 8-й армии 15 сентября. Во исполнение этого приказа уже 16 сентября Гвардейский резервный корпус начал посадку в эшелоны в Тапиау, Велау и Лабиау; 17-й армейский корпус марширует на посадку в Гольдап; 20-й армейский корпус и 8-я кавалерийская дивизия маршируют на посадку в Коршен; 11-й армейский корпус - в Инстербург.
Против двух русских армий (1-й армии Ренненкампфа и 10-й армии Флуга) остались только два германских корпуса. 1-й армейский корпус стал в районе Мариамполь-Волковышки, а 1-й резервный корпус - между Шаками и Неманом. Остались ещё отдельные части: резерв крепости Кенигсберг расположился за 1-м резервным корпусом на территории Восточной Пруссии. 1-я кавалерийская дивизия продолжала очищать от русских местность к западу от реки Шешупы, а затем стала около Кальварии. 3-я резервная дивизия находилась в районе города Сувалки. Ландверная дивизия Гольца стала в окрестностях Лыка. Но основные соединения 8-й германской армии спешно перебрасывались на другой театр военных действий.
Прекращение давления германских войск на русские армии было замечено уже 14 сентября. Ренненкампф даже решил остановить отступающую армию и дать своим корпусам 14 сентября дневку, но тогдашний командующий Северо-Западным фронтом генерал Жилинский отменил отдых и потребовал как можно скорее отступать за Неман. Жилинский также отменил начавшееся наступление 10-й русской армии во фланг противнику. Обычно не учитывается тот факт, что, если 1-я армия Ренненкампфа отходила из Восточной Пруссии в восточном направлении, то 10-я русская армия в то же время начала движение на Восточную Пруссию с юга, создавая реальную угрозу германским войскам. Так, 3-й Сибирский корпус этой армии к вечеру 12 сентября (н.ст.) подступил к городу Лык. Ночь потратили на разведку. Пленные немцы показали, что в городе находятся 84-й и 31-й ландверные (ополченческие) полки, 24 орудия и 70 кавалеристов. Два ландверных полка против двух дивизий сибирских стрелков - такое соотношение сил обещало верный успех в бою. На рассвете корпус начал наступление, которое успешно развивалось. Но, одержать победу было не суждено. Около 6 часов утра 13 сентября была получена телеграмма из штаба армии с приказом отвести корпус к Граеву и Щучину для обороны линии реки Бобр. К радостному удивлению немцев, корпус прекратил наступление и отступил на российскую территорию. Бессмысленные потери в прерванном наступлении составили 3 офицера и 114 нижних чинов убитыми, 13 офицеров и 456 нижних чинов ранеными, 70 нижних чинов пропало без вести.[xvii]
22-й армейский корпус 10-й армии на рассвете 13 августа развернулся для атаки на город Сувалки. Он также имел превосходство в силах над противником. «Против немецких 9 батальонов, 36 орудий и 21 пулемета у нас будет у Сувалок 24 батальона, 84 орудия, 96 пулеметов при 14 сотнях и командах. Это превосходство в силах даст нам возможность быстро разгромить зарвавшуюся дивизию немцев, а затем, вероятно к вечеру следующего дня, повернуть на Гольдап и притянуть к себе ещё не менее корпуса немцев. Это ли не помощь Ренненкампфу?»[xviii] Наступление было остановлено распоряжением всё того же Жилинского, посчитавшего эту атаку рискованной, и приказавшему отвести корпус к Августову.
«Впоследствии у нас в штабе говорили, что эта отмена ген. Жилинским нашего наступления послужила последней каплей терпения верховного главнокомандующего, и что великий князь отрешил ген. Жилинского от должности именно за эту отмену. Но это было запоздалым и весьма слабым утешением личного самолюбия. Дело же по существу было безнадежно погублено. Помимо отказа от возможности наказать зарвавшегося врага и дать столь нужную тогда нам хотя бы частичную победу над германцами, помимо отказа от желания облегчить положение 1-й армии, войскам нашим наносился нашим же командованием тяжелый моральный удар: ничто так не разлагает духа воинов и воли вождей, как нерешительность на верху, безцельные марши и отход без очевидной необходимости. К вечеру [13 сентября], совершенно измотанные физически и подавленные нравственно, мы отошли к Августову. Противника, кроме одного пленного германского драгуна, мы не видели, отходить нам никто не помешал, но морально... мы понесли поражение».[xix]
Следует отметить, что в недавнее время возникла легенда о явлении Божией Матери неким донским казакам, оказавшимся в немецком окружении под Августовом, либо в Августовских лесах. В своей книге Андрей Фарберов описал это явление со слов некой Валентины Михайловны Журавлевой, живущей на хуторе Клецко-Почтовском, слышавшей, якобы, рассказ о нем в свою очередь от бабушки Анны Иосифовны Артемовой 1877 года рождения: «Наши казаки попали в окружение. Были в тёмном лесу, ничего не видно. Они стали сильно молиться. И вдруг перед ними осветилось облако, и вышла Божия Матерь. Она рукой показала им путь, как выйти из леса, и скрылась опять в темноте. Казаки после видения такого забыли, в какую сторону Божия Матерь показала им выход. Тогда они оседлали коней, отпустили поводья, и сами кони повернули и пошли потихоньку. И вышли из леса, из окружения. И пришли домой живыми казаки»[xx]. Несмотря на полное отсутствие каких-либо документальных свидетельств, Андрей Фарберов в своей книге сделал попытку примирить эту легенду с фактом явления Божией Матери под Мариамполем:
«Представляется вполне естественным, что образ Богородицы, явленный высоко в ночном небе, могли ОДНОВРЕМЕННО видеть воины разных частей, удаленные друг от друга на десятки километров - и донские казаки, и кирасиры. А могла Богородица явиться и тем и другим частям в разное время. Сие нам не ведомо».[xxi]
Зато нам ведомо, что в Августове в ночь с 13 на 14 сентября находился аж целый 22-й корпус 10-й русской армии, и ни о каком окружении и речи быть не могло. Малочисленные германские войска (это были части 3-й резервной дивизии), находящиеся в десятках километров к северу от Августова в районе города Сувалки, какой либо серьёзной угрозы русским не представляли. Соотношение сил указано выше. На протяжении всего пути от Сувалок до Августова русский 22-й армейский корпус встретил только одного немецкого драгуна, да и то - пленного! Сами Августовские леса находятся к югу и востоку от города Августова, то есть с противоположной от немцев стороны и, соответственно, в тылу русского 22-го корпуса. Ничего подобного описываемому в «казачьей легенде» окружению происходить в ту ночь ни в окрестностях Августова, ни в Августовских лесах просто не могло. Можно отметить для себя, что именно в те минуты, когда Божия Матерь явилась кирасирам под Мариамполем, штаб 22-го корпуса находился в весьма комфортных казармах города Августов. По дороге от Сувалок командир корпуса генерал фон-дер-Бринкен из-за нервного срыва обвинил в пьянстве и безделье, а затем отрешил от должности своего начальника штаба генерала Огородникова. Благодаря этому мы можем узнать, что происходило в Августове именно в те минуты, когда Божия Матерь явилась кирасирам под Мариамполем. Сергеевский описывает, что происходило в Августове перед полуночью:
«В штабе корпуса было волнение: оба наши генерала сидели в разных комнатах, а прокурор фон Раупах ходил из одной в другую, стараясь их примирить. К полуночи примирение состоялось. Бринкен взял назад свои слова об отрешении генерала Огородникова от должности».[xxii]
Проза военной жизни...
14 сентября 22-му корпусу приказали отойти ещё дальше, к Липску, оставив в Августове арьергард. Корпус отошёл, оставив в Августове 4-ю Финляндскую стрелковую бригаду. Только 16 сентября части германской 3-й резервной дивизии из Сувалок двинулись к Августову. Командующий русской 10-й армией генерал Флуг описал этот эпизод так:
«Из появившихся немецких сочинений о войне 1914-1918 гг. видно, что занявшая 31 августа [13 сентября по н.ст.] Сувалки германская колонна состояла из 3-й резервной пех. дивизии ген. фон Моргена с временно приданной ей бригадой 1 кав. дивизии; колонна эта прикрывала правый фланг 8 армии... Морген, получив по занятии Сувалок сведения о нахождении значительных русских сил в Августове (наступление XXII корпуса на Маркграбову, по-видимому осталось для него незамеченным), а также о вновь завязавшемся у Лыка бое (дивизии Гольца), решает частью сил поддержать Гольца, а другою атаковать Августов. Отход от Лыка III Сибирского корпуса позволяет ему обратить большую часть своих сил против Августова, который он и атакует 3 сентября [16 сентября по н.ст.] с северо-западной стороны.
Занимавшая этот город 4 Финляндская стрелковая бригада, предполагая, как явствовало из полученных потом донесений, что имеет дело с «превосходным в силах» противником, по оказании незначительного сопротивления, отошла по дороге на Липск. Как видно, в действительности у немцев под Августовым подавляющего превосходства вовсе не было и 4 Финляндская стрелковая бригада, успевшая укрепить подступы к городу, вероятно могла бы удержать этот важнейший пункт до подхода подкреплений...»[xxiii]
Однако командир 4-й Финляндской стрелковой бригады отвёл её и остановил на полпути между Августовом и Липском. Здесь лес был уже с обеих сторон дороги. Да, те самые Августовские леса. Немцы около 17 часов 17 сентября вошли в оставленный город, но ограничились занятием Августова и укреплением ближайших к нему подступов. В глубину леса продвигаться они вовсе не собирались. Да и само пребывание их в Августове было рискованным. Как раз 17 сентября в район Штабин-Гродиск, напротив Августова, переместился 3-й Сибирский корпус. Командующий русской 10-й армией возложил на него задачу отбить город Августов без содействия соседних войск. Об этом свидетельствует записка N437 от 4(17) сентября и приказ по армии N2. Корпусу было приказано посвятить день 18 сентября тщательной рекогносцировке и подготовке операции. Но уже 18 сентября наступление 3-го Сибирского корпуса на Августов было отменено, на этот раз ещё до его начала.[xxiv] Очевидно, идея наступления не была одобрена Рузским. Рузский вступил в командование Северо-Западным фронтом 17 сентября. Он сразу начал тормозить наступательные порывы своих новых подчиненных, в первую очередь - командующего 10-й русской армией генерала Флуга.
Отметим, что северные и восточные выходы из Августовских лесов продолжали оставаться под контролем русской 1-й кавалерийской дивизии генерала Гурко (того самого, из «военной ложи»), то есть сам лесной массив был полностью неподконтролен немцам. Западные выходы из лесов (вдоль шоссе Сувалки-Августов) немцы могли частично контролировать с 17 сентября.
Отвод армии Ренненкампфа был продолжен, и к 20 сентября 1-я русская армия оказалась за Средним Неманом. Между тем 2/3 германских сил уехали по железным дорогам в Силезию, где немцы сосредотачивали войска для наступления на Среднюю Вислу. Против 1-й и 10-й русских армий (450 тысяч бойцов) осталось только 100 тысяч германцев! Русская разведка Северо-Западного фронта этого факта не обнаружила. Вспомним ещё раз, что разведка фронта находилась в ведении генерал-квартермейстера, т.е. Бонч-Бруевича.
На основании имеющихся документов мы можем сравнить соотношение сил. В состав Северо-Западного фронта в те дни входили три русские армии: 1-я, 10-я и 2-я. В состав 1-й армии генерала Ренненкампфа входили следующие армейские корпуса: 3-й, 26-й, 4-й, 2-й и 20-й. Итого: пять армейских корпусов. Кроме того в состав 1-й армии входили отдельные кавалерийские и пехотные части: 5-я стрелковая бригада, 56-я пехотная дивизия, 1-я отдельная кавалерийская бригада, 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, 2-я и 3-я кавалерийские дивизии... Напротив Тильзита, на правом берегу Немана, стояла 68-я пехотная дивизия. В состав 10-й армии генерала Флуга входили следующие корпуса: 1-й Туркестанский, 3-й Сибирский, 22-й армейский и 2-й Кавказский. Итого: четыре армейских корпуса. Кроме того, в состав 10-й армии входили отдельные части: 1-я кавалерийская дивизия, 4-я отдельная кавалерийская бригада. В состав 2-й армии входили следующие корпуса: 1-й, 23-й и 6-й. Итого три армейских корпуса. Кроме того, в состав 2-й армии входили отдельные пехотные и кавалерийские части: 1-я стрелковая бригада, 4-я, 6-я и 15-я кавалерийские дивизии. Несколько отдельных пехотных частей находилось в крепостях Ковно, Гродно и Осовец в качестве их гарнизонов. В эти дни на фронт прибывал 2-й Сибирский корпус. Рузский решил включить его в состав 2-й армии. С его прибытием силы фронта увеличивались до 500 тысяч человек, не считая продолжающих прибывать пополнений. Рузский же высказал своё мнение, что этих сил было мало. Хотя немцы совершенно не проявляли активности, их силы Рузский определял значительными. В самых смелых своих планах Главнокомандующий Северо-Западным фронтом не шёл дальше попытки оттеснения немцев за линию Мазурских озер. Исполнение этой задачи возлагалось на 1-ю и 10-ю армии. Для прикрытия этого наступления с левого фланга предназначается 2-я армия, которая должна была оставаться на фронте Визна-Цеханов. При этом Рузский считал, что его фронт будет готов к наступлению только 3 октября.
Против русского Северо-Западного фронта стояла 8-я германская армия, которой после отъезда в Силезию Гинденбурга командовал генерал Шуберт. В её состав входили, как указано выше, только два корпуса: 1-й армейский и 1-й резервный. Кроме того, в состав германской армии входила 1-я кавалерийская дивизия, 3-я резервная дивизия Моргена и отдельные ландверные и ландштурменные части (ополчение): резерв Кенигсберга, ландверная дивизия Гольца... Против фронта 2-й русской армии находился вообще какой-то сброд: импровизированные части, сколоченные из гарнизонов привислинских крепостей. Таким образом, для охраны всех границ Восточной Пруссии немцы имели всего около 100 тысяч бойцов. Но, повторим, имевшие превосходство в силах русские армии, отошедшие на линии рек Неман, Бобр и Нарев, бездействовали.
По какой причине? В своей книге «За власть Советов» Михаил Бонч-Бруевич проговаривается: «Рузский был странный человек, давно вызывавший во мне противоречивые чувства. Мы прослужили вместе в Киевском военном округе не один год, и это казалось достаточным для того, чтобы хорошо его узнать. И все-таки было в нем что-то такое, что не раз ставило меня в тупик.
Николай Владимирович никогда не был оголтелым монархистом, не страдал столь распространенным среди генералитета "квасным патриотизмом" и к императорскому дому относился настолько отрицательно, что мне и другим близким к нему людям неоднократно говаривал:
- Ходынкой началось, Ходынкой и кончится!
Но близость ко двору обязывала, и тогда вдруг этот высокопорядочный и вдумчивый человек как бы подменялся типичным придворным льстецом-политиканом. Мгновенно забывались принципы, которым обычно Рузский был верен; улетучивались привычная широта взглядов и критическое отношение к династии; изменял врожденный такт и исчезало обаяние, казалось бы, неотделимое от него»[xxv].
Учитывая членство в «Военной ложе» можно предположить, что победа в войне Рузскому и его тайным соратникам была не нужна, так как она автоматически укрепляла правящую династию. После достижения первоначальной цели - спасения от разгрома Франции - масонам была выгодна затяжная война с большими потерями в живой силе, с разочарованием населения России в правящей династии и в правительстве, с созданием в стране революционной ситуации. Именно в этом таится разгадка странной военной стратегии Рузского, вызывавшей раздражение у большинства историков Первой мировой войны. Заметим, что Бонч-Бруевич опубликовал свою книгу в советское время, когда нельзя было противоречить официальной версии развития революционных событий в России, приведших к захвату власти большевиками. Роль заговора военных и масонов советские историки традиционно занижали. И всё же, Бонч-Бруевич иногда проговаривается, хотя и выгораживает себя:
«Мысль о том, что, пожертвовав царем, можно спасти династию, вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте.
По многим намекам и высказываниям я мог догадываться, что к заговорщикам против последнего царя или по крайней мере к людям, сочувствующим заговору, принадлежат даже такие видные генералы, как Алексеев, Брусилов и Рузский. В связи с этими заговорами называли и генерала Крымова, командовавшего конным корпусом. Поговаривали, что к заговорщикам примыкают члены Государственной думы. О заговоре, наконец, были осведомлены Палеолог и Джордж Бьюкенен, послы Франции и Великобритании. Довольно туманно сообщалось о каких-то двух кружках, замышлявших насильственное отречение царя. Шли разговоры и о том, чтобы захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом специальный поезд, в котором государь ездил в Могилев. Кое-кто из "всезнаек", которых всегда было порядочно в высших штабах и в Ставке, утверждал, что среди заговорщиков идет спор, уничтожить ли только ненавистную всем императрицу или заодно и самого самодержца.
Рузский, несмотря на кажущуюся мою с ним дружбу, свое участие в заговоре от меня скрывал, хотя и не уставал повторять свою неизменную фразу о двух Ходынках»[xxvi].
Между тем Ставка получила сообщения агентурной разведки о том, что в Ченстохову ежедневно прибывают откуда-то 37 эшелонов с войсками.[xxvii] Таким образом, Ставкой было обнаружено сосредоточение в Силезии германских войск. Не было достоверно известно только, откуда прибывают эти войска, хотя и возникло предположение об их переброске из Восточной Пруссии. Больше их перебрасывать было и неоткуда.
Бездействие Северо-Западного фронта в целом устраивало командование германской 8-й армии. После 17 сентября немцы никаких активных действий против русских не предпринимали. Правда, можно предположить, что их тревожило наличие массива Августовских лесов, в котором могли скрытно накопиться русские войска, а затем внезапно начать наступление. По этой причине немцы постепенно, но методично овладели северными выходами из Августовской пущи. Последний из этих выходов, у Копциова, был потерян русскими 24 сентября. Вглубь пущи немцы продвигаться не собирались. Они вполне достигли своей цели: правое крыло русской 10-й армии оказалось запертым в лесисто-болотистом районе, простирающемся перед участком её фронта Друскеники-Штабин. Таким образом, ни 14 сентября, ни после 14 сентября оказаться окруженными в Августовских лесах каким-либо казакам было невозможно. Некому было их окружать. Легенда о явлении Божией Матери казакам под Августовом, описанная в книге Фарберова, снова не находит подтверждения.
Между тем, разведка Северо-Западного фронта так и не смогла установить факт громадного превосходства русской армии над противником. Как мы помним, эта разведка находилась в ведении Бонч-Бруевича. Отметим, что и в дальнейшем разведка Северо-Западного фронта, курируемая братом доблестного соратника Ильича, работала отвратительно. Позднее, в январе 1915 года она прозевала прибытие в Восточную Пруссию целой новой германской армии и подготовку немцами наступления, в ходе которого русская 10-я армия была разбита, а 20-й армейский корпус погиб в тех самых Августовских лесах. Здесь - прямая вина Бонч-Бруевича, как генерал-квартирмейстера, отвечавшего за работу фронтовой разведки. Зато работа контрразведки Северо-Западного фронта, также находящейся в ведении генерал-квартирмейстера, потрясла страну. Но об этом придётся рассказывать особо.
(Продолжение будет)
[i] Фарберов А.И. Заступничество Богородицы за русских воинов в Великую войну 1014 года. Августовская икона Божией Матери. М.: «Ковчег», 2007, с.101
[ii] РГИА, Ф.769, Оп.199 - VI. Д. 277-а
[iii] Фарберов А.И. Заступничество Богородицы за русских воинов в Великую войну 1014 года. Августовская икона Божией Матери. М.: «Ковчег», 2007 с.174
[iv] Там же, сс.94-96
[v] Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. Минск, 2003, с.108
[vi] Карпов Н.А. «Болото» Серебряного века. Наше наследие. http://www.nasledie-rus.ru/red_port/001210.php
[vii] Фарберов А.И. Заступничество Богородицы за русских воинов в Великую войну 1014 года. Августовская икона Божией Матери. М.: «Ковчег», 2007, с.108
[viii] Фарберов А.И. Указ. соч. с.189
[ix] Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! - М.: Воениздат, 1958. http://militera.lib.ru/memo/russian/bonch-bruevich_md/index.html
[x] Керсновский А.А. История русской армии. - М. с.237-238 http://militera.lib.ru/h/kersnovsky1/18.html
[xi] Карпов Н.А. «Болото» Серебряного века. Наше наследие. http://www.nasledie-rus.ru/red_port/001210.php
[xii] Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! - М.: Воениздат, 1958. http://militera.lib.ru/memo/russian/bonch-bruevich_md/index.html
[xiii] Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. Минск, 2003, с.98-101
[xiv] Карпов Н.А. «Болото» Серебряного века. Наше наследие. http://www.nasledie-rus.ru/red_port/001210.php
[xv] Брусилов А.А. Мои воспоминания. Минск.:Харвест, 2003, с.103-104
[xvi] Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! - М.: Воениздат, 1958. http://militera.lib.ru/memo/russian/bonch-bruevich_md/index.html
[xvii] Новиков П.А. Восточно-сибирские стрелки в Первой мировой войне. Иркутский государственный технический университет, 2008, с.82
[xviii] Сергеевский Б.Н. Пережитое, 1914 год. Белград, 1933, с. 55
[xix] Сергеевский Б.Н. Пережитое, 1914 год. Белград, 1933, с.58-60
[xx] Фарберов А.И. Указ. соч. с.193
[xxi] Фарберов А.И. Указ. соч. с.199
[xxii] Сергеевский Б.Н. Указ. соч. с.61-62
[xxiii] Флуг В. X армия в сентябре 1914 (воспоминания участника). Военный сборник общества ревнителей военных знаний. Книга 5. Белград, 1924, с.237-238
[xxiv] Новиков П.А. Указ. соч. с.82
[xxv] Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! - М.: Воениздат, 1958. http://militera.lib.ru/memo/russian/bonch-bruevich_md/index.html
[xxvi] Там же
[xxvii] Корольков Г. Русская армия в Великой войне: Стратегический очерк войны 1914-1918 г.г. Часть 2. М.1922, с.12
